Теперь, когда выпало время для основательного самокопания, для которого не представлялось шанса все эти ужасные, быстрые и сумбурные два дня, Тому пришла в голову идея, что стоило бы включить мозги прежде, чем вот так вот рвать душу нараспашку перед кем попало. Он с ужасом понимал, что за это короткое время, что держал перед предателем свои объятия открытыми, Билл таки-умудрился ввинтиться сквозь его грудную клетку и пробраться ну просто донельзя глубоко. Возможно, если бы ему сначала удалось подумать, это сэкономило бы парочку пучков нервных окончаний и сломанных ребер. Но чего теперь-то говорить… История ведь не знает сослагательного наклонения, и он сам был виноват.
Теперь был полноценный шанс пожинать плоды своей тупости - сидя под дверью в каком-то захолустном, пронизанном насмерть холодом домишке, чувствуя себя отвратительнее, чем когда-либо. Том не мог даже сдвинуться с места, отползти от этой проклятой двери, потому что у него болело абсолютно все - и в теле, по ощущениям, не было ни одного целого органа. Он мог лишь думать обо всем и сразу, и эти мысли ничерта не приносили облегчения, лишь хуже все запутывая.
Он думал про то, что не стало бы сердце сейчас так болеть, разрываясь на куски, если бы Билл не внедрился в его систему через кровь, распространяя там свою смертельную заразу. За всю свою гребаную восемнадцатилетнюю жизнь он никогда и ни к кому так не относился, как к этому предательскому черноволосому гаду. Ни девушки, ни друзья, ни даже родители не стояли рядом, Том понимал это сейчас, потому что, когда он думал об этих проклятых темных глазах и губах, они переворачивали в нем все вверх тормашками, не забывая заодно выворачивать наизнанку. Воспоминания, даже не смотря на злость и обиду, были все равно приятны даже теперь. И он ненавидел себя за эту поганую слабость, за то, что тонет в этих страшных ощущениях, за то, что тает в его руках и умирает от поцелуев каждый раз. Он подозревал, что вряд ли сможет не думать про Билла, когда чуть поостынет. Их отношения летели на полной скорости, всего за несколько часов достигнув такого накала, что Том и сам терялся в объяснении, как такое могло произойти – ради черноглазой твари он перевернул все в себе – свою жизнь, свою душу, свое тело. Это было опрометчивое решение.
«Стоячая овация за победу в номинации «идиот столетия», Том…» - Парень обхватил руками колени, уткнувшись в них лбом.
И он даже не смог нормально накостылять суке за непростительную ложь без того, чтобы не захотеть его трахнуть прямо там же, где только что избивал до полусмерти – на разобранном в щепки ко всем чертям столе в какой-то халупе, забив на то, что Билл только что, в общем-то, нанес ему ножом удар в спину как раз тогда, когда уже можно было поверить, что все могло бы оказаться хорошо. Впервые за его сраную, полную абсолютного ничто жизнь.
- Идиот, – прошептал Том еще раз и начал зло оттирать от подбородка пятна крови, напоминающие ему про то, что он хотя бы как-то попытался защитить себя и прекратил давать Биллу ключи от всех своих дверей.
Хотя теперь, когда он вот так вот трусливо сбежал в комнату, предпочитая вообще не находиться с гадом в одном помещении, показалось ему еще более жалким жестом - это была элементарная трусость. И этот поступок, которого Том сам от себя не ожидал, только еще больше подтвердил собственные опасения, которые назревали внутри тревожным клубком - он понял, что боялся этого парня до смерти. Именно за то, что терял рядом с ним весь свой контроль, который не подводил никогда в жизни, стабильно работая мощным механизмом, не подпуская никого настолько близко. Теперь этот механизм лежал невнятной кучей, с раскуроченными железяками, пружинами и шестеренками, предсмертно истекающий черной смазкой и торчащей из него кувалдой, только потому, что Том недосмотрел и на секунду ослабил защиту.
И получил за это. В рожу. Больно. И еще ножом в спину, для затравочки.
Он сжал кулаки. Его колотило лишь сильнее от этих мыслей, и в довершение этому жуткому дискомфорту добавлялся еще и адский пронизывающий холод. Он уже давно нарыл в шкафу пару каких-то уродских толстовок на молнии, единственное, что было теплого из всей одежды, насколько он понял в темноте комнаты, и напялил их на себя все сразу. Но это не согревало - ноги, руки и внутренние органы все равно медленно превращались в ледышки. Том пытался шевелить ими, но это не особо помогало.
Он ненавидел теплое потрескивание огня за дверью, зато хотя бы Билл стих, прекратив свои неведомые телодвижения и неадекватное хихиканье. Том не мог догадываться, про что думал сейчас парень в другой комнате, он вообще старался не пускать его в свою голову, вычеркивая и выцарапывая все мысли о нем.
А ведь ему на секунду показалось, что он знал его, там, дома, на полу, когда они лежали мокрые и взмыленные… Том посмотрел на него в профиль, подумав на минутку, что никогда еще не было с ним рядом никого похожего на Билла. Милого, красивого заботливого и открытого, так вовремя появившегося в самый отстойный момент в жизни. Он думал, что мог читать его, как открытую книжку. На какую-то долю мгновения, когда он принял для себя тот факт, что не может отойти от парня ни на шаг и пустил его в себя, ему казалось, что он нашел то, что многие ищут всю жизнь и не могут получить, переворачивая весь Рай и Ад наизнанку.
Ну, конечно, а ему повезло всего лишь за два дня, наивному дураку. Подобрал на свою голову змееныша, пригрел на своей груди, в буквальном даже смысле этого слова, твою мать. Нет, никогда и ничего с этими чувствами не будет просто, лучше уж без них совсем.
Тому удалось уже однажды отключить все свои эмоции полгода назад, в тот день, когда его, трясущегося и полумертвого, вволокли в городской морг под руки два полицейских и подвели к трем продолговатым столам, ободряюще стискивая клещами его предплечья, чтобы парень, не дай бог, не навернулся там башкой о кафель и не присоединился к этим троим, раскроив себе череп по досадной случайности. Когда констебль откинул одеяло на первом столе, где лежало мало узнаваемое тело мужчины средних лет, которого Том знал всю свою жизнь - его накрыло первой волной непроглядной темноты. Во всех смыслах.
Потом, когда он очнулся на больничной койке, приводимый в чувство незнакомыми людьми в белых халатах, он понял, что и сам был уже не очень жив – разве только наполовину. Он на самом деле так больше никогда и не просыпался с того момента. Его бледное дохлое тело проснулось само и, глядя в пространство пустыми глазами, вышло потом из полицейского участка, сев в такси, мертво доехало до опустевшего дома и жило так с тех пор, на автопилоте. Тело ходило на работу. Тело делало дела. Тело автоматически смеялось. И выбивалось из сил, чтобы больше никогда и ни за что не допускать подобного – если уж раз погрузиться в черноту без мыслей и чувств, так лучше там и оставаться и не пытаться делать вид, что ты жив, когда на самом деле ты - обыкновенный труп. Вот и сейчас, сидя в этой обступающей его со всех сторон темноте, он спасался в ней, не допуская даже мысль о том, что ему вдруг снова захочется покинуть свое убежище, уютное и завлекающее.
Все было хорошо до пятничного е*аного вечера. Потом пришел козел с лопатой и выкопал внутри целую траншею, на свой лад …Поднял мертвых, переворошил все эмоции так, как было угодно ему, суке.
Том обещал себе тогда никогда не позволять никому больше сделать себе больно. Он думал, что самое плохое уже случилось, куда уж было хуже.
Нет, кажется, он все же ошибся на этот счет. Хуже быть могло. И было – прямо сейчас, когда он на секунду позволил себе мысль, что все снова может стать иначе, и жестоко напоролся кишками на грабли уже второй раз, откинув все свои предосторожности и метнувшись в дурь с головой.
Его начало мутить – они с Биллом так толком и не пожрали ничего со вчерашнего дня и спали не то, чтобы сильно много, и Том начал злорадно надеяться, что сдохнет прямо здесь и прямо сейчас, и разложится под дверью Билла назло, немым укором. Может, хоть тогда его замучает его поганая совесть, потому что Тому было уже без разницы, что с ним будет. Он сидел в ночи, на полу, привалившись к холодной двери, и медленно умирал страшной и мучительной смертью.
Билл слушал эту ничем не нарушаемую тишину. И ему все меньше и меньше нравилось затянувшееся молчание, от которого уже становилось не по себе. Он осторожно подкрался к двери и, стараясь не шуметь, прислонился к ней ухом. Результат был абсолютно тем же – ни звука от Тома, ни дыхания не слышно в ночи, ни возни, ни шагов. Ничего. Билла снова начали одолевать панические мысли о том, что парень мог свалить, учитывая его таланты и умение переть напролом, выламывая стены и сокрушая на своем пути все, если ему что-то было надо. Билл бы совершенно не удивился. Он стоял посреди этой залитой светом камина комнаты, которая начала уже медленно прогреваться снизу, от пола. Жар медленно поднимался вверх, согревая занемевшие ладони.
Биллу совершенно не было хорошо в этом потеплевшем помещении, потому что изнутри его начали колоть жуткие иглы ледяного отчаяния, он вообще перестал соображать, что к чему. Ему показалось, что Тома больше нет, будто он ушел от него. На расстоянии, на котором они были друг от друга сейчас, Билла больше даже не добивали волны бешенства, из той запертой наглухо комнаты. Там вдруг образовалась будто черная дыра, засасывающая в себя все живое, непроницаемая, глухая и …мертвая.
Он стоял совершенно один, и его не грело ничего, кроме единственной мысли, как бы хотелось сейчас еще раз услышать голос Тома, чтобы понять, что он, вообще, еще жив. Его мрачная угрюмость, натурально, пугала.
Тем более, что в доме было жутко холодно, и Билл представлял себе, как парень сидит сейчас где-то там в темноте, или бродит тихо, не находя себе места, и желудок его просто сжимался в комок от этой мысли. Он не выдержал. Сжал, разжал кулак со сбитыми на нем костяшками, вздохнул глубоко…
-Том … - тихо раздался голос Билла прямо над ухом.
Том рванулся на месте, как будто его смертельно подстрелили дробью. Этот мерзкий обездвиживающий голос был где-то очень близко, Том понял, что Билл стоит с той стороны двери, возможно, в какой-то паре сантиметров от него и все, что их разделяло, была лишь хлипкая дверь. Сколько он уже простоял там, мерзко подслушивая мысли и пытаясь вмешаться в них, мало ему, что ли, было? На него там и без того было отведено девяносто девять и девять десятых процентов.
«Пошел ты ко всем чертям, Ангельский мальчик», - Том зло покосился на эту ненавистную дверь и начал медленно, словно от опасного зверя, пятиться от невидимого ему, к счастью, Билла подальше. Погруженный в свои мысли, Том не сразу заметил, что под дверью, действительно, была полоска света, и там теперь лежала какая-то тень. Билл подкрался незаметно, как и любой пи*дец колоссального масштаба, и он снова подпустил его к себе, пропустив этот удар.
Видеть это лицо сейчас он не мог ни при каком условии, и он пятился и пятился, отползая к дальней стенке, как маленький мальчишка от шкафа, в котором мог затаиться страшный клыкастый монстр, подстерегающий его там. Том уже уперся спиной в столик в противоположном конце комнаты, когда голос, тихий и хриплый, такой знакомый, снова позвал его, заманивая в свои коварные сети.
-Том, пожалуйста. Здесь теплее, пойдем, ты замерзнешь там.
«Вот и замечательно! И вообще, какая разница теперь», - злобно метнулось в голове. – «Заботливый ты наш, очнулся, с*ка»
Том хотел бы ответить твари хоть что-нибудь, но силой заставил себя сжать челюсти, и для верности даже прикрыл рот ладонью. Нет уж, ни за что и никогда. Пусть этот домишко сожрут недра земли, пусть он врастет в почву, покроется мхом столетий, и через много веков какие-нибудь археологи откопают скелетик и отнесут в палеонтологический музей, поставив там с табличкой: «смотрите, что бывает, когда легко доверяешь людям» в назидание потомкам и экскурсионным толпам пялящихся трехглазых школьников. Лучше было помереть от холода и голода, а это, к счастью, обещало случиться раньше, потому что Том чувствовал себя на полпути, но он решил для себя твердо, что не выйдет ни за какие коврижки.
Пусть катится ко всем еб*ным чертям этот скользкий гад вместе со своими низко сидящими на поясе джинсами и хриплым низким голосом, который Том не ожидал услышать снова; на минуту ему удалось даже вычеркнуть в этой темноте Билла из своего сознания. И даже тут он все равно пробивался к нему, как всегда, без спроса, и, как всегда, сразу в мозги, не фильтруясь предательскими органами восприятия и поступая в кровь сразу в чистом виде. А это, как в случае с любыми тяжкими наркотиками, могло грозить летальным исходом.
Том не хотел ничего летального, потому что при мыслях о подобном он опять начинал кипеть злостью, и на ум почему-то лезли огромные размашистые крылья, черные волосы, карие глаза. От летального бывает очень плохо, особенно, когда падаешь прямо зубами об землю с большой высоты.
«Нет уж, нафиг его, летальное», - бредил про себя Том.
-Том, ну не будь ты глупеньким, как маленький ребенок, – умоляюще и как-то чересчур отчаянно и нежно шептал с той стороны Билл, – я хочу с тобой поговорить.
«Хоти дальше», - Том в ужасе зажал уши, зажмурил глаза и со всего маху метнулся на огромную кровать, окукливаясь там во все, что только смог найти – в какие-то мерзкие затхлые одеяла, все в дырах и заплатках, в отвратную, пахнущую пылью и свалявшимися старыми перьями подушку. Почувствовав запах перьев, Том в шоковом рывке отшвырнул гадость от себя. Ему вдруг померещилось, что он слышит хлопанье гигантских крыльев, которые тычутся ему прямо в лицо.
«Нетнетнетнет!» - орал он сам себе, затыкая в своем сознании все прочие мысли и мешая себе слушать Билла, отчаянно прислонившегося лбом к двери с той стороны.
Билл услышал скрип кровати, на которую явно бухнулось что-то тяжелое и обозленное, спикировав на предмет мебели с небольшой высоты, и у него немного отлегло от сердца. По крайней мере, он понял, что Том был все еще там. В принципе, это и так было ожидаемо с большим процентом вероятности, но сосущая пустота, которой буквально веяло по всему дому, была просто убийственной. Но теперь-то Том пошевелился и подал признаки жизни, хотя так и не ответил ему ни слова, и у Билла немного разжало это что-то, щемящее слева.
Однако, в общем, состояние его не улучшилось. Как он и ожидал, с каждой минутой его, как больного наркомана, начало все сильнее колотить от страха и неприятного ощущения того, что Том далеко. Ото всех мыслей, что неслись в голове, эту самую страдальную голову рвало на части и все, чего сейчас хотелось – лишь съесть таблеточку от этой боли. Но лекарство было в руках только у одного человека на всем свете, того самого, который был закрыт сейчас на нечто более мощное, чем обыкновенную дощатую дверь.
При надобности Билл (так подумал про себя) мог бы выломать эту х*йню с корнями, если вдруг ему бы это понадобилось, много этой двери было не надо, да и топорик, при случае, всегда помог бы. Но это не был бы выход, а, точнее, вход; сейчас тут и таран бы не помог, потому что чувства - это не то, на что можно, к сожалению, воздействовать силой. И это упрямое молчание лишь означало, что Том все еще бесится и не готов идти ни на какой контакт.
Билл сглотнул и легонько ударился взмокшим лбом о дверь несколько раз, проклиная себя уже в сотый раз за сегодняшний вечер.
-Том… - хрипло прошептал он в последний раз.
«Ищ мусс дурщ ден монсун, хинтер ди вельт!!!» - начал отчаянно причитать про себя Том, потуже заворачиваясь в тонкое одеяло,- «Ищ вил да нищ аляйн сайн, ласс унс гемайнзам, индинахт!!» - тараторил он про себя со скоростью света любую приходящую на ум хуйню. - «Да уйди же ты, всего святого ради, что ты пристал ко мне, как коршун!» - почти в голос заныл он.
Том уже откровенно не понимал, что, вообще, происходит. Он пытался от себя отогнать это настойчивое существо, которое хотело идти с ним на контакт и явно желало его мозг. Том дал себе обещание, что не выйдет из комнаты, пока не кончится свет. Но он боялся до смерти, что не сможет удержать в себе эту стену, которую спешно возводил теперь у себя в душе, быстро и наспех, криво и лихорадочно ляпая мастерком цемент и накидывая кирпичи прямо так, кучей, не особенно беспокоясь о прочности этой конструкции и лишь надеясь, что она удержит каким-то образом внутри все обидные мысли. Он надеялся оттолкнуть от себя, преодолеть проникновения внутрь Билла.
Было уже достаточно этой дури.
Том отчаянно закапывался прямо под эти «кирпичи» и лежал теперь под ними на продавленной сгнившей кровати, вцепившись в одеяло мертвыми пальцами и боясь шелохнуться. Нет, у него еще были силы побороть чертова козла, пусть даже таким жалким способом, стиснув зубы и просто спрятавшись от него в темноте. Том решил твердо доказать и Биллу, и самому себе, что у него хватит сил противостоять. Потому, что больное, бьющееся в заходящемся, предсмертном кашле сердце, просило не вестись на подлые провокации. А, может, это всего лишь упрямство подавало свой голос...
Том не знал. Он был слишком смятен, чтобы думать. И лишь крепче прижимал к себе ветошь, радуясь, что Билл замолчал и больше не предпринимает попыток вторжения в его сознание. Том хотел бы принять свое решение без него, хотя бы раз за последние безумные сорок восемь часов.
Глава 24. Если завтра мир рухнет
Don’t think about tomorrow
We’ve only got today
There’s nothing that I want from you
Not a word you have to say
You are all I need
And all I can defend
All I need to hold on to
If the world should end
(If the World Should End – Jennifer Damiano)
Не дождавшись никакой реакции, Билл, с трудом переводя дыхание, силой заставил себя отлипнуть от двери.
«Ладно. Мало еще прошло времени… Наверное…» - решил он, с трудом пытаясь убедить себя в этом.
Хотя для него это «мало» тянулось, как кошмарная пытка на раскаленной сковородке. Без Тома, веселого и улыбающегося своей заразительной мальчишеской улыбкой и смотрящего на него искоса хитрым взглядом, ему не хотелось ничего – ни спать, ни есть, ни даже дышать. Легкие будто сковал стальной обруч, давящий на все тело. И что-то подсказывало, что отбойные удары, полученные часом ранее, были тут совершенно ни при чем. Скорее всего, виноват был другой удар, тот, который поразил его ранее, вызвав учащенное сердцебиение и прилив крови ко всем органам… Когда? Дня два назад? День? Сегодня утром?
Тот самый удар, который выбил почву из-под ног и толкнул его в объятия светловолосого и горячего земного парня с озорной улыбкой и пушистыми ресницами, которого Ангел всего лишь пытался уберечь, а, в результате, сделал только хуже.
И вот теперь он платил за это сполна, обливаясь холодным потом, притягиваясь к Тому, как магнит, при этом, не имея никакой возможности подойти к нему близко.
Самым ужасным во всем произошедшем было чувство вины. Теперь, когда Билл, все же, смог довести до конца свое черное дело, к которому так стремился, и разрушить доверие Тома, это гадское ощущение того, что он сам все испортил, заставляло все его органы холодеть. Он сам до этого довел, хотя прекрасно знал изначально, что если Том обнаружит весь этот обман, то прощения ждать будет бесполезно.
Так оно и вышло
«Оттянул, бл*дь. Молодец» - Билл, глядя перед собой невидящими глазами, послонялся по комнате туда - сюда, бросив взгляд на большие часы над камином.
Они стояли. Как и все время теперь, когда там, за дверью, в буквальном смысле решалась судьба всего мира одним горячим, но таким обиженным сердцем. Глаза Билла съезжались к переносице от всего этого хаоса, и он пожалел еще об одной вещи – с ним не было той самой бутылки с абсентом, которую он забыл в парке. Или любой другой высокоградусной дряни, чтобы хоть чем-нибудь залить кошмарную рваную рану, дергающую острой болью в груди.
Билл знал, что теперь должен был справляться сам и починить все, что он наломал, собрать с пола все мелкие осколки того, что осталось от доверия Тома, и склеить их обратно в одно целое, хотя бы частично. Сколько бы для этого ни понадобилось резать руки и гнуть спину, он должен был все вернуть.
«И как мне сделать это теперь, когда он сидит там? Он же мне просто оторвет предложенную руку предлагающую перемирие. Вырвет ее с мясом из плечевого сустава и вернет обратно с прохладной улыбкой и предложением засунуть себе это куда поглубже» - Билл прошелся по комнате, запуская пальцы в черные волосы.
Да и чего еще можно было ожидать, скрывая от Тома ту правду, которую стоило бы сказать в первую очередь?
«Как так вышло, что я последним заметил, как своими руками толкаю себя в Ад?»
Дария Премудрая, как всегда, была права - любовь делала даже лучших из людей слепыми, вот и Билл не увидел очевидного, сигналящего ярко-красной мигалкой поворота в никуда, мечтая о том, что эта правда никогда не раскроется, и он сможет хоть какое-то время побыть простым человеком рядом с Томом.
Ангел тихо зарычал. Энергия медленно оставляла его. Он прекратил мерить шагами комнату и метнулся в кухню померить шагами что-нибудь там, потому что сил видеть эту чертову дверь у него уже просто не было. Он влетел в закуток кухни и принялся хлопать дверками шкафов, не понимая, что он вообще делает. Он пошарил везде по два раза и пошел на третий заход, сообразив, что для того, чтобы что-то найти, надо сначала на это что-то посмотреть. А не глядеть сквозь предметы, направляя при этом взгляд внутрь себя, параллельно с копошением в шкафах занимаясь самокопанием, сознательно не замечая ничего вокруг и бездумно утыкаясь во все углы. Он выдохнул, крепко зажмурил глаза, потер их ладонями, унял кое-как шатание комнаты, которое так и не прекращалось перед его внутренним взором, и принялся искать еду или хоть что-то похожее уже более вдумчиво и осмысленно. Ему надо было чем-то себя занять. Сидеть в комнате и слушать жуткую напряженную тишину становилось уже выше его сил.
Свет в холодильнике, естественно, не горел, но Билл и без этого увидел, что там ничего нет. Кухня вообще была удивительно пуста на предмет наличия съестного. Только в одном шкафу обнаружилась пачка чего-то безумно твердого и, возможно, уже начинающего жить своей жизнью. На ощупь это теоретически могла быть пачка слипшегося печенья, окаменелого и относящегося к эпохе неолита. Но Билл не стал спрашивать у предмета точный возраст - побоялся, что оно ответит.
В прочих шкафах было вообще шаром покати, этот домик явно был нежилым и освобожденным специально под Ангельские нужды. Рафаэль использовал его для себя, когда оставался на земле. Хоть он и был Ангелом, ему было нужно периодически куда-то прятаться. Подобные места – в глуши, посреди леса, без хозяев – ценились на вес золота. Это был очень распространенный фокус светлых Стражей – находить себе такие пристанища, чтобы иногда перевести дух и отсидеться ночку-другую. Но, поскольку Ангелы не нуждались в еде и сне, Рафаэль расчистил тут все от неугодных скоропортящихся вещей. При этом, пощадив, почему-то, одно печенье. Возможно, ему просто нужен был собеседник любого интеллектуального уровня, с кем можно было поговорить в одинокий ночной час, когда становилось невмоготу. Вот он и выращивал там себе иные организмы для подобных извращений.
Билл совсем отчаялся. Отсутствие еды было более вероятной предпосылкой для их с Томом близкой гибели, чем если бы Демоны нашли их и сами решили ими поужинать. Да и свисток остался дома, вдруг осенило Билла. Теперь даже не было возможности вызвать купидончика или все того же Рафаэля. Когда все плохо, и думаешь, что хуже уже не будет, развеселая жизнь всегда готова преподнести еще один приятнейший сюрприз.
И этот сюрприз появился – радостный и пустой, в виде начинающего напоминать о себе бурчащего живота, которому нечем было ответить на недвусмысленные призывы.
«Вообще здорово» - опустил руки Ангел.
Правда, в своих мыслях окончательно покончить с собой он так и не успел. В окно со стороны черной ночи постучали, и парень, вглядевшись в темень и оторвавшись от своих невеселых дум, обернулся. Он увидел в окне силуэт черной птицы, долбящей в стекло своим клювом и намекающей на то, чтобы ее пустили внутрь. Билл удивленно улыбнулся - впервые, наверное, за последний час. Дария ни на секунду не убирала руку с пульса событий, оставаясь рядом с другом незримой тенью даже тогда, когда, теоретически, не должна была ничего знать. Билл, все так же улыбаясь, попробовал отпереть для птицы окно, но оно было такое задеревеневшее, что рискнуло скорее рассохнуться и вывалиться прочь вместе со стеной дома, нежели поддаться.
Ангелу пришлось пойти к входной двери.
-Дария? – Позвал он в темноте.
Но ответа не последовало, и лишь нахальный Тео, вырисовавшись откуда–то из темноты ночи, описал над ним круг. Он, царапнув бывшего хозяина по голове своими когтями, прицелился поточнее и, как маленький вертолет, поднимая своими крыльями воздух и ероша этим и без того лохматые черные волосы Билла, сел ему прямо на голову. Вытер пару пернатых лап о черную шевелюру и приготовился к тому, чтобы его заносили в дом, нагло открыв клюв и крякнув что-то на своем вороньем языке.
-Какие мы воспитанные, - недовольным тоном, но, тем не менее, с улыбкой сказал Билл.
Он заметил, что Тео держал в клюве какой-то довольно объемный сверток. Птица не могла летать высоко из-за такого большого веса, заметно припадая в полете, хотя ворон с метровым размахом крыльев был далеко не маленьким птенчиком. Вот потому и сел на первое попавшееся, что ему подвернулось, не особенно обращая внимания, что это была голова Билла. Таким образом, он, видимо, решил компенсировать полученную моральную травму.
Ангел вернулся в дом и забрал у птицы посылку. Он радостно заулыбался, раскрыв ее и обнаружив там батон хлеба, ломоть колбасы и пару бутылок минералки. И еще свисток, который он в хаосе выронил, когда Рафаэль уносил их с поля брани. Из свертка выпала кривая записка, написанная явно в спешке корявым, как у курицы, почерком. Некогда Демонам руку тренировать, они бывают слишком заняты другими Демоническими делишками.
Вильгельм зачитал записку, пробежав по ней глазами.
Прости, что не делегация с цветами, конечно, но я тут, как бы, немного занята, извини за корявый почерк. Решаю кое-какие вопросы. Теодор вас найдет, он летел за вами от Магдебурга, и принесет тебе некоторые нужные вещи. Надеюсь, это будет не мышь, как всегда, а что-нибудь более существенное. Хотя, мыши тоже бывают ничего, если отделить все кости…
Билл передернулся на этих строках, боясь даже подумать, откуда она это знала, однако, продолжал читать.
Если все это кончится, ты мне по гроб должен будешь, не стану же я работать задаром и терять время попусту!
Ладно, это все лирика…
Из существенного – где бы ты ни был, не выпускай своего смертного из поля зрения!!! За ним собралась еще более неприятная компания, чем та, что дежурила под вашим окном. Амулет, кажется, скоро будет готов. Сделай все, что можешь, чтобы Ангелы взяли его первыми, если хочешь сохранить ему жизнь.
Не могу рассказать больше или написать свое имя, это не то, что можно передавать таким способом. Но, думаю, ты и сам догадаешься.
Пойте, красавчики, пока есть время. Его у вас не так уж много осталось.
Удачи вам, любви до гроба, который, надеюсь, не накроет вас в ближайшее время своей крышкой, а так же цветов, жвачки и бурных анатомических изысканий.
Бла-бла-бла, ты теперь большой мальчик, все знаешь и сам. =)
Твой друг,
Я.
Билл фыркнул, прочитав последние строки, возле которых была нарисована улыбающаяся рожица с рожками, и задумчиво погладил Тео, который весело топтался по столу, отщипывая крошки от только что доставленной им же ноши.
«Не выпускай своего смертного из поля зрения» – пробежал Билл еще раз по жирно подчеркнутой строке. Если бы это было так просто… Знала бы Дария этого смертного, горячего и вспыльчивого, своенравного, как торнадо, и упертого, как стадо ослов, она бы дважды подумала, прежде чем писать подобные строки.
-Эй, наглая птица, – позвал Билл Тео, - иди сюда, я тебе кое-что передам для Дарии на случай, если не скоро ее увижу. «А у меня есть суровое подозрение, что так оно и будет» – грустно подумал он.
Раз Ангелы будут где-то рядом, была большая вероятность, что они могут не забыть прихватить с собой и его, водворяя на место, а значит …Черт его знает, что это могло значить, с учетом того, что он даже не знал, что будет ждать его в конце всей этой истории. Своя судьба его вообще мало волновала. Может, они увидятся скоро, а может, через десяток лет – в любом случае нужно было отблагодарить Дарию за все, что она делала для него в эти дни. Он и правда был теперь обязан ей «по гроб».
Ворон подскочил к нему, и Билл мягко чмокнул его в черную голову, которая пахла пером, ночным ветром и почему-то немного серой. Ангел потрепал его по пернатой спинке.
Тео нахохлился, выпучив на Билла черный глаз.
- А теперь иди, отдохни хоть парочку часов, – он отогнал ворона от еды и спихнул его со стола, подталкивая в направлении комнаты.
Тео, еще раз шумно хлопнув размашистыми крыльями, смылся на каминную полку, нахохлившись и притихнув.
А Билл погрузился в новые размышления. Ему совершенно не нравились слова, что за Томом по пятам чапает еще какая-то шайка-лейка из Преисподней. Когда в словах Дарии скользило слово «неприятная» в отношении подобных существ, значит, дело было действительно плохо. Да и Амулет этот подозрительный, молчащий, как убитый, после своей последней вспышки. Раньше Том жаловался на болтливость, как он ее называл, «цацки», а теперь она молчала угрюмо и как-то угрожающе, совсем как ее носитель за дверью.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |