К тому времени, как наша группа начала свои репетиции, моя мама поднакопила денег и купила себе новую машину — голубой Бьюик Регал.
Я никогда не забуду эту машину по двум причинам. Прежде всего, после ее покупки старая машина переходила ко мне. А теперь не смейтесь слишком громко — мне было шестнадцать,
* Veterans of Foreign Wars (ветераны зарубежных войн) — организация, занимающаяся социальным и финансовым обеспечением ветеранов-участников зарубежных войн
когда я получил права, а поскольку мы жили довольно бедно, я не придирался к своей “новой”
машине, хотя это был ржавый розовый Кадиллак Флитвуд 1977 года. Ехать на такой машине — все равно, что прыгать в постель к бабе, которая слишком велика для меня. Эта машина была просто танком! И да, она была розовой!
У этой машины был двигатель объемом 500 кубических дюймов, и каждый дюйм этого гребаного мотора был слышен за несколько миль, и вовсе не потому, что он был таким большим... Как-то раз я с парочкой приятелей поехал на пляж Хэмптон и попытался втихаря пробраться на парковку через задний проезд, чтобы не платить. В итоге я проехался брюхом по бордюру и снес себе глушитель.
На пути домой машина настолько громко ревела, что мы с трудом слышали друг друга. Наконец меня остановила полиция, и я получил первый в жизни штраф — за отсутствие глушителя и за весь поднятый шум.
Есть еще одна причина, по которой я помню эту машину. После той ночи я просил... нет, умолял мою маму дать мне на время ее новый Бьюик, чтобы поехать на репетицию. После долгих уговоров она наконец сдалась, но велела мне сразу после репетиции тащить свою задницу домой, иначе меня запрут в комнате, и эту машину я больше не увижу. Я дал ей самое торжественное обещание, какое только мог, быть дома не позднее десяти.
Примерно в 8:30 мы закончили репетицию. Помню, это был великолепный вечер. Мы просто убойно поджемовали и к концу дня были уже под кайфом. Но поскольку я дал обещание матери, я нехотя пошел к машине, завел мотор, включил на полную приемник и поехал по ночному шоссе в Лоренс — к 10:00 я должен был быть уже дома.
После пятнадцати минут езды что-то пошло не так. Я посмотрел на спидометр проверить скорость, и он показывал 70 миль в час. Никаких проблем. Вот только машина, казалось, вовсе не
ехала с такой скоростью. Я сбавил газу и затем снова надавил на педаль. Каждый раз, когда
стрелка спидометра доходила до 70, создавалось ощущение, что быстрее я ехать не могу. Наконец я решил убавить громкость музыки и, прислушавшись, разобраться, что происходит с машиной.
Как только музыка стала играть тише, я услышал грохочущий рев двигателя, причем удивляло то, что он еще не дымился. Я резко остановил машину, и тут до меня дошло, что все это время я ехал на первой скорости. Я был настолько накурившимся, что забыл про переключение скоростей, и уже двадцать минут выжимал из машины большую скорость.
Я сразу же съехал на обочину и заглушил мотор, чтобы дать ему немного остыть, но когда я снова переключил скорость, поршневой шток прошел мимо маслосборника и взорвал мотор. Прощай, Бьюик Регал. Привет, больная задница!
Как только Meanstreak распался, мы с Мачерой стали еще более близкими друзьями и часто виделись. И хотя у нас больше не было группы, мы знали, что мы с ним были не разлей вода и могли набрать любых музыкантов, имеющих опыт и талант, который нам нужен.
Когда же мы не джемовали, мы начинали искать приключения на свои задницы, и неважно, было ли это кражей, уличной дракой или простой гулянкой — это стало неотъемлемой частью нашей жизни. Мы стали друг для друга настоящими братьями, и сейчас это приносит мне еще большую боль, чем тогда.
Больно смотреть, как человек, ради которого ты пошел бы на все, потому что любил как брата, прожигает свою жизнь, отдавшись наркотикам и совершив преступление. Нет ничего хуже осознания собственного бессилия перед ним, особенно после долгих попыток помочь, когда ты сам начинаешь избегать встреч с ним, не желая разделять его пристрастия.
Для меня таким человеком был Джон Мачера. В свое время он был настоящей легендой для меня и для всех, кто его знал. Он носил рваные джинсы и черную кожаную куртку, а длинные темные волосы покрывали его лицо — именно так в 80-е одевались и выглядели мы, некоторые все еще носили спандексы — это было еще до появления гранжа, до мировой известности Metallica. Джон действительно был человеком, опережающим свое время — по какой-то причине он будто знал, что вскоре будут слушать все. Он слушал панк-рок типа Black Flag и G.B.H. задолго до того, как этим же жанром стали интересоваться другие участники нашей группы. И, боже, как искусно он владел гитарой!
Джона уважали за многое, за многое и боялись, а иногда уважение и боязнь — не самая удачная комбинация. Рассказывая о Джоне, я часто вспоминаю об одном эпизоде из фильма “Бронксская повесть”. Это история про одного парня из Бронкса, попавшего под влияние местной мафии. Он живет под их крылышком, игнорируя слова родителей. Парень спрашивает у главного мафиози, что лучше: внушать любовь или же страх, на что мафиози отвечает: “Хорошо был любимым, но когда человек испытывает страх перед тобой, он остается верен тебе”. Что касается меня, я предпочитаю быть любимым — внушить людям страх намного сложнее для меня.
Джон же застрял между двумя мирами. В его груди билось — и до сих пор бьется — золотое сердце, поэтому я уверен, что он до сих пор ищет любви. Однако будучи еще подростком, он испытал множество сомнений, через которые мы все проходим, и пришел к неверным выводам и решениям, оттолкнувшим от него самых близких людей. Я понял это так же, как понял большинство вещей в этой жизни — испытал на себе.
Когда мне было около шестнадцати, я встретил девушку по имени Лиза Т. У нее были светло-коричневые волосы до плеч — она чем-то походила на Пэт Бенатар (известная американская певица — прим. пер.), и да — у нее была идеальная попа, которую она всюду выставляла напоказ, нося узкие джинсы. Она была немного старше меня и росла таким же трудным подростком, поскольку жила с двумя старшими братьями. Она работала официанткой и вела собственную машину. Мы познакомились в боулинг-клубе на юге Лоренса.
Лично у меня никогда не возникало проблем с общением с девушками, которые были старше меня; к тому же, Лиза действительно была классной — она в какой-то степени походила на парня, с ней можно было свободно разговаривать на любые темы. Я сразу влюбился в нее, ну или, по крайней мере, считал это тогда любовью. К сожалению, ей трудно было доверять. Она работала в ночную смену и, разумеется, виделась со многими людьми на работе. Некоторые из них, уверен, были в стельку пьяными и приходили за добавкой... Ладно, ладно, я тоже не ангел, но, тем не менее, я был неравнодушен к ней, и меня это волновало. Я впервые испытывал подобное чувство, и она, думаю, тоже.
Хотя у нас все шло без проблем, я вспоминаю пару случаев, когда я чувствовал себя полным мудаком. Представьте сами: вы гуляете со своей девушкой, и тут к вам подъезжает машина, и какой-то придурок начинает предлагать ей сходить куда-нибудь вместе с ним, и все заканчивается тем, что сама девушка говорит: “О, привет, Стив, познакомься — это мой парень Салли”.
Наконец мои опасения сбылись самым ужасным образом. Я стал видеть ее возле дома Джона, и в конце концов она ушла к нему. Удивительно, но они стали неразлучны, и их отношения продлились годами. Я до сих пор не могу точно сказать, почему я так быстро простил это Джону — то ли из-за моей любви к нему, то ли из-за страха перед ним. Наверно, из-за всего понемногу... Досадно, конечно, но все же я рад, что он любил ее, а не отнял у меня, чтобы переспать с ней и унизить.
Я вовсе не собирался выяснять с Джоном отношения по этому поводу. Как я уже говорил, я всегда готов был постоять за себя и не боялся уличных шаек, но Джон — совершенно другой разговор. Он был самым прямолинейным и неумолимым парнем, которого я знал. Он также был самым сумасшедшим парнем, которого я знал. Он не боялся абсолютно никого. Он был одним из тех парней, с которым вы рады быть “на одной стороне”, хотя он не всегда казался самым сильным. От него совсем не ожидаешь жестокости, но, поверьте мне, он может резко перемениться, и вот тогда лучше валить со всех ног.
Однажды Джон, Джимми и я направились в магазин украсть немного еды — после косяков, как я уже говорил, жутко хочется есть. Как только мы вышли из машины, двое мускулистых парней у входа начали смеяться над Джоном из-за его длинных волос, одежды и проч. и проч.
Самым смертоносным оружием Джона была неожиданность — никогда не знаешь, когда и из-за какого угла ждать его удара. Он легко принимает оскорбления в лицо, давая возможность высказать абсолютно все, что о нем думают. Затем же, из ниоткуда, он набрасывается на обидчика, как кобра, и начинает неумолимо избивать его всем, что попадается под руку, до тех пор, пока мы не оттащим его всем скопом и не уведем подальше от места драки. Порой казалось, что он совершенно невменяем и не может понять, что зашел уже слишком далеко — он мог буквально оставить человека лежать в луже крови.
Именно это и произошло с теми парнями в ту ночь. Джон стоял перед той парочкой, тихий, как мышь, пока они несли всякую чушь у него перед носом. Что произошло дальше, нетрудно угадать — Джон достал свинцовую трубу из своей куртки и начал бить ею одного из тех парней прямо по голове. Второй, увидев своего друга лежащим на земле, не произнес больше ни слова — он был в шоке от Джона. Он взял один из своих костылей и ударил ею Джона по спине. И глазом не моргнув, Джон моментально развернулся и принялся за второго парня. Вскоре они уже оба лежали на земле, моля о пощаде, и нам снова пришлось уводить его от драки.
В другой раз мы сидели в одном баре, выпивая коктейли, и несколько пьяных петухов начали саркастично комментировать каждое движение Джона, не сводя с него глаз, испытывая его терпение. И снова — абсолютно неожиданно — допив свой коктейль, он разбил бокал и кинул осколки прямо в одного из них, расцарапав ему все лицо. Никто из нас ни разу не задавался вопросом о темпераменте Джона и его неконтролируемых действиях... до тех пор, пока его жертвами не стали Лиза и даже собственный отец.
Когда Лиза и Джон стали встречаться, поначалу все шло действительно хорошо. Да, у них возникали ссоры, но они ничем не отличались от ссор других влюбленных пар — до того дня, как я не наткнулся на одну из подруг Лизы. Я спросил ее о ней, и она рассказала мне, как Джон ее избил после очередной ссоры. Лиза хотела уйти от него, но он остановил ее прямо у выхода из его дома, избил ее, а затем схватил за ноги и потащил по лестнице до третьего этажа, со смехом наблюдая, как ее голова ударяется о каждую ступень.
Через некоторое время его отец пришел к нему все обсудить, но Джон решил, что он хотел лишь заступиться за Лизу, и вскоре между ними началась драка. Отец Джона был точно таким же буйволом, как и его сын — он регулярно ходил в качалку и был куда сильнее его, так что одна мысль Джона напасть на своего отца была действительно сумасшедшей. Но он принял поступок отца за предательство и не собирался с этим мириться.
Получив от отца приличный нагоняй, Джон пошел к своим дружкам. Я не могу точно сказать, что он принял там — алкоголь или наркотик, но после той встречи он был сам не свой. Он, должно быть, шлялся весь вечер, поскольку вскоре он снова пошел к своему отцу.
Когда он вернулся к нему домой, в первую очередь он спустился в подвал и достал там старый ржавый топор. Затем он поднялся на второй этаж, где его отец жил со своей девушкой, и постучал в дверь, зовя отца. Отец открыл дверь, держа цепь на ней задвинутой, и увидел своего сына с топором в руках. Он сразу же захлопнул дверь и закрыл ее на все замки. Тогда Джон начал рубить дверь топором, пытаясь пробраться внутрь, крича и со всей силы вонзая топор в дерево.
Наконец часть двери поддалась и упала вовнутрь, и Джон просунул в эту дыру голову и руку, открыв все замки, и начал саркастично повторять цитаты из фильма ужасов “Сияние”: “А вот и Джонни!” Вскоре он открыл дверь, вошел на кухню, где увидел своего отца, и произнес: “Пап? Я дома!”
Он начал махать топором в разные стороны, пытаясь задеть отца, вонзая его и в пол, и во все стены. Наконец отец смог схватить его, и драка продолжилась на полу. Когда Джон в очередной раз замахнулся на отца, тот смог ухватиться за рукоятку топора и переломил ее надвое. Охренеть, да? Теперь представляете, каким сильным он был? Джон сразу прекратил драку (не сказать, что я виню его за это), оставив своего отца на полу в полуразрушенной кухне.
Ну, а теперь о том, как я узнал всю эту историю. Я уснул прямо на кушетке в ту ночь — часто так делал после гулянок— и, проснувшись под утро, первым делом пошел в свою комнату за одеждой и сигаретами. Когда я открыл дверь, я услышал, как кто-то ворочается в моей кровати. Я подскочил на месте и увидел на ней Джона, уже просыпающегося.
Он открыл глаза и сказал тихо, еще спросонья:
—Эй, чувак! Что такое?
—Джон? Какого хрена ты делаешь в моей кровати?
—Окно в твою комнату было открыто, и поэтому я пробрался сюда прошлой ночью. Я не хотел тебя будить и просто рухнул на твою кровать.
В этом для меня не было ничего нового — все мы в то время залезали друг к другу в окна. Так уж вышло, что моя комната выходила прямо на дорогу и была видна всем ночным посетителям.
Потом он сел рядом со мной и начал мне все рассказывать. “Салли, я в глубоком дерьме...”, — и так история была изложена.
Я спросил его: “Что ты собираешься делать? Тебе нельзя здесь оставаться — моя мама с ума сойдет, если узнает!”
“Да все нормально, я собираюсь немного развеяться и затем покинуть город”.
Все, о чем я тогда подумал, было: “Он и вправду рассказал мне все? Это действительно конец истории, или же его отец серьезно ранен? Или мертв?”
В любом случае, я все еще чувствовал свою привязанность к Джону — он по-прежнему был моим другом, и не важно, во что он ввязался, я не мог его бросить. Я всегда делаю все возможное для своих друзей. Я сказал ему, что он может в любую минуту обратиться ко мне, если будут проблемы, но других слов я не находил. Вскоре он ушел, оставив меня с одной лишь мыслью: “Я больше никогда не увижу этого парня”.
Некоторым моим знакомым мой поступок показался крайне странным — мол, как я мог протянуть руку помощи такому опасному и непредсказуемому человеку, как Джон, но я надеюсь, что его история все объясняет. У него было трудное детство. Его отец, будучи тогда столь же сильным и мускулистым, как и в зрелом возрасте, оказывал на сына огромное влияние, и Джон повзрослел намного раньше, чем ему стоило бы. Я мог бы сесть и написать целую главу, основанную на тех историях, что Джон рассказал мне: о том, как отец привязывал его к столбу в подвале и избивал бейсбольной битой; но в этом нет никакого смысла. Может быть, когда-нибудь он сам напишет историю своей жизни и потрясет ею весь мир. О чем я действительно счел нужным рассказать, так это о его ссоре с Лизой. Это был, бесспорно, случай, из ряда вон выходящий.
К всеобщему удивлению, через два дня от Джона поступили новые вести. Он был арестован, осужден и приговорен к шести месяцам тюремного заключения. Уверен, это не могло ему навредить, к тому же вскоре его отец из любви к сыну (поистине родительской любви) решил не стоять в стороне и поддержать его. Он знал, что прежде всего Джону надлежало пройти срок, но по его освобождении он наконец простил его, и они сразу поладили.
Выйдя из тюрьмы, Джон начал шляться с разными шайками, и в конечном счете это привело его к зависимости от героина. Джон был первым человеком, у которого я видел шприц в руке, и это было тревожное зрелище. Как только это началось, я сразу же наотрез отказался от самой мысли ввязываться в это дело. Колоть себе руки не представляло для меня никакого веселья.
С тех пор я не видел Джона несколько месяцев. Потом я услышал о его передозировке. Мы с Джимом сразу рванули к нему в больницу. Он лежал на кровати, и вокруг него всюду вились трубки — он впал в кому. Когда же он, наконец, пришел в сознание, он все еще был в тяжелом состоянии. Он сидел рядом с нами, рассказывая, как ему было страшно, и обещая впредь не делать подобного. Вдруг он закричал — ему виделись галлюцинации. Он просил нас отгонять крыс от его кровати. У меня сердце оборвалось — передо мной сидел самый сильный парень, которого я когда-то отлично знал, и теперь он был совершенно беспомощен. Я был опустошен.
На некоторое время Джону стало лучше. Он начал понемногу набирать вес, но из-за комы его правая рука была парализована, и он едва шевелил кончиками пальцев, поэтому мог делать лишь немногие упражнения.
Я искренне верил, что Джон усвоил свой урок, но несколько месяцев спустя я узнал, что он снова взялся за наркотики, что шокировало меня — он и так уже был изувечен из-за этой дерьмовой наркоты, и теперь он снова подсел на нее. Это не вызвало у меня никаких чувств к Джону. Я лишь решил для себя, что останусь в стороне — ему уже ничем нельзя помочь.
Больше я не видел Джона — у него была своя жизнь, у меня своя. Временами я слышу вести о нем и понимаю, что мне по сей день не безразличны его дела. Иногда я слышу о принятии им наркотиков, и меня это сильно огорчает — я надеюсь, что он все же покончит с этим дерьмом, пока оно не погубило его; порой я слышу хорошие вести о том, что он в порядке и чувствует себя прекрасно.
Что бы ты ни делал, Джон, я лишь надеюсь, что ты сможешь найти счастье в своей жизни. Я знаю, у тебя было трудное детство, но ты поистине удивительный человек. Мы с Джимми иногда вспоминаем о тебе — мы скучаем по тебе. Знай лишь, что наши пути должны были разойтись. Для нас ты навсегда останешься самым безбашенным парнем, которого мы знали.
Часть Первая
Глава 9
УДАРЫ ЛЮБВИ
Когда мне было семнадцать лет, я встретил девушку по имени Михаэлла. Она жила примерно в десяти домах от меня. Михаэлла воспитывалась в бедной семье с мамой и двумя сестрами, причем все они были восхитительны, особенно Михаэлла. Она была поистине прекрасной девушкой: идеальная фигура, красивое лицо и длинные волнистые волосы цвета блонд — полный набор. Именно такие девушки появляются на разворотах журнала Плэйбой — она чем-то походила на Кейт Смит из Ангелов Чарли. Она прекрасно держалась и была очень тихой, застенчивой и скрытной, но очень сексуальной. Я сразу влюбился в нее.
Однако едва я познакомился с ней, я понял, что нашим отношениям пришел конец.
Как-то вечером — после двух месяцев наших встреч — я возвращался домой из магазина, что стоял за углом, и услышал рев мчащейся машины, остановившейся прямо за моей спиной. Я обернулся на шум и увидел четырех парней, идущих на меня. Не успел я собраться с мыслью о побеге, как они прибили меня к стене и заехали по лицу.
Один из них вышел вперед и спросил, встречаюсь ли я с Михаэллой. Я сказал да, и он стал мне угрожать, что если еще раз увидит меня с ней, то хорошенько разделается со мной, и очнусь я уже в больнице и бла, бла, бла...
Разумеется, я не на шутку испугался, потому что их было четверо на меня одного. Я просто стоял на месте, ожидая, что кто-нибудь из них отпустит меня, замахнувшись перед ударом. Вдруг я увидел выезжающую из-за угла машину Фредди с его друзьями внутри. Это резко меняло дело. Я стал думать о том, как заставить этих ублюдков за все ответить.
Конечно, будучи настоящим везунчиком всю мою жизнь, я понял, что они меня даже не видят. Они продолжали ехать мимо, не замечая ничего вокруг. “Черт! Эти засранцы, походу, бухие в стельку и ни черта не соображают! Орать бесполезно, они наверняка врубили музло на всю катушку”. Но решив, что это мой единственный шанс выбраться, я резко ударил одного из парней и свистнул так громко, как только мог. Фредди был за рулем, так что я видел его лучше остальных. Он повернул голову и, заметив меня окруженного этими идиотами, развернул машину, чтобы разглядеть, что именно происходит. Мне стало намного спокойнее, ведь они едва не проехали мимо меня. Даже если бы меня схватили и начали избивать, ребята подоспели бы на помощь.
Пацан, ударивший меня, заметил Фредди и повернулся ко мне: “Ага, значит, ты хочешь впутать в это своих дружков? Без проблем, тогда мы позовем своих, когда вернемся!” Они залезли в машину и смылись прежде, чем Фредди и остальные добрались до меня. Я подумал: “Нас наконец стало поровну, а вы сбежали?”
Фредди с парнями подошли ко мне, не имея ни малейшего понятия, в чем дело, но, заметив, что я просто мечу молнии, сразу все поняли. Когда я объяснил, что произошло, они стали настаивать на том, чтобы пойти их искать. Мы искали их целый час и, не найдя никого похожего, поняли, что упустили их. Парни отвезли меня домой, и мы решили, что на этом все и закончилось, и больше мы их не увидим.
Позднее тем же вечером я встретился с Михаэллой и рассказал ей о произошедшем. Я спросил, знает ли она их, и она ответила, что один из них — понятно, кто — ее бывший, и рассказала, какой редкой дрянью он был, убедив меня, что никогда к нему не вернется, так что я решил забыть об этом.
На следующий день мы с Михаэллой гуляли здесь и там и наконец зашли ко мне. Мы были никакими после пачки сигарет и просто завалились на кровать. Мы уже спали, когда на улице раздался шум колес возле моего дома. В этом не было ничего нового, ведь на нашей улице то и дело происходили аварии, но я резко вскочил и побежал к окну в гостиной. Продрав глаза и всмотревшись в залитую солнцем улицу, я увидел 15-20 парней у моего дома — они разбирались с Риком Джарвисом, моим другом, который остановился у нас на некоторое время. Его отец грубо с ним обращался, и мы с мамой решили приютить его, пока он не найдет себе квартиру. Он был просто небывалым здоровым парнем и уж точно мог постоять за себя.
Я услышал, как они говорили ему: “Позови Салли, сейчас же! Мы хотим надрать ему задницу!”
Рик ответил: “Что, серьезно? Вы всем скопом пришли за ним? Что ж, почему бы вам не начать с меня?” Этого им было достаточно — удары посыпались на Рика со всех сторон. Я чуть не обосрался, наблюдая за происходящим, понимая, что если я выйду к ним, мне хорошенько влетит, но я не могу оставить Рика одного. Я побежал обратно в комнату, достал бейсбольную биту и пошел к Рику на помощь. Почти открыв входную дверь, я почувствовал, как мама схватила меня за рубашку — она отчаянно кричала, умоляя меня не выходить из дома. Она пыталась удержать меня за все, что угодно: руки, одежду, волосы, но вскоре я вырвался из ее рук и выбежал на крыльцо.
Первым, кого я увидел, был Рик — он выбивал все дерьмо из парня на земле, в то время как его приятель бежал на Рика с газонокосилкой. В его руках была очень старая газонокосилка с вертящимися по кругу лезвиями, изготовленными из действительно тяжелого железа. Итак, этот неандерталец скакал к Рику с этой косилкой над головой. Я крикнул: “Рик! Сзади!”. Он обернулся, когда лезвия были уже у его лица, и смог увернуться от удара.
Моя мама выбежала на крыльцо и умоляюще посмотрела на меня, снова обхватив руками. И снова я отталкивал ее от себя, чтобы помочь Рику.
Дядя Билл тоже выбежал из дома — в его руках было ружье. Мой дядя был родом из Арканзаса и тоже имел крепкое телосложение. Он достигал 6 футов (1.8 м — прим. пер.) в высоту и весил, вероятно, примерно 220 анг. фунтов (100 кг — прим. пер.) в те года, к тому же у него был скверный темперамент. Я начинал думать: “Кто-то сегодня точно распрощается с жизнью!”. Он миновал нас и пошел прямо в центр. Парни начали в ужасе разбегаться в разные стороны, спасая свои жизни. Дядя подбежал к Рику и парню, с которым он дрался на земле, и ударил его прикладом прямо в ребра. Боже, я в это время все еще стоял на крыльце и, клянусь, я слышал хруст его костей.
Потом один придурок подошел к моему дяде и начал размахивать руками так, будто он владеет боевыми искусствами. Дядя с ухмылкой посмотрел на этого Брюса Ли и навел на него прицел, уже поставив палец на курок. Тетя Барбара закричала, что было мочи, умоляя мужа не делать этого. Я закрыл уши руками, ожидая выстрела. Дальше этот парень начал делать самые смешные движения, какие только можно представить. Он начал бить ладонями ружье, как котенок во время игры бьет бантик на веревочке, пытаясь отвести его в сторону. “Этот парень действительно напрашивается на пулю”, — подумал я.
Дядя отвел прицел, развернул ружье и с размаха заехал ему прикладом по лицу. Он ударил его так сильно, что это звучало как треск разбитого стекла.
Потом я обернулся и увидел, что стекло действительно треснуло. Парень, пытавшийся ударить Рона, хотел пробраться в наш дом, разбив кулаками окно, но он настолько сильно ударил его, что поранил все руки. Он развернулся и убежал, перепрыгнув через калитку, оставив следы крови у окна и на дороге. К тому времени остальные парни уже разбежались.
Вскоре прибыли копы, и мы рассказали им о произошедшем. Копы сказали, что отлично знают эту банду, которая орудует в восьми домах от нас, и поехали искать их следы. Михаэлла, похоже, забыла мне об этом рассказать.
Когда я вернулся в дом, я увидел маму. Она сидела за столом с тетей Барбарой, трясясь и плача. Я подошел успокоить ее, но это не помогло. Она продолжала повторять: “Я больше так не могу! Мы уезжаем из этого штата. Это уже слишком для меня! Ты или будешь убит, или кончишь за решеткой!”
Я ничего не знал о том, что мама уже давно думала о переезде из-за усталости от городской жизни Лоренса. Не говоря уже о ее ненависти к зиме!
Я не был столько расстроен из-за случившегося, сколько из-за слез матери. Я полностью поддерживал ее слова. Я подумал: “Она права! Я точно кончу за решеткой!” К тому же, у меня был талант, который нельзя было попросту терять в подобных передрягах. Я нигде не бывал, кроме Новой Англии, так что решил покончить с этим — расставаться с друзьями будет тяжело, но я должен хоть немного повидать свет. Мама, я, Рик и его девушка начали планировать наш отъезд из Лоренса.
Я понятия не имел, что меня ждет и чем я буду заниматься, но я понимал, что это верное решение. Самое время. Я устал от жизни на улицах — от жестокости, криминала и опасности. Я не мог даже сходить в магазин, не озираясь по сторонам или не взяв с собой оружие, боясь очутиться в неправильном месте в неправильное время. Такая жизнь мне была больше не нужна.
Шел декабрь 1985 года, мне было семнадцать лет, и я покидал единственную жизнь, которую знал — жизнь в гетто. Я покидал Лоренс навсегда.
Часть Вторая
Глава 10
ЮЖНАЯ ГРАНИЦА
Фейетвилл, Северная Каролина, был нашим пунктом назначения. Некоторое время моя мама работала в форте Девенс недалеко от Лоренса и встретила там женщину по имени Сюзан, которая стала риелтором в Фейетвилле. Муж Сюзан был полковником в форту Брэгг и из-за маминого опыта работы в армии предложил ей работу. Сюзан также обещала, что поможет моей маме найти выгодную сделку на новое жилье. Все это было очень захватывающе для меня — мы так долго жили в этом старом беднеющем Лоренсе, и вот, наконец, собирались жить в новом доме в новом городе.
Однако как только мы прибыли туда, мы не получили никакой помощи. Мы переехали в апартаменты под названием Дивонвуд Истейтс, и хотя у на появилось жилье, не думаю, что Сюзан приложила к этому руку. Мама так и не получила должность в Брэгге.
Фейетвилл был маленьким городком, населенным военными. Давным-давно огромное количество служащих было направлено из городка во Вьетнам, но по пути все разошлись по барам, стриптиз-клубам или занялись проституцией, и поэтому местные до сих называют городок “Фейетнам”. Форт Брэгг — одна из крупнейших военных баз — располагался примерно в десяти милях от нашего нового дома, поэтому поначалу нас несколько пугало дребезжание окон и стук картин на стенах в шесть утра из-за тестирования бомб и снарядов на базе. У меня не было ни малейшего понятия, чем именно были вызваны все эти толчки, поначалу я задавался вопросом: “В Фейетвилле случаются землетрясения?”. Впрочем, меня это не сильно волновало, ведь вокруг было столько нового — я предвкушал перемены.
Моей главной целью было найти парней для создания новой группы. Будучи новеньким в городе, я понимал, что это займет немало времени, ведь для начала мне надо было найти таких же панков, как я, но я всегда был открытым и общительным парнем, так что особо не заморачивался. К тому же, мне совсем скоро должно было исполниться восемнадцать, а значит, мне будет разрешено законом принимать спиртное — я с ума сходил от одной только мысли о клубах и вечеринках!
Разумеется, прежде чем все это осуществить, мне в первую очередь нужна была барабанная установка... и машина. Моя мама — святой человек! — потратила деньги от продажи старого дома в Лоренсе на покупку Транс-Эм 1976 года. Это был самый крутой подарок в моей жизни! Потом она взяла меня с собой в магазин, где я нашел себе убойную установку Ludwig Rockers. Чего и скрывать, я был на седьмом небе!
Не важно, как трудна была наша жизнь, мама не жалела ни копейки ради моего счастья. Я был ребенком из гетто, чувствующим себя богачем. После такого счастливого начала новой жизни я решил наконец узнать этот неизведанный город поближе и найти себе группу.
* * * *
После моего совершеннолетия я направился в тату-салон Била Клейтона набить себе первую настоящую татуировку. Animal из Маппетов* был и до сих пор остается моим героем в игре на ударных, и поэтому он стал моей первой татуировкой на правом плече.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |