А в следующий момент, я уже жмусь к своему соседу, обнимаю его семи конечностями, скулю, поясняю, и без конца спрашиваю:
- Видел? Ну ты же видел, да?
Внимательно смотрю в экан, будто происходит что-то невообразимо интересное. Конечно, фильм хороший, а я просто снова утрирую со своим говеным характером. Идея фильма довольно банальная: молодая девушка меняет школу, на новом месте ее никто не принимает, зато на нее сказу кладет глаз местный красавчик - капитан футбольной команды, рок звезда, да еще и лицо пасты для отбеливания зубов - все, конечно, начинают ахать и охать, мол, как такому гладкому утенку достался такой красавчик, а потом ее подружка приходит к ней на помощь, превращает в красотку, в итоге они становятся королем и королевой бала и сосутся на фоне очарованных их красотой одноклассников.
И вот как раз на моменте смачного поцелуя, еще когда камера так летит и плказывает весь слюнообмен с разных ракурсов, на мою кровать запрыгивает Адри и начинает вопить. От неожиданности вздрагиваю и не своим голосом чуть ли не кричу:
- Твою мать, Адриан, - снимаю наушники и понижаю тон, - какого хрена ты делаешь? - кошусь на него, искренне недоумевая, почему он так себя ведет.
Он же все продолжает смотреть на свою кровать огромными глазами.
- Что я должен был увидеть, Адриан? Адри?! - снова повышаю голос: от чего-то кажется, что он меня не слышит. - Ну, говори, - рукой загребаю ее к себе, прижимая крепче, но только так, чтобы это выглядело чисто по-дружески, но быстро смягчаюсь, видя, как он напуган, и убираю ему за ухо выбившуюся прядь волос.
Некоторое время меня просто трясет. Я по-детски всхлипываю, скулю, жмусь к нему поближе, перебираю ногами, ощущая себя едва ли не щенком, которого клюнул петух. Я трус, знаю. Трус и слабак, который прикрывает все эти качества наглостью и бахвальством, самоуверенностью… так проще. Правда…
- Я прячусь, - наконец, сообщаю приятелю. Будь ситуация иной, то я быобязательно подался к этому прикосновению, обрадовался бы этой «оттепели» со стороны соседа… обнял бы в ответ, но сейчас. Сейчас, увы, могу думать лшь о том, что не смогу ночью спать на своей кровати. Вообще. Никак. Перевожу взгляд на него, понимая, что он-то ничего не видел, вслед за этим, приходит осознание, что он навряд ли мне поверит… но рассказать надо. Или я свихнусь – покрывало мое видишь? Оно же застелено было, да? на моей ровати никто не лежал.. ну, вернее лежал. Захожу – ты лежишь и под ним кто-то. Думал ты шутишь – подушки положил. Включаю свет и оно опало. Оно опало. Ты понимаешь?! – под конец срываюсь на крик. Я ико боюсь пауков и призраков, призраков и пауков, пауков, призраков, а еще и грозу, а еще… ятус. Да. и истерик. И именно поэтому я кошусь на кровать, потом на светловолосого, снова на кровать и тихо-тихо скулю: - ник, молю я сегодня не усну один и на своей кро… - и тут я вспоминаю тот сон, который может оказаться и не сном, - короче, мы сегодня ночуем в шкафу! – и ведь серьезно!
Смотрю на его панику, глажу по голове, словно маленького ребенка. Дрожит, весь бледный, будто увидел что-то ужасное. Решив успокоить парня, я приглушенным голосом шепчу ему, понимая, что с объятьями поторопился:
- Да, рассказы Оливии явно тебя перполошили, - спокойно отвечаю я, а затем указываю на открытое настежь окно, - ветер, Адриан, это всего лишь ветер, никакой катастрофы не случилось. Нет здесь никаких призраков, нет чудовищ в шкафу и монстров под кроватью. Но если ты все-таки хочешь спать на моей кровати, то спи, конечно, я тогда займу твою.
Затем встаю, закрываю окно и иду к кровати Адриана. Опускаюсь на колени, закладываю под нее, затем поднимаю и тщательно осматриваю покарывало, показывая ему, что ни какого призрака там нет. Затем демонстративно ложусь на его кровать, верчусь на ней, мну покрывало, заглядываю под подушку.
- Призрак?! - кричу я, глядя на потолок. - Призрак, ты здесь?! Большой и страшный феномен, нечего тебе делать на кровати Адриана, у него уже есть любовница, он кроме нее никого не видит, так что у тебя никаких шансов его заполучить! Кстати, если ты захочешь отомстить ей, то я с радостью тебе помогу! Она живет в женском общежитии, это вот как из нашего выходишь, правый корпус, на втором этаже в двести четвертой комнате! - складываю руки в рупор, что делает мои крики гроче. - А если серьезно, то я пошел в душ и потом спать.
В душе начинается настоящая борьба самого с собой. С одной стороны мне безумно хочется обнимать его, прижимать к себе, целовать волосы и гладить по голове, пока он не успокоится. С другой стороны - я все еще испытываю к нему неописуемое чувство ненависти. Каждый раз, как только вижу их с Мэл, меня всего передергивает, будто выворачивает наизнанку, я хочу лезть на стену, лишь бы не чувствовать этой жгучей ревности, которая колет меня синими языками пламени, сжигает изнутри, вызывая нестерпимое желание касаться его кожы, будто эти прикосновения способны залечить внутренние ожоги. Но от мысли о том, что между мной и Мэл он выбрал ее, мне снова становится тошно и я не хочу даже видеть его.
Выхожу из ванной, вытираю волосы и, вздохнув, сообщаю:
- Ладно, сегодня мы вместе будем спать на моей кровати, чтобы ты окончательно успокоился, - сгоняю его жестом и расстилаю постель. - Только давай сразу спать, а то у меня голова раскалывается, Оливия так орала. Ныряю под одеяло, жмусь к стене и закрываю глаза, пытаясь не думать о дурманящем запахе тела рядом. Так просто прикоснуться - только руку протяни, но одновременно настолько сложно, что я даже не решаюсь смотреть в его сторону, пока он не уснет
Я знал, что он мне не поверит, знал! Знал, что подобного рода история вызовет либо смех, либо попытку все логично объяснить. Нет-нет, спасибо ему за это. За то что сейчас успокаивает, прижимает… спасибо и за такие успокаивающие, ласковые прикосновения к голове. Я даже на миг забываюсь, прикрыв глаза да пользуясь случаем. Черт, как же… как же хорошо… как же прекрасно и удивительно, как приятно… вот только когда он встает и идет к этой чертовой кровати – и не ветер это, не ветер! не может он так правдоподобно надуть чертово покрывало, просто ТЫ НЕ ВИДЕЛ этого, Ник! – так что когда он сначала изучает, а потом и вовсе ЛОЖИТСЯ – черт, вот это нервыыыы… я даже если бы не видел, так бы не сделал – я издаю испуганный, схожий с птичьим, крик, сжимаясь в комок, готовый не то броситься наутек, не то на помощь…
А вот про любовницу он загнул, причем сильно… и пусть, она у меня есть, пусть я якобы в не души не чаю… взгляда я не свожу только с тебя. Даже сейчас. И в толпе постоянно ищу, везде… чертов Ник, какого черта?!
Бешусь, невольно фыркаю, не имея возможности не заметить, что на Мел взъелся сильно. Интересно, а за что? нет, правда, не может же это… правда? и нет, нет, нет, не иди в душ! И не спи на моей кровати! Бля. В шкаф надо, надо в шкаф!
- Ник, я тебя обожаю, выходи за меня! – этот счастливый вопль – и даже если его услышат, о внимания не обратят, ведь я постоянно что подобное говорю, всем. Но тут все звучит искренне… жаль, что он примет это за шутку – срывается с губ, когда мне позволяют с ним спать. Сразу появляется ощущение спокойствия и надежности, как-то легче становится, пусть потом я и понимаю, что мне придется спать спиной или лицом но к собственной кровати, а еще… нет. не думай, блин, не думай… и вообще, где моя дорогая швабра?
Я действительно ложусь спать в обнимку с моей деревянной подругой, не обращая внимания на его взгляд. Еще и искупаться успел, так и быть, подушку утащил с кровати, но вот под одеяло забираюсь к нему. И спиной прижимаюсь. Не могу я так. Чёрт, не могу… хочу. Дико хочу, чтобы он мне принадлежал. Телом, сердцем… чтобы был зависим, чтобы… ненавижу свой характер. За то, что хочу присвоить. За то, что симпатизирую, за то что мой. Только мой. Прости, Ник, но, боюсь, теперь подружки у тебя не появится до самого выпуска.
- Спокойной ночи, Ник. Спасибо тебе. Это настоящее чудо, что именно тебя я встретил тогда на платформе, честно. Что бы я без тебя тут делал, а? – и от души это говорю, искренне. была бы возможность – поцеловал бы, обязательно… а пока придется лишь лелеять планы о том, как я буду от него баб отгонять, да, - и кстати, Ник, а чем тебе Мелани так не угодила?
Вечно эта Мэл трется у нас в комнате, сидит вместе с ним. И плевать, что у них там малина и ежедневные потрахушки, так что это вполне нормально, но я гребанный идиот, а эта комната моя, так что идиот имеет полное право ее сюда не пускать. Понимаю, что это выглядит очень глупо, что и делить-то мне с этой бабой, в принципе, нечего, а отказаться и отпустить не могу. Это как бесполезное терзание себя, вкдь я прекрасно знаю, что снова его так близко к себе не подпущу после таких выходок.
Похоже, улегся, так что несколько минут мы лежим в полной тишине, когда за окном воет ветер и шелестят листья, отбрасывая на стены страшные тени. Но не тут-то было. Начинает говорить, а у меня все внутри сжимается, потому что я до сих пор не могу дать себе ответ на вопрос: " Встреча с ним - самая большая радость или же огромная ошибка?" Я до сих пор не знаю, от того и закрываю глаза, желая чтобы чертов румянец меня не выдал.
- Спасибо, это приятно слышать, - на выдохе сообщаю я, утыкаясь лицом в подушку, - я тоже рад, что встретил тебя, - последнюю фразу еле получается проглотить. - Да нет, я бы не сказал, что она мне чем-то не угодила, - сжечь ведьму, - просто она так часто у нас появляется, а я никак не привыкну что-то. Ты же знаешь, что со вторжением в мое личное пространство у меня большие напряги, - без запинки вру я, аккуратно переплетая ложь с правдой. Нет, а что он хочет услышать? Что я ненавижу ее и при любом удобном слуае вышвырнул бы ее тушку из окна? Нет, пусть это она ему говорит, а не я, ведь это она его целует вечером и трахается с ним тоже она. Так что нет, Адри, этого ты от меня не услышишь. А если этот вопрос звучал для того, чтобы как-то защитить ее от меня - злого чудовища - то ты можешь просто собрать свои вещички и валить на все четыре стороны.
- Спокойной ночи, - через какое-то время отзываюсь я и поворачиваюсь спиной, дабы он на меня не смотрел, да и самому не смотреть.
Я не помню, как я засыпаю, несколько раз повернувшись к нему и взглянув на него спящего; не помню, как прижимаюсь к стене во сне. Мне снится какая-то ерунда. Я лежу на своей кровати, смотрю фильм, но тут мой взгляд падает на старое зеркало, что висит на стене. Блестщая поверхность вдруг начинает покрываться морозными узорами. Мелкие, они зарождаются в самом центре стекла, стремительно заканчиваются, тонкими веточками расползаясь по всей поверхности, покрывая зеркало слоем инея. Чуть потрескивая, они вырываются за раму, набирают скорость, постепенно обволакивая собой всю комнату, добираясь до моей кровати, сковывая ледяной коркой покрывало. Все это время я чувствую, как температура в комнате стремительно падет, изо рта начинает идти густой пар, а зубы - стучать. Ресницы и рубашка покрываются инеем, я ежусь, понимая, что одежда примерзла к покрывалу. Но вдруг происходит что-то необъяснимое. На узоры, прямо из их центра будто капают чернилами. Первая капля, вторая, третья, и по узорам с бешенной скоростью начинает разбегаться чернь. С потолка сыплет каким-то серым снегом, больше напоминающим хлопья пела, но я даже не могу дернуться, как загипнотизированный глядя на то, как чернила доходят до моей кровати. Испугавшись, я ползу назад, но черные, тонкие узоры настигают меня, сначала окутывая ноги, так что я не могу сопротивляться, продолжая дрожать от холода и страха. Ноги немеют, руками я пытаюсь стряхнуть с себя это невидомое нечто, теперь больше напоминающее ядовитый плющ, но все только улиливается, льдом уже сковывает руки и грудь, меня с силой прижимает к кровати, пока я чувствую, как нечто уже ползет по моей шее, набегает на подбродок, огибает губу, желая попасть проникнуть ко мне в рот, и я кричу, что есть мочи.
Просыпаюсь от собственного крика, резко сажусь на кровати и обнимаю колени, от чего-то чувствуя неописуемый холод. Сердце стучит в ушах, и в панике бросаю взгляд на ужасное зеткало, что оказывется абсолютно чистым.
Врет… я слышу это по тону, по сглатыванию, по самой атмосфере… слишком хорошо я стал ощущать чужие эмоции, чтобы теперь вот е чувствовать фальши. И это бесит, Ник. И обижает. Лучше уж кажи правду, чем вот так вот… и не для того я говорил, чтобы получить слова в ответ, е для этого… молчал бы. Поверь, это было бы куда как приятнее, чем комплимент на «комплимент», что идет от сердца. Эх, ладно. Забуду, кивну и усну. Если смогу… и Мел больше в нашей комнате не будет, обещаю. Потому что он прав. Погорячился и неверно поступил. Увы, прости, ник. За все. Я больше не буду… наверное.
Вглядываюсь. Очень долго и напряженно всматриваюсь в темноту, готовый в любой момент ударить нечто-некого шваброй с наклеенной на не бабой даже не знаю… желательно по голове, не там уж как получится. В конце концов, может, швабра сквозь существо пройдёт, м? и вообще, завтра же мы идем в магазин. За мелом и солью. И никак иначе. И срать я хотел, что Ник думал по этому поводу. Я все сказал! ну, вернее пока не сказал, ох, черт, как же тепло… как же хорошо лежать ряжом с ним, слушать мерное дыхание... спит или нет? ой, одеялко шевельнулось…
Не понимаю, как уснул, правда. только что, казалось бы, смотрел в темноту, а в следующий момент вокруг мен скачут розовые пони-единороги, охотятся на гребанных бабочек и срут радугой. Нет, определенно, пора заканчивать курить и начать открывать окна когда рисую…
А вот из объятий Морфея – вот он! Вот мой самый лучший и любимый люовник! – меня вырывает дикий вопль. Спросонья кидая швабру в свою кровать, долбанув себя ею же по коленке и чудом не задев объект вопля. Моя подруга летит в кровать, где с громким бабахом и замирает, а я все ещё не понимаю, о уже оборачиваюсь на источник вопля. А да, я наебнулся с кровати в процессе кидания-просыпания, так что вот теперь смотрю на Ника, не понимая еще толком что я делаю и почему рядом с его кроватью. Но заползаю обратно. Смотрю на испуганного собеседника, понимая, что он куда как бледнее простыней. Еще и трясется, словно от холода или страха. Не понимаю еще ничего толком, но кутаю его в одеяло и обнимаю. Молча. Сбоку, заставляя прижаться к себе. глажу его по плечу, а другую руку запускаю в волосы, мягко улыбаюсь и начинаю тихо-тихо, нежно но уверенно шепча:
- Ну ты чего, Никки? Кошмар приснился? Что же кричать так, мой хороший? Что произошло? Расскажи? Только смотри – сейчас ты в безопасности. Я тут, рядом, готов защищать тебя от всяких злых покрывал и оборотней. Спокойнее, чудо, покойнее, ну, - так детей обычно успокаивают. Пользуясь его шоком, буквально притягиваю его к себе на колени, чтобы прижать к себе крепко-крепко и начать покачиваться из стороны в сторону. Возможно, я так действую потому что это он. А может, просто потому, что так правильно действовать в подобной ситуации? Не знаю, но от кошмаров надо защищать и греть. Так что я надеюсь, что он меня не оттолкнет.
Слышу грохот - сначала летит швабра на соседнюю кровать, а затем мой друг гремит об пол своими костями. Я бы, возможно, посмеялся бы над ним, но не сейчас. Сейчас меня всего пробивает мелкая дрожь, я трясусь, будто умалишенный, поглядывая на зеркало. На секнду мне кажется, что там что-то мерцает, но я тут же трясу головой из стороны в сторону, так что странное наваждение быстро спадает, и зеркало снова становится вполне себе обычным на вид. Все это время я отчетливо понимаю, что мне очень холодно, и это не сознание не может отойти от сна, я сам просто чертовски замерз, так что даже собственное дыхание не греет. Окончательно осознаю всю степень замерзания, когда меня касаются чуть ли не горячие руки Адриана и тянут к себе.
Кутает в одеяло, обнимает, будто ему не все равно. Жмет крепче к себе, шепча ласковые слова чтобы успокоить, как успокаивают маленьких детей. Первые несколько минут я не спопротивляюсь ему, не дергаясь и не дыша, так, что стороны может показаться, что я не подаю никаких признаков жизни. Смотрю в одну точку, мысленно стаясь сконцентрироваться на чем-то, схватить лихорадочно ускользающую от меня мысль, четкие очертания которой буквально вижу перед своим носом, но не могу достать. В голове каша, пока я усердно пытаюсь понять, что мог значить этот ужасный сон, слишком сильно напоминающий реальность. Не было ни туманной дымки, которая обычно бывает в снах, ни совершенно иного расположения вещей в комнате, ничего такого, что могло бы выдать сон, могло бы показать, что все это ненастоящее. Причем даже спросонья я ответливо и максимально ярко помню чуть ли не каждую деталь в комнате. В панике окидываю пространство взглядом, снова смотрю на зеркало и нахожу глазами маленькую трещинку. Во сне я ее отчетливо видел, потому что не отрывал взгляд, но наяву заметить никак не мог. До сегодняшнего дня я вообще не замечал этого зеркала, смотрел лишь в то, которое висит в ванной комнате, а уж заметить маленькую трещину - исключено. Я не видел ее, не смотрел на зеркало, так что мой мозг в принципе не может о ней знать и выдавать такое четкое изображение во сне того предмета, который я один раз мельком в глаза видел. Конечно, возможности человеческого мозга безграничны, но что-то уж слишком хлипким кажется этот аргумент на фоне моего испуга.
Возвращаюсь в реальность и осознаю, что меня все еще старательно укачивают, ожидая ответа на свой вопрос. Выбираюсь из его объятий, чуть толкаю, чтобы он лег, а сам ложусь напротив. Наверное, снова слишком близко к нему, но мне сейчас совершенно не до этого. Смотрю в его глаза, дарящие такой заботливый и нежный взгляд с толикой тревоги и не выдерживаю. В мою стеклянную стену, которой я от него отгородился, будто швырют огромный камень, так что стекло мгновенно идет трещиной и бьется, разлетаясь на сотни мелких кусков, стучащих звоном по полу. Будто сразу становится как-то легче дышать, и я тянусь к нему, обвиваю руками его шею, и крепко прижимая к себе, чуть дрожа от переисбытка чувств. Мне сейчас уже на все глубоко наплевать, и пусть завтра придет прозрение и я об этом тысячу раз пожалею, но сейчас я не хочу думать ни о чем, кроме него. Он настолько дурманит своим очарованием, что я даже забываю о своем сне, который минуту назад считал самым жутким кошмаром. Я жмусь к нему ближе, зарываясь носом в душистые волосы, запускаю левую руку ему под футболку, пальцами пробегая от поясницы до середины спины, там задерживаюсь, чуть поглаживаю, не желая отпускать, а лишь вдоволь напиться теплом его кожи. Чуть трусь носом об его шею, добираясь через волосы к коже, провожу нижней губой по теплой шее, касаюсь языком пульсирующей венки под ухом и шепчу ему, одновременно лаская губами его ухо:
- Мне холодно, Адри, мне чертовски холодно, - и снова жмусь ближе, поглаживая пальцами нежную кожу на спине.
Эй, что ты видишь на зеркале, м? Никки, Нииик, мне тоже интересно. Может, ты расскажешь мне тайны вселенной? Ну, не ты, а этот кусок покрытого серебром стекла. Как думаешь, какие тайны вселенной он скрывает? Вечного двигателя? Или, может, куда улетел Гагарин? А к черту. Я просто буду смотреть на о, как ты высовываешь голов и внимательно смотришь на это зеркало. Как котёнок. Только-только глаза открыл, из корзинки выглядывает и смотрит… только мне не нравится, что смотришь ты с ужасом, а е восхищением. Ну, вернее, мне так кажется. Ибо так я вижу только три четверти твоей головушки и кусочек лица. Жаль, но да ладно. Хоть что-то
Вот только отойдя от шока, ты меня отталкиваешь. Сразу становится как-то горько и обидно. Я тихо выдыхаю, но послушно отстраняюсь, даже уже согласный на то, что буду спать в своей кровати, но нет. он ложится рядом, отчего внутри все буквально замирает, а я сам я боюсь вздохнуть, чтобы не прогнать это прекрасное… видение? Не важно, многе я готов заплатить за такие вот твои действия. И за это тепло, за… черт, не прикасайся..
Несдержанный выдох срывается с моих губ, стоит тебе только прикоснуться холодными пальцами к спине. Выгибаюсь, желая избежать холодных прикосновений и в то же время страстно их желая, ведь это именно ЕГО прикосновения… так что выгибаясь, я прижимаюсь к моему соседу, вдыхая его сладкий, теплый запах лета и солнца, родной, любимый и значительно лучше чем у Мел. Он не лезет в нос, не врывается в него, нет… он просто окутывает и погружает в себя, заставляя медленно плавиться. И даже холодная и уже немного, но приобретающая «родной» цвет кожи не могут изменить этих ассоциаций.
А он продолжает. Шея, спина… все это заставляет меня напрягаться, вытягиваться едва ли не в струну, сдерживая себя и свои желания. Кусаю губы, сдерживая прывистые вдохи, стараюсь почти не реагировать, терпеть, не желать… а ведь это «ХОЧУ» словно красная лампа мигает в головушке, не позволяя ни на чем другом сосредоточиться. И значю, это провокация… и я не могу на нее поддаться. Не сейчас, нет. это не о положении… И даже его слова, что почти срывают башню… я просто не могу воспользоваться ситуацией. Но стягиваю с себя майку, оставаясь буквально в одних темно-синих семейниках с желтыми утками – ответ твоим барашкам, Ник - прижимая его к себе, зарываясь руками в мягкие волосы, к которым просто невозможно не прикасаться. В полумраке рассматриваю его плечо и часть шеи, тут же припадая к ней губами, с удовольствием, слишком громко втягивая его запах, прижимая того как можно ближе к себе, ногами и руками, не позволяю отстраниться, а сам покрываю подставленную мне шею коротким, влажными поцелуями, что несколько громко звучат в тишине комнаты. Даже ветер затих.
Поглаживаю пальцами кожу головы. Да изредка оттягиваю светлые пряди. Думаю. Думаю о том что же мне все же сейчас делать… быть или не быть, вот в чем вопрос. Наверное, все же стоит ему намекнуть, на что он меня провоцирует:
- Когда-то давно, русская императрица сказала похожую фразу каминщику или как-то так. попросила ее согреть… тот сначала даже не понял, о чем говорит женщина, - моя рука скользит вниз. По затылку и шее, натягивает ткань его футболки, опускается о спине и ниже, на ягодицы, слегка, совсем-совсем слегка сжимая ту, что мне… поближе, - а когда понял, о так ее отогрел, что был награжден дворянским званием, получил фамилию Печников, кажется, ну и обеспечил сове потомство, в общем-то, - усмехаюсь, провожу кончиками пальцев все по той же охренительной заднице, понимая, что я давно хотел это сделать и, что, мать вашу, он сам меня провоцирует, а еще и держусь. Адди молодец, Адди справится. Вот только сейчас, его решение дождусь. А то мало ли, вдруг это того… без задней мысли?
На секунду я боюсь, что он отстрантся, потому что хорошо ощущаю его напряжение и некую скованность. Боюсь, что сделал что-то не так, в тот же момент не желая останавливаться. Слышу его прирывистое дыхание, палящее кожу, вспоминаю сладость губ, и все это дурманит меня, хлеще любого алкоголя или наркотика. Чувствую его тепло, ласкаю пальцами выгнутую спину, заставляя прижиматься еще сильнее, секунда, и его футболка летит на пол, отчего в моей голове начинает громко стучать сердце, а мысли вязнут, словно в шоколалной тянучке. Его губы жгут мою шею, оставляя на ней влажные следы, пока я в полнейшем блаженстве закрываю глаза, вжимаясь в него еще сильнее, будто бы желая погрузить в себя и навсегда там оставить, чтобы никто и никогда, даже если он сам захочет, нет, нет, ни за что больше.
Затем он начинает говорит, так что сладкий туман немного рассеивается, позволяя проснуться разуму. А ведь это именно то, чего я сейчас не хочу больше всего на свете, потому что рассудительность и здравомыслие способны за секунду все испортить. Но он не останавливается, продолжая правой рукой ласкать мое тело, а левой - прижимать к себе, пока я бессовестно нежусь в его обътьях. Наглая рука скользит ниже, ложится на ткань трусов и чуть сжимает, отчего моя нога сразу же согибается в колене и ложится на него.
Он завершает свой рассказ-намек, а я понимаю, что теперь настала моя очередь намекать. Чуть толкаю его в плече, заставляя повернуться на спину, а сам перекидываю через него ногу, усаживась ниже живота. Стягиваю с себя футболку, затем беру его одной рукой за левое запястье, второй - за правое, и с силой прижимаю обе к простыне, будто сковывая его в оковы, лишаю всякой возможности дотрагиваться до меня. Чуть поднимаюсь и нависаю над ним, касаюсь губами его лба, бровей, глаз, тщательно покрывая все лицо поцелуями, стараясь не упустить не сантиметра. Целую в уголки губ, а дальше резко перехожу на подбородок, затем ниже, провожу языком по шее, оставляя на его коже блестщие дорожки, целую долго, нежно и очень аккуратно, стараясь насладиться им всем настолько, насколько могу. Спускюсь ниже к груди, целую соски, очерчивая кончиком языка контур и чуть покусывая. Затем спускаюсь ниже, все еще держа его руки прикованными к простыне, целую живот, лаская гладкую, имеющую столь дурманящий арамат кожу. Сам буквально немею от желания, дыхание переходит на свист, но не отпускаю его, утопая в безрассудстве. Не останавливаюсь, когда он взрагивает от моих поцелуев внизу живота, спускаюсь вплоть до резинки от трусов, прикусываю ее зубами, чуть оттягиваю и отпускаю, резко выпрямляясь и возвращаясь к его лицу. Замираю в нескольких сантиметрах от него, медленно закрываю глаза и наклоняюсь ниже к губам, настолько близко, что ворую его дыхание, ощущая во рту сладковатый привкус. Облизываю свои губы, так что мой язык задевает его - полураспахунтые и горящие жаром, а затем резко отпускаю лево запястье, поднимаю правое, дергаю на себя, пока сам падаю за его спиной. Не отпускаю его прижимая спиной к своей груди как можно крепче, так, чтобы он мог почувствовать, что я возбужден и с ухмылкой шепчу ему на ухо:
- Передай привет Мэл.
Целую в мочку, а затем накрываю нас одеялом, потеплее кутая и себя и его. Жмусь к нему ближе, зарываяясь носом в волосы, и закрываю глаза.
Предвкушение. Это первое, что я чувствую, когда он кладет свою ногу на меня. Провожя от ягодиц по бедру и вниз, к коленному сгибу. Слегка сжимаю пальцы на нем, а после проделываю нехитрый путь в обратном порядке. Щекотно, тепло… толчок. Во взгляде недоумение, но я послушно ложусь на спину, наблюдая, как тот забирается на меня. Странно. Что же ты задумал, Ник? Хотя, большая часть моих вопросов пропадает почти моментально – он просто снимает майку, а дышать уже становится нечем. Воздуха не просто не хватает – его нет. и температура повышается на пару сотен градусов. Не дышать. Взглядом ласкать тело пред собой, позволяя фантазии рисовать буквально тьму сцен с его участием. Смущенный, развратныЙ, милый, уставший… что?!
Перевожу взгляд на свои, плотно прижатые руки. недоуменно так смотрю на своего, амм… седока, что продолжает поражать меня своей выдумкой. Не двигаюсь, молчу, делаю пару попыток вырваться, чтобы провести кончиками пальцев по его телу. Смотреть мало. Прикасаться, чувствовать, запоминать. Губами и пальцами изучать каждый участок тела, узнавать самые потаенные его уголки, видеть то, что будет доступно лишь мне… хотя, кажется, я и так увидел больше, чем кто-либо еще…
Выдыхаю. Судорожно, резко. Выгибаюсь в спине, опираясь на локти, чтобы податься, животом коснуться его живота и хотя бы так, хотя бы частью, но получить. Неудобно. Он ускользает, руки я отнять не могу, а невесомые, нежные, кажется, вездесущие поцелуи с каждым мигом отбирают все это желание, в то же время разжигая его сильнее. Я не хочу только получать, Ник, нет. Я хочу отдавать, хочу, чтобы и тебе было приятно, так же хочу выцеловывать твое лицо, зарыться носом в твои волосы, я тебя, хочу, идиот! А потягивание в паху это лишь подтверждает.
Бесенята в глазах или мне только кажется? Кусаю губы, когда его язык скользит по шее. Нельзя так делать, нельзя. Нельзя лишать меня банальной воли, силы, нельзя вводить в такой ступор своим поведением, нельзя… а я что? я только ноги в коленях сгибаю – наивный дурак, легче не становится. Вообще. Никак.
Вскоре губы уже приходится кусать до боли, сжимать в руках простынь, а после запускать ногти в ладонь, чтобы хотя бы так, но совладать со рвущимися из груди, несдержанными всхлипами и стона. Один раз я все же позволю себе простонать в голос – это тогда, когда он особенно нежно и вместе с тем дразняще прикусывает сосок. Выгибаюсь, пытаюсь как-то подвинуть, елозить по кровати вырваться. Мало этого мало!
И мне кажется, что он слышит мою мольбу, ведь как еще объяснять о, что язык касается живота, который я неосознанно пытаюсь втянуть, нижнее белье – последняя преграда – и… просто облом. С губ срывается второй громкий, разочарованный стон. Запястья ноют, а в спину упирается чужое естество. Хочешь? Не мне одному сейчас фигово? И даже воспоминание о Мел, с которой не было и толики этих ощущений, не позволяет хотя бы немного, но избавиться от желания. Ты полон противоречий. Ты и сам – одно большое, желанное противоречие.
Я не понимаю ни себя, ни тебя, Ник. Не понимаю твоих действий, намеков, слов… вернее, части из них. Но с Мел я расстанусь. Ты ведь этого хочешь, верно?
Трусы неприятно жмут. Его прикосновения все еще горят на коже, отдаваясь странной пульсаций на теле. Они словно перекликаются руг с другом. А я хочу «отомстить». Чтобы и он тоже понимал… и потом подаюсь бедрами немного назад, надавливая на чужой пах. Раз, второй, слегка повожу задом да закидываю голову, чтобы мазнуть губами по челюсти, хотя бы так, но получая так и не урванный мною поцелуй. Вот последнее было особенно жестоко – так близко, я ведь так надеялся снова ощутит вкус его губ! А потом в голове одновременно мелькают две мысли: «Он меня убьет» и «Это будет весело». Мне кажется, что эта ситуация никогда больше не повторится, а значит, надо выжать их нее по максимум. И я позволю себе шалость. Ту, что уже совершил однажды, кажется, в начале недели, тайком урвав твою майку…
Одной рукой накрываю руки своего соседа. Поглаживаю пальцами, прижимаю, чтобы даже не думал отпускать, а вторую запускаю себе в «одежду». На боку немного непривычно, даже неудобно, особенно, вот так, с ограничениями, но надо. Надо приноровиться.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |