Мы тупо лежали, чуть елозя друг по другу – возбужденно, – и постанывали, и друг друга не слышали вообще, он стиснул мои руки, я его придавил ногой, и пол был горячий, и между нами все было ужасно горячо и липко, и всё равно …
– Я представляю, что сейчас шторм и холодно, а мы вдвоем на плоту, и мы типа тонем, но как бы не тонем, потому что волны стихают, и вокруг темно – ну, как здесь, хоть глаз выколи, – и тут ещё где-то нашарилось одеяло, и мы в нем, короче, лежим, – сообщил я ему, – пожалуйста… отпустите мою руку, это ужасно больно.
– Да, – произнес он одними губами, – да.
Меня обдало ледяным холодом – он поднялся и вышел из комнаты. И вернулся через минуту – меня накрыло ватной теплотой. Одеяло.
– Тут мокро, как в море, – прошептал я.
– Я… я кончил, – это звучало очень странно из его рта, меня примиряло с действительностью только то, что свет был выключен, – я уберу.
– Нет, – я ухватил его за руку, – лежи.
– …не стоило говорить мне, что…
– Мы спасемся, – пообещал я.
Волны накатывали, мы не чувствовали земли. Я лег к нему спиной, и он держал меня, чтобы я не вывалился за борт.
– Держи меня в курсе дела.
– Шторм затихает. Уже поднялись чайки. До рассвета море обещает быть спокойным. Можно залезть под одеяло и заснуть. Если что, я подниму тревогу. Только обязательно нужно высунуть наружу нос, чтобы вдыхать морскую соль. А то под одеялом нам грозит алкогольная интоксикация воздушно-капельным…
– Поттер.
Мои плечи стиснули сильные пальцы.
– Что?
– Ты…
– Всё нормально. Профессор, давайте завтра…
– Профессор завтра протрезвеет и придет в ужас, – пробормотал он, – он уже не знает, куда от тебя деваться.
– Как – куда? У профессора есть план.
– …план отлично работал, пока Поттер не получил простор для воображения… Профессор виноват в этом сам. Ты должен был узнать… вообще говоря, ты не должен был знать об этом. Профессор думал: даже если он когда-нибудь допустит промашку, ты уже будешь привязан к женщине, и у тебя будет своя семья. Это удержит профессора… от глупостей.
– Но профессор сглупил куда раньше.
– Он мог бы пережить и это, если бы ты не начал бегать по лестницам в шлеме…
– Отличная метафора тому безумию, что здесь происходит. Вы… куда?
Снейп поднялся в темноте, лунный свет очертил его профиль.
– Спи. Я посижу здесь. Чтобы переход в иное измерение утром не был… слишком шокирующим. Я всё равно не смогу. Спи. Тебя не укачает к рассвету.
Часть 4. ПРОЩАНИЕ С ДЕТСТВОМ
И Гарри пошел, пятясь спиной вперед, потому что все, что он оставлял позади, было таким прекрасным,
что он не мог оторвать от этого взгляда, и Гарри поднял руку, торжественно махнув на прощанье…
Перед ним слезы Лили смыли золу, в которой было перепачкано ее лицо.
Cinnamon, «Прекрасный мир»
Когда я открыл глаза, наступило утро – и шел дождь. Заерзал от холода под простыней.
– Я здесь, – буркнули сзади.
Комната была неестественно пуста, будто всю мебель и стены накрыли оберточной бумагой. Тусклый свет сочился из приоткрытого окна.
Обернулся. Снейп сидел в кресле, подобрав длинные ноги. В руках бутылка с водой.
– Я тоже хочу…
Встал с пола, завернувшись в простыню. Сделал несколько неуверенных шагов, уцепился рукой за его колено. По руке пробежались мурашки. Воспоминания вчерашней ночи ожили – вплоть до крика чаек и плеска волн. Он не отдернулся. С непонятным выражением скосил глаза на мою руку.
– Мне следует сказать что-то… педагогическое? – спросил Снейп.
– Не сейчас, – присосался к бутылке, – вы… спали?
– Не совсем…Ты в душ?
– Я займу ванную?..
Он молча повел плечом. Неловкая тишина. Мой день рождения. Самый странный из всех.
Снейп так и сидел в кресле, подтянув к груди костлявые колени – странная поза, почти беззащитная, и вместе с тем передающая ощущение замкнутости. Меня как-то переклинило на этом. Это МОЯ вина. Если бы я не вел себя так вчера, намеренно провоцируя его, ничего бы не случилось… Он бы не чувствовал себя так…
Хотя кого я жалею?!
– Ладно, ладно! – неожиданно сиплым голосом закричал я. – Скажите уже, что вы думаете, давайте! Вы можете… переложить вину на меня, если хотите. Сегодня выходной, и у меня хорошее настроение. Я не обижусь. – Встал посреди комнаты, сложив на груди руки. – Давайте, правда! Только… не молчите так. Скажите уже, что вы меня ненавидите. Ну!
Снейп моргнул.
– Я тебя не ненавижу, – медленно сказал он, – к своему несчастью, я не могу тебя… ненавидеть.
– А я не могу ненавидеть вас, – в сердцах произнес я, – мне надо будет как следует сосредоточиться и вспомнить все ваши гадости, чтобы вас ненавидеть. У меня выходной… мне лень.
Снейп молча смотрел на меня из своего кресла, и тогда я, остыв немного, протянул ему руку.
– Нас двое, а ванная одна.
– Вот незадача, – простонал он, завозив рукавом по помятому с похмелья лицу.
Дома было тихо до жути и до одури. Из комнаты Малфоя не гремела музыка, дверь в ванную комнату распахнута настежь, никто с утра пораньше не шляется по комнатам. Мы вышли в коридор: он показался нам огромным. Цепляясь пальцами и рукавами, озираясь, как потерявшиеся дети, бок о бок мы прошагали до ванной комнаты. Я заткнул ванну и включил воду. Над водой повисли клочья пара. Запотевшее окошко выходило в сад, где после дождя поблескивали мокрые листья.
Без лишних слов и без стеснения – куда уже дальше стесняться после вчерашней ночи – я сбросил простыню и быстро залез в ванну.
Снейп так и стоял перед зеркалом в своем сером халате.
– Ты мне соврал, – глухо проговорил он, – ты сказал, что это поможет. Это не помогло.
Он глядел на мое отражение, стоя ко мне спиной. Вода была горячая, пасмурный день лил жемчужный свет в окно.
– Ну садитесь уже, – неожиданно для самого себя произнес я.
Не мог, наверное, больше смотреть на его угрюмость.
– Это не помогло, – повторил он упрямо.
Снял халат и аккуратно повесил его на крючок. Длинные ноги и руки, испещренная родинками бледная кожа, выпирающие кости, острые коленки. Небольшой островок черных, как сажа, волос, гладкая грудь и…
Плеснула вода.
– Ты удовлетворил свое любопытство и свое тщеславие.
– Я не…
– Не стоит беспокоиться насчет меня. Для меня это нормально. Рад, что вам стало лучше. С моей стороны выглядело бы очень глупо обменяться рукопожатиями и предложить всё забыть…
– Да послушайте…
– Что послушать, Поттер? – ванная большая, угловая, но он сидит, максимально от меня отодвинувшись, и смотрит устало. По глазам видно, что не спал совсем.
Я опустился в воду по самый подбородок.
– Не получается.
– Чего – не получается? – язвительно поинтересовался он. – Раз уж взялись вопить с утра пораньше, извольте продолжить в том же духе. А то получится, что вы кичились своей прямолинейностью зря…
– Ну. Вы же сказали, что вчера, что меня тоже, судя по всему, угораздило. А я предположил, что если мы с вами… ну, хотите, скажу… если мы с вами займемся сексом, у меня это пройдет. А оно не проходит.
– Что это у вас не проходит, – проговорил он, не глядя на меня, но это как-то совсем не походило на вопрос.
– Ну, я по-прежнему готов сочинять стихи и ходить… без головы.
– Ходить без головы. Это теперь так называется?
– У этого понятия есть множество…
– Метафор. М-да…
Мы немного помолчали. Кажется, его плечи были уже не так напряжены. Переход в иное измерение для него состоялся?.. Это было страшновато, честно говоря. Сидеть так и осознавать, что ты сказал, что сделал, что произошло и что вообще происходит. Краем глаза я видел его лицо – по нему было понятно, что Снейп тоже где-то внутри борется с множеством перекрывающих друг друга мыслей и эмоций. Нам потребовалось около пяти минут молчания, чтобы справится с собой. Когда он заговорил, его голос выдавал страх.
– И что теперь делать?
– Нам с вами? – я покрутил кран большим пальцем ноги. – Не знаю.
– Я не хотел этого, – быстро произнес он, – я начал. Но я не хотел…
– Угу.
Кран с тихим скрипом повернулся, теплая вода перелилась на пол. Снейп пнул меня куда-то под коленку.
– Оставь это. Ты думаешь, всё так просто? Легко? – теперь он выглядел сердитым.
– Проще простого, – я подвинулся ближе к нему, поднимая волны, и бездумно коснулся пальцами его лица. Осторожно повернул его к себе. Его глаза смотрели внимательно.
Плотно сжатые губы на секунду дрогнули.
– Нет, – медленно сказал он, с усилием подбирая слова, – нет, ты не понимаешь. Это НЕ просто. Кто в здравом уме сможет представить нас… вм… вместе…
Сказал и видно – сам испугался того, что сказал. «Нас», «вместе». Ошарашивающе.
– Можно? – просто спросил я.
Третий наш поцелуй был… Коснуться его сжатых губ своими, влажными от воды, чуть солоноватыми. Подождать несколько мгновений, сидеть в этой тишине, нарушаемой только плеском воды, пока он не сдастся. Его губы слегка дрожат; я обвожу их языком. Сзади само по себе падает полотенце, но мы не слышим. Я впервые за всю свою жизнь осознаю: это не шок, не малодушие и не любопытство – узнать, как твой ненавистный учитель тихо охает – и подается навстречу твоим мокрым пальцам. Это не ужас, не детская жестокость и не просто тяжелая победа – видеть, как он едва сдерживается от того, чтобы не застонать тебе в рот, в губы, вспомнив, как это было – глядеть на тебя на уроках зельеварения и за завтраками в Большом зале – столько лет подряд.
Нет, это не подростковая победа, это не замешано ни на гордости, ни на злорадстве, ни на тщеславии – попасть в безумную-безумную параллель, где он любит тебя. Шипит на уроках и изобретает бесконечные наказания, получает детское удовольствие от того, что ты в его власти, не знает, что делать в этой игрушкой – но любит тебя. Оправдывает себе это жаждой обладания. Желанием держать тебя под контролем, чтобы всегда знать точно, где ты и как ты. Желанием защитить тебя – нормальным, в принципе, желанием, ведь ты всего лишь ребенок, не до конца распрощавшийся с детством. В конце концов, банальным садизмом. Чем угодно, но только подальше от этой безумной идеи, что он любит тебя.
– Профессор, – улыбнулся я, отрываясь от его губ.
– Больше нет… никогда больше.
Профессор Снейп. Профессор Снейп!
– Кто бы мог подумать…
– Никто. Ник-то.
Я не стал отстраняться. Мои руки коснулись его плеч, его груди. Он вздрогнул.
– Пожалуйста… почему… почему вы так смотрите? – я поднял глаза.
– Я не помню, когда что-то подобное происходило со мной за столько лет…
– Вчера?
Он посмотрел на воду. И мягко отстранил мою ладонь.
– Нет… это… давай не будем.
Снова плеснула волна, и он поднялся. Вылез из ванной, скрутив хвост из своих вымокших волос, и обернулся полотенцем. Из его глаз исчезла туманная дымка – как тогда, когда я целовал его.
– Вы… – я сел на бортик, сгорбившись, – вы не хотите меня.
Он обернулся, полотенце чуть не упало. Посмотрел на меня, как будто я грязно выругался.
– Ты, верно, шутишь, Поттер. Просто поверь мне: этого тебе не нужно. Вчерашняя ночь – лучшее тому подтверждение. Прости…
Я замолчал, уставившись на него в замешательстве. Он толкнул дверь.
– Подождите!
Когда он заговорил, обернувшись у двери, его голос звучал по-другому.
– Мне стоит поблагодарить вас за… вашу снисходительность, наверное. Но у меня на сегодня ещё много работы.
И ушел, представляете!!
* * *
Я шел по коридору, оставляя за собой лужицы воды: вода текла с моих волос, мокрые отросшие пряди лезли в глаза, я бесцельно тыкался в стенки.
– Прекратите, – сполз на пол и прислонился спиной к двери его комнаты, – это уже просто глупо. Если это происходит, бесполезно отрицать… вам было хорошо со мной.
– Вам – нет, – раздалось из-за двери, куда более резко, чем я того заслуживал, – прекратите ломать комедию. У вас на носу свадьба. Ваша невеста уже наверняка забила все каминные пути Лондона.
– Она знает, что мне надо побыть в одиночестве, чтобы свыкнуться с фактом женитьбы… Так вас беспокоит это или то, как мне было вчерашней ночью?!
Дверь распахнулась, больно толкнув меня в спину. Снейп возник на пороге полностью одетый.
– Вы НЕВЫНОСИМЫ.
– Это вы невыносимы! Мы уже всё сказали друг другу, профессор! И что теперь, вы будете ломать комедию?
Хлоп дверью!
– Не называй меня «профессор».
– Да какая разница, – со злостью произнес я, – вы были моим профессором, им и остались.
Злобно зыркнул на меня и поджал губы. А я это ненавижу. Ну какой смысл? КАКОЙ СМЫСЛ? Во всем этом? Ждать, когда пройдет?!
Такими темпами – никогда!
А он разозлился. Я видел это. И разозлился на себя – за минуту слабости. Как же.
Стоит, даже в сторону мою не смотрит – куда-то мимо. Очень надо. Мне ещё уговаривать.
Вытерся насквозь промокшим полотенцем, ушел в свою комнату, рассекал её прыжками из угла в угол, как чокнутый теленок, замученный мухами. Все раздражало. Я сдернул плакаты и разворот из «Пророка», где мы с Драко оборачивались через плечо на пыльной дороге, грязные и счастливые.
Сова принесла письмо от Джинни, в котором та писала, что всё понимает – это такая мужская фигня, всех нас слегка глючит перед свадьбой… Чтобы я ни о чем не думал, встречался с друзьями, выпивал, праздновал расставание со своей свободой, пока она устраивает нашу свадьбу. В конце концов, всего-то два месяца оставалось до мероприятия.
Это, конечно, было удобно. Ей и вообразить даже немыслимо, что это время я вовсе не трачу на увеселения с приятелями и ночные клубы – что на самом-то деле я сижу в своей комнате и умираю от того, что самый несносный человек в этом мире сейчас так же умирает за стенкой.
И – да. Мы оба ненавидим друг друга.
Просто замечательно!
Тикали часы, туманный полдень мало чем отличался от тусклого утра. Я тонул во временном киселе каком-то. Лежал на кровати и смотрел в потолок. Встал зачем-то только однажды – взял со стола карандаш и записал на блокнотном листке вчерашние стихи, пока они не выпали из памяти. Я почувствовал, как проходит день, только когда пришло время обеда и у меня заурчало в животе.
Тогда мне всё это надоело… Я сунул листок в карман, натянул джинсы и колючий свитер, прошагал к его комнате и толкнул дверь. Не заперто. Прошел мимо стеклянных полок, уставленных колбами, мимо заваленного расчетами стола. Он сидел, записывал какое-то наблюдение в тетради своим крупным аккуратным почерком. Я не стал его трогать. Молча сел рядом на табурет, подтянув к подбородку колени, и стал смотреть на то, как не шевелятся его губы, как не дрогнет его рука…
Я дождался, когда он дописал и перевернул страницу.
– Пошли пообедаем, – предложил я и на всякий случай добавил: – Просто пообедаем. В городе. Ну?
– На кухне есть какая-то еда, – буркнул он.
– Но я больше не могу сидеть дома, – я дернул его за рукав робы, – ну, пожалуйста.
Вздохнув, он отодвинулся на своем стуле и стал смотреть на меня.
– Ты думаешь меня разжалобить, Поттер?
– Да ничего я не думаю! – ощетинился, вскочил с табурета. В его глазах наконец-то проснулось что-то человеческое.
– Ну, хорошо. Иди сам. Я тебя отпускаю.
– Почему я не могу сходить с вами? – спросил я зло.
– А почему бы тебе хотеть идти со мной? Я же… погодите… как это? «Не более чем вредитель…»
– Это давно было!
– Конечно. Сейчас меня повысили до «просто невыносим».
Потоптавшись на месте несколько секунд, я развернулся.
– Я хотя бы попытался выяснить отношения.
Я был уже у самой двери, когда меня окликнули.
– Поттер.
За окном дождь, кажется, прекратился, словно прислушиваясь к его словам.
– Чего?
Уставился в пол, отчего-то глаза поднимать было страшно. Сейчас вот он и скажет мне, чтобы я катился к той самой матери. А я – что делать? – покачусь? А как иначе.
Так мы и смотрели кто куда, боясь сказать то, что сказать следовало бы.
Послышался звук отодвигаемого стула. Я вздрогнул, как от выстрела. А сердце стучало так, будто я поднимался на эшафот. А я всего-то стоял на пороге его комнаты, думая, уходить мне или нет.
ЧТО СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ?
И тут же внутренний голос как по расписанию вклинивается: что, боишься, да, боишься? Боишься себе сказать? Боишься. Ну конечно, боишься…
– Я знал несколько путей отступления для себя, – негромко произнес он, – но сейчас для меня остался лишь один. Обернуть все в похоть, в веселье, в шутку – признаться, что-де, да, я хочу тебя, хочу физически, да настолько, что готов был трахнуть тебя у Уизли дома. Это, по крайней мере, забавно. Эдакое молодежное кино.
Он вздохнул.
– Я откровенно рассказываю тебе это и тем самым обрываю тянущуюся позади нить.
Мысли о лабиринте грызут меня, как стая ворчливых собак.
– …на самом деле, проблема в том, Поттер, что я и этого не могу. С тобой… это не секс. Даже здесь ты убедил меня в полной безнадежности моего положения.
– Вы не…
Он покачал головой, и я осекся.
– Вы не правы! Всё будет… всё будет ещё лучше!
Даже в тусклом свете полудня я увидел, как покраснело его лицо.
– Хватит, Поттер. Я ничем не могу тебе помочь.
Я подошел чуть ближе.
От него ничем завлекательным не пахло, и его волосы, высохнув, все равно не выглядели чистыми… Это были не руки, не задница и не ресницы – то, что привлекало меня в нем. Вот как это бывает. Ты всю жизнь самодовольно рассуждаешь про «свой тип». Дескать, блондинка, стройная, обязательно добрая и с очаровательной улыбкой… Это я для примера. Ищешь чертову блондинку в толпе, пару раз, кажется, даже увидел её в метро и убедил себя: это любовь с первого взгляда. Прежде чем ты бросился к ней, она романтично исчезла в переулке, ты рассказывал себе сказки про длиннющие ресницы и тени на чуть тронутых зимним румянцем щеках…
А потом жизнь показывает тебе жопу или средний палец, это уж кому как нравится, и вот ты стоишь посреди комнаты, в доме, где тебя держат силой, и чуть не обделался от счастья от того, что мерзкой наружности брюнет с грязными волосами ответил тебе в привычно грубой форме, но хотя бы ответил, а не послал лесом с порога. Вот тебе и ускользающие блондинки из подростковых снов – все неуловимо похожие на Флер Делакур – махнули серебристыми космами на прощанье и улетели в мокрые сны какого-то другого третьекурсника. А ты остался счастливо лыбиться в лицо взрослого мира, хохочущего в глупое твое лицо: «Ну ты встрял, вот тебе и любовь, парень!».
Вот как-то так, честное слово.
И ты уйдешь?! Глупость-то какая!
– Не знаю, о чем вы там, – бодрым голосом сообщил я, – я вас хочу. Сильно. Как никого никогда не хотел.
А сам внутри сжался весь.
Он чего-то там хмыкнул, дал мне денег на кафе-мороженое и вернулся к работе.
Дурацкая неделя…
* * *
Дурацкий месяц. Я болтал с Джинни, оставался ночевать в «Норе», спал с ней на узкой одноместной кровати. С ней я был жестким и агрессивным, ей это нравилось. А я словно мстил за что-то. Когда она, счастливо вздохнув, засыпала на моем плече, я лежал, ткнувшись носом в матрас, и не мог заснуть ещё очень долго. Иногда я вставал, принимался ходить по комнате, переставляя предметы с места на место и выглядывая в окно на ночной сад, будто там показывали прямой эфир Кубка Мира.
Дома появлялся редко. Что-то переключилось снова: почувствовал себя законченным неудачником. Снейп отказывался вспоминать о тех дождливых выходных и обо всем, что произошло между нами. Я либо оставался у Джинни, либо приходил домой поздно, когда свет гас во всех окнах и мы не могли с ним столкнуться. Странное это было время, но по крайней мере я не чувствовал болезненной неудовлетворенности, не мучался стихами и не играл в великого психолога. С Джинни было легко: к ней не надо было искать подхода. В какой-то момент я даже мысленно поблагодарил Снейпа за то, что он устроил мою спокойную жизнь с ней. Она была всем довольна: ласки принимала с нежностью и благодарностью, сама искала моего внимания и не была слишком навязчивой. Как это все мило. Дома же – чувства мясом наружу, эмоции через край, слова-уколы, взгляды, о которые можно порезаться. За что мне это? Что я сделал не так?!
Мальчишник мы назначили пораньше, чтобы я успел отойти от (предположительного) длительного запоя.
Целыми днями мы шатались с Джинни по Косому переулку и ели мороженое. Встречались с бывшими одноклассниками. Нас все поздравляли, Джинни все завидовали. Но по-доброму. Мы удивительным образом всем нравились. Мы были хорошей парой. Я думал о том, что придет время, и я… а может, оно никогда не придет. Мы никогда не были друзьями. Она любит меня. Доверие здесь шло лесом.
Всего-то через неделю отработкам Малфоя у Сью пришел конец. За это время высокочтимый отпрыск древнего рода научился мастерски мыть полы и чистить столовое серебро, явился весь в царапинах и мозолях, но очень довольный. Называет Сью «моя госпожа». Идиотские порывы уехать в Кардиф прекратились, по крайней мере, на время.
Я познакомил обоих с Джинни, а то так толком и не знались в школе.
Я был зол все эти дни, если быть честным. Это я только пытался казаться равнодушным. С Джинни мне было настолько легче, чем с… настолько легче.
Я с утра пил кофе на кухне «Норы», когда она радостно объявила мне, что родители зовут на несколько дней в Шотландию: покататься и познакомиться. И что надо брать самых близких друзей. И что на Снейпа она тоже купила билет.
На пару дней. В Шотландию. Пить виски и наблюдать самые крышесносные в мире зеленые ландшафты. Снейпа три дня уговаривал мистер Уизли. Я наблюдал этот процесс с огромным интересом: был уверен, что он откажется. И из-за этого тоже был на него зол, зол, зол. Все письма возвращались назад, в кухню «Норы» с небрежными пометками «прощу извинить, меня не будет», «не смогу по причине занятости», «спасибо за любезное приглашение, но всё ещё нет». Миссис Уизли была на грани отчаянья.
– Он почти что твой опекун, Гарри! – сокрушалась она, глядя, как я равнодушно вожу ложкой по тарелке с пудингом. – Он же принял такое участие в устройстве этого брака! Я не могу поверить, что он не поедет с нами, это же дело всего нескольких дней!
– Он не слишком социальный человек, миссис Уизли. Вы же знаете, как он избегает общения с другими людьми.
– Но мы можем с ним не разговаривать вообще! Но он же должен поехать!
– А мне всё равно, поедет он, или нет. Этот человек всю жизнь меня изводит.
Молли лишилась дара речи.
Решимость и злость мои были сильны как никогда, когда ясным пятничным утром я забарабанил в дверь квартиры. Снейп открыл мне всклокоченный и сонный, в домашнем халате. Но меня это не волновало. Я спокойно прошел в квартиру и молча начал собирать в рюкзак свои вещи. Это было холодное, яростное безмолвие с обеих сторон. Только когда последний носок был запихнут в рюкзак, я рванул молнию и обернулся. Не могу передать, как я его разозлил тогда. Меня охватило злорадство.
– Может, хоть кофе предложите? – нахально осведомился я.
– Убирайся, – процедил он.
Я видел, как он, не вынимая рук из карманов, стиснул пальцы в кулак.
– А знаете, я очень рад, что вы не едете. Это просто замечательно. Чем меньше вашего отвратительного настроения, тем лучше. Так что можете здесь хоть стены крушить. А я уезжаю.
И это сработало. Именно это. Миссис Уизли, подумал я, должна выдать мне медаль.
– Мне жаль вас разочаровывать, Поттер, – мерзким голосом протянул он, – но буквально на днях я дал мистеру Уизли свое согласие на поездку. Возможно, учитывая вашу хрупкую психику, вас решили пока не информировать об этом…
Вот ведь зараза, а?
Шотландия… Шотландию я помню, как непрерывную зеленую стену, уходящую в небеса. Наши губы были обветрены, и на щеках был румянец. В машине мы проехали вдоль стены Адриана, вдоль пригородных деревушек Эдинбурга. Было холодно и ветрено; согревало только виски, который Гермиона не пила, а Рон пил слишком много – и после этого долго и со вкусом ругался с Малфоем.
Я их не видел давно, и казалось, что мои друзья как-то совершенно незаметно, неуловимо, стали другими людьми – людьми, которых уже не хлопнешь по плечу и не дернешь за рукав. Людьми, которые, может быть, стали взрослыми…
Я глядел на них и на Драко со Сью – Джинни настояла, чтобы они поехали с нами. Разница была разительной. Эти двое в первый же вечер спустили все свои наличные в местном казино, нажрались виски так, что потеряли дорогу до отеля, случайно (Малфой божится, что случайно!) заколдовали водителя маггловского такси, и потом полночи бегали по высоченными зеленым холмам в кромешной темноте в песнями, пока Сью не подвернула ногу, а Малфой, посадив её на плечи, не навернулся в ближайшую канаву.
Мы с Гермионой долго уговаривали миссис Уизли с её материнскими инстинктами, чтобы она не обращала на этих двух идиотов внимания и не переживала чего зря. Мы с Джинни держались за руки и целовались на самом верху разрушенной крепости, обдуваемые ледяным ветром с севера. Я называл её «леди Джиневра», она меня – «сэр Гарольд». Мы даже сделали щит из куска гнилой деревяхи, на котором Малфой, упражняясь в геральдике, немедленно нарисовал два гондона.
И – да, мне отчаянно хотелось, чтобы все это видел Снейп. Я устал, понимаете. Я понял, что устал быть тем, кто вечно делает первый шаг. Устал быть тем, кому больше надо. Устал улаживать, упрашивать, стараться не задеть его, не рассердить, не обидеть. Любовь – грош цена этой любви. Любовь – блажь. Дружба – навек. И всё в таком роде. И я понял, что я, на самом деле, не слишком хороший человек. Иначе меня так не радовало бы выражение его лица каждый раз, когда он нас видел. Я, в общем-то, ради того и хотел, чтобы он поехал с нами. В общем-то, ради того.
Малфой курил на заднем дворе нашего отеля – уютного отреставрированного замка, принадлежащего какой-то местной семье из древнего рода. Посреди двора был каменный колодец с драконом, за рвом уходили в бесконечность зеленые стены – всё как полагается.
– Всё мокро, всё ужасно мокро, – жаловался он, – этот ветер и чертова шотландская погода. И хлюпает в ботинках второй день.
– Мне кажется, ты отлично согреваешься виски.
– Это единственное пристойное, что здесь есть. Но чертов виски. И – боже, Поттер, неужели нельзя было выбрать отель поприличней? И ещё вы с этой Уизли сосетесь на каждом углу. И Грейнджер с Уизли.
– Мы с Джинни обручены, так что будь добр…
– Не буду. Не буду! Думаешь, я не знаю, для чего ты так стараешься, да? Или, вернее, для ко…
– Малфой… это так… – я уставился в зеленую панораму прямо перед собой, – видно?..
Неожиданно голос сел. Черт подери. Если уж болван-Малфой…
– Ну, – он затянулся и выдохнул дым в синее-синее небо, – это кому как. Я ж вижу, как он на тебя смотрит. Я только не пойму, зачем тебе это. Думаешь, я не знал? Фигушки. У Малфоев чутье на «кто кого хочет» передается по наследству. Вы с первого курса были как-то слишком неравнодушны друг к другу.
– Мы ненавидели друг друга!
Он посмотрел на меня, как на маленького ребенка. Это кто здесь взрослый.
– Поттер, не заставляй меня говорить банальности.
Мы помолчали.
Ветер в колодце громыхал какими-то цепями, во дворе поднялся вой. Небо было ясное. После выпитого вчера немного кружилась голова.
– Ладно, – сказал Малфой, – но он всё-таки мой декан. Если что – учти, Поттер, если что, я плюну на нашу дружбу и набью тебе морду. Если что.
А как же. Слизерин рулит вечно. Конечно же. Чего там ждать. Всё шло, как оно шло. Гермиона с Роном и знать не знали про то, что творилось у меня внутри. Раздираемый сомнениями и противоречиями Гарри Поттер. Мы вместе слушали какие-то слюнявые песни про любовь, выпивали в номере, плотно закрыв все окна, чтобы не дуло, и орали с балкона:
I’m lonely as a sailboat
That’s lost at sea
I’m lonely as a human
Could ever be
Together we were happy
But now we’re sad
This loneliness is driving me mad!
Пахло морем, рыбой и сыростью. Всё было хорошо. Снейп жил в отдельном номере далеко от меня. Со мной рядом – Малфой и Сью, и Рон с Гермионой. Каждую ночь мы, прячась от старших Уизли, пробирались в ближайшую деревню на какую-нибудь местную дискотеку. Малфой был королем. Джинни, впрочем, не сильно от него отставала. Мы со Сью стояли в стороне и чувствовали себя Очень Убогими. Впрочем, и на нашу долю доставалось внимание. После таких вылазок Малфой был умиротворен и спокоен. Со своими метаниями на личном фронте он, казалось, заключил какой-то внутренний компромисс.
Всё было хорошо…
Только один или два раза мне не спалось ночью. Я не мог уснуть, ворочался на сыром, как и всё здесь, матрасе, а потом вскакивал и ходил по комнате. В комнате было душно и как-то затхло из-за того, что мы не открывали окна. В гостиничном номере я чувствовал себя зверем в клетке. Это было в последнюю ночь, когда я выбежал на улицу – мне казалось, что я задыхался.
Мне отчего-то казалось, что я сейчас прямо умру.
Выбежал наружу – и исчез, рассеялся по ветру, провалился в этот зеленый мир, в эту сумасшедшую тихую ночь под высоким колпаком неба.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |