- А сегодня разве среда? – удивилась мама.
- Конечно, - Дженсен поцеловал её в лоб и отправился на кухню, замачивать капризные китайские бобы мистера Ли.
Дженсен с мамой были в контрах. Более того, они противоречили друг другу самим своим существованием, как, скажем, геометрия эвклидова и геометрия неэвклидова. Мама Дженсена процветала в хаосе и колористическом буйстве. Она подпитывалась от несовместимых цветовых сочетаний, как слепой вампир. В её огромной квартире постоянно менялись детали обстановки. По средам Дженсен заходил с опаской, вдруг на него нападёт гигантский оранжевый табурет или ширма, размахивающая золотыми нитями бус.
Дженсен наслаждался, но сбегал, как только подворачивалась возможность. Переизбыток беспорядка приводил его в ярость, а ругаться с матерью из-за собственных капризов у него не было желания.
***
Ауди Берт оставил на парковке вблизи входа: у Босса несколько встреч на этот день было запланировано - не тащиться же за тачкой в гараж лишние триста ярдов.
Босс, гневно ругая идиотскую, навязанную женой обувь, с кряхтением выбрался из салона. Берт послушно шел следом, кивая головой в знак согласия и сочувствия.
- Ты за мной, - сообщил Барни Джареду. - Босс сказал...
Джаред уклонился от прикосновений. Он не любил, чтобы его трогали.
- Я в курсе. Не глухой.
- Ну так тупой, значит, - заржал Барни. - Если подставляешь свою тупую задницу. Думаешь, рядом с Боссом на одном сиденье катаешься, значит, в любимчиках уже и ничего тебе не будет? Ага, ты точно тупой ублюдок, если так решил.
Джаред промолчал: всем из окружения Босса было известно, что Барни Стетсон - неудачник из неудачников. Начал с тринадцати лет работать на Кинга, сейчас ему тридцать три, ума ноль, пользы ноль, достижений кроме бочкообразной туши - ноль. Босс рассудил в высшей степени здраво относительно Барни: "Если я его выпну, сука, настучит и растрепет, что не надо, а так - ну хотя бы тушей своей прикроет. И то польза. Пусть остается". Впрочем, практицизм и умение везде и всегда видеть свою выгоду были отличительными чертами Босса.
- Иди, иди, - подгонял Джареда Барнс. - Ногами перебирать быстрее можешь, каланча.
У Босса было несколько офисов, в разных районах Детройта. Официально за Бозли Кингом числилась строительная фирма, фирма-поставщик деревообрабатывающих станков и продукции из дерева, за его женой, Миссис Босс, как звали её все, - три автозаправки. Для города численностью меньше миллиона весьма неплохой список. И все-таки Бозли постоянно ныл и канючил о страшной бедности, сучных конкурентах, о том, что все плохо, плохо, мир катится в помойку, ублюдки из демократов дурят всем головы, а этим тупицам из Сената давно пора въебать по первое число.
Послушать Бозли - так ад уже состоялся на земле, и центр его был тут, в Детройте, и некто умный сказал короткое "да" дьяволу. Тут же в Детройте, в какой-нибудь особо паршивой дыре - завод Паккард или Джи Эм, чего далеко ходить.
То, о чем втайне, вероятно, отчаянно жалел Бозли Кинг – так это о том, что не он первым сказал то самое «да». Обломался, жирдяй. Вот и оставалось контролировать просачивающийся сквозь пальцы текучей водой полулегальный бизнес, поплевывая на налоги в пользу штата, ныть своим охранникам и пялить всякую шваль, пока жена не видит.
Джареду нравилось немногое в его работе: ездить в ауди Босса и слушать россказни того о снах - Босс в хорошем настроении всегда делился с Бертом, пока они ехали на очередную встречу. Это были грязные, короткие, сальные разговоры, часто о женщинах и сексе, ещё чаще - о деньгах и про деньги. Секс, женщины, деньги, страх и зависть - Джаред сидел у окна, прикрыв глаза, ошейник привычно холодил шею под челюстью, Босс говорил громко, со смаком и подробностями, Берт с натужным остроумием отвешивал плоские комментарии услышанному.
На самом деле рассказы Бозли звучали жалко и неинтересно, и вертелись на одном-единственном стержневом гвозде, вокруг одного-единственного значимого для Бозли объекта - его самого. Ему плевать было на все, кроме собственной персоны, из тех страусов, что сунут голову в песок и торчат кверху задом.
Но Джаред никогда не видел снов. Он засыпал, словно проваливался в черную бездонную яму, просыпался сразу, всегда помня, где он и что он. Поэтому сам факт наличия у кого-то снов вызывал у Джареда жгучее, почти болезненное любопытство, сдобренное, пожалуй, толикой зависти и печали.
Даже если это скучные, ебально-долларовые сны Бозли Кинга.
Неофициально Босс занимался чем мог. И швец, и жнец, и на дуде игрец - кажется, так говорят про подобных "старателей". Жена его нынешняя, будучи старше Бозли Кинга на семь лет, на первый взгляд казалась ангелом небесным: хрупкая, блондинка, в стиле раннего Голливуда и дымчатой платины, она держалась прямо, ходила на высоченных каблуках, говорила негромко и певуче.
"Сука и тварь", - говорил про неё Босс. Это ещё в хорошем настроении. Матильда Кинг была из той породы хищников, что подкрадываются незаметно, прыгают бесшумно и выдирают горло в один момент - тут ты ещё дышишь, а тут твоя трахея болтается в чужих когтях.
Бозли боялся её до смерти. Наверное, сильнее налоговой инспекции и рака простаты.
Джаред видел её частенько, когда Миссис Босс вздумывалось навестить "горячо любимого" супруга. "Как твои дела, дорогой?" - обычно спрашивала она, входя в кабинет Босса. Тот ухмылялся: "Как видишь, милая, твоими молитвами". Матильда морщила маленький аккуратный носик и медленно стягивала с рук узкие перчатки, всегда - сначала левую, затем правую. "А эта ебаная подстилка Рикки за дверью в твою комнату тоже, хочешь сказать, моими молитвами?" - уточняла она. Боссу нечем было крыть: насчет Рикки знали все, Матильда, конечно, и раньше всех, и подробнее всех, - и он молча, криво улыбался, только руки его, тяжелые, с короткими пальцами, поросшие густыми черными волосами, мелко подрагивали.
Джаред не любил Матильду, скверную, вздорную и холодную, как кусок льда в стакане бренди. Что не мешало ему считать Миссис Босс ужасно крутой и - в отличие от Босса - по-настоящему умной.
Пахло от неё - льдом. Никакой запах, прозрачный, неуловимый и очень, очень яркий, до слепоты.
***
Обещанный разговор так и не состоялся: к Боссу со срочным и внезапным визитом приехала жена - из кухонного окна Джаред увидел её темно-синий вольво, припаркованный впритык к боссовской ауди. Кажется, Миссис Босс решила обезопасить себя со всех сторон и приказала водителю заблокировать авто мужа. Что ж, на неё это очень похоже.
Матильда стремительно процокала шпильками по ступеням на второй этаж, к кабинету Бозли.
- Ну сейчас понесется, - тоскливо произнес Барнс. - Прикатила, бля.
Он ковырял вилкой спагетти, размазывал острый луковый соус по тарелке.
- А ты против имеешь что-то? - спросил его Луи, подбрасывая лопаткой блинчик вверх. - Пусть собачатся сколько вздумают. Нам-то что. Не суйся - целее будешь.
Барнс хлопнул глазами. Соображал он туго, требовалось от пяти минут до получаса порой, чтобы услышать его ответ.
Джареду безопаснее всего было в Клетке и привычнее, что уж говорить, но приятнее, конечно, в кухне. Пахло здесь потрясающе: жареным тестом, самодельным конфитюром и свежими, только утром купленными сливками. Луи, радостный и звонкий, как синица, ловко пек кукурузные блины, плавая в облаке жаркого, липкого почти на ощупь воздуха.
- Босс потом такой, расстроенный весь, - высказал Барнс. - Она же мозг вынимает.
Луи презрительно фыркнул, метнул один за другим все пять блинов со сковороды на тарелку.
- Не твоя печаль, милый. Ничего не будет: поорут, пособачатся, потом Рикки отсосет нашему Боссу, а потом наш Босс купит нашей Миссис Босс какую-нибудь охуенную штуку... Боже мой!
Луи не так часто поминал имя господне всуе, он был из новоорлеанских католиков, у которых с этим строго. Джаред глянул на него: повар застыл с лопаткой, а скворода шипела салом в ожидании новой порции теста. Барнс и тот догадался, что к чему: схлопнул варежку и вернулся к спагетти.
- Рикки! Чертов утырок Рикки, - наконец произнес Луи, перевернул блины неподжаренной стороной. - И ведь помянешь такое во время готовки! Джаред, а правда, что говорят?
Барнс намотал порцию макарон на вилку и отправил её в рот, медленно пережевывал. Он старательно делал вид, что не подслушивает, но хрена с два ему такое удавалось.
Джаред спросил:
- Что говорят?
- Ну что это ты нашел его. Вроде как, ммм, никто не знал, а ты нашел, - Луи обернулся и перехватил взгляд Джареда.
Глаза его, навыкате, с накрашенными и густо подведенными веками, блестели любопытством.
- Правда, - спокойно ответил Джаред. – Я его нашел.
- И как оно?
Джаред вспомнил запах мочи, дерьма и устричный, острый, тонкий запах срезанной кожи. Лужа крови, стянутые штаны и неловко разведенные ноги.
- Не очень, - честно сказал он. - Фигово совсем. - Он поднялся из-за стола: судя по набирающим громкость голосам наверху, никакого разговора с Боссом сегодня не будет, по крайней мере в ближайшее время. - Спасибо, Луи. У тебя, кстати, блины горят.
Луи запричитал "ну что такое, ну вот стоит помянуть же, ну все - испортил, заново теперь!" Во всем, что касалось готовки, он был суевернее столетней негритянки из пригородного гетто: никаких разговоров о мертвецах, крови, ведьмах и прочем пустом дерьме на кухне.
Рикки определенно даже мертвым умудрялся доставлять кучу неприятностей.
- Куда это ты собрался? - окликнул Джареда Барни.
- Никуда.
- Тогда сядь и прижми свой зад здесь.
Джаред, не споря, прикрыл за собой дверь и пошел по коридору к лестнице. А если Барнсу приспичило покомандовать – позовет, когда надо будет.
За дверью кухни громко выругался Барнс, Луи игриво что-то сказал, Джареду не было до них никакого дела.
Ему хотелось просто побыть одному. И выспаться бы, вообще здорово.
***
В четыре руки они справились с готовкой, едва не поругались из-за обрезков мяса, которые Дженсен собирался было выбросить в ведро, но мама перехватила их воистину футбольным броском.
- Ты что? – зашипела она. – Куда такое выбрасывать?
- Что ты с ним будешь делать? – удивился Дженсен, шевеля ложкой в густом супе.
- Сразу видно, что тебе не о ком заботиться, Дженсен. Заведи себе собаку, тогда поймёшь. Мы с мистером Картером собираем еду по всему дому и раз в день относим в ближайший приют. Не хочешь маленького бульдожка?
Дженсен вежливо отказался, на что мама покачала головой. Безответственный, мол. Что новостью не было уже много-много лет.
Они устроились в круглой гостиной за круглым столом на розовой скатерти с вышитыми цветами. Мама сложила руки над тарелкой и начала молитву.
- Благодарим тебя, Господи, за пищу и за вино, хотелось бы, конечно, чтобы оно стоило не тридцать долларов за бутылку, но, всё же, благодарим. Спасибо тебе за то, что мой сын Дженсен не забыл дорогу к моей маленькой скромной квартире. Спасибо тебе за то, что этот дрянной город ещё не рассыпался в песок, это самое настоящее чудо, Господи, никакими человеческими силами такого не достичь, даже если это руки моего сына Дженсена. Пусть он и занимается пустым и бесполезным делом, Господи, но я уже не прошу его больше о том, чтобы он бросил всё и забрал меня отсюда. Эти дети, Господи бывают так упрямы. Впрочем, ты меня, как никто понимаешь. Спасибо тебе. Аминь.
- Аминь, - сказал Дженсен уныло и взялся за суп.
- Ты же знаешь, я серьёзно, - сказала мама, надламывая белый пышный хлеб.
Она доставала еду из тайных, неизвестных Дженсену мест, никогда даже не переступала порог Костко или Волмарта, умудрялась приготовить обед с двенадцатью переменами из одной индюшачьей ноги и горстки овощей. Дженсен всерьёз считал, что часть продуктов мама создаёт усилием воли и воображения из воздуха.
- Я могу перечислить тебе все твои же аргументы, ответить на них контраргументами, добавить пару оборотов для красного словца и закрыть дискуссию за пятнадцать минут. Может, сэкономим время, мам?
- Если бы ты поступил, как твоя сестра, - не услышав, предложила мама.
Разговоры о сестре были для Дженсена – как тупая ложка в печень.
***
Следующие пять дней ничего не менялось: Бозли просиживал в офисе неподалеку от Лафайет-билдинг, щелкал телевизионным пультом, переключая каналы, и злился биржевым новостям. Джаред, верный приказу шефа быть в пределах досягаемости, находился рядом - или сидел в соседней с кабинетом комнатке, слепой конуре с дырой в стене (раньше это была тайная комната для тех, кто желал быть в курсе всего, глаз как у орла, и ушки на макушке), или стоял возле кабинетных дверей, здоровенных, с металлическими листами, прикрытыми поверх деревянными пластинами.
Джаред мог не двигаться часами. Ему не составляло особой сложности замереть в одном положении и стоять. Луи всякий раз удивлялся подобной способности. "Ну ты, дружище, даешь! - говорил он, неизменно шумный и радостный, протискиваясь в узкий зазор между створками дверными в кабинет Босса - с его завтраком, ланчем или чашкой свежего кофе на подносе. - И как только можешь? Я бы сдох, честное слово".
Джаред не отвечал. Что он мог ответить: могу - это и понятно, если делает; просто я такой - тоже понятно, Луи вот не такой. И другие - не такие.
Обычно он стоял, смотрел на деревянную панель обшивки напротив и считал медленные вдохи и выдохи.
Пять дней прошло, а Босс так и нашел время поговорить насчет Рикки. После последнего визита Миссис Босс он сам на себя стал не похож: внешне вроде и не изменилось ничего, разве что стал дольше засиживаться в кабинете, реже выезжал по делам, а если выезжал, то неизменно в защитном жилете, с таурусом (Джаред видел, как Босс пристегивал кобуру под пиджак и ругался - в последний год он раздался вширь, и пояс тесноват стал). Берт сидел теперь на заднем сидении, тесня своими плечами немаленьких Босса и Джареда. Барни сидел на месте Берта, Бозли менял постоянно машины, ауди на мазду, мазду на крайслер и по кругу. Приказывал менять номера.
Матильда приходила ещё дважды, но её посещения редко затягивались более четверти часа, и Джаред, послушно стоящий возле дверей, как исполнительный сторожевой пес, не мог разобрать ни слова из их разговора там, в кабинете. Обычно Бозли не стеснялся в выражениях и не считал нужным убавлять громкость собственного голоса, а тут они шушукались, как тайные заговорщики, прекратили всякую ругань, исчезли шлюшки обязательные - даже в бытность Рикки - ежевечерне. Матильда приезжала на темно-синем вольво, сама или с личным водителем, парковалась возле входа в офис, быстро поднималась на второй этаж и, тонко постукивая острыми каблуками, проходила длинный коридор. Стремительная, белокурая, пахнущая льдом, снегом, первыми заморозками, от которых, как от ледяной воды, ломит зубы и сладко горлу, не замечала Джареда, распахивающего перед ней дверь.
- Привет, - говорила она.
Не Джареду - Бозли.
Джаред мог видеть, как она стягивала быстро и нервно перчатки, левую сначала, затем правую, поправляла привычно локон пышной прически. Потом дверь закрывалась, и он оставался один в пустом, темном коридоре.
Только камера наблюдения подмигивала красным всевидящим глазком и едва слышно попискивала каждые пять минут. Фред утверждал, что пора бы сменить это старье - "даже такому профану, как я, понятно, но Босс не спешит раскошелиться, прижимист он всегда, когда не надо", - говорил Фред, подмигивая Джареду, пока обрабатывал его в очередной раз рассеченную бровь или выбитое плечо.
Джаред послушно выдыхал, пока пятка Фреда толкалась в подмышку, следовал резкий щелчок, и плечо вправлялось.
- У тебя, дружок мой, привычный вывих уже, - посмеиваясь глазами, говорил Фред. - Смотри, ложный сустав сформируется, та ещё ерунда.
Он вытирал руки, накладывал тугую повязку на грудь.
- Пара часов сна - и как огурчик.
За дверью было тихо. Пахло Матильдой, тонким, резким и хрупким в своей надменности запахом.
Джаред уставился на ссаженные пальцы: вчера выезжал с Боссом, в район закрытого Паккарда, где всюду написано "хотим жрать!" - вышло неплохое мочилово.
- Жрать они хотят, - буркнул Босс, пробуя носком туфли (на этот раз Прада, а не Гуччи). - А золотой сортир они не хотят?
Он был зол, но злость его была всем привычна, как и его трусость, жадность до секса, денег и наслаждений самых грязных, самых скверных - никто и не представлял Бозли Кинга иным.
А вот то, что к его постоянной злости добавилось что-то ещё, вроде маленькой, едва-едва различимой тени, видел, получается, один только Джаред. Не видел - чувствовал: Босс будто осунулся, сдулся, как воздушный шарик с ослабшей завязочкой. Его что-то тревожило и сильно, и все это случилось после смерти Рикки, тем днем. Когда пришла Матильда и...
У Джареда заломило голову, сильно, прямо за глазами - словно он надышался холодным, стылым февральским воздухом.
Камера пискнула тонко, отсчитав очередные пять с четвертью минут.
Скрипнула дверная ручка, провернувшись, и в проеме открывшейся двери показалась Матильда.
- Увидимся, - сказала она мужу на прощанье.
Джаред молча отступил в сторону.
Матильда надевала перчатки, придерживая крохотную сумку локтем.
- За мной, - бросила она.
Джаред и не понял сперва, что это адресовано ему, так и остался стоять. Матильда, не услышав шаги, обернулась. Выгнула тонкую бровь.
- Иди за мной, я же сказала, - повторила она. - Ты, часом, не оглох?
Джаред молчал и не двигался с места.
Камера пискнула.
Матильда развернулась, смерила взглядом Джареда и соизволила подойти к нему, сама. Лоб её, выпуклый по-детски, приходился ровно на уровне груди Джареда.
- Так почему ты не слушаешь меня? - спросила она, запрокинув голову.
У Миссис Босс лицо отличалось той красотой, что хуже всякого уродства: холодное, неподвижное, как посмертная маска - кажется, улыбнись она тепло или заплачь внезапно, совершенство не выдержит и треснет, шрамами пойдет, осыплется. Впрочем, она довольно часто позволяла себе усмешку, быстрый изгиб тонких губ, а если смеялась, то коротко и сухо. Плачущей её Джаред ни разу не видел. Один лишь крохотный дефект оживлял её лицо: правый глаз Матильды был меньше левого, дело ли в пластике или родилась такой, но крохотная, не сразу приметная деталь смягчала презрение ко всему и всем, намертво сковавшее лицо.
Она знала и пользовалась этим искусно, когда считала нужным.
Вот как сейчас.
Чертова сука, - называл её Бозли.
Глаза у Матильды просто погибельные - понятно, на что Бозли попался, кроме прочего. Джаред отвел взгляд.
- Я слушаю, Миссис Босс, - ответил он.
Почему Бозли не зовет его? Почему нет Луи с чашкой крепкого эспрессо?
- По какой причине тогда ты вынуждаешь меня ждать? Я, кажется, понятно выразила свою мысль.
Её запах действовал на Джареда, как то самое, ежевечерние шлюхи Босса: когда они, голые и теплые, с мягкими животами, пахнущие сладко-конфетным, чуть сдобренным запахом пота, курева и бензина, опускались на колени, чтобы взять в свой теплый, мягкий рот, а Рикки сидел в это время напротив и отвешивал похабные шуточки. В том смысле, что сосать-то надо уметь, именно уметь, а не просто так - взял член и давай его мусолить, это лажа, полная. И Бозли в какой-то момент переставал хихикать, и начинал одышливо постанывать, двигая бедрами, поддавая девочке в рот, надавливая здоровой, волосатой ручищей на мягкий, беззащитный затылок и приказывал скачущим голосом Рикки заткнуться.
Джаред видел почти каждый из этих вечеров, а пару раз - когда у Босса настроение подходящее случалось - и поучаствовал, с той самой стороны. "Иди-ка сюда, иди-иди", - поманил его однажды Босс. Судя по судорожно напрягшимся дряблым бедрам, он был почти готов. Джаред послушно приблизился. Рикки чуть не подпрыгнул от радости на стуле. "А, ты хочешь, чтобы он..." - предвкушающе начал он, на что получил окрик "заткнись, шлюха!" Девушка, думая, что это ей, опустила голову ниже и приняла глубже.
"Вот, - забормотал Босс, надавливая ей на затылок, зарываясь толстыми пальцами в темные, короткие волосы. - Вот, смотри, пес, видишь... Видишь... а-ах, да-а, вот. Во-от такие они... Все", - погладил щеку девушки пальцем, и Джаред отследил - длинное и толстое, выпукло оттягивающее кожу изнутри - боссов член.
Вот так елда. Все горло, наверное, ссадил.
Бозли задышал короче и громче, сглотнул и вдруг схватил шлюху за плечо. "Прекрати! - велел он, бросил блестящий лихорадочно взгляд на Джареда и приказал: - Расстегнись".
Джаред никогда не ослушивался, даже в уме не имел - отказаться от веленного. Он быстро дернул молнию, вытащил пуговицу из петли и расстегнул ремень.
Бозли поглаживал рассеянно девушку по голому, смуглому плечу, следил за каждым движением Джареда с жадным любопытством.
"Сними штаны", - сказал он.
Джаред рывком сдернул джинсы до колен.
"Возьми у него", - коротко велел Босс.
Рикки тяжко и пошло выстонал что-то, выругался.
Девушка недоуменно посмотрела на Бозли, получила обидную пощечину, чтобы не тупила, всхлипнула, но тут же развернулась на коленях и привычно, как всегда так делала - взяла у Джареда в рот.
Джаред так бутерброды ел. Или хот-доги. Не думая, то есть, а потому что, черт побери, это самое обыкновенное, что все делают.
Рот её был тепл, влажен и жаден, язык умел и скор, а потом она пропустила член по щеке пару раз и взяла в горло, и Джаред беззвучно, сухо охнул, едва не потеряв пол под ногами. Мелькнул перед глазами Босс, красный, со спущенными штанами, дрочащий медленно, долгим скольжением ладони по торчащему вверх члену, мелькнула голова шлюхи с темными, короткими волосами, топорщащимися на затылке прядями, и горло узкое, хрупкое, все из косточек и хрящей, взяло его.
Про Матильду он не смел даже близко думать в том роде, что шлюха и на коленях, и член во рту. Но его било куда-то под дых коварным, свежим и холодным ароматом её кожи, волос, хищных остроносых туфель и узких перчаток, и дурацких сумочек, куда даже чертова связка ключей не поместится.
Он никогда не забывался, он даже не понимал, что может быть по-другому.
- Я не могу, Миссис Босс, - наконец произнес Джаред. - Я должен быть здесь.
Настал черед Матильды молчать.
Она неожиданно тронула его лицо - и пальцы её были вовсе не холодны, как можно подумать, теплые и нежные, повернула осторожно за подбородок к себе.
Глаза её, когда Джаред встретил её взгляд, чистые, прозрачные, как гребаные глаза гребаной святой из передачи какой-то по телеку, были холодны, а его жаром окатило.
- Я все понимаю, Джаред, - мягко произнесла она. - Но я сказала: иди за мной, и ты должен идти за мной. Понятно?
- Я должен быть здесь, - повторил Джаред. - Босс сказал.
На что получил пощечину - била Матильда от души, не щадя пальцев, - и пожелание сдохнуть тут же, "вместе с твоим идиотом-хозяином!"
Вернувшись на ночь в Клетку, он не мог заснуть. Лежал и нюхал свои руки - пальцы, ладони. Повсюду, мерещилось ему, был этот чертов сучный запах. Весенний, предательский, изменчивый.
Промаявшись долбаную кучу времени, Джаред скатился вниз и начал отжиматься, без счета, на пальцах, пока запах крепкого, острого пота не перешиб аромат Матильды.
Вот сука, думал он в темноте, вот сука какая привязчивая.
***
Мак, сестра Дженсена, уехала из Детройта - сорвалась посреди второго года колледжа и - как не было. Они искали её, даже через федеральный розыск, но не было и не было. Дженсен иногда просыпался за пять минут до будильника, вставал, растягивался на тёплом полу и вспоминал: а была ли Мак? Или он придумал её вместе с тем зоопарком, который он навоображал себе, когда ему было лет пять. Будто бы у Дженсена был зоопарк, и в нём жили звери, сидели, большие такие и красивые, в просторных клетках. И Дженсен каждый день кормил их по утрам и выбирал одного, с кем провести день. Он выбранного зверя выпускал из клетки и ходил с ним в сад, на площадку, к Корри-Корнелии без передних зубов и торчащими к верху косичками на цветных проволоках. Потом вечером он возвращал зверя, кормил, чесал за ухом и засыпал довольный.
Мак обнаружилась на Мэйне через полтора года, замужем за почтальоном, с солидным белым животом, в котором рос дженсенов племянник, коротко постриженная - почти под ноль, и ни следа не осталось от её лёгких, светлых волос - и с новой фамилией. И от старой Мак в ней не осталось ничего, она светилась счастьем и улыбалась, не переставая. Обещала звонить и, правда, звонила, только не матери, Дженсену. Мать с ней говорить перестала сразу же, после первой, увесистой пощёчины и долгого поцелуя в лоб.
- Из детей у меня один сын остался, - заявила она. Но Дженсена сестрой изводила, неожиданно посчитав её побег поступком, достойным, как минимум, учебников по истории, тех глав, где про пионеров и первых поселенцев Дикого Запада. Дженсен отказывался понимать, откуда взялось материнское лицемерие, где блудного сына хвалят за глаза, а послушного корят бесхребетностью.
Уезжать из Детройта он и не собирался. Будто ему делать здесь нечего. Работы было невпроворот, пусть строили здесь мало - но зато перестраивали-перекраивали старое, и толковый архитектор был нарасхват. Именно потому, что таких вот беглецов из Детройта было множество, особенно среди тех, кто умел делать своё, а не ломать чужое.
Но Дженсен не перебирал.
Когда он уже собирался домой ехать, мама поймала за рукав куртки, усадила на шаткий стул в коридоре и принялась беспорядочно перебирать волосы над лбом.
- Постричься бы тебе, Дженсен.
- Куда уже короче?
- Езди осторожно, прошу тебя, - зачем-то попросила она, будто Дженсен был из тех, кому не хватало адреналина в жизни, и они по выходным таскались в закрытые районы посмотреть, как чёрные друг другу кишки выпускают за двадцатку.
Когда-то Крис, не спрашивая, свозил Дженсена в подобное местечко. В узком отростке Мичиган авеню стояла заброшенная давно школа, и внутри был, не бордель даже, слишком громкое слово. Притон для случки. Дженсен до сих пор помнит запах, неизбывная смесь спермы и смазки. Пропитанные наркотой - как бумага водой, насквозь - шлюхи обоих полов вились на матрасах, на полу, раскачивались в чёрных качелях или торчали столбами, растянутые от пола до потолка. Дженсену казалось, что у него не встанет потом никогда, но когда к колену прикоснулся перекаченный белый парнишка лет восемнадцати, забитый с ног до головы, даже кончик члена раскрывал драконью пасть - прикоснулся и выдохнул сладко.
- Дай чвой член, красавчик. Горит всё, дай поскакать.
Дженсен так и не снял натянутый на голову капюшон, так и не трахнул никого, опасаясь полного перечня медицинского справочника венерических заболеваний. Но он никогда - никогда в жизни так не дрочил, яростно наяривая, с криком, превратившимся потом в хрип, голос сорвал напрочь, проваливаясь в этой жуткий густой запах мёртвого и разложившегося семени.
- Мам, за кого ты меня принимаешь, честное слово? У меня что, клиенты около Паккарда живут, что ли?
Мама покачала головой, подняла его со стула и велела подумать о себе.
Будто он думал о ком-то другом.
***
...И вообще он ненавидел, когда кто-то называл его "малыш". Малыш, детка, мальчик. Боссовы пальцы трогают шею, под правым ухом, и Джаред послушно поворачивает голову, и Босс говорит свое, хриплое: "Взять". И---
Внутри скулит, рвется, заходится сиплым, злым лаем псина - "моя сучечка", ласково называет, по забывчивости, Босс. Джаред со свистом долго втягивает воздух, его кроет сухой, жгучей яростью - от груди и вниз, и вверх, до корней коротко обрезанных волос. И, блядь, понеслось, понеслось, разъебись оно все - по-не-с-лось.
- На этот раз троих. Представь. Да, взял и разделал под стейки... Что, что говоришь?.. А-а, хах... Ну ты ж ебаный идиот: на кого я тебе сказал ставить?
Голос Босса звучал гулко и мято, как в банке с толстыми стенками. Джаред попытался открыть глаза, ни черта не вышло.
- Я что, просто так слова кидаю, на воздух? - ярился Босс. - Какого черта, да, да, я говорю: какого черта! Кого слушаешь...
- Простите, - вклинился чей-то чужой голос. - Убавьте громкость, вы не у себя дома.
Шефа, вероятно, заклинило. Джаред прикинул, плавая в мареве слабости и темноты, - глаза упорно не открывались: а ведь Барни и Берт в жизни не ответят.
Второе, что он понял: они где-то, вне офиса и точно не на базе, и что-то с тачкой случилось, если посторонние вокруг.
Босс очнулся.
- Прошу прощения, - буркнул он.
- Разумеется, - тотчас ответил ему тот самый, незнакомый.
Вероятно, они разошлись сразу, вероятно, Барни и Берту удалось оттеснить их с Боссом подальше и поглубже, хороня от чужого внимания. "Сука выебистая", - пробормотал Босс, словно в спину плюнул.
"Моя сучечка".
Джаред дернулся, тут же ладонью его прижало обратно, успокаивая. Знакомые, грубые, как клешни крабов, пальцы.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |