Дахил, не говоря ей ни слова, шлепнулся прямо перед ней около корней большого дерева, где она стояла.
- Мерзкие Светлые твари, ненавижу вас, чтоб вы все провалились в Ад. Ух, я бы повеселился на славу, – гневно прорычал он и весьма предсказуемо достал из складок плаща фигурку Ангела наподобие вуду и вместе с ней мешочек с иголками. – Всю мою добычу утащили… Ненавижу, ненавижу, ненавижу! - шумно дышал Демон, одну за одной втыкая острия в фигурку.
Дария закатила глаза, отвернувшись от него спиной.
- Дахил, не думаю, что стоит беспокоиться. Все будет нормально, Амулет будет нашим, рано или поздно. Не может не быть.
«Только бы тупоголовые Светлые сделали нормальное заклинание на этот раз, и смертный не смог рвануть куда-нибудь, как он всегда это делает, когда не надо»
Дахил злобно покосился на нее.
- Разумеется, я не сомневаюсь в этом. Великий Дахил звучит лучше, чем какой-нибудь там Великий Давид, – пошутил Демон, захихикав своей собственной шуточке.
«Великий Давид. Билл бы сейчас слег с горячкой от смеха»
- Правда же, звучит? – Дахил напрягся и, не дождавшись ответа, вытаращился на Дарию.
- Конечно-конечно, – Демоница поспешила успокоить его чувство собственной важности и, закинув руки за голову, тоже пристроилась к корням дерева, привалившись к стволу спиной.
Лич наматывал вокруг них бесконечные круги, скользя бесшумной тенью чуть поодаль.
- Я войду в историю Ада, – Дахил все еще продолжал тыкать иголки в несуразную фигурку, которую держал в своих когтистых лапах. Она была уже больше похожа на ежа, чем на Ангела, – вся Преисподняя склонится передо мной, Великим Демоном. Люцифер сделает меня своей правой рукой, турнув этого хлюпика Марбаса. Ооо, я уже вижу этот момент…
- Всенепременнейше, – каменным тоном отозвалась ему Фурия, – так оно и будет.
«Черт, если он будет пытаться втягивать меня в свои разговоры, где гарантия, что я не психану первая?» - пронеслась в ее голове раздраженная мысль.
- Что мы будем делать пока, Дахил? - спросила она, мысленно посылая ему заклинанием еще один лишай, розовый и противный.
Дахил почесал коготком свою кошачью проплешинку.
- Мы? Ждать, конечно. Когда Амулет вспыхнет вновь, – радостно замурлыкал кошак. – Раз иголочка, два иголочка, – напевал он свою песенку. – Рано или поздно мальчишка покажется оттуда, где бы он ни прятался. И тогда мы возьмем его тепленьким.
Дария напряженно поерзала лопатками по грубой коре.
«Ну, Билл. Главное, держи своего дурака при себе. Иначе это может плохо кончиться.»
Девушка посмотрела в ночное небо Ада. Она искренне надеялась, что человек понимает, что сейчас шутки уже кончились.
In your deep brown eyes
Lies my paradise
And all that matters to me
Unfold, revealed, when you’re near
Falling, сrawling, I’m losing ground, watch it all come down
Kneeling, feeling, you’re all around, let’s fight or die in this town
Witnessed heaven break
Burned down every gate
But what you told me that night
Uncut, unsealed, frail but right
Something right
(Malrun – Unsealed)
Остаток ночи догорал очень быстро. Билл и Том лежали, обнявшись, молча, без сна, просто слушая дыхание друг друга в тишине. Голова Тома покоилась у Билла на груди, и биение его сердца отдавалось в такт пульсу – ровным, мерным, ритмичным, стуком, который, как колеса поезда, убаюкивал и приносил спокойствие и расслабленность. Тишина и догорающее тепло комнаты окутывали их, объединяя и обнимая их, сводя вместе навсегда в моментах, которые с каждым мгновением уходили в прошлое, одновременно с тем оставаясь в памяти навсегда. Они оставались сладким привкусом губ на губах, горящим на коже, который уже было не стереть с нее. Оставались запахом теплого тела рядом, приятными воспоминаниями. И даже синяки и ссадины все равно казались не такими болезненными, нанесенными друг другу лишь от того, что чувства вышли из-под контроля. Все это было приятно сейчас – и больное тело, и разворошенный мозг, и шумный рой чувств и мыслей, с которыми так сложно было справиться – все это было частью их, их сумасшествия, в которое они нырнули вдвоем, и не собираясь больше выныривать обратно.
Рука Билла проползла у Тома под шеей, прижимая его крепко, как только можно. Тонкие пальцы гладили кожу нежно и еле уловимо, как теплый ласковый ветерок, налетающий игривыми и ласковыми порывами. Парню с дредами больше не было нужно ничего – лишь только лежать в этих объятиях вечно и чувствовать своего Ангела рядом. Он взял его руку, пробирающуюся к нему, и поцеловал ободранные костяшки, рассматривая при этом точно такие же свои - зеркальное отражение одной и той же буйной дури. Том знал, что Билл улыбался, пряча свою улыбку в его дреды, ему даже не надо было поворачиваться для этого, он ощущал его интуитивно. Ангел был так же умиротворенно счастлив, лежа за спиной человека, хотя и не говорил ни слова. Но разговоров для этого было и не нужно - все было ясно и без слов.
Том не хотел знать, что случится потом, не хотел наступления завтра, ведь все, что было важно для него, уже находилось в его руках. Хотя пылкая возня уже затихла, и комната остывала в предутренней апрельской прохладе, ему не было зябко. Билл был теплый, с ним было так приятно лежать, прижимаясь к его обнаженному расслабленному телу под парой тонких одеял, чувствуя мягкость его кожи. Том хотел бы, чтобы еще можно было спастись и от неминуемого бега времени - это было бы прекрасно. Но ночь уже медленно разжимала свои объятия, таяла за окном, и темнота на улице уступала место рассвету. Снаружи курился легкий туман в синей утренней дымке, и уже можно было различать предметы в комнате, которые вдруг показались ему невероятно уютными – они делали это помещение таким … Домашним. Старые часы с кукушкой, время на которых навсегда остановилось, полированная древняя мебель, наверное, старше самого Тома, кинескопный телевизор с толстенным экраном, засиженная мухами люстра с отбитыми висюльками, проеденный молью ковер и продавленная кровать, в которой они с Билом провели эту чудесную ночь – все это вызывало такое тепло и счастье, что хотелось буквально кричать на всю округу. Он был дико и безудержно счастлив.
Том мечтал, перебирая в голове самые разные смелые надежды - что заберет Билла к себе, как только они выпутаются из всей этой истории, и не пустит никуда, даже если за ним явится орда Рафаэлей и подобных ему холодных светловолосых Ангелов. Он бы не позволил никому обидеть это создание, которое прилагало все свои силы на защиту, готовый на все, чтобы сохранить жизнь им обоим. Парень думал о том, что ему бы больше всего на свете хотелось вернуться домой к своей группе, обнаружить друзей живыми, в своих кроватях, помириться с гнусным Георгом. Прийти на встречу к Петеру и начать обговаривать их новую программу, написать несколько песен. Сидеть в кухне по утрам, уже не втроем, помечая крестиком все музыкальные школы в округе, а вчетвером и переругиваться обо всяких бытовых, самых обыкновенных заботах, отличных от всей этой Демонологии. Он хотел бы жить своей обычной жизнью – дышать воздухом, наслаждаться наступающей весной, шагая по весенним лужам рука об руку с красивым темноволосым мальчишкой с заразительной улыбкой и не бояться, что он носит на руке какое-то ядерное оружие замедленного действия, которое непонятно как среагирует в следующую минуту.
Амулет подозрительно молчал последние несколько часов, и Тома беспокоило это. Он смотрел в небо на исчезающую круглую Луну и надеялся на то, что следующий день пройдет просто, без приключений. Чтобы они с Биллом встали, проснулись вместе, как и вчера с утра, взглянули друг другу в глаза, улыбнулись, вспомнив вчерашнюю ночь, и приятно поежились при воспоминании. Затем позавтракали тем, что осталось от вчерашних бутербродов, если там, конечно, еще что-то было. Вышли посидеть на крыльцо, встретили там закат и снова пошли бы спать, отдавая друг другу без остатка все, что имели – свой жар и свою любовь.
Том не боялся теперь произносить про себя это сильное слово, оно не казалось ему диким, оно было самым правильным. Что же это было еще - когда слабели колени, когда они оба дурели от запаха друг друга, когда они не могли разжать свои руки и отойти, чтобы не начать скучать через пять минут? Том никогда не любил кого-то, кроме своей семьи и имел мало понятия, что это такое, но почему- то при мысли о Билле ему на ум приходило лишь это слово. В лице этого парня, который заботился о них обоих, он нашел то, что пропало, как ему казалось, уже давно. Потерянный Рай… То, что кануло однажды в черноту, неожиданно и ужасно, не спрашивая и не обещая, что когда-нибудь станет легче от этой потери. Но сейчас все будто снова встало на свои места, под теплой рукой Билла нашлось что-то давно отсутствовавшее, недостающий кусочек паззла. Он делал всю картину целой, такой правильной. Ангел идеально вписался в эту земную жизнь.
Том слушал его дыхание рядом и надеялся лишь, что Билл не станет очередной невосполнимой потерей в его жизни. Он еще не сказал ему и половины того, что было на душе, и не хотел бы повторять эту ошибку, которую допустил со своими родителями.
Пальцы Билла все еще гладили его шею, уже еле заметно, тихо и сонно. Наверное, это и было бы счастье. Том уже давно не чувствовал себя так спокойно, последние две ночи ему даже не снились всякие странные и жуткие сны, которые мучили его полгода до этого.
«Мне надо сказать тебе кое-что, Билл. Как жаль, что ты уже спишь. Какой же ты красивый» - Том смотрел на косые пятна серого рассвета, бликовавшие на его бледной коже. «Мне больше не надо держаться из последних сил, просыпаясь с ощущением сожаления снова и снова и со стоном падая лицом в подушку каждое утро, понимать, что новый день ничем не будет отличаться от вчерашнего. Если у меня будешь ты»
Том слегка обернулся и легонько провел по крылу тонкого носа брюнета пальцами, переходя на подбородок и скулу. Тот смешно поморщился во сне. Парень с дредами прижал ладонь ко рту, стараясь не засмеяться, так мило и беззащитно выглядел во сне его личный Ангел-хранитель. Эта мысль была чертовски приятная и ободряющая. Какой еще смертный мог похвастаться тем, что мог разбиваться вдребезги в руках подобного возвышенного и прекрасного создания, пусть и не совсем обычного? Том едва ощутимо коснулся губами губ Билла и осторожно повернулся в его объятиях. Ему тоже хотелось спать, просто он был не в силах отпустить от себя все эти бушующие и прекрасные мысли, все эти надежды. Ему хотелось оставаться вечно живым в этом моменте.
Только вот его тело, уставшее и вымотанное, брало свое, и веки наливались свинцовой тяжестью. Все же, приключения, которые мог вынести смертный, имели свой лимит. От нервов, недосыпа и недоедания, рано или поздно, Том все равно начал бы отключаться. Том закрыл глаза.
Тяжесть наваливалась на его тело, он уже готов был уплыть, поддаваясь ей, только было в этой темноте какое-то еще ощущение, помимо гудящих ребер и горящей кожи. Что-то до боли знакомое, достающее и мешающееся своей настойчивостью. Том прислушался к своему организму, выныривая из теплой полудремы. Он так и не успел отдаться ей полноценно. Парень едва не застонал. Он сообразил, что после той бутылки минералки его начала душить вполне себе прозаичная проблема, как раз такая, о которой они с Биллом говорили накануне вечером – ему приспичило в дренажную, по настоятельному зову матери-природы. И вряд ли это дрянное ощущение, вполне ощутимо давящее снизу, рассосалось бы само собой. Том снова попытался закрыть глаза, подумав, что, возможно, он сейчас действительно уснет и сможет все-таки подумать об этом завтра.
«Спаааать» - заныл он про себя
Но это не сильно помогало. Раздраженный и заполненный мочевой пузырь был еще хуже разозленного члена. С тем, хотя бы, можно было договориться, показав ему каких-нибудь картинок и обманув его этим коварством. С мочевым пузырем подобные шутки были плохи. Сон не вступал в перепалку с упрямым органом, он просто взял и окончательно отступил, и Том вслух застонал, открывая глаза и сжимая зубы.
«Блин, реально? Прямо сейчас?» - проныл про себя он.
Что-то согласно и радостно запульсировало внизу живота, и парню только оставалось, что закатить глаза и все-таки смириться с идеей, что придется идти делать то, что ему диктуют всякие там мерзкие внутренние органы. Совесть моментально подсказала, что неплохо бы разбудить Билла. Но тот был вымотан физически и эмоционально, и лишить его этого чудного момента отдыха, который тот заслужил, Том не мог.
Жжение в мочевом пузыре тем временем становилось все сильнее.
«Б*я!» - простонал Том. - «Вот пристал. Ты не мог об этом подумать, пока мы еще не спали?»
Он посмотрел на свою руку, которой недавно пожимал теплые пальцы Ангела, давая ему обещание вести себя не так, как он привык, и быть послушным мальчиком. Осторожно повернул голову. Билл был такой красивый во сне, мягкий и беззащитный, такой мирный, лицо его разгладилось, и свет утра, проникающий с улицы, освещал эти правильные и тонкие черты. Том пялился на него с минуту, потому что глаз от него оторвать сейчас было нереально.
«Нет. Не стану будить. Пусть лучше потом меня убивает»
Парень с дредами окончательно сдался. Трогать Ангела он был просто не в праве, он решил, что Билл даже ничего не заметит, только надо было быстренько выскочить, поискать, где тут дренажная, сделать свои дела, да и все. Да и что случится за эти пару минут? Хотя сама идея о том, что надо выходить, возможно, даже на промозглую улицу, в какие-то сырые кусты, вместо того, чтобы греться в кроватке рядом с Ангелом, не внушала никакого счастья. Был еще, конечно, теоретический шанс, что нечто похожее на туалет могло быть где- то в доме, не совсем же люди были дикие? И Том решил для очистки совести поискать сначала тут. Встать ему все равно пришлось бы, терпеть сил уже не было.
Он осторожно, не дыша, вывернулся из объятий Билла, стараясь не разбудить лихо. Наверняка, парень бы пришел в бешенство, поняв, что это такое Том собрался делать без его ведома. К счастью, сон Ангела был крепок, и человек без труда проскользил щекой по его теплой руке, теперь уже обмякшей и без движения, и тихо сполз с кровати.
Дубак моментально продрал его по голой коже весьма неприятным прикосновением, и Том, поежившись, проклял на чем свет стоит свою глупость, минералку, собственный организм и выдавшийся в этом году слишком холодным и ветреным апрель. Он наспех оделся, натянув джинсы и толстовку, все еще валявшиеся тут же неподалеку, там, где он сбросил их, пока сидел под дверью. Рубашка его валялась где-то в соседней комнате, напоминая о том, что там происходило еще совсем недавно. Он с сожалением обернулся на Билла, скользнув взглядом по его красивому телу, рукам, которые жаль было оставлять даже на секундочку.
«Билл, я скоро вернусь, не переживай. Быстрее, чем ты проснешься» - мысленно сказал Том, скорее сам себе, чем Ангелу, который все равно не мог его слышать. Парень хотел успокоить этого изъедающего его червя совести.
Том прошелся по всему домику, но ничего, даже отдаленно напоминающего туалет, тут не было. В принципе, это было ожидаемо. Была душевая кабинка, а за ней стояло какое-то подозрительное ведро с седлом, и Том понял, что все это значило: канализационная система тут была как в крестьянских избах – ссы и прочее в ведро, потом сам же и закапывай. Он первый раз видел подобный пи*дец, до этого знал про сии атавизмы лишь понаслышке.
«Фу, каменный век какой» - парень с дредами печально качнулся с пятки на носок, глядя на это неутешительное открытие, глубоко и трагично засунув руки в карманы штанов. Он бросил страдальческий взгляд на дверь.
Выбор его делался как-то сам собой, в принципе не оставляя никаких вариантов. Том тяжело вздохнул и окончательно понял, что мерзлая апрельская улица все же сегодня дождется его со своими объятиями. Он, понурив голову, отправился, куда и хотел, проскользнув мимо комнаты, кинув на Билла еще один виноватый взгляд. Перед выходом он не забыл и про стремные кроссовки: шлепать по росе босиком вряд ли было приятным занятием. Парень, стараясь не особо скрипеть старой рассохшейся дверью, которая поддалась только с третьего тычка, вышел наружу и вдохнул в себя бодрящую свежую прохладу раннего утра. Том потянулся.
По его подсчетам, сейчас могло быть часов пять утра понедельника. Сегодня его, по-хорошему, должны были ждать в студии, к трем... Если бы все было так, как всегда. Том не мог не волноваться о том, что скажет ему при встрече Петер.
Но сейчас он постарался отогнать от себя эти настырно лезущие в мозг мысли. Парень осмотрелся и, заприметив невысокие кусты, решительно направился к ним.
-Почувствуй себя доисторическим жывотным, называется. Ссать под куст, мыться не надо, ходить в обносках, сношаться, как звери. Вообще кайф, – хмыкнул он себе под нос. В таком стиле жизни, может, и были какие - то плюсы.
Утро дышало прохладой, и он зябко поежился, чувствуя, как ледяной и весьма бодрящий ветерок пощипывает его за щеки, задувает под толстовку, хватает за голую шею, делая процедуру еще менее приятной и леденящей. Том поежился - пронизывающие порывы утреннего ветра ну совсем никак не вязались с его представлениями об апреле, а посмотрев вниз на кусты, которые он как раз сейчас поливал, он еще увидел на них светлый и шероховатый, как наждачная бумага, налет инея. Деревья вокруг были еще без листвы, они стояли голые, и макушки их пригибались под суровыми порывами ветра, гуляющего в их вершинах. Сквозь них, насколько хватало глаз, было видно лишь серую унылую даль, какое-то поле и бесконечное, такое же серое небо. И больше ничего на метры вокруг. Вся природа будто снова погружалась в зимнюю спячку, так от нее и не особо оттаяв, и Тому вдруг показалось, что на дворе сейчас январь, а не ранняя весна. Этот иней и снег напоминали собой о том ледяном и сером периоде в полгода, который было пора перелистнуть в своей жизни и забыть о нем навсегда, как о страшном сне.
«Брр… Давай ссы быстрее, я в дом хочу!» - мысленно ругнулся Том на свой неуправляемый организм.
Парень снова поежился от странного чувства. Он и сам не понимал, откуда у него опять были подобные мысли в пятом часу утра. Но они как-то не спрашивали его, просто брали и лезли в голову сами. Тому стало как-то не по себе стоять тут, посреди ледяной поляны, в завихрениях колючего ветра, вдалеке от Билла, без которого опять начало потряхивать и грузить какими-то странными депрессивными идеями.
Парень хотел было уже возвращаться обратно, вжикнув молнией ширинки вверх, когда вдруг руку его вдруг обожгло дикой резью в районе запястья, будто тысячи бритв разом впились в его кожу. Он только и успел приоткрыть рот, охнув от боли, но даже закричать сейчас был не в состоянии. Лишь хрип вырвался из его горла, и Том зашипел.
Резь была пронзительная, дикая, такая неожиданная и острая, добивающая прямо в мозг, пульсирующая и разносящаяся судорогами по всему телу. Парень не смог устоять на ногах и начал медленно оседать на землю, на одно колено, прижимая дико горящую, будто облитую щелочью, руку к груди. Это ощущение было просто нестерпимым и, посмотрев на свою кисть взглядом, в котором все вдруг раздвоилось, Том увидел, что проклятая висюлька стала красной, как раскаленная кочерга, которой ворошат угли. От нее на коже оставались страшные коричневые ожоги, вызывающие дикую, прорезающую боль во всем теле. Том тихо застонал - это было отвратительное зрелище, запах горелого, как будто паленой кожи, заполнил его ноздри целиком и полностью, затуманивая мозг и мешая думать. Он все сползал и сползал, оседая на землю, уже почти приникая лицом к мерзлой, в ледяной корке и пожухлой прошлогодней травке. Парень облокотился правой рукой оземь, встав на четвереньки. Однако это нисколько не облегчило ситуацию - выносить эту боль и в вертикальном, и в горизонтальном положении было нереально, она была просто запредельная. Руку жгло и разрывало на части так, что перед глазами сгустилась непроглядная ночь, и все мысли, все чувства бились сейчас, пульсируя вокруг этой адской ломоты. Ледяными пальцами правой руки Том машинально впился в холодный грунт, загребая в кулак пучок травы, не отдавая себе в этом отчета, впиваясь ногтями в землю и набирая ее под ногти.
«Прекрати, пожалуйста» - попытался парень сделать то единственное, что пришло ему в голову - поговорить с подвеской. Амулет ведь слушался его время от времени. Значит, был хоть какой-то шанс, что он послушает и сейчас. Выжженные болью в подкорке мозга слова, не дающие нормально дышать, пульсирующие и бьющиеся, неслись одной единственной строчкой в измученном сознании, пока Том с хрипом, тяжело дыша, пытался унять дрожь, колотящую его, пытался сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить это Адовое мучение. Но Амулет как будто взбесился. Он не слушал своего хозяина, обжигая, впиваясь в его кожу тысячами раскаленных игл.
Парень с дредами попытался взяться рукой за несчастную конечность, но любое прикосновение к ней делало ощущения только хуже. Он заныл. Это была безысходность, никто не мог слышать и видеть его сейчас в этой глуши. От слабости и обширного паралича он даже не мог позвать на помощь Билла.
«Прекрати!» - в последний раз предпринял попытку Том, собрав всю свою оставшуюся волю в кулак. Он зажмурил глаза и пожелал с отчаянием, из последних сил, чтобы все это кончилось, чтобы эти слова помогли.
Но они так и канули в пустоту, а кулон все разъедал его кожу. Том поднял больные обезумевшие глаза, ища хоть что-то, что могло бы помочь ему. Страшные зеленые искры опаляли его разум, и парень метался глазами по лужайке, на которой сейчас и лежал ничком, уже окончательно лицом в земле, прислушиваясь лишь к одному разрывающему его ощущению. Он видел перед собой старый домик, какой- то приоткрытый сарай рядом с ним, все те же обледенелые кусты, танцующие свою бешеную пляску вокруг него, старый валяющийся неподалеку топор, ржавое и стремное корыто. И больше ничего.
Взгляд Тома безумно и малодушно метнулся, было, к лезвию топора - боль была такая, что уже и эта мысль не казалась такой уж пугающей. Однако в кадр, сжалившись над сознанием, милостиво въехало корыто, стоявшее неподалеку от домика. Оно было ржавое, но не прохудившееся, и талый снег и дожди набрали его почти полностью. Сейчас эта блестящая поверхность казалась самым лучшим лекарством. Надо было просто доползти, добраться туда, чуть – чуть, всего каких-то жалких пару метров.
Превозмогая сильнейшую слабость во всем теле, которая будто распространялась волнами, Том пополз на коленках к этому корыту, как к последней ниточке. Мутная и блестящая талая вода была так приятна на вид. Она была все еще покрытая корочкой наста, плавающего в ней, как дрейфующие маленькие айсберги. И до этой спасительной прохлады оставалось лишь несколько сантиметров.
Том достиг края корыта и лихорадочно впился в него пальцами здоровой руки. Он закусил от боли губу и с внутренней дрожью сунул в ледяную воду взбесившуюся финтифлюшку, ожидая, что от воды пойдет пар, как если бы в нее опустили раскаленный металл. Лед прикосновения был самым приятным ощущением сейчас, вода расступилась и снова сомкнулась вокруг запястья Тома, обволакивая приятной прохладой.
Парню показалось, что кто-то резко включил вокруг него свет, выключив при этом звук. В сознании полыхнула какая-то яркая вспышка. Том открыл глаза. Все ощущения, минуту назад начавшие медленно покидать его тело, разом вернулись обратно. Необычайно острый слух возвратился шумом в ушах, зрение вернулось, бьющее своими яркими красками, в нос ударил свежий воздух и запах холодной застоявшейся воды. Страшная резь прошла так же внезапно, как и появилась, просто отступив и оставив после себя ощущение резко сдернутого покрывала. Еще секунду Том чувствовал все физические признаки того, что боль была, но теперь, когда она отступила так быстро, организм еще не понимал, что произошло.
Звезды плясали перед глазами. Парень вытер мокрый лоб и аккуратно посмотрел на свою руку сквозь мутную и грязную воду. К своему удивлению, он заметил, что на его гладкой коже не осталось и следа. Ничего, лишь нечистая вода искажала пропорции, делая их несоразмерно маленькими, нечеткими и расплывающимися. Том стер со лба ледяной пот и протер глаза, которые, кажется, на нервной почве обманывали его. Он с силой зажмурился, подождав секунд десять, и снова высунулся из-за бортика, внимательно изучая кожу. Вода была сомнительной стерильности и всего лишь пятидесятипроцентной прозрачности, но это совершенно не мешало понять – все было совершенно в норме, ничего странного. Боль прошла. Кожа была ровная и гладкая, без всяких ожогов, и выглядела, как и всегда. И Амулет снова вел себя, как до этого – снова стал всего лишь позолоченной цепочкой с кулоном и светлым камнем, переливающимся в отражении света.
- Да что это все такое… - панически прошептал парень.
«Билл был прав, не надо было так часто выпрашивать у него всякую ху*ню»
Желудок начали скручивать острые спазмы. Том окончательно уверился в идее, что из всей этой истории он если и выберется живым, то умственно полноценным уже будет вряд ли. С тем, что по земле ходят мужики с копытами, еще можно было смириться. Не удивлял и тот факт, что с неба в маленьких городках в объятия смертных падают ни с того ни с сего Ангелы, ломая и круша все на своем пути. Верилось, что бывают говорящие украшения. Но это...
Том хотел пошевелиться и хоть как-то подползти к двери, позвать темноволосого Ангела, в руках которого любая боль была уже не страшна, и рассказать ему честно, что он ослушался в очередной раз. Билл мог знать, что все это значило. Но на пути возникла новая трудность – двигаться, почему-то, не получалось. Тома парализовало такой дикой слабостью, что он просто оплавился, прижимаясь лбом о ржавое корыто и рискуя остаться в виде статуи навечно.
-Билл… - тихим шепотом позвал он, не в состоянии закричать.
Он понимал, что Ангел не услышит его так, надо было дойти, вернуться к нему, взять его за руку. Он был гораздо дальше, чем магия его присутствия могла добивать, поэтому Тому было никак не справиться одному с этой захватывающей его дрожью. Парень так и сидел в три погибели на земле, и холод начал медленно сковывать его, пробираясь неприятными прикосновениями под одежду, заползая дальше под кожу. Мертвая и сырая остывшая земля словно притягивала, и чем дольше Том на ней сидел, бездвижно повиснув на куске железа, тем сложнее было от нее отмерзнуть. Безучастность и мерзлота накатывали волнами. Том словно начал проваливаться в кому, которая поднималась снизу вверх, захватывала все его существование. Это был не просто холод, это было что-то другое, животный страх, безотчетный и глухо бухающий в ушах, совсем как тогда, во дворике за баром.
Ощущение реальности сбоило сейчас, что-то было не так. Кто- то вызывал помехи, перекрывая сознание невнятным шипением. Оно доносилось теперь до Тома со всех сторон, как будто тысячи змей окружали его, подползая слишком близко.
-Билл… - прошептал он одеревеневшими губами.
Ледяное железное корыто, остывшая и серая земля, пронизывающий ветер. Билл не услышит его, Том знал, что так и останется тут, один, в своем страхе. Ветер относил слова далеко в сторону.
За спиной раздалось громкое воронье карканье. Парень с дредами лишь слегка смог повернуть голову и увидел, как из окна домика метнулся черный силуэт птицы, рассекающий своими угольными крыльями воздух. Огромный черный ворон вылетел и закружил над поляной перед домиком, жутко смотря пронзительными глазами прямо вниз, на Тома, как гриф, кружащий над своей добычей. Парень с трудом вытащил руку из воды. Он не чувствовал конечность, она уже обледенела от холода, как и все его тело. Неимоверный, прорезающий органы страх все усиливался, он начался с шепота внутри головы и медленно превращался там в крик. Том едва смог поднести свою обледеневшую руку к лицу и попытаться протереть его холодной водой, согнать это наваждение. Его собственное тело прекратило слушаться, став вдруг каким-то совсем чужим и ватным. А ворон все кружил и кружил над поляной, оглашая окрестности своим громким карканьем. Оно эхом разносилось в пустоте и тишине свинцового утра.
Том во все глаза смотрел, как серый рассвет, который только-только начал окрашивать макушки деревьев, вновь стал превращаться в ночь. Воздух вокруг уплотнялся и обступал со всех сторон, сумерки опадали резким слоем, накрывая этот мир и обнимая своими мягкими черными лапами. По земле заплясали, словно отблески пламени, темные тени. Том точно видел их, они танцевали в бешеном кружении, прямо перед ним, издавая низкие утробные звуки и поднимая вокруг вихри ледяного ветра.
В нос ударил отвратительный и тухлый запах серы. Том узнал этот незабываемый аромат. Точно такой же, сероводородный и блевотный запах, как у испорченных яиц, он ощутил вчера, когда открыл форточку и посмотрел вниз, на Демонов, покачивающихся в трансе под его окном. Вот и сейчас ощущение было до боли похожим - весь мир кружился и трясся, вызывая спазмы желудка и обдавая неприятными запахами ядовитого страха и неотвратимости.
Сознание медленно уходило. Капля за каплей, оно покидало тело Тома, погружая его в темноту, окоченение и абсолютною бесчувственность ко всему. У него осталось одно-единственное ощущение – парализующий трепет и паника. Том нашел в себе силы развернуться и открыть глаза. Медленно, как больной в терминальной стадии, он повернулся назад и посмотрел, что его ждет там, подкрадывающееся из недр весенней мглы.
Без надежды на помощь, Тому оставалось только одно - посмотреть ужасу в лицо. Он вдыхал этот затхлый страх один, острый и больной, он проникал в кровь и легкие, заражал все системы органов и отключал их одну за другой. Тени прекращали свой причудливый тревожный танец и отделялись от общей массы. Три черных пятна поползли, как три змеи в направлении человека, с тихим рычанием, угрожающе и жутко. Они приближались к тому месту, где был он, беспомощно дрожащий всем телом и вцепившийся от страха в ржавый край старого корыта. Постепенно оформляясь и принимая очертания, они медленно становились … Людьми? Животными? Существами? Том понятия не имел, кто они были.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |