- Я знаю.
- Вот теперь жизнь тебя вознаградит.
- Надеюсь.
- А кто она?.. Ну, эта женщина?..
- Это Андрею решать – когда сообщать о ней миру.
- Пойдем, сынок, в твой кабинет поговорим, - сухо и расстроенно произнесла Маргарита Рудольфовна. – Я так понимаю – собрание себя исчерпало.
- Давай прямо здесь и сейчас, мам, - поколебавшись и покосившись на Романа, всё же решился Жданов. – А то потянется потом по цепочке, по испорченному телефону, и шепоты всякие по углам… Сашку я осчастливил, а перед тобой и перед Кристиной прошу прощенья за то, что разочаровал, - он взял Катю, так и не пошевелившуюся за время короткого выступления Киры ни разу, за руку. – Вот моя любимая женщина. Мне без нее не жить. Так случилось.
Фраза абсолютно не прозвучала пафосно. Может, потому что Андрей улыбнулся, когда ее произносил. Будто сам удивлялся охватившему, опутавшему его жгутом чувству.
И даже Воропаев не произнес никакой колкости. Остался сидеть с непроницаемым лицом, изучая, прищурившись, с нескрываемым интересом Катерину.
Она выдержала его взгляд. И изумленные взгляды Кристины и Милко. И донельзя растерянный – Маргариты. Помогала ладонь Андрея. И минувшая ночь, спаявшая их в единый сплав.
- Совещание закончено – я правильно понял? – спокойно спросил Малиновский и поднялся. – Тогда я к себе.
…В кабинете президента Зималетто, куда Андрей и Катерина скрылись после собрания, Жданов, стоя у окна, обнимал Катю и осыпал ее лицо поцелуями. Жалкие ее «прекрати, кто-нибудь войдет» и «что ты делаешь, опомнись» вообще не прокатывали. Он как с ума сошел. Оставалось сдерживать напор ладонью в грудь и гневно-счастливыми возгласами: «Да что же ты делаешь?!»…
…Наконец, заставил себя утихомириться. Просто замер, обнимал и вдыхал через пряди ее волос головокружительные ароматы их первой волшебной ночи. Говоря, шептали – просто привыкли уже так, даже зная, что никаких «жучков» нигде не расставлено.
- Андрей, почему Кира так поступила?..
- Она всё правильно сделала. Ей надо жить дальше. Вот теперь – сможет.
- Твоя мама меня ненавидит, как думаешь?..
- Не смеши. Мое счастье для нее – на пьедестале. Всё примет ради этого. Она – мама. Кстати, о мамах-папах. У нас, если не ошибаюсь, сегодня вечером еще военный трибунал под председательством Валерия Сергеевича?
- О, нет, это пока только моя скамья подсудимых.
- Почему это?
- Даже не думай спорить. Это будет наш с ним разговор.
- Ну а я-то в каком свете при этом предстаю? Как будто трусливо прячусь за твою спину. Это неправильно.
- Глупый. Успеете вы поговорить. Но не сегодня. Я знаю папу. Поверь – так надо. Ему очень нужен этот разговор со мной – наедине.
- Ну, хорошо. С трудом, но смиряюсь.
- Что с Романом?.. Он ушел с собрания. Далекий такой… Ты поговорил с ним?
- Кать… вот тут проблема. Я пытался. Облом полный. Он вообще ничего не воспринимает и не подпускает к себе. Как за железным занавесом. Не пробиться.
- Плохо. Что же делать?
- А что тут сделаешь? Бывает так – человеку надо побыть одному. Навязываться – только усугублять. Одна надежда – время всё лечит.
…Дверь открылась, и появился предмет их обсуждения – вице-президент Зималетто. Катя в смущении отстранилась от Жданова, с беспокойством отметив, что Малиновский только хладнокровно улыбнулся на это и что в глазах его – пустыня, засуха. Он был в пальто и держал в руках какую-то тонкую черную папку.
- Извините, - сказал Роман буднично. – Забыл постучать. Я на секундочку.
Достал из папки лист и протянул его Кате:
- Это тебе. От Женьки. Ей пришлось срочно уехать, не успела проститься. Передавала привет.
- Как здорово. Спасибо, - пробормотала Катерина, изучая собственное изображение. – Передай ей, пожалуйста, тоже привет и большущую благодарность. Она настоящий мастер.
- О да, - согласился Малиновский, - она мастер.
- Уходишь куда-то? – вмешался Андрей.
- Еду в «Евростиль».
- А потом?
- Не знаю пока.
- Ты хотя бы с Шурой будь на постоянной связи, - Жданов старался говорить как можно мягче.
- Окей, - бесстрастно кивнул Роман и вышел.
- Он пугает меня, - с острой тревогой произнесла Катя. – Нехорошие какие-то предчувствия…
- Ну и как быть? – Андрей, сам до чертиков расстроенный, взъерошил волосы. – Ты же видишь – бронированный с ног до головы. Если я полезу к нему еще раз, он меня просто пошлет открытым текстом.
- Может, мне попытаться?
- Это еще бОльшая утопия. Что ты ему скажешь? «Прости, что я не с тобой»? «Чем я могу тебе помочь?»? Это же ножом по ране.
- И почему у меня стойкое ощущение, что не во мне дело? – задумчиво проговорила она. – Он сейчас по мне как по пустому месту взглядом скользнул.
- Иди сюда, - Жданов потянул ее к себе за руку, обнял. – Фантазерка моя. Тебе просто хочется так думать. Ну, какие еще причины?.. Нет их…
- Мам, я не поздно звоню? – Малиновский одной рукой держал телефонную трубку, другой вытряхивал кусочки льда из ячеек в бокал с виски. – У вас почти ночь, но ты обычно рано не ложишься… Не разбудил?
- Не разбудил, Ромочка, - ласково ответила она, обрадованная его звонком. – Над рефератами еще сижу.
- Перевод получила?
- Получила. Спасибо, мой золотой. Так нам помогаешь, чтоб мы без тебя…
- Мам, ну перестань. Женька не давала о себе знать?
- Нет, - вздохнула Валентина Федоровна. – Мобильник-то не взяла, я ж тебе говорила.
- Ну, я подумал – может, с другого номера набрала.
- Дождешься от нее. Будто ты сестру свою не знаешь.
- Знаю…
…Как же тяжело слышать слово «сестра» из уст мамы – караул какой-то.
- Мам, у меня просьба к тебе. Можешь включить Женькин ноутбук и найти кое-что для меня?..
- Ой… я с компьютером не слишком в ладах, - засомневалась она. – Хоть и учила меня Женя, функции всякие показывала, да я не очень запомнила.
- Я тебе объясню, там всё просто.
- Ну, давай диктуй тогда по пунктам.
Роман терпеливо растолковал матери, как включить, на что нажать, куда войти.
- Ищи папку «Фото».
- Да тут много таких. С разными цифрами.
- Это даты и месяцы. Ищи последнюю, декабрьскую за прошлый год.
- Нашла.
- Теперь жми на значок Интернета. Что там у Женьки по умолчанию? Яндекс?
- Да, Яндекс.
- Отлично. Сейчас скажу тебе логин и пароль, войдешь в мою почту.
- А зачем всё это? – робко осмелилась Валентина Федоровна выразить недоумение.
- Мам, да ничего криминального, - он старался, чтобы голос его звучал уверенно и безмятежно. – Это Женькины последние фотки из Владивостока, которые я не видел. Она обещала мне их переслать, да забыла, видимо. Ты их просто отправишь сейчас с одного моего ящика на другой, а я здесь получу.
…Про фотки было правдой. Только приехав, Евгения восторженно рассказала о недавней вечеринке в ресторане по поводу встречи с однокурсниками и посетовала на то, что забыла прислать фотографии. Тогда это было не так уж и существенно – забыла и забыла, потом отправит. А сейчас… полцарства за эти снимки. Немедленно. Сей же миг.
Он болен?..
- А что за срочность? – удивилась мама. – Вернется через два дня наша принцесса – вот и…
- Мам. Ну, у меня сегодня вторая половина дня свободная выдалась. Решил разобраться с ноутбуком, почистить, удалить ненужное, разложить всё по папкам. Вспомнил про эти фото – заодно уж и их гляну, самые лучшие сохраню. А то потом закручусь, некогда будет.
- А, понятно, - легко поверила доверчивая мамочка. – Ладно, говори, что дальше делать.
Когда отправка электронной почты благополучно состоялась, Малиновский попросил, сохраняя всё тот же беспечный тон:
- Ты только Евгении не говори. Разозлится за самоуправство, а мне с ней еще воспитательную беседу проводить. Так и слышу ее язвительное: «А сам-то ты?..»
- Да, это она запросто, - рассмеялась Валентина Федоровна. – Хлебом не корми – дай свалить с больной головы на здоровую. Не скажу, не волнуйся.
- Спасибо, мам.
…Ну вот, снимки получены. Подрагивали лежащие на мышке пальцы.
Женька.
На первой же фотографии – крупным планом. В платье густого синего цвета с глубоким декольте. Смеется, склонив голову. Пепельные волосы – золотящимся ореолом. Кулончик на груди трогательный в форме якорька. Тоже – синий. Да, это определенно ее цвет.
…Царевна морская. Глазищи твои невозможные. Ясные, как море в солнечных бликах. Смотришь – как дразнишь. Что ты с сердцем моим сделала, а?.. С жизнью моей – что?..
Малиновский выпил порцию виски залпом, налил себе еще.
Следующее фото. Ну, разумеется. Картина маслом. Евгения и четверо ее однокурсников. Двое с двух сторон обнимают ее за талию, еще двое выглядывают из-за ее плеч. У Женьки снисходительный вид атаманши, приручившей своих вассалов, а парни просто млеют. Все четверо. Физиономии – одна блаженнее другой. Художники. Творческие люди, мать их…
…Привкус от виски – запредельно горький. Или это другая горечь?..
Еще один снимок – Женька хохочет с бокалом в руке, ей что-то при этом трендит какой-то длинный тощий патлатый хрен (так для себя и сформулировал). Это он ее так насмешил? Анекдот, что ли, удачно рассказал, остряк чертов?.. Или с комплиментами полез, а она бортанула его пренебрежительным смехом?..
Дошел до фотографии, от которой ухнуло вниз без страховки сердце. Женька одна, сидит за столом, поставив на него локти и положив подбородок на ладони. Улыбается, но как-то грустно, затаенно. И смотрит… вот будто прямо на него с экрана. Ласково так, с горчинкой. Понимающе.
Плохо слушающейся рукой Роман щелкнул мышкой по экрану, сделав снимок заставкой на своем рабочем столе. Взялся за бутылку и принялся пить прямо из горлышка, плюнув на «аристократические» замашки в виде бокала и льда.
Скоро он будет пьян, а ведь еще даже не вечер. Сразу после «Евростиля» поехал домой. Правда, есть с собой документы, с которыми можно работать, но он «подумает о них завтра».
…Когда Малиновский открыл вторую бутылку, собственное поведение уже не казалось ему абсурдным. Да, он пьет, сидя за ноутбуком, и мысленно разговаривает с Женькиной фотографией. Он даже касается ее лица на экране, ему хочется сдвинуть пышную упрямую челку с ее лба, провести по контуру щек… по контуру губ…
Хоть так до тебя дотронуться, девочка-сестричка моя.
Что смотришь?.. Решила всё за нас обоих?.. Справилась с ситуацией, да?..
Виноватые мы с тобой?.. Наказать нас вздумала?..
А как быть с тем, что мне без тебя «ни охнуть, ни вздохнуть»?..
Ты про Катю спросишь?..
Да, запал на нее. Как на иное измерение. Иную систему ценностей. Неизведанный трепет. Ошеломление.
Но она изначально не моя была – Андрюхина.
Знал ведь. Но не внял. А жизнь всё расставила по своим местам. Более чем очевидно – насколько всё это было нежизнеспособно.
…Господи, Женька.
Где ты сейчас?.. С кем?.. Кто там – рядом?.. «Заяц» по имени Кирилл?.. Или какой-нибудь улыбчивый японец подает тебе коктейль?.. Скорее всего, сразу два японца – ты предпочитаешь «брать» поклонников парами, не мелочиться. Еще недавно я со смехом рассказывал об этом Кате. А будто вечность прошла.
Как быстро и сильно ты одурманила меня, родная моя.
Плохо мне, Наказание мое. С одним пояском твоим остался, а это скверное соседство.
Ты отругала бы меня за то, что я такой разобранный. Я знаю. Каждый вечер говорю себе – завтра я встану человеком. Но поднимается по будильнику что-то роботоподобное внешне и с полной сумятицей внутри.
Еще два дня не услышу твоего голоса, жестокая моя девочка. Я понимаю – ты жестока поневоле, но всё равно злюсь. Безумно злюсь. И безумно люблю.
…Так и сказал себе: люблю. Запил это признание парой глотков виски.
…Ну да, любит. Всегда любил. Как сестру. А теперь?..
Алкоголь начинал блокировать мыслительную деятельность. Женькино лицо на экране расплывалось перед глазами…
Катя устроилась под пледом с мобильником, говорила с Андреем и улыбалась размытым уличным фонарям.
- Ну что, заключенная моя? Рассказывай, как прошло заседание военного трибунала тет-а-тет с судьей.
- Тебе во всех подробностях?
- Как можно подробнее.
- Тогда по порядку. Дверь мне открыл Колька…
- Ого. Этот факт тоже важен?
- Важен, не перебивай. В общем, Зорькин, весь такой взъерошенный, полушепотом мне заявляет: «Пушкарева, по твоей милости я только что прослушал лекцию о несерьезном подходе современной молодежи к жизни. Иди, твоя очередь». Тут еще мама из кухни вышла, лицо у нее такое растерянное, видно, папа и ее успел накрутить. В общем, я слегка разозлилась по-хорошему и решительно отправилась на кухню. Села и заговорила первой, примерно следующее: «Папочка мой прекрасный, любимый и замечательный. Скажи, пожалуйста, я у тебя глупая?» Он удивленно так на меня смотрит и настороженно отвечает: «Нет, умная». – «Легкомысленная?». - «Да нет…». - «Неразборчивая?». – «Надеюсь, нет». «Много вам с мамой неприятностей в юности доставляла?». – «Совсем не доставляла». – «А лет мне сколько?». – «Двадцать пять». – «Тогда назови хотя бы одну причину, по которой ты сидишь расстроенный». В общем, мне удалось как-то его обезоружить. Ну, потом я еще долго к нему ластилась. Говорила, что ты – очень хороший, самый лучший. Потом папа осторожно спросил, что я буду делать, если ты меня бросишь. Серьезный такой вопрос, а меня смех разобрал. Говорю: «Достану твой наградной пистолет и застрелюсь». Ну, он понял, конечно, что я шучу, нахмурился: «Хиханьки всё тебе! А я всерьез спрашиваю!» А я просто не могу успокоиться, уже хохочу: «А если всерьез, то, конечно, не застрелюсь, а выйду замуж за Кольку». А Зорькин как раз за дверями стоял, подслушивал, паразит… и оттуда отвечает – мол, он согласен. Тогда папа рявкнул, чтобы мы оба заткнулись. Ну, не в такой формулировке, но с таким смыслом. И тут он вдруг как брякнет: «Его семья пьет элитный виски, а наша – самогон. Что у вас с Андреем может быть общего?» Ну, Колька первый по дверному косяку съехал, корчится на полу от хохота, у меня от смеха всё болит. Зорькин с пола, давясь и постанывая, говорит: «А вот интересно - если смешать виски и самогон, от такой «бормотухи» голова наутро не треснет?» Папа сам уже хохочет, осознал – что именно сморозил... Тут мама является, не понимая, что творится, а на кухне – веселуха. Вот такой «серьезный» разговор у нас случился…
…Катя смеялась, рассказывая, Жданов смеялся, слушая. Неожиданно нежно и уверенно произнес:
- Ты женой моей будешь – знаешь об этом?
Смех застрял у нее в горле, жаром обдало щеки. Почему-то взволновала до жгучих мурашек именно такая формулировка – утвердительная. Категорическая.
- Кать… ты чего молчишь?.. Я что-то не то сказал?.. Вернее – не так?..
- Андрей, ты торопишься, - прошептала она, ее познабливало. – Ты из-за папы, что ли?.. Так я же его убедила…
- Причем тут твой папа, птица моя несмышленая? – дразнящие нотки в голосе Жданова. – Я ж теперь не успокоюсь, пока виски пополам с самогоном не попробую… Всё, долой юмор. В общем, замуж ты за меня выходишь. И это не обсуждается. Я так тебя люблю.
От простых слов у Катерины защемило сердце. И ответить-то нечего.
- Кать?..
- Что?
- Ну, скажи хоть что-нибудь.
- К тебе хочу…
- Понял. Выезжаю.
- Перестань, - улыбнулась она в трубку. – У меня сегодня гауптвахта. Пока папа пребывает в переосмыслении.
- Ох. А завтра?
- Завтра будет новый день. Он подскажет…
…Всего каких-то минут пять прошло после разговора с Андреем, пять минут нахождения в счастливых грезах, как мобильник ожил снова. Номер на экранчике – незнакомый.
- Алло.
- Катя? – женский голос сквозь помехи.
- Да, я, - недоуменно откликнулась Катерина. – Кто это?
- Это Женька, сестра Романа.
- Женя? – удивилась и обрадовалась она. – Ты откуда звонишь, из Владивостока?
- Нет, я в Токио.
- Ничего себе! А что ты там делаешь?
- Долго рассказывать, - голос у Евгении то ли нервный, то ли излишне собранный. – Ты можешь говорить?
- Да, конечно. Я рада, что ты позвонила. У тебя сим-карта теперь другая, да?
- Нет, это чужой телефон, я свой дома оставила. Просто я все номера всегда в блокнот дублирую на всякий пожарный… Слушай… - секундная пауза в трубке. – Я до Машки… не могу дозвониться. Наверное, у него что-то с мобильником.
- Так на городской позвони, - удивилась Катя.
- На городской? – снова замешательство со стороны Женьки. – Городской не отвечает. Скажи, Машка был сегодня на работе?
- Был…
- Как он?
- Не очень, - вздохнув, созналась Катерина.
- А поконкретнее? – потребовала Евгения.
- Ну, он отстранился от всех, сам по себе. Что-то гнетет его сильно. Андрей думает – это из-за меня, а мне кажется – что нет.
- Почему тебе так кажется?
- Просто чувствую. Ты поговори с ним! – ухватилась за эту идею Катя. – Тебе он наверняка всё расскажет…
На это Женька ничего не ответила. Помолчав, произнесла:
- Извини, что я уехала, не попрощавшись.
- Ничего, я всё понимаю. Да, спасибо тебе большое за рисунок. Здорово у тебя получилось.
- Значит, он всё-таки отдал его тебе…
- Что значит «всё-таки»?
- В смысле – отдал, не забыл, - быстро пояснила Евгения. – Кать, ты не говори ему о моем звонке. Он терпеть не может, когда я о нем излишнее беспокойство проявляю, да еще и других людей тревожу.
- Хорошо, не скажу.
- Ладно, приятно было поговорить. Пока, - и она стремительно отсоединилась.
…Женька отодвинула от себя бокал и вернула мобильник кучерявому брюнетистому «руссо туристо», привязавшемуся к ней в баре отеля.
- Сколько я вам должна за звонок?
- Одну улыбку, - вкрадчиво ответил он.
- Улыбками не расплачиваюсь, - она пригвоздила его взглядом к сиденью, положила на барную стойку несколько купюр и пошла к выходу – время было далеко за полночь. На ходу оглянулась и усмехнулась – ее коллега Кирилл понуро коротал время с какими-то двумя громкоголосыми англичанами. Вчера за попытку прорваться в ее номер этот несостоявшийся донжуан получил острый кулачок перед своим носом и безапелляционное Женькино заявление: «Заяц, отстань от меня, я лесбиянка». Челюсть у него до сих пор до конца на место не встала…
«Машка, держись, - идя мимо столиков с расслабленной хохочущей публикой, Евгения смахнула с ресниц слезинку. – Сердце изболелось за тебя. Держись, мой хороший…»
…Знал бы Ромка, чего ей стоило набрать Катин, а не его номер.
24 Несколько дней спустя
- Паша, почему ты не хочешь вернуться в Москву?..
- Марго, - сдержанный вздох в телефонной трубке, - а почему я должен хотеть вернуться в Москву? Я раньше конца февраля не планировал – к показу и к совету.
- Показ, совет! Как будто для тебя сына родного не существует!
- Андрею нужна моя помощь?
- То есть – просто его судьба тебя не волнует? Он расстался с Кирой, собирается жениться на Пушкаревой. У меня в голове это не укладывается!
- А что, свадьба уже в этом месяце? Мне поэтому надо поторопиться приехать?
- Паша, я поражаюсь. Какая свадьба, об этом вообще речи пока не идет, но сам факт… и ты говоришь об этом так спокойно!
- Дорогая, просто ты уже в десятый раз сообщаешь мне эту новость, и я всё еще должен высказывать удивление?
- Ты непробиваем, Павел. И слишком инертен в этом вопросе.
- Мою инерцию ты с лихвой компенсируешь своей гиперактивностью. Сколько твоему сыну лет? Я понимаю, собрался бы он жениться в шестнадцать. Катя – очень хорошая девушка. Жаль, конечно, что так получилось с Кирой. Но ты, прости, говорила – она не выглядит безутешной брошенной женщиной?
- Выглядит абсолютно спокойной, - вынуждена была признать Маргарита.
- Ну, вот видишь. Все спокойны, одна ты сеешь бурю.
- Я не могу сидеть сложа руки! Я хочу встретиться с Катиными родителями. Я хотела, чтобы мы с тобой вместе с ними встретились!
- Я обязательно встречусь с ее родителями. В феврале. Когда приеду в Москву.
- Я не могу ждать так долго! Я хочу сейчас!
- Удачи тебе, дорогая, - снисходительно улыбаясь в трубку, напутствовал ее Павел Олегович.
…Последний глубокий благодарный поцелуй.
- Кать. Я счастливый такой. Когда я чувствую, как это с тобой происходит… у меня крышу сносит… Так. Ты всё еще краснеешь от таких слов.
- Откуда ты знаешь, что я краснею? Тут не видно.
- Да щека у тебя горячая. Значит, точно покраснела. Иди сюда.
Придвинул к себе, положил ее голову на свое плечо.
- Птица моя любимая. Не обнимешь?
- Обниму.
Обхватила его руками, такого большого и сильного. Привыкала. Врастала. Нежась в блаженстве, подавила улыбку и уже привычным шепотом спросила:
- Как думаешь, мои родители, твоя мама и Зорькин поверили, что нам надо срочно встретиться в девятом часу вечера с представителями перспективной самарской компании, производящей молнии европейского качества по смехотворно низкой цене? Мы сбежали с тобой из ресторана, как школьники с урока.
- Ну, Зорькин точно не поверил, я заметил его ехидную улыбочку. А вот насчет двух мам и одного папы - сомневаюсь. Могли и поверить. Они были так поглощены желанием произвести впечатление друг на друга… Но что я мог поделать?.. Ты сидела напротив меня такая красивая и растерянная, так явно и яростно ненавидела устрицы на своей тарелке – обалдеть просто. Я так тебя хотел, что придумал эту самарскую компанию с их молниями на ходу, лишь бы улизнуть. Спасибо, что ты не стала широко раскрывать в изумлении свои дивные глаза, а так правдоподобно откликнулась: «Да, конечно, как я могла забыть про эту встречу».
- А что мне оставалось? Ты таким взглядом меня жег… Мне в обморок под стол свалиться?.. А Кольку я убью. За эту его реплику: «Пушкарева, а ты калькулятор с собой взяла – молнии обсчитывать?» И вообще, это была безумная идея – притащить его на эту встречу. Папа додумался!
- Ты что, это был гениальный ход Валерия Сергеевича. Мама была одна, без надежного папиного плеча, и Зорькин взял на себя обязанности ее кавалера.
- Он даже специально для этого костюм купил.
- Шикарный, кстати, костюм – мама явно заценила. А от Колиной фразы «Маргарита Рудольфовна, вы что предпочитаете – «Мартель Ноблидж» или «Мартель Гордон Блю»?» я аж вилку уронил.
- Ну, так всю ночь, поди, названия элитных напитков в Интернете изучал… Он вообще во всем с ней соглашался – ты слышал? – Катя улыбнулась.
- Ага. Когда мама попыталась робко намекнуть, что, может, мы торопимся со свадьбой, Николай кивнул так важно и заявил: «Я тоже считаю, что надо проверить чувства. Пусть годика два просто так поживут». Тут Валерий Сергеевич в лице изменился…
- И вот зачем ты встрял с этим твоим: «Мама, ну я же честный человек»? – нежно упрекнула его Катерина. – Маргарита Рудольфовна наверняка подумала, что я уже беременная.
- А ты уверена, что это не так?
- Уверена, - она показала ему язык.
- Это почему, интересно? Тебе был голос свыше? – заинтересовался, посмеиваясь, Жданов. – Кать… а ты, прости, вообще заметила, что мы не предохраняемся?
- Ну, это ты не предохраняешься. А я…
- Что? – с нескрываемым любопытством подтолкнул ее к продолжению Андрей.
- Ну… - дико смущенная Катя в очередной раз возрадовалась, что в комнате темно. – Я справочник медицинский смотрела. Там про опасные и безопасные дни. Инструкция, как высчитывать. Я и посчитала…
- Правда? – Андрею с превеликим трудом удавалось сдерживать смех. – Математик ты мой бесценный, бухгалтер ты мой золотой. Дебет с кредитом-то хоть сошелся?
- Сошелся, – справедливо заподозрив вопиющее и дерзкое над ней подшучивание, гордо заявила Катя. – Знаю, что к чему прибавлять и что от чего отнимать, вот!
- Круто, - с самым серьезным на свете видом одобрил Жданов (рвало на части от внутреннего хохота, сокрушительной нежности и от желания исцеловать эту девочку, чудо его любимое). – А полнолуние ты учитываешь?..
- К-какое полнолуние? – насторожилась Катя. – Почему полнолуние?..
- Ну, как же! – сокрушенно вздохнул Андрей. – У тебя справочник какого года?
- Да старый… мамин…
- Ну вот. А во всех новейших сказано: полнолуние очень-очень влияет на цикл. Надо сразу прибавлять не пять дней, а семь. А в конце цикла отнимать не три дня, а один. Это же новейшие научные разработки! Еще оказывают воздействие солнечные и лунные затмения. Даже частичные. Вообще всё сразу меняется, на фиг. Только успевай минусовать и плюсовать.
- Я не знала, - растерянно выдохнула Катерина. – Погоди, как ты сказал?.. Сколько прибавлять и отнимать и когда?..
- Тебе блокнот найти для расчетов?
- Андрей, да не смешно! – расстроенно воскликнула она. – Я же… - тут она разглядела наконец подозрительный блеск в его глазах и шумно и возмущенно выдохнула: - Так. Ты меня дурачишь, что ли, самым наглым образом?
- Угу… - он целовал Катю со смехом, блокировав ее ладони и не давая им сжаться в кулачки для расправы. – Птица ты моя расчудесная… Боишься беременности?.. А я жду ее как манну небесную. Я ребенка хочу от тебя. И к черту твои календари…
- Андрей, с ума не своди, - взмолилась Катя, потрясенная его словами и невозможно, испуганно счастливая. – Рано об этом говорить, дай от встречи в ресторане отойти. Я еще не всеми ужасами этого вечера с тобой поделилась. Как мне хотелось тихо сойти на «нет», когда папа, хлебнув в энный раз водки, всё-таки сорвался на свой конек – байки под единой первой фразой «Помню, мы с товарищем...». Как мама ни хлопала его по плечу – бесполезно…
- Кать, да не переживай ты на этот счет. Можно подумать, моя мама всегда такой важной и «лондонской» была. Наносное всё это, дань статусу. Думаешь, ей не хочется иногда расслабиться, «сбросить корсет»? У нее как раз появились для этого очень подходящие родственники.
- Еще не появились.
- Вопрос времени.
- Что-то я волнуюсь – как они там. Надо Зорькину позвонить.
- Кать…
- Я быстро.
- Докладываю, Пушкарева, - нетрезвый и бодренький голос Николая в трубке. – На свадьбе ты будешь в бежевом платье.
- Чего-чего?..
- Чего услышала. В бежевом – и баста. Бежевый цвет потрясающе тебе подходит. Это мнение твоей будущей свекрови, а со свекровями не спорят. Особенно с будущими.
- Коля, что у вас там происходит?
- Всё тип-топ. Держу ситуацию под контролем. Сама понимаешь – когда встречаются старый вояка с домохозяйкой с одной стороны и светская леди – с другой, между ними должна быть гибкая интеллигентская прослойка. Это я и есть. Так что особо болтать мне с тобой некогда, я при исполнении. Как там самарская фирма поживает?.. Надеюсь, молнии у них… э… надежные? Прочные?..
- Я тебя придушу, Колька.
- И это благодарность за мои труды?.. В общем, беседа у нас в самом разгаре, так что можете за это время еще один контракт заключить. Дополнительный.
- Негодяй…
- Ну, что? – с любопытством спросил Жданов. – Каковы вести с передовой?
- На свадьбе я буду в бежевом платье, и это не обсуждается.
- Ух ты. А количество детей нам еще не назначили? А внуки у нас кто будут по профессии?..
…Смеялись оба до слез.
А потом просто тихо лежали рядышком, перебирая пальцы друг друга.
Густую теплую нежность, разлившуюся в окружающем их полумраке, можно было ножом резать.
Температура сменилась, пошла на повышение, когда снова начали целоваться…
Женька благополучно вернулась из Токио – об этом Малиновский знал от матери, но еще три дня мобильник сестры был недоступен, и это довело Романа до исступления. Дома ее застать он тоже никак не мог. В конце концов, не может он названивать так часто маме, она, конечно, наивная женщина, но тут любой бы уже заподозрил неладное – что такое с сыном случилось. Обычно три-четыре звонка за месяц, а тут – каждый день, да не по разу. Пока Валентина Федоровна пребывает в безмятежной иллюзии, что Роман добивается «воспитательной беседы» с сестричкой по поводу женатого «зайца» по ее же, маминой, просьбе, но долго так продолжаться не будет…
…Женька, что ты творишь?
…Неужели все-таки сменила сим-карту? Вот так, значит, да?.. Все средства хороши?..
Уже без особой надежды набрал ее номер в сотый раз.
И вдруг понеслись длинные гудки – и она ответила. Разумеется, в своем неповторимом стиле:
- Машка, я с заказчиком встречаюсь. Скоро перезвоню.
Даже звука произнести ему не дала – тут же отсоединилась.
Малиновский с силой сжал в руке телефон – чуть не раздавил его.
Перезвонит она скоро.
Скоро – это когда?.. Через пять минут, через час, через неделю, через год?!. А что – год тоже можно считать не таким уж большим сроком. По сравнению с тысячелетием…
Метаться теперь по собственному кабинету, как по клетке. Вот только бы не сунулся сюда сейчас никто. Опасно для жизни.
Надавил на кнопку селектора:
- Шура, не соединяй меня ни с кем и никого не впускай.
- А… в течение какого времени? – робко поинтересовалась Александра.
Если бы он знал!
- Полчаса. Для начала.
- Хорошо, - растерянно пообещала Шурочка, явно не поняв, что это значит – «для начала».
Полчаса минули – никакого звонка. Малиновский продлил срок своей «неприкосновенности» еще на тридцать минут. Потом – еще, и сразу на час, понимая по испуганному голосу Кривенцовой, что ведет себя неадекватно.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |