Понедельник, 3 сентября
— Вам принести что-нибудь еще? — спросила официантка.
Это была высокая женщина с длинными белокурыми волосами, которые, когда она двигалась, отливали на свету золотом. Она была одета в форменную белую блузку с высоким воротником, атласную жилетку и черные брюки.
Нэйсмит посмотрел на официантку:
— Принесите счет, пожалуйста.
Он проводил ее взглядом, понаблюдал, как она бойко шагает по полированному деревянному полу, и восхитился отличной фигуркой, которую не могла скрыть даже неказистая униформа. Затем повернулся к сидящему напротив начинающему лысеть мужчине.
— Познакомишь меня с ней, а? Познакомишь? — с легким валлийским акцентом спросил тот Нэйсмита.
Он поправил очки в стальной оправе и с жадной ухмылкой кивнул в сторону удаляющейся грациозной походкой официантки.
Нэйсмит улыбнулся:
— Знаешь, Кен, мне кажется, ты не в ее вкусе.
Последний раз они с Кеном виделись тысячу лет назад. Лысина его с тех пор расплылась, как и талия, но он по-прежнему оставался хорошим, компанейским парнем. Три года они проработали вместе в фирме ТТС — достаточно, чтобы получить акционерный опцион, [5]а потом уволиться. Нэйсмит перебрался в «Уинтерхилл», а Кен, после того как его несколько раз отстраняли от работы, правда с сохранением заработной платы, подался в компанию, являющуюся одним из главных конкурентов ТТС на рынке. Сегодня они совершенно случайно встретились на конференции и теперь приятно проводили вечер, беседуя на профессиональные темы и накапливая скидки на корпоративную кредитку Кена.
— Да и вообще, — продолжил Нэйсмит, — ты ведь женат.
— Иногда даже женатые мужчины мечтают стать холостяками, — не спуская глаз с симпатичных форм официантки, пробормотал Кен. — А уж при виде такой женщины…
Они рассмеялись, Кен разлил остатки вина и протянул бокал Нэйсмиту.
— А как ты, Роб? — спросил он. — По-прежнему живешь счастливо, не обремененный серьезными отношениями?
— Ну, вообще-то, я теперь живу не один.
— Правда? — удивленно поднял брови Кен. — И кто же решился связаться с таким мошенником, как ты?
— Не знаю, встречался ли ты с ней. Ее зовут Ким.
— Это не та маленькая темноволосая девчушка, с которой ты приходил на последнюю нашу рождественскую вечеринку в ТТС?
— Она самая.
— Япона мать, — протянул Кен и откинулся на спинку стула. — Ты здорово устроился, приятель.
— Да, — задумчиво кивнул Нэйсмит, — пожалуй, что так.
Вернулась давешняя официантка и положила на столик небольшую кожаную папку со счетом.
— Я угощаю, — широко улыбнулся Кен, схватил папку и протянул вместе с кредиткой официантке.
— Ну, если ты настаиваешь… — Нэйсмит пожал плечами и убрал бумажник. — В следующий раз плачу я.
Кен кивнул, потом взял переносной терминал, приподняв очки, посмотрел на высветившуюся сумму и ввел пин-код.
— А ты все так же обитаешь в Хэмпшире? Или где там?
— В Уилтшире. В паре миль от Солсбери.
— Точно, теперь я припоминаю. Очаровательное местечко это Солсбери. Стоунхендж, друиды и всякое такое…
Он вернул терминал официантке и широко улыбнулся.
— Благодарю вас, — сказала она и с легким кивком протянула кредитку и чек. — Приятного вечера, джентльмены.
Кен сложил чек и проводил официантку долгим взглядом.
— Нет, ты видел, а? — произнес он со вздохом. — Я дал ей двадцать фунтов чаевых, а она мне даже не улыбнулась.
— Да ладно причитать, — рассмеялся Нэйсмит и встал из-за стола.
— Надо было тебе расплачиваться, — буркнул Кен.
Когда они вышли из ресторана и стали спускаться по лестнице, налетел порыв ледяного ветра, но оба уже были в достаточной степени разгорячены спиртным и холода практически не ощущали.
— Где ты остановился? — спросил Нэйсмит и поднял руку, чтобы поймать такси.
— Есть одно милое модное местечко на Треднидл-стрит. За углом от «Корнишона». [6]
— И как там?
— Прилично, в общем, — пожал плечами Кен. — А завтрак просто на пять баллов.
На противоположной стороне улицы притормозило черное такси с включенным огоньком. Когда появился просвет в потоке машин, такси заложило крутой вираж, развернулось и остановилось у тротуара возле приятелей. Нэйсмит открыл дверь и обернулся к Кену.
— Прошу, — пригласил он. — Могу тебя подбросить — мне ехать дальше, в Кэнэри-Уорф.
Они объяснили таксисту, куда везти, и уселись на широкое заднее сиденье. Машина тронулась с места, и приятели уставились в окна, разглядывая ярко освещенные витрины многочисленных магазинов. Через открытый лючок в перегородке между передними и задним сиденьями из магнитолы доносились обрывки разговоров и треск статического электричества.
— Так ты счастлив, работая в «Уинтерхилл»?
Вопрос прозвучал внезапно, но Кен всегда был докой по части неожиданных заявлений.
— Да. — Нэйсмит вопрошающе глянул на приятеля. — А почему ты спрашиваешь?
— Не пойми меня неправильно, но мне кажется, эта компания не для тебя, — объяснил Кен. — Ты же всегда искал возможность проявить себя в сложных ситуациях, а у них…
— У них таких возможностей масса. Надо просто знать, где искать.
Кен кивнул, не спуская с Нэйсмита изучающего взгляда:
— Значит, тебе там нравится?
Нэйсмит на мгновение задумался.
— Работа там дает мне свободу, а это на данный момент для меня самое главное. — Он сел поудобнее, откинул голову на подголовник, потом повернулся к бывшему коллеге и усмехнулся: — Ты что, хочешь сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться?
— А что может быть лучше, чем работать вместе со мной? — подмигнул приятелю Кен. — Как в старые добрые времена, а? Мы с тобой горы сможем свернуть.
Нэйсмит рассмеялся:
— Ты мне льстишь, дружище. Но я не уверен, что сейчас для меня подходящее время что-то менять. Задай мне этот же вопрос через несколько месяцев.
— Тогда может быть уже поздно, — с преувеличенной серьезностью заявил Кен. — Гнев отвергнутой женщины страшнее ада… ну и все такое. [7]
Сейчас они проезжали район, в котором были сосредоточены различные финансовые учреждения. Машины здесь попадались реже, но были более дорогими. На красном светофоре рядом с такси затормозила белая «феррари» и, едва свет сменился на зеленый, рванула с места с визгом шин и ревом двигателя.
— Признайся, весь сегодняшний вечер был затеян ради этого? — полувопросительно произнес Нэйсмит.
— Вовсе нет, вовсе нет! — запротестовал Кен, потом состроил заговорщическую физиономию и наклонился ближе к приятелю, так что виниловое покрытие сиденья заскрипело. — По правде сказать, я очень надеялся подпоить тебя и заполучить информацию о клиентской базе, но ты даже после трех пузырей вина остался неразговорчивым сукиным сыном!
Они рассмеялись. Такси в этот момент остановилось возле небольшого отеля.
— Ты не меняешься, Кен.
— Да и ты тоже! — Он распахнул дверь, не без труда выбрался из машины, потом выпрямился и с ухмылкой поправил на носу очки. — Смотри не закисни на этой работе.
Нэйсмит улыбнулся в ответ:
— Мне хватает разнообразия в жизни.
За окнами проплывал город, омытый редким оранжевым сиянием фонарей и рекламных стендов. Такси притормаживало на светофорах и снова устремлялось вперед, а Нэйсмит наблюдал за кипящей на улицах жизнью — прохожие казались ярко очерченными силуэтами на фоне освещенных витрин.
Он поднял левую руку, так чтобы на часы упал свет фар движущегося следом автомобиля, и проверил время: 23:07. Чуть больше девяти часов осталось до того момента, когда можно будет начать игру, обещающую стать чрезвычайно увлекательной. Насколько далеко он сможет продвинуться за ту неделю, что должен провести в Лондоне? И самый главный вопрос: удастся ли до пятницы снова повстречать намеченную жертву?
Такси описало широкую дугу и остановилось у входа в отель. Мотор тихо заурчал на холостых оборотах.
— Приехали, — сообщил таксист и выключил счетчик.
Нэйсмит выпрямился, полез за бумажником и в этот момент почувствовал, как во внутреннем кармане куртки завибрировал поставленный на беззвучный режим телефон. Недовольно поморщившись, он вытащил мобильник, увидел, что звонит Ким, и отправил сигнал «Занято». Он всегда полагал, что это невежливо — разговаривать по телефону и одновременно общаться с кем-то еще.
Нэйсмит достал наконец бумажник, расплатился по счетчику, спрятал сложенный чек в карман и выбрался на тротуар. Такси взревело двигателем и умчалось в темноту, а Нэйсмит остался стоять у подножия устланной ковровой дорожкой лестницы, на которую падал яркий свет, проникающий через стеклянные двери.
Зевая и прижимая к уху телефон, он прошел в вестибюль. Голос Ким, когда она ответила на звонок, показался Нэйсмиту странным.
— Да?
— Привет. Ты извини, но я тогда как раз вылезал из такси.
Пауза.
— Ты где сейчас? — тихо спросила Ким.
— Вернулся в отель и в данный момент направляюсь к себе в номер.
Да что же с ней такое? Может быть, переутомилась? Хотя еще не очень поздно.
— Хорошо.
Снова пауза.
— Ты один? — спросила Ким.
Нэйсмит остановился перед лестницей и устало привалился к стене. Когда он уезжал, а Ким оставалась дома, ее начинали одолевать демоны подозрения.
— Ну конечно один, — вздохнул он. — И с чего ты вдруг подумала, что может быть иначе?
— Да так. Ерунда.
— Ким, не начинай, — предупредил он девушку. — Я весь день проторчал на этой чертовой конференции, а вечером посидел в ресторане за бокалом вина с Кеном из ТТС. Мы были вдвоем, я и он, сидели весь вечер и болтали о работе. Все в порядке?
— В порядке.
Судя по голосу, Ким начинала ему верить. И на сей раз он действительно сказал чистую правду.
— А на твой звонок я не ответил, потому что расплачивался с таксистом. В самом деле, Ким, у тебя уже паранойя.
Она забормотала какие-то неуклюжие извинения, и Нэйсмит понял, что его решительная тактика сработала. Если они начинают извиняться, это означает, что ты добился своего.
— Все хорошо, — успокоил он подругу.
Сейчас было бы самое время укрепить достигнутое преимущество, заставить Ким почувствовать себя полной дурочкой, так чтобы она и не подумала больше задавать ему вопросы. Но Нэйсмит вдруг обнаружил, что не хочет этого делать. Не по отношению к Ким. Он отчетливо представил, как девушка забилась в уголок дивана в гостиной, поджала под себя ноги и бережно держит в руке телефонную трубку; непослушные пряди волос падают на взволнованное лицо. Нет, он не станет так поступать с ней.
Надо просто сменить тему разговора, и тогда Ким совершенно успокоится.
— Знаешь, когда мы сидели с Кеном в ресторане, он предложил мне работу.
— Правда?
— Правда. У нас неплохо получалось работать вместе, и он решил, что это будет хорошая идея.
— И что ты ему ответил?
— Сказал, что подумаю над его предложением, — спокойно солгал Нэйсмит.
— Роб, дорогой, — кротко произнесла Ким, — я так сожалею о том, что наговорила тебе. Но я беспокоюсь, понимаешь?
— Тебе нужно просто верить мне, и все устроится.
Следующее утро встретило Нэйсмита моросящим дождем. Он сидел на холодной металлической скамейке и смотрел на платформу. Настроение у него было такое же мрачное и безрадостное, как низкое небо над головой. В теории все представлялось легко и просто, но действительность оказалась более суровой, и теперь Нэйсмит сомневался, что это вообще возможно — обнаружить человека, если неизвестно, на каком поезде он может приехать.
Он провел на станции «Поплар» всего минут двадцать, но и этого было достаточно, чтобы прийти к убеждению: сегодня мужчину с рыжеватыми волосами он не разыщет. Естественно, он начал охоту ровно в двадцать семь минут девятого, — правило о двадцатичетырехчасовой отсрочке являлось незыблемым — поэтому, если жертва ехала более ранним поездом, они должны были разминуться.
Впрочем, выбранный им способ поиска вряд ли мог привести к успеху. Хотя поезда легкого метро состояли всего из нескольких вагонов и были хорошо освещены, было очень трудно рассмотреть всех пассажиров во всех вагонах. Нэйсмит попробовал встать в начале платформы, с тем чтобы прибывающий на станцию поезд полностью проезжал перед ним, но особых дивидендов эта тактика не принесла. Вагоны проносились слишком быстро, люди в них ходили взад-вперед, и, что было хуже всего, видеть он мог фактически только тех пассажиров, которые сидели с ближайшей стороны. Шансов практически не было.
Нэйсмит откинулся на спинку скамейки и потер кулаками слипающиеся глаза — все-таки многовато вина он выпил вчера с Кеном. Распрямив ноги, подавил зевок и уставился в хмурое небо. Если он хочет найти рыжеволосого мужчину, лучше всего это сделать, когда тот будет находиться на платформе — либо перед тем, как сядет в поезд, либо после того, как сойдет с него.
Поднявшись со скамейки, Нэйсмит размял затекшие мышцы и подошел к большой схеме маршрутов легкого метро, висевшей позади. Пальцем он провел вдоль сине-зеленой ветки, пока не уткнулся в станцию «Поплар», на которой и произошла роковая встреча. Тот поезд направлялся в центр города — следовательно, сесть жертва должна была где-то раньше. Но где? Из Восточного Лондона имелось два различных маршрута, а уж сколько на них было станций…
Он поморщился и решил проверить, куда направляется поезд после «Поплара». Здесь выбор был значительно меньше: всего пять остановок, причем две из них — крупные узловые станции, которым следовало уделить особенное внимание.
Он понял, что до завтрашнего утра сделать больше все равно ничего не сможет, так что вполне можно было отправляться на конференцию и там наконец позавтракать. Зевая, Нэйсмит развернулся и направился на противоположную платформу дожидаться своего поезда.
Среда, 5 сентября
Расплачиваясь с таксистом, Нэйсмит добавил приличную сумму чаевых. Водитель заслужил их — за всю получасовую поездку не попытался завязать беседу, и это как нельзя лучше устраивало Нэйсмита. Теперь он стоял на тротуаре, а мимо проносились с ревом многочисленные в этот ранний вечерний час автомобили. Он обернулся и поднял взгляд на высящееся за спиной величественное здание: четырехэтажный георгианский особняк, расположившийся прямо на площади Гайд-парк-корнер.
Место было далеко не из дешевых, а раз его клиенты здесь останавливаются, значит недостатка в деньгах не испытывают. Размышляя об этом, Нэйсмит слегка улыбнулся и поднялся по ступенькам к входной двери.
Швейцар, мужчина с хмурым лицом в сером мундире и шляпе-котелке, сделал шажок вперед и предупредительно открыл перед посетителем высокую и тяжелую деревянную дверь.
— Благодарю вас, — кивнул Нэйсмит и прошел в небольшое фойе.
Огромная дубовая дверь медленно закрылась и словно отрезала Нэйсмита от окружающего мира. Шум города стих, а единственным звуком, нарушавшим тишину, был стук его подошв по полированному мраморному полу. Здесь приятно пахло старой древесиной и мебельным воском, искусно подобранная обстановка словно переносила посетителя в девятнадцатое столетие. С высокого потолка свисали на длинных цепях богато украшенные люстры, здесь и там были расставлены столики, на которых стояли вазы с букетами прекрасных цветов, по углам расположились резные стулья из красного дерева. Нэйсмит подошел к длинной стойке ресепшена, и стоящий за ней безукоризненно одетый портье приветствовал его почтительным кивком:
— Добрый вечер, сэр. Чем могу вам помочь?
— Меня зовут Роберт Нэйсмит. Я пришел на встречу с одним из ваших постояльцев, мистером Верноном Капфаном, но, кажется, явился рано.
Портье кинул взгляд на монитор компьютера и вежливо улыбнулся:
— Хорошо, мистер Нэйсмит. Подождите в комнате напротив, а я немедленно сообщу мистеру Капфану о вашем приходе.
— Благодарю вас.
Нэйсмит открыл дверь, на которую указал портье, и прошел в большую светлую комнату, обставленную в стиле эпохи Регентства. На окнах висели тяжелые малиновые с золотом шторы, гармонирующие по цвету с бархатной обивкой низеньких диванов; круглые столики на одной ножке сверкали полированными поверхностями. После недолгого раздумья он выбрал большое и удобное кресло с деревянным каркасом — оно стояло спинкой к двери, но, благодаря отражению в зеркальной поверхности мебельной горки, из него открывался превосходный обзор фойе.
В комнате царила мертвая тишина — чем дольше Нэйсмит здесь находился, тем больше ему казалось, что он оглох. В окно он видел верхушки кабин грузовиков и красные крыши автобусов — по улице двигался бесконечный транспортный поток, но внутрь, через толстые стены кремового цвета и чистые, без единого пятнышка, стекла, не проникал ни один звук. Гнетущую тишину изредка нарушали приглушенные голоса, доносящиеся со стороны ресепшена, но затем они смолкали и в комнату возвращалось полное безмолвие.
Нэйсмит снова посмотрел на часы и раздраженно поморщился — теперь уже нельзя было сказать, что это он пришел рано, теперь его клиенты опаздывали. Он откинулся на спинку кресла и задумался, сколько еще придется ждать. Состоятельные клиенты вообще имеют привычку опаздывать (или задерживаться), и их можно понять. Люди, попусту тратящие время, могут быть пунктуальными, серьезные же люди — те, у кого действительно водятся деньги, — естественным образом воспринимают себя в качестве клиента, который всегда прав, и не считают нужным торопиться к продавцу.
В любом случае это было далеко не худшее место, чтобы ждать, и уж точно лучше находиться здесь, чем на этой треклятой конференции. Днем он с трудом вынес очередные несколько часов до смерти скучной говорильни — пришлось сидеть и стараться не заснуть во время речей докладчиков, которые страдали полным отсутствием умения выступать перед публикой. Особенные мучения доставил основной докладчик, пышущий энтузиазмом полудурок, который, по впечатлению Нэйсмита, имел все шансы в ближайшее время лишиться работы.
Нэйсмит вздохнул, уселся в кресле поудобнее и вытянул ноги. Мягкий толстый ковер приятно пружинил под пятками. День выдался длинным и утомительным, опять пришлось рано вставать. И в очередной раз он поймал себя на том, что мыслями возвращается к тому рыжеволосому мужчине, который посмотрел на него из окна поезда, — самый обычный человек, живущий обычной жизнью и даже не подозревающий, что в то самое мгновение он, возможно, взглянул прямо в лицо смерти. Почувствовал ли он что-нибудь, когда встретился взглядом с Нэйсмитом? Ощутил ли, что в его жизни произошло очень значительное событие, пусть и не понимая смысла произошедшего? Нэйсмит надеялся на это. Такой судьбоносный момент должен прочувствовать даже самый приземленный человек. Он снова задумался над тем, где его жертва может работать, где живет… и где ей лучше будет умереть.
Конечно, для начала этого человека следует найти. Нэйсмиту пришло в голову, что маршрут рыжеволосого вовсе не обязательно должен ограничиваться поездом легкого метро, — возможно, он совершает пересадку и едет дальше, в центр Лондона. Данное обстоятельство резко повышало его шансы разыскать мужчину на одной из двух крупных пересадочных станций, куда прибывают составы как легкого метро, так и обыкновенной подземки. Устроив засаду на станции «Тауэр-Гейтуэй», Нэйсмит ощущал, как все внутри его буквально зудит от нетерпения. Он стоял недалеко от эскалатора, наблюдал, как толпы пассажиров спускаются на тротуар, и чувствовал себя настоящим хищником. Вот только результат оказался нулевой: человек, которого он поджидал, так и не появился. Что ж, завтра утром он отправится на «Бэнк-стейшн»…
Внезапно в зеркале прямо перед собой он увидел отражения двух мужчин, только что появившихся в холле. Нэйсмит улыбнулся и, не оборачиваясь, встал из кресла.
Когда двое приблизились, он наконец повернулся к ним и радушно протянул руку:
— Очень любезно с вашей стороны, джентльмены, что вы нашли возможность уделить мне немного времени…
Среда, 5 сентября
К счастью, в приемной снова никого не было. Однажды, пока он дожидался Джин, пришла женщина средних лет и села напротив. Харленд находился в ярости и одновременно ощущал себя неловко. Он листал старый журнал и чувствовал, как женщина буквально пожирает его взглядом. Оценивающим взглядом. Один тот факт, что человек сидит здесь, означал, что у него не все в порядке.
Но сегодня не было ни бесстыдных взглядов, ни тихого покашливания, чтобы нарушить тягостное молчание. Харленд сидел, поставив локти на колени, рассматривал журналы и при этом громко шелестел страницами — находиться в полной тишине было очень неприятно.
Когда Джин появилась в дверях и поманила его за собой, Харленд испытал огромное облегчение. Психотерапевт сегодня была в джинсах и ботинках, а также плотно облегающем свитере — всякий раз, когда Харленд думал о Джин, он представлял ее именно в этом свитере. Он выгодно подчеркивал фигуру, и Харленду пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвлечься от посторонних мыслей, подняться из кресла и последовать за врачом в маленькую комнату для приема.
Джин положила на стол записную книжку, открыла чехол и достала очки — другие, не те, которые носила обычно.
— Это ведь у вас новая пара? — спросил Харленд, когда она их надела.
— Что? — посмотрела на него Джин.
— Очки, — пояснил инспектор. — Они вам идут.
Черты лица женщины разгладились, и она улыбнулась теплой улыбкой, какой Харленд прежде у нее не замечал.
— Спасибо, — кивнула она, затем открыла блокнот, прочитала свои записи и взглянула на Харленда. — Ну, как у нас дела?
Он выдержал ее взгляд и вздохнул.
— Я по-прежнему в отпуске, — чуть склонив голову, сообщил инспектор. — Мне дают передохнуть от работы — хочу я того или нет.
— Так. — Джин помолчала, потом продолжила: — А вы хотите, Грэхем? Отдохнуть от работы?
— Нет.
Харленд поймал себя на том, что ответил слишком поспешно. Врач кивнула и сделала запись в блокноте.
— А почему так, по-вашему? — Джин откинулась на спинку кресла и посмотрела на пациента.
— Ну, я не уверен.
— Возможно, вам не хватает чего-то, к чему вы привыкли на службе? Или у вас сейчас просто неподходящее настроение для отпуска?
Харленд наклонился, упер локти в колени и уставился на ковер на полу.
— Того и другого понемногу, — пожал он плечами. — Мне неприятно, что пришлось бросить расследование на полпути. Могут появиться какие-нибудь обстоятельства, требующие моего участия.
— А кто-то из ваших коллег может заняться этим во время вашего отсутствия?
— Тут все зависит от того, что это будет за коллега, — мрачно ответил Харленд. — Но, пожалуй, да, это возможно.
Джин долго молча смотрела на инспектора, потом спросила:
— А вы чувствуете себя так, как будто действительно бросили расследование?
Харленд долго раздумывал над ответом, потом произнес со вздохом:
— Не то что прямо так… Но я просто хотел бы так это воспринимать…
— Грэхем, я вас прекрасно понимаю, — участливым тоном сказала Джин.
Некоторое время они сидели практически в полной тишине, только скрипела ручка, которой врач делала пометки в блокноте. Харленд рассеянно водил пальцами по синей обивке стула, потом поднял голову и встретил прямой взгляд Джин.
— Вы сказали, что сейчас у вас не самое подходящее настроение для отпуска. А обычно вы получаете удовольствие от отдыха или же, быть может, вы ощущаете себя более счастливым на работе?
Харленд поднял брови:
— Счастливым? На работе?
На работе ему приходилось иметь дело с убийствами и прочими проявлениями насилия. Вряд ли подобные вещи могут кого-то сделать счастливым. Но все же часть его рвалась на службу, ко всем этим ужасам и грязи.
Джин наклонилась поближе:
— Некоторые люди находят, что каждодневная рутина помогает им упорядочивать жизнь. В этом нет ничего необычного.
Нет, это не про него. По крайней мере, прежде он за собой подобного не замечал…
— Наверное, мне просто нравится чувствовать себя при деле.
Раньше он говорил, что ему не хватает суток, чтобы сделать все дела, теперь же нечем было заполнить массу свободного времени.
Джин задумчиво покивала:
— Может, вы расскажете мне, что вы обычно делаете в свободное от службы время? Как проводите выходные?
Харленд подумал над ответом и потом сказал:
— Это зависит от графика дежурств, но, как правило, занимаюсь обычными домашними делами: убираюсь, чиню что-нибудь. В общем, стараюсь поддерживать дом в порядке.
Он замолчал, понимая, что для полного ответа этого недостаточно, что должен сказать больше.
— Еще я много читаю. Иногда выхожу погулять… — Он напрягся, попытался вспомнить что-то еще. — Ах да, и плаваю в бассейне, конечно.
Джин сделала пометку в блокноте и ободряюще улыбнулась инспектору.
— Ну а на этой неделе? Чем вы занимались в свободное время в свои отпускные дни?
Он откинулся на спинку стула, попытался вспомнить, но в голову лезло только одно событие, и вряд ли имело смысл скрывать это от психотерапевта.
— Я ездил в одно место возле Редхилла, — медленно сказал Харленд.
Врач ждала продолжения. От нее не укрылось, с каким вдруг трудом пациент произнес эти слова.
— Да, понимаю. Это там произошел несчастный случай… — Она быстро заглянула в блокнот и продолжила: — С Элис?
Ей пришлось уточнить имя.
Его внезапно окатила волна гнева, но в то же время она облегчила лежащее на нем тяжким грузом бремя, и рассказывать сразу стало легче.
— Да. — Он выпрямился и постарался сохранять спокойствие. — Я ездил туда несколько дней назад.
Джин молча ждала.
— Странно все это было, — словно разговаривая сам с собой, тихо произнес Харленд. — Я ведь не планировал туда ехать. Просто катался на машине без определенной цели и в конце концов очутился на той дороге. Я не был там с того самого…
Джин кивнула:
— И что вы тогда почувствовали?
— Пустоту. — Он пожал плечами. — Поначалу было что-то вроде страха, — ну, вы понимаете: слишком много воспоминаний. Но через какое-то время внутри меня словно все онемело. Кругом пустота.
— Должно быть, вам пришлось нелегко.
Харленд взглянул на психотерапевта.
— Я ожидал этого, — кивнул он, — но на деле тяжело стало только потом…
— Потом?
— Когда я вернулся домой.
— Как вы сказали, эта поездка пробудила в вас множество воспоминаний. Конечно, так быстро смириться с потерей близкого человека невозможно…
В устах психотерапевта последнее заявление прозвучало слишком сухо, словно речь шла о чем-то таком, с чем можно легко справиться. Ей-то просто об этом говорить, а каково ему? Как будто он может взять и позабыть об Элис, не ощущать больше горечь утраты. Харленд покачал головой.
— Она была вашей женой и…
— Не была! Элис — моя жена! — оборвал он врача. В это мгновение все вокруг словно переменилось, и Харленд вдруг почувствовал себя значительно увереннее. — Минуту назад вы даже не сразу вспомнили ее имя! Почему я должен слушать ваши измышления о том, чего вы совсем не понимаете?
Последние слова он почти прокричал и увидел, как Джин отшатнулась от него, а во взгляде врача промелькнуло беспокойство. Почему в последнее время люди, когда он начинает выходить из себя, выглядят такими встревоженными? Что такое они читают в выражении его лица, чего там не было прежде?
Джин хотела было что-то сказать, но он поднял руку, чтобы она помолчала, и заговорил сам. Он нахмурился и отвернулся от врача, чтобы не показывать то, что скрывалось в глубине его глаз.
— Пожалуйста, послушайте, — пробормотал Харленд уже спокойным голосом. — Я не хотел вас обидеть, но вы просто не понимаете. Не можете понять.
Они долго сидели молча. Наконец Харленд сокрушенно опустил голову. Джин выждала некоторое время, а потом успокаивающим тоном произнесла:
— Я понимаю, как непросто вернуться к нормальной жизни, после того как вы потеряли очень близкого человека.
Харленд рассмеялся. Только смех этот больше напоминал сдавленное рыдание.
— Вернуться к нормальной жизни? — сверкнул глазами инспектор. — Элис и была моей жизнью. Я не хочу так дальше жить. Я не хочу и не могу забыть ее… Я хочу, чтобы мы снова были вместе. Я просто хочу, чтобы все это закончилось и стало по-прежнему, как когда Элис была жива…
Он посмотрел на врача. Лицо Джин было еще озабоченным, но в ее взгляде теперь можно было прочитать участие.
— Не беспокойтесь, — произнес со вздохом Харленд и поднялся на ноги. — Я не схожу с ума. Я прекрасно знаю, что возврата к прошлому нет. Но еще я знаю, что ничего хорошего впереди не будет.
— Грэхем… — начала Джин, но он только печально улыбнулся и покачал головой.
— Кажется, наше время истекло. Спасибо за все, Джин.
С этими словами Харленд открыл дверь и вышел из комнаты.
Четверг, 6 сентября
Поезд нырнул в туннель, и серое лондонское утро сменилось практически полной темнотой. Нэйсмит опустил голову и, покачиваясь на сиденье, когда состав мотало из стороны в сторону, закрыл глаза. Готовясь к предстоящим напряженным поискам, он стал припоминать облик человека, которого предстояло найти в огромном городе.
Постепенно жертва предстала перед мысленным взором, словно живая: мужчина лет тридцати с небольшим, чисто выбритый, с рыжеватыми волосами и бледным лицом. Худощавый, с безвольным подбородком и маленькими темными глазами. О росте его судить было сложно: в миг их единственной встречи тот сидел. Зато следовало внимательно выискивать в толпе пассажиров анорак синего цвета и кожаный коричневый портфель.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |