Убийство с первого взгляда 15 страница

Черт!

Нэйсмит негромко выругался, развернулся на пятках и быстро зашагал к лифту. Толкнул дверь и вышел на лестничную площадку, остановился там на несколько секунд и, прислонившись к стене, сначала сорвал с ботинок полиэтиленовые пакеты, а затем стащил перчатки. Все это он аккуратно уложил в матерчатую сумку и почти бегом спустился по нешироким ступенькам. Его подгоняло чувство сильнейшего разочарования.

Куда же подевался Леннокс?

Оказавшись на первом этаже, он сразу прошел к двери служебного входа и выскочил на улицу.

Но сейчас, даже если кто-нибудь его и увидит, это не имело значения. Никому не было до него дела. Стоя под хмурым утренним небом, Нэйсмит буквально ощутил, как разрядилось напряжение — как будто весь мир застыл, затаив дыхание, а теперь выдохнул и потерял к нему всякий интерес. Он ничего не сделал. Ничего не достиг.

Костяшки пальцев, сжимавшие зонтик, побелели. Разгневанный неудачей, он быстро дошел по улочке до ближайшего перекрестка и остановился. Впереди стояла красная телефонная будка, одна из тех, возле которых так любят фотографироваться туристы, даже несмотря на то, что стекла почти всегда бывают заклеены предложениями девочек по вызову. Нэйсмит крепко схватился за ручку, дернул дверь и прошел внутрь, отгородившись от шума большого города.

Где же этот чертов Леннокс?

Он резким движением послал фунтовую монету в щель и набрал номер отеля. Дожидаясь ответа администратора, Нэйсмит сделал несколько глубоких вдохов, чтобы голос не казался взволнованным.

— Отель «Парк-лейн». Чем могу вам помочь?

— Да-да. — Он улыбнулся. Люди чувствуют, когда их собеседник улыбается, хотя и не видят его. — Мне бы надо поговорить с одним из ваших постояльцев. Будьте любезны, соедините с номером четыреста восемь.

— Мне очень жаль, сэр, но мистер Леннокс отбыл сегодня рано утром.

Проклятье!

— Понимаю. — Нэйсмит быстро подумал, как бы убедительнее солгать. — А он еще вернется? Я только сейчас обнаружил, что у меня осталась зарядка от его ноутбука. Хотелось бы вернуть владельцу.

— Ай-ай, как неудачно вышло. — В голосе администратора прозвучало искреннее сочувствие. — Боюсь, вам не повезло. Я как раз находилась за стойкой, когда он вызывал такси, чтобы ехать в аэропорт.

Вот дерьмо!

— Спасибо, — вздохнул Нэйсмит. — Вы мне очень помогли.

Он аккуратно положил телефонную трубку на рычажок, постоял минуту, не шевелясь, а потом вдруг снова схватил трубку и со всей силы жахнул ее о металлическую стену будки. Он бил и бил, до тех пор пока пластик не треснул и не начал откалываться.

Этот ублюдок с козлиной бородкой перехитрил его!

Сидеть и взирать на ночной Лондон с высоты птичьего полета — было в этом что-то успокаивающее. По широко раскинувшемуся внизу городу подобно сверкающим драгоценным камням были разбросаны огни, на горизонте они сливались в сплошное оранжевое сияние. Проносились взад и вперед кажущиеся крошечными с такой высоты машины, ласкали глаз теплым желтым светом окна старинных зданий, а из окон стандартных офисных «коробок» лился безжизненный белый свет.

Нэйсмит сидел на диванчике, обитом кожей кремового цвета, возле огромного, во всю стену, окна и глядел вниз, на площадь Гайд-парк-корнер. Перед ним на низеньком стеклянном столике стоял нетронутый высокий бокал с изначально ледяным коктейлем, а сейчас вокруг него уже натекла лужица воды. Люди, собравшиеся в баре на двадцать восьмом этаже отеля, отдыхали и расслаблялись, негромко играющий джаз не мешал им вести спокойные беседы. Нэйсмит вытянул ноги и посмотрел на часы. Было без пяти двенадцать — «почти завтра», как любила говорить Ким. Он потер уставшие глаза и зевнул.

Минувший день сливался в размытое пятно: до крайности скучные докладчики, малоприятные делегаты конференции. Для Нэйсмита все встречи прошли словно во сне. На вечер у промышленного сектора было назначено культурно-развлекательное мероприятие в баре «Докидого». Прежде он всегда любил такие неформальные встречи, на которых возможно было завязать деловые отношения, но сегодня на душе было тоскливо, поэтому Нэйсмит ушел пораньше, вызвал такси и отправился в отель.

Он тяжело вздохнул, придвинулся ближе к стеклу и, опершись подбородком о сложенные руки, проводил взглядом стройную девушку: она перебежала дорогу и через несколько секунд скрылась за ближайшим зданием.

Ему уже приходилось терять намеченные жертвы — это была неизбежная часть игры, но по каким-то причинам именно этот случай особенно его терзал. Нэйсмит повернулся к столику, взял бокал, и на его запотевшей поверхности остались следы пальцев.

Где, интересно, Леннокс теперь?

Нэйсмит отхлебнул коктейль и задумался, чем сейчас может заниматься этот человек, в каком направлении разворачивается его жизнь, которая должна была прерваться этим утром. Может быть, что-то побудило его внезапно уехать, возможно, в подсознании прозвучал голос, сообщающий, что ему дается второй шанс?

Снова обернувшись к окну, Нэйсмит полюбовался на жалкую улыбку своего отражения и в этот момент краем глаза заметил, как совсем рядом прошла женщина. Он чуть повернул голову и проследил взглядом, как она останавливается и садится на соседний диванчик. Теперь он мог разглядеть ее получше — типичная деловая женщина лет сорока, ростом около пяти футов семи дюймов, из которых как минимум пара дюймов приходится на каблуки. На ней был темно-серый костюм, под которым угадывалась превосходная фигура. Глаза скрыты за прямоугольными очками, убранные в пучок светлые волосы обрамляют спокойное, невозмутимое лицо.

Нэйсмит подвинулся так, чтобы оказаться ближе к женщине, и одновременно продолжал разглядывать ее отражение в окне. Когда она наконец посмотрела в его сторону, Нэйсмит непринужденно наклонился к столику — вроде бы с целью поставить стакан, но в то же время якобы случайно перехватил ее взгляд и как можно более приветливо улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ и заговорила первой:

— Какой отсюда открывается прекрасный вид!

Тон ее был таким, каким обращаются к хорошему знакомому, а голос — низкий и приятный.

Нэйсмит позволил себе задержаться на ней взглядом чуть дольше.

— Да, верно. — Он посмотрел на городские огни. — Отсюда все выглядит по-иному.

— Это ведь западная сторона? — поинтересовалась блондинка и придвинулась ближе к окну.

— Да, — ответил Нэйсмит. — Вон там виден район Найтсбридж.

Пока женщина рассматривала ночной Лондон, он разглядывал ее. Отметил отсутствие обручального кольца. В любом другом случае это, вероятно, означало бы, что задача его ожидает не из трудных, но было в этой женщине нечто — печальный облик, возможно, или кажущаяся беззащитность, — что влекло к себе и завораживало.

— Каким спокойным кажется отсюда город, — пробормотала женщина и откинулась на спинку дивана.

— Это иллюзия, — мягко заметил Нэйсмит, — но приятная.

Женщина задержала на нем взгляд, потом кивнула, словно отвечая своим мыслям, и опустила глаза:

— Наверное, вы правы.

Одиночество.

Да, именно звучащее в ее голосе одиночество и воспламенило в нем чувства. Для такого искушенного донжуана, как Нэйсмит, оно было словно кровь в воде для акулы.

— Тяжелый был день? — задал он простой вопрос, чтобы разговорить женщину.

— Это так заметно?

Он улыбнулся и слегка пожал плечами:

— Скажем так, это нас объединяет.

Она взглянула на Нэйсмита поверх бокала:

— Неужели?

Он выпрямился и заговорил, тщательно подбирая слова:

— Бывает, что, как бы ты ни старался… — Он замешкался, сложил вместе ладони и нервно забарабанил кончиками пальцев. В этот момент Нэйсмит вдруг отчетливо представил себе, как Леннокс стоит в лифте буквально в нескольких дюймах от него. — Все идет совсем не так, как задумывал.

— Очень грустно это слышать, — вздохнула женщина.

И настолько искренне она произнесла эти слова, что Нэйсмит неожиданно для себя ощутил, что тронут ее сочувствием, сколь бы неуместным оно ни было. Он уставился в пол и покачал головой.

— Не стоит принимать это так близко к сердцу. Правда.

С этого момента события должны были развиваться по обычному сценарию: осторожные намеки, застенчивое отнекивание, еще одна порция выпивки.

Но внезапно Нэйсмит понял, что ничего этого не хочет.

— Мне пора. Извините. — Он выпрямился и медленно встал с диванчика. — Вы действительно должны меня извинить.

Блондинка подняла на него смущенный, непонимающий взгляд. В стеклах очков отразился свет ламп. Она в самом деле была очень привлекательной, и Нэйсмит не хотел оказаться неправильно понятым.

— Хотелось бы, чтобы мы повстречались в другой вечер, — тихо произнес он, ничуть не лукавя. — Сегодня из меня никудышный собеседник.

Он улыбнулся на прощание, повернулся и зашагал к лифту.

Четверг, 30 августа

Проснувшись, он ощутил приятную мягкость подушки под щекой. Сон еще не до конца выпустил его из объятий, и некоторое время Харленд просто лежал без движения, с закрытыми глазами, блаженствуя в этом зыбком состоянии между сном и явью. Мышцы были расслаблены, словно в любой момент он мог унестись обратно в никуда.

Ощущения, однако, отличались от тех, к которым он привык. Он по-прежнему не размыкал век, лежал и пытался сообразить, что же его беспокоит, что было не так. Свет казался ярче, значительно ярче обычного…

Харленд резко открыл глаза и от неожиданности тут же их снова закрыл. Прямо в лицо через незашторенное окно бил яркий солнечный свет. Еще не веря происходящему, он вслепую принялся нащупывать на прикроватном столике часы, потом разлепил веки и разобрал, хотя и не сразу, цифры.

Десять минут девятого! Вот черт!

Проспал! Он сел на кровати, сбросил одеяло и так резко опустил ноги, что пятки громко стукнули об пол. Вскочив, на секунду он потерял равновесие и чуть не упал. Как можно было продрыхнуть так долго? Черт возьми, все сейчас не слава богу.

И тут Харленд все вспомнил и понял, что произошло. Он тяжело опустился на кровать, наклонился вперед, уперев локти в колени, и снова закрыл глаза, чтобы не видеть яркого утреннего света. Надо было подождать, пока сердце перестанет бешено биться.

Сегодня утром ему не нужно идти на работу. Предложение Блейка взять небольшой отпуск по сути являлось приказом и обсуждению не подлежало. В последние несколько дней он, просыпаясь, понимал, что дел никаких нет, и, как следствие, стал все дольше и дольше оставаться на ногах вечерами — тем самым он избавлял себя от болезненной необходимости погружаться в сон. Именно этого пограничного состояния, когда он бывал наиболее уязвим, Харленд боялся сильнее всего; этой точки во тьме, когда приходилось забывать о том, что отвлекало от грустных мыслей в течение дня, и с надеждой ждать, что забвение заберет его в свои объятия. Но сон не приносил спасения — случались ужасные моменты, когда мирное его течение нарушалось, и на Харленда безжалостно обрушивались тяжелые воспоминания.

Он негромко выругался, спрятал лицо в ладонях, но уже через мгновение медленно выпрямился и расправил плечи. Больше он ложиться не будет. С опухшими глазами, он тяжело поднялся и неверной походкой потащился на кухню в поисках кофе. В дверях он остановился и, прислушавшись к угнетающей мертвой тишине огромного дома, решил, что сегодня обязательно выйдет на улицу — хватит уже мариновать себя в этом склепе.

Харленд ехал вперед без определенной цели, позволяя потоку машин нести его за собой. Сейчас он двигался через Бедминстер и глядел по сторонам на бесцветные здания — все вокруг, несмотря на солнечный день, казалось серым и унылым. Пешеходы с мрачными лицами скользили по нему равнодушными взглядами, и никому не было до него дела.

Нет, его не уволили — пока не уволили, — но обстановка в целом была крайне неважная. Суперинтендант ожидал от него скорейшего раскрытия на первый взгляд пустякового дела, но расследование убийства в Северн-Бич со временем вылилось в расследование целой серии аналогичных преступлений, и все в нем занятые оказались в немилости у начальства. А ему, Харленду, этого оказалось, видимо, мало, и он устроил безобразную стычку с Поупом. Пока трудно было судить, насколько плохо обстоят его дела, но в одном сомневаться не приходилось: дальше будет только хуже. Блейк не любит суеты и поэтому не станет предпринимать поспешных шагов и действовать в открытую. Зато можно быть уверенным, что рано или поздно он нанесет удар, точный и умелый. И когда это произойдет, Харленду некого будет винить в случившемся, кроме самого себя.

Это все из-за Поупа. Господи, ну почему его угораздило схлестнуться с этим чертовым недоумком?

Он вздохнул.

Постепенно город остался позади, но дорога, по которой он ехал, все так же стремилась вперед, вилась между водоемами и уводила в многочисленные окрестные деревушки. Асфальт ослепительно сверкал на солнце. Харленд преодолел очередной невысокий холм; подъемы и спуски оказывали странное гипнотическое воздействие.

Неожиданно он обнаружил, что уже некоторое время едет по дороге, идущей вдоль бесконечного ограждения летного поля бристольского аэропорта. В ярком синем небе почти над самой головой пролетел самолет. Казалось, он еле ползет, несмотря на громкий рев двигателей. Харленд наклонился ближе к лобовому стеклу и проводил самолет долгим взглядом. Как бы ему хотелось сейчас оказаться на его борту и улететь далеко-далеко… все равно куда, лишь бы не оставаться здесь.

И тут он внезапно понял, куда направляется.

Проезжая через Редхилл, Харленд почувствовал, как внутри все свернулось в тугой узел. От ощущения жестокой неизбежности тело покрылось мурашками — и это несмотря на проникающие в машину жаркие лучи летнего солнца. В ту ночь, много месяцев назад, эта дорога выглядела совсем по-иному. С тех пор он ни разу здесь не проезжал.

Окружающая местность выровнялась, а дома по сторонам уступили место полям и пастбищам. Харленд крутил руль и заставлял себя сконцентрироваться на ориентирах: придорожная гостиница, изгиб дороги у подножия холма, мостик, одиноко стоящее засохшее дерево. Он хорошо запомнил их по предыдущему разу и, хотя и пытался глубоко похоронить в памяти, так и не смог забыть. Теперь уже оставалось немного, то место было недалеко… Машина снова стала взбираться между полей на вершину протяженного холма. Где-то здесь с правой стороны должна отходить узкая боковая дорога…

Затем шоссе достигает верхней точки холма и круто сворачивает направо, а слева будет Т-образный перекресток. Возле него стоит знак, извещающий, что дорога ведет в городок Беррингтон. От одного только названия Харленда прошибал озноб, хотя он никогда там не бывал и понятия не имел, что это за место. [4]

Он свернул с шоссе, проехал несколько десятков метров по примыкающей дороге, потом притормозил и наконец остановил машину возле узкой, поросшей травой обочины. Какого черта он вообще здесь делает? Он посидел некоторое время, монотонно раскачиваясь взад-вперед, борясь с искушением плюнуть на все и уехать, но понимал, что не может так поступить. Харленд сделал глубокий вдох, выключил двигатель и сразу почувствовал, как на него навалилась жуткая, сверхъестественная тишина. Медленно, неохотно он выбрался из машины и неуверенной походкой направился к злополучному перекрестку.

Да, той ночью все было иначе. Холодное сияние многочисленных синих маячков на крышах полицейских машин, так хорошо знакомое ему как человеку, много лет проработавшему в полиции, в тот раз казалось зловещим. Он еще подумал, неужели именно так его воспринимают обычные люди?

Он не помнил в точности, где тогда припарковался. Вероятно, на шоссе ближе к вершине холма. И он тогда не шел. Он бежал изо всех сил.

Но все равно опоздал.

Коллега-полицейский увидел его в свете фар и кинулся наперерез, чтобы не пропустить к месту трагедии. Сильные руки сжали его, словно в тисках, и как он ни дергался, освободиться не мог. При помощи подоспевшего врача «скорой» полицейскому удалось удержать Харленда и не позволить приблизиться к искореженной груде металла и пластика, сверкающей в безжалостном сиянии прожектора пожарного автомобиля. Наконец Харленд смог объяснить, что он тоже служит в полиции, и хватка чуть ослабла, но тут же его стали держать с удвоенной силой — когда он сказал, почему здесь находится. Он не мог разобрать слов, с которыми к нему обращались, — слишком много людей говорило одновременно, — но хорошо запомнил лица. В первый раз тогда Харленд увидел то причиняющее еще большую боль сочувствие, которое впоследствии стало ему так хорошо знакомо.

Он отчаянно пытался вырваться, но их было очень много, а он внезапно ощутил страшную усталость.

— Это машина моей жены! — рычал он и упирался ногами в асфальт, когда его тащили прочь в темноту. — Элис!

Понедельник, 3 сентября

Нэйсмит проснулся и медленно открыл глаза. Перевернулся на жестких простынях и посмотрел на электрический будильник, стоящий на прикроватном столике. Ярко-синие цифры были хорошо видны в темноте — 06:07. Он снова опустил голову на подушку, хотя знал, что сегодня заснуть больше не удастся. Перекатившись на спину, Нэйсмит широко зевнул и уставился в потолок. Что же разбудило его в такую рань?

Кровать была не особенно комфортная, но он все же понежился еще минутку под теплым одеялом, прежде чем принять вертикальное положение и спустить ноги на пол. Коврик возле кровати был точно такой же, как во всех других отелях, где ему приходилось останавливаться. Он еще раз зевнул и наконец неохотно поднялся. В номере было прохладно, и обнаженное тело моментально покрылось мурашками. Прошлепав босыми ногами к окну, Нэйсмит отдернул тяжелые шторы и приложил ладонь к холодному стеклу. Предрассветное небо было еще довольно темным, лишь на горизонте слабо посверкивали желтые огни. Прямо перед ним лежала длинная узкая бухта Херон-Кис. Она уходила к выставочному центру «Миллениум-доум», ярко освещенные мачты которого виднелись вдалеке. Слева тянулись к небу напоминающие гряду отвесных стеклянных скал небоскребы делового квартала Кэнэри-Уорф. Они нависали над Темзой, и в воде играло отражение многочисленных огней. Выстроившиеся в ряд здания, разделенные узкими водными протоками, напоминали какую-то футуристическую Венецию, выстроенную целиком из стали и блестящих зеркальных стекол. Вид из окна был удивительно прекрасен, и Нэйсмит некоторое время простоял там, глядя, как город потихоньку просыпается, а сияние на горизонте разгорается сильнее и сильнее, так что на него уже больно смотреть.

Когда он спустился по широким, устланным ковровой дорожкой ступеням, в холле было еще тихо, и никто из полусонного персонала отеля не заметил его. Накануне вечером Нэйсмиту довелось попробовать кофе в местной кафешке, и повторять эту ошибку он не собирался. Однако помнил, что в подземном торговом центре есть кофейня «Старбакс» — это было недалеко от гостиницы, кроме того, прогулка на свежем воздухе поможет прочистить мозги. Выйдя на улицу, он поежился — утренний воздух был холодным, — но уже через несколько минут быстрой ходьбы согрелся. Он свернул с дороги и срезал путь через автостоянку, затем прошел под виадуком, по которому как раз в это время с грохотом прополз железнодорожный состав, и оказался на пешеходной дорожке, идущей по самой кромке берега. Здесь было тихо и спокойно, ни единого человека вокруг, за исключением одинокого рыбака, примостившегося на краю причала, прямо под табличкой, на которой было выведено грозное предупреждение: «Ловля рыбы запрещена!» Нэйсмит улыбнулся этой картине, однако взгляд его привычно устремился на камеру слежения сбоку от дорожки. Это была уже третья камера, которую он приметил по дороге из отеля. Внутри снова нарастало хорошо знакомое возбуждение, но пока он не хотел об этом думать.

Не сейчас. Не так быстро.

По подвесному стальному мостику для пешеходов Нэйсмит перешел на противоположную сторону бухты, каблуки его издавали негромкий металлический лязг. Первые горожане уже спешили на работу — они казались настоящими карликами на фоне громад офисных зданий из стали и стекла. Мелкие, незначительные людишки, они торопились по своим делам и даже не подозревали о том, кто идет совсем рядом с ними. Помимо воли Нэйсмит улыбнулся, но потом покачал головой.

Кофе. Он просто вышел попить кофе.

Оказавшись на площади Канады, Нэйсмит поднял голову и посмотрел на высящийся перед ним небоскреб. Вершина его едва не задевала низкие облака, красные сигнальные огни по четырем углам крыши ярко светились на фоне тусклого серого неба. Из ближайшей станции метро вытекал непрерывный поток людей — столько деловых костюмов, столько больших наручных часов, столько самоуверенности и бахвальства… И тем не менее некоторые из них были так пропитаны страхом, что Нэйсмит буквально мог ощутить его запах. Нет, слабым здесь нет места.

В «Старбакс», когда он туда вошел, уже выстроилась очередь. Встав позади женщины средних лет с постным лицом и в дорогом пальто, он принялся разглядывать посетителей, проходящих к стойке и возвращающихся с заказами. Сколько же их, этих беспомощных людишек, которые слепо движутся по течению, пока однажды случай не сведет их с ним, Нэйсмитом. Жертвой может оказаться любой…

— Дайте мне большой латте с фундуком, — пренебрежительным тоном бросила стоявшая впереди женщина.

В ее лексикон слово «пожалуйста», видимо, не входило. Нэйсмит смотрел на ее затылок, на жиденькие белесые волосы и испытывал легкое сожаление. Искушение было велико, но он знал, что не вправе сам выбирать себе жертву — это шло бы вразрез с им же установленными правилами игры.

Когда подошла его очередь, Нэйсмит поблагодарил обслуживавшую его симпатичную молодую азиатку и был вознагражден ответной дружелюбной улыбкой. Взяв стаканчик с кофе, он вышел в ярко освещенный торговый центр и медленно двинулся мимо расположенных по обеим сторонам магазинов, пока еще закрытых.

Порой Нэйсмита посещали непрошеные, вызывающие негодование мысли. Они были такими настойчивыми, такими убедительными, что ни о чем другом в эти минуты он думать не мог. Иногда он почти сожалел, что все сложилось именно так, мечтал, чтобы много лет назад события приняли другой оборот, желал, чтобы его жизнь была менее беспокойной, текла легко и просто. Столько людей, ставших его жертвами, могли бы остаться в живых. Изменились бы многие судьбы, вся история двинулась бы в ином направлении — все благодаря ему. И в этом случае он сам мог бы быть одним из них, одним из жалких, мелких людишек, и жил бы своей никчемной, бесполезной жизнью.

Но тогда это была бы не его жизнь. Без этого своеобразного опыта он бы не стал тем человеком, какой есть. Эта его незаурядная жизнь принадлежала ему, и он не собирался от нее отказываться.

Поднявшись по эскалатору на станцию легкого метро, он вышел на платформу, через высокий стеклянный купол которой пробивался тусклый свет начинающегося дня. Конференция, на которую он прибыл в Лондон, должна была продлиться всю неделю в выставочном центре «Эксель» в Ньюхэме, но отсюда прямые поезда не ходили, и Нэйсмиту предстояло совершить пересадку в Попларе.

Он стоял, глядя в том направлении, откуда должен был подойти поезд, и чувствовал, как внутри нарастает возбуждение, но вынужден был снова прогнать его прочь.

Еще рано…

Состав остановился, двери открылись. Нэйсмит зашел в вагон, отыскал свободное местечко возле окна и стал смотреть на проносящуюся за стеклом панораму города. Поезд вырвался из скопления небоскребов и пролетел по мосту над рекой. Район Кэнэри-Уорф остался позади; высотные здания окружали постоянно расширяющиеся кварталы новостроек: подобно медленно горящему огню, они неуклонно пожирали все вокруг.

И вот, когда Нэйсмит наблюдал за сменяющими друг друга городскими пейзажами, в его мозгу стала созревать новая идея. Новая, требующая разрешения, непростая задача, которая сделает его недельное пребывание в Лондоне не таким пресным и бесполезным.

На этот раз он не будет искать себе жертву — нет, он сделает так, чтобы жертва сама его нашла. Торопиться было совершенно некуда, до первой назначенной встречи на конференции оставалась еще уйма времени, и он мог потратить его с пользой. Да, это хорошая мысль. Следующей станцией будет «Поплар», на которой ему все равно нужно выходить, чтобы совершить пересадку. Только он не станет спешить, а встанет на платформе и подождет, и первый человек, который встретится с ним взглядом, и окажется очередной жертвой. Этот выбор будет на сто процентов случайным, и охота за жертвой, выбранной таким способом, может вылиться в чрезвычайно увлекательное предприятие.

Поезд медленно повернул и спустился с эстакады к небольшой станции. Пока он притормаживал, Нэйсмит неспешно поднялся с сиденья и направился к дверям. Выйдя из вагона на продуваемую холодным ветром открытую платформу, он обратил внимательный взгляд на величественную панораму Кэнэри-Уорф. На крышах высотных зданий мигали крошечные на таком расстоянии авиасигнальные огни, а из трубы на вершине самой высокой башни поднималась тонкая струйка дыма и постепенно таяла в затянутом тучами небе.

Позади с негромким шипением закрылись двери, и поезд, погромыхивая колесами на стыках, продолжил путь.

Нэйсмит медленно отвернулся от небоскребов и перевел взгляд на платформу. Под защищающей перрон от осадков стеклянной крышей стояли в ожидании поезда несколько человек — ничем не примечательные горожане, направляющиеся на ежедневную службу, а сейчас бессмысленно глядящие в пространство. Двое, как и Нэйсмит, сошли здесь с предыдущего состава для пересадки: рыжеволосая женщина лет двадцати пяти в короткой джинсовой куртке и с сумочкой с изображением леопарда и темнокожий мужчина, по виду бизнесмен, в хорошо сшитом дорогом костюме, слушающий музыку в плеере. Еще несколько пассажиров спускались по лестнице с пешеходного моста на противоположном конце платформы.

К Нэйсмиту приближался мужчина в возрасте — охранник, судя по всему. На нем была форменная рубашка и галстук, на лацкане курки вышита эмблема, на одном плече болтался видавший виды рюкзак. Может быть, он станет следующей жертвой?

Нэйсмит пристально смотрел на подходящего охранника, но тот миновал его, так и не взглянув.

Девушка в туго облегающем грудь шерстяном джемпере и джинсах в облипку, с тяжелой на вид сумкой в руке нерешительно спустилась по лестнице, задержалась на минуту прочитать объявление на столбе, после чего зашагала по платформе в сторону Нэйсмита. Когда их разделяло всего несколько ярдов, девушка остановилась. Волосы ее были скреплены на затылке крупной заколкой, а на груди болталась многочисленная, но недорогая бижутерия. Стоит ей только поднять взгляд…

Но она этого не сделала.

Он подождал прибытия следующего состава — ожидавшие его пассажиры зашли в вагоны, другие вышли. Глаза Нэйсмита перебегали с одного на другого, но никто не посмотрел на него, никто не встретился с ним взглядом. Он сделал глоток из полупустого стаканчика и обнаружил, что кофе уже остыл.

Прибыл еще один поезд, из него вышла очередная партия направляющихся на работу горожан, но снова ничего не произошло.

Нэйсмит стоял с недовольным видом, раскачиваясь на пятках, руки он засунул поглубже в карманы. По открытой платформе со свистом гулял ледяной ветер. Он находился в Восточном Лондоне, а здесь люди очень неохотно глядели друг другу в глаза.

Он вздохнул, посмотрел вдаль на хмурый городской пейзаж, на бледное утреннее солнце, едва пробивающееся через облака, и подумал, что, возможно, все сложится отнюдь не столь гладко, как он рассчитывал. В это время показались огни очередного поезда в центр Лондона. Нэйсмит выжидательно развернулся в его сторону, но тут состав проскочил стрелку, оказался на соседнем пути и подкатил к другой платформе. Нэйсмиту оставалось только сокрушенно покачать головой и задуматься, сколько вообще времени он собирается проторчать на этой убогой полоске бетона.

Из прибывшего поезда выходили пассажиры, но все они оказались с противоположной от Нэйсмита стороны. Он тяжело вздохнул.

И вот, когда Нэйсмиту уже начало казаться, что вся эта затея с новыми правилами была никудышной, его взгляд случайно упал на окно в одном из вагонов.

На него глядел человек. В готовящемся вот-вот отправиться поезде сидел чисто выбритый мужчина в возрасте чуть за тридцать и с выражением невыносимой скуки смотрел на Нэйсмита. Нэйсмит буквально впился в него взглядом. Мужчина был худой, с безвольным подбородком, лицо в свете люминесцентных ламп казалось очень бледным, белее снега. Глаза маленькие и темные, прямые рыжеватые волосы аккуратно зачесаны назад, Поверх рубашки с галстуком он носил синюю куртку-анорак, а к груди крепко прижимал кожаный коричневый портфель. Через пару секунд мужчина, похоже, почувствовал себя неловко и отвел взгляд, но дело было сделано: контакт состоялся.

Есть следующая жертва!

Натужно загудел двигатель, лязгнули сцепки, и состав тронулся с места, набирая скорость. В этот момент мужчина повернул голову и снова посмотрел на Нэйсмита, отчего тот испытал приступ радостного возбуждения. Так они и глазели друг на друга, не отрываясь, пока поезд не отъехал от платформы и не скрылся под пешеходным мостом. Нэйсмит проводил его взглядом и задумался: узнает ли его мужчина, если они встретятся еще раз? Он явственно почувствовал, что будущая жертва его внимательно изучает…

А это означало одно: на предстоящей охоте следует действовать намного осторожнее и изобретательнее, чем обычно. Ну и прекрасно!

Нэйсмит повернулся к электронному табло — 08:27. Отсчет двадцатичетырехчасового гандикапа пошел. А впереди у него была целая неделя конференции, прежде чем настанет время возвращаться в Уилтшир. Таким образом, часы начали тикать.

Дата добавления: 2015-10-21