Министерство образования Российской Федерации 2 страница

Что же касается влияния официального марксизма на форми-
рование сегодняшней ситуации в области методологии правоведения,
то оно исключительно велико независимо от оценки исторической
судьбы марксистского учения. Это предопределено уже самим фак-
том многолетнего существования нашей юридической науки в рам-
ках официальной доктрины марксизма. Под влиянием марксизма
сложился понятийный аппарат, язык юриспруденции, многие теоре-
тические конструкции, исследовательские стереотипы и7 может,"
быть, самое главное - определенный стереотип методологического
мышления юристов. ■

Суть данного стереотипа состоит в том, что на протяжении многих десятилетий, в силу официального господства в стране марк­систского учения, отечественное научное юридическое сознание от­носилось к методологии правовой науки почти исключительно нор­мативно, а не рефлексивно. Императивное политическое «вменение» материалистической диалектики как единственно верной методо­логий научного познания ограничило исследовательские возмож­ности правоведов в данной области, в основном, интерпретацией (в жанре «творческого применения») тех или иных постулатов марк­сизма применительно юридической предметности. И хотя протесты против механического распространения категорий материалисти­ческой диалектики на область права встречались в литературе не­редко, собственно методологические, проблемные исследования, предполагающие критику философских оснований и методологичес­ких установок юридической науки, по сути, исключались. Реальные возможности здесь ограничивались, в основном, простой комбина­торикой частных методов правоведения, «по принципу» находящихся в рамках разного рода «модификаций» материалистической диа­лектики. Словом, существовавшая методология исследования права в нашей науке, по сути дела, не проблематизировалась и разраба­тывалась, а обосновывалась и реализовалась. Причем, надо приз­нать, реализовалась тотально и безусловно, хотя в массовой научно-исследовательской практике, как правило, достаточно декларативно.

Сложившееся в этих условиях наше теоретическое правосоз­нание может быть охарактеризовано с двух сторон.

С одной стороны, можно утверждать, что для советских юрис­тов марксистская методология являлась своеобразным «символом веры», унифицированным набором законов и категорий, «методо­логических формул», неукоснительно применяемых в их научной де­ятельности, правда, с оговоркой: «сообразно специфике исследуе­мых объектов»².

С другой, не касаясь исторической оправданности господство­вавших философских постулатов и эвристической состоятельности общепринятых методологических средств, надо признать, что со­ветское правоведение, по сути, являлось, может быть, одной из на­иболее методологазированных научных юридических традиций как в плане осмысления философских оснований и фундаментальных принципов исследования, так и по характеру отношения к данной проблематике. Другое дело, что в содержательном плане методо-логизированность эта уже рассматривается как неудовлетворитель­ная относительно реалий сегодняшнего дня, формирующихся цен­ностей российского общества и наиболее актуальных в современных условиях исследовательских задач. Что же касается практического отсутствия в советской юридической науке рефлексивно-пробле-матизирующего способа методологической работы, приводящего к разнообразию ее философских оснований, созданию альтернатив­ных онтологии права и гносеологических установок правоведения, то для существовавшей в тот период, как представлялось, единст­венно верной и универсальной исследовательской традиции он был просто не нужен³.

Данная оценка, учитывая ее важность для понимания последу­ющего изложения и позиции автора, нуждается в некоторых пояс­нениях.

⁴ Весьма симтоматично в этом смысле высказывание М.В.Немытиной. «На протяжении более 70 лет мы жили в замкнутом правовом пространстве и искренне верили в то, что наше советское право — самое лучшее. Как результат - не знаем других правовых систем, не владеем сравнительным правоведением. Мы отказались от накопленного столениями в ходе эволюции политических и правовых институтов отечественного опыта—отечествен­ная правовая традиция в России оказалась прерванной.

В условиях господства одной идеологии мы отучились жить в науке в условиях многообразия, использовать разные подходы». Научно-методо­логический семинар: «Актуальные проблемы методологии юридической науки» // Правовая политика и правовая жизнь. 2001. № 1. С. 188.

Говоря о «ненужности» в советский период критического отно­шения правовой науки к собственным философским основаниям, гносеологическим установкам их проблематизации, мы имеем в виду как существовавшие социально-политические условия, так и характер научного правосознания, который являлся органичным для тотально идеологизированного интеллектуального пространства на­шего общества⁴. Критика идеологизированное™, политической анга­жированности советской правовой науки нынче представлена прак­тически в любом философском, историческом или теоретическом исследовании, нам же важнее обратить внимание на другой аспект вопроса. Бытующие сегодня утверждения о том, что марксизм в Советском Союзе превратился в идеологию и догму, а теория права,

основываясь на его постулатах, фактически перестала быть наукой, имеют свои основания⁵. Однако, как бы сегодня ни оценивался мар­ксизм относительно его идеалов и ценностей или теоретической сос­тоятельности⁶, он продолжает оставаться одной из самых мощных интеллектуальных традиций. И в этом смысле (безотносительно к содержательной оценке, т.е. формально), советское правоведение «в лице марксизма» имело фундаментальное методологическое обеспечение. Таким образом, в существовавшей социокультурной ситуации марксистская теория права и советская юридическая прак­тика вполне справлялись со своими задачами и без критически ори­ентированной философско-методологическоЙ рефлексии.

Второй момент касается понимания смысла утверждения о фор­мальном, декларативном отношении советских исследователей пра­ва к методологическим постулатам марксизма. Имеется в виду, что в большинстве отдельно взятых научных трудов того времени следование марксистской методологии ограничивалось декларацией марксистско-ленинского учения как методологической основы ис­следования и воспроизведением ряда «подтверждающих» цитат из трудов классиков марксизма-ленинизма и документов партии. Про­фессиональное же содержание работ, особенно посвященных тра­диционной юридической проблематике, строилось, скорее, на усто­явшихся правовых представлениях, восходящих еще к римскому праву, классической юридической догме, сохранившейся, преиму­щественно, в цивилистике. Отсюда, содержательные результаты советского позитивного правоведения далеко не всегда однозначно соотносилось с марксистскими методологическими «провозглаше­ниями». Именно поэтому многие достижения нашей юридической мысли, в том числе и в области общей теории права, сохранили свое значение и в современных условиях⁷.

Такое положение вещей кажется достаточным основанием для утверждения о существовании в советской юридической науке об­ластей исследования, развивавшихся на основе собственных мно­говековых традиций правоведения и относительно эмансипированных от непосредственного методологического диктата официальной марксистской философии⁸.

⁹ Сырых В.М. Указ. соч. С. 17.

¹⁰ Там же......................................................................................................... ■;

Относительно ряда традиционных общетеоретических вопро­сов кажется довольно сходным, правда, с несколько иным оценоч­ным отношением, наблюдение В.М.Сырых. «В советском варианте общей теории права, - замечает исследователь, - влияние марк­сизма более или менее явственно ощущалось лишь при трактовке вопросов, связанных с причинами и закономерностями возникновения права, его историческим развитием, типологией и классовой приро­дой. Остальные проблемы общей теории права (источники, система права, правоотношения, реализация права, правонарушение, юри­дическая ответственность и др.) интерпретировались с традицион­ных позитивистских позиций, основанных на главном постулате по­зитивизма, что позитивный закон и есть действительное, единственно возможное реальное право»⁹. С методологических позиций, данная констатация привлекает внимание и тем, что служит поводом для оцен­ки марксизма и позитивизма как противостоящих гносеологических установок правовой науки, конкурирующих подходов к праву, несов­местимых в рамках одной теоретической дисциплины. «Но можно ли, -задается в связи с этим риторический вопрос, - такое эклектическое соединение марксизма с позитивизмом, конгломерат принципиально противоположных правовых учений всерьез воспринимать и выдавать за подлинную науку, за систему объективных, подлинно научных знаний о предмете общей теории права? Советские авторы не только полагали, что можно, но и неукоснительно верили в это»¹⁰.

Касательно приведенного понимания позитивистских приори­тетов советской теории права в области специально-юридической проблематики, методологической конкуренции позитивизма и марк­сизма представляются уместными некоторые уточнения. В част­ности, полезно уточнить понимание позитивизма юридической науки и возможности его сосуществования с марксистским учением о праве.

Отчетливое присутствие позитивистской традиции в нашей нау­ке, как и всей европейской правовой мысли, бесспорно". Доста­точно широкий круг вопросов, касающихся соотношения позитивизма с основными правовыми доктринами (в том числе с марксистской) рассматривает, например, французский правовед Жан-Луи Бер-жель¹². В логике наших рассуждений оправданно ограничиться только одним - различением в сфере права позитивизма как фун­даментальной гносеологической идеи правовой науки и позитивизма как установки практически ориентированного корпоративного юри­дического сознания¹³. Условно говоря, это различение между пози­тивизмом в науке права и позитивизмом в юридической профессии, который возникает значительно раньше первого и к научному поз­нанию права, строго говоря, не относится.

Обращения к такому разграничению в рамках обсуждения гно­сеологических проблем юридической науки встречаются, например,

¹⁴ Тарановскш Ф.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев, 1917. С. 42.

¹⁵ Там же. С. 43.

¹⁶ См.: Там же.

¹⁷ Там же.

у российских юристов начала XX века. В частности, специальная постановка данного вопроса обнаруживается у Ф.В.Тарановского, который, характеризуя становление позитивной юридической науки в духе Огюста Конта, считает принципиальным отличать ее от по­зитивной догматической юриспруденции. Обращая внимание на не­однозначное употребление в сфере юриспруденции термина «поло­жительный» (позитивный), исследователь замечает, что наряду с его новым гносеологическим и методологическим смыслом, «у юристов издавна существовало свое профессиональное понятие по­ложительности»¹⁴. Прежде всего, данным термином юристы изна­чально противопоставляли право официально установленное, дейст­вующее в пределах конкретного государства, «праву естественному, как не действующему, не установленному и не признанному госу­дарственной властью, постулируемому (выставляемому в качестве требования) разумом»¹⁵. Такое профессионально-юридическое по­нимание «положительности», указывает автор, еще с XVII века ре­ализовалось юриспруденцией, «которая занималась разработкой действующего права для целей его практического применения в су­де» и противопоставляла себя школе естественного права¹⁶. Таким образом, позитивная юриспруденция противопоставляет себя школе естественного права как прикладную, сугубо профессиональную де­ятельность юридического мышления, непосредственно обеспечи­вающую юридическую практику. Сам Ф.В.Тарановский весьма од­нозначен в отношении обсуждаемого различения. «Положительная юриспруденция, - пишет он, - не исследует правовых явлений в научном смысле; она только приспособляет наличный материал действующего права путем толкования и систематизации для прак­тического его применения. Позитивная наука о праве делает поло­жительное право предметом своего исследования, выясняет его про­исхождение и связь со всеми остальными сторонами общественной жизни. Положительная догматическая юриспруденция служит для науки о праве только материалом, но не тождественна с нею»¹⁷. Нетрудно заметить, что, производя указанное различение, Ф.В.Тара­новский главным образом преследует цель показать осознание юрис­тами своей науки в духе позитивизма как исторический этап ста­

новления научного правосознания, связанный с философско-мето-дологическими разработками О.Конта, чтобы предостеречь сов­ременников от устаревшего понимания гносеологических задач пра­воведения. Однако оно поддается и иным интерпретациям. Разли­чение позитивизма как установки профессионального юридического сознания на прикладные разработки практики официально действу­ющего в стране права и как гносеологической установки юриди­ческой науки дает для методологического исследования некоторые дополнительные возможности. В частности, это позволяет более определенно рассмотреть черты правоведения, присущие любой на­уке, научному познанию, а значит, полнее выявить и его гносеоло­гические особенности, методологическое своеобразие. Кроме того, дает дополнительное основание для отдельных исследований сфор­мировавшейся в тысячелетней истории права и восходящей еще к римской юриспруденции собственной деятельности юристов как про­фессионал ьной юридической культуры, как сферы юридического мышления.

Сказанное не означает, что юридический позитивизм как гно­сеологическая установка правоведения и как практическая уста­новка профессионального сознания должны рассматриваться изо­лированно.

Прежде всего, позитивистские установки в научном и собственно юридическом смыслах, как правило, тесно переплетаются в конк­ретных юридических исследованиях. Наиболее распространено, в этом плане, отношение юристов к нормам научного исследования и профессиональным соображениям как аргументам равного статуса, выражающееся, например, в обосновании содержательной идеи, на­ряду с правилами логики, положениями действующего законода­тельства и практической стороной дела¹⁸. Такое положение дел яв­ляется, судя по всему, одной из особенностей научного правосозна­ния и имеет свои культурные основания¹⁹.

Кроме того, оформившиеся в философской рефлексии XIX века позитивистские установки научного познания попали в юриспруден­ции на благоприятную почву именно юридического позитивизма. Генерализация же юридического позитивизма уже в качестве фун­даментальной гносеологической установки инициировала, например, становление одного из наиболее радикальных проявлений позити­вистской идеологии в правоведении, иногда именуемого-«легизм». ^тр'актовкё"В.'СНерсесянца «теоретико-познавательный интерес легизма полностью сосредоточен на действующем (позитивном) праве. Все, что выходит за рамки эмпирически данного позитивного права, все рассуждения о сущности права, идее права, ценности права и т.д. позитивисты отвергают как нечто метафизическое, схо­ластическое и иллюзорное, не имеющее правового смысла и значе­ния»²⁰.

Справедливости ради следует заметить, что позитивистская методология в юридической науке, должна соотноситься не только с традицией юридического позитивизма. Фактически прямой реа­лизацией идеи О.Конта, рассматривавшего юридическую науку в рамках социологии, явился так называемый «юридический со­циологизм», Характеризуя его становление, Н.Н.Алексеев писал: "«Юридический социологизм, как научный метод, превращается в философию путем поднятия вывода, утверждающего простую опыт­ную связь между правом и обществом, на степень истины, утвер­ждающей, что в связи этой обнаруживается какая-то высшая логи­ческая необходимость. Философствующие социологи склонны ут­верждать, что связь между правом и обществом есть связь эйде­тическая, что право нельзя мыслить без общества, что сущность права определяется его социальной природой»²¹. Характеристика, кстати, вполне соотносимая с методологическими представлениями советского правоведения.

¹⁹ Подробно об этом в гл. 2. ^2,1 Нерсесянц B.C. Юриспруденция. СП. ²¹ Алексеев Н.Н. Указ. соч. С. 27.

Обратимся, однако, к позитивизму юридической науки в его наи­более распространенном понимании. Здесь, как упоминалось, прин­ципиальной характеристикой позитивистской позиции в плане гно­сеологической установки является не столько формаль ное о тож­дествление права и закона, сколько абсолютное исследовательское безразличие ко всему, что выходит за рамки позитивного права (от философских идей до социальной действительности)²². Исследо­вания такого рода достаточно широко представлены в юридической литературе советского периода. Тем не менее, весьма затрудни­тельно считать советское правоведение ориентированным на идеи юридического позитивизма, в ущерб марксистскому учению, даже при исследовании «догматической проблематики». Обращение к фи­лософским идеям, социальной действительности, ее закономернос­тям как факторам влияния на позитивное юридическое регулирова­ние общественных отношений и его ограничениям - принципиальная методологическая позиция советской юриспруденции. Это касается и инструментального отношения к праву и правовому регулирова­нию²³, и подходов к исследованию правоотношений²⁴, применения права²⁵, проблем юридической ответственности²⁶ и т.д. Позити­вистские исследовательские установки, безусловно, присутствовали в исследовательской практике советской юриспруденции. Однако' действовали они, безусловно, в рамках господствующего правового учения и лишь постольку, поскольку не противоречили его основным постулатам. Надо сказать, что к такому положению дел, кроме со­циально-политических обстоятельств, приводят и иные факторы.

Замечено, что методологические идеи и разработки актуали­зируются в предметном содержании науки как бы двумя путями и могут проходить два этапа." Первый - когда та или иная методоло­гическая идея, получив рефлексивное осмысление в проблемном поле той или иной науки, непосредственно реализуется в конкретном исследовании или исследовательской программе. Являясь, с точки зрения методологии науки, наиболее оптимальным и эффективным, данный механизм, тем не менее, в научной практике развернуто представлен, преимущественно, при проведении фундаментальных проблемных исследований, связанных с принципиальными научными идеями. Создаваемые в результате такой работы теоретические системы иногда называют «теории-образцы». Получив в данном процессе развернутую теоретическую реализацию, методологичес­кая конструкция начинает функционировать уже в единстве с пред­метным содержанием конкретной науки²⁷ и воспроизводиться в дальнейших исследованиях не только в процессе методологической рефлексии, но и через простое следование такой частной теории как образцу, подкрепленному авторитетом конкретного ученого или научной школы. Именно «теории-образцы» и представляют собой «второй путь» (и этап), через который методологические идеи вос­производятся в.исследовательской практике, оказывают наиболее действенное влияние на ход и направление научных исследований, становятся регулятивными факторами развития конкретной науки²⁸. В этом случае допустимо говорить о влиянии методологических идей на исследовательскую практику конкретной науки и без пос­тоянной актуализации плана методологической рефлексии. Что и происходило, на наш взгляд, в отношении марксистских гносеоло­гических установок в советском правоведении.

Иллюстрация такого представления обнаруживается, например, в исследовании Г.П.Новоселова. В частности, автор прямо указы­вает, что понимание объекта преступления как общественного от­ношения сложилось в советской науке уголовного права в силу ее ориентации «на марксистско-ленинское мировоззрение»²⁹. Анали­зируя процесс становления господствующей доктрины, автор за­мечает, «что советская уголовно-правовая наука сначала сделала вывод о том, что именно общественные отношения суть объект

²² Подр. см., напр.: Алексеев Н.Н. Указ. соч. С. 140 и след.

²³ См., напр.: Сорокин В.Д. Метод правового регулирования. М., 1976.
С. 56 - 57; Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования об-
щественных отношений. Свердловск, 1972. С. 22.

²⁴ См., напр.: Ткаченко Ю.Г. Методологические вопросы теории право-
отношений. М., 1980.

²⁵ См., напр.: Лазарев В.В. Пробелы в праве и пути их устранения. М.,

1974.

²⁶ См., напр.: Шабуров А. С. Социальная ответственность личности в
условиях перестройки. Свердловск, 1990; Щербак А. И. Социальный меха-
низм юридической ответственности должностных лиц. Киев, 1986.

преступления, и лишь затем стала размышлять о том, что же выс­тупает им в каждом конкретном случае»³⁰. Отвлекаясь от содер­жательной стороны исследования, можно утверждать, что, по сути дела, исследователь фиксирует, относительно обсуждаемой проб­лемы, как раз подчинение позитивистской исследовательской нормы марксистской гносеологической установке. Иначе говоря, в оценке автора, уголовно-правовая наука в данном случае реализовала не методологическую норму юридического позитивизма, предполага­ющую описание объектов преступления в действующем законода­тельстве, их обобщения и классификации и, как результат, форму­лирование общего понятия, а сформировала последнее на основании господствующей гносеологической установки. Сформировавшиеся же в данной установке теоретические положения относительно объекта преступления и выступают образцом для конкретных ис­следователей этой проблематики в дальнейшем, независимо от их целевого обращения к своим философским основаниям и анализа методологических норм осуществляемого исследования. В пользу такого видения говорит и вывод Г.П.Новоселова о том, что советс­кая уголовно-правовая наука, двигаясь в данной проблеме не от частного к общему, а от общего к частному, фактически «запрог­раммировала» себя «на необходимость понимания общественных отношений как объекта каждого преступления»³¹.

О конкурентных марксизму позитивистских методологических установках в теоретических исследованиях нашим правоведением специально-юридической проблематики сложно говорить и еще по одному основанию. Как известно, философско-методологическим антиподом юридического позитивизма является естественно-пра­вовая доктрина. Именно их противостояние решающим образом влияло на развитие правовой мысли несколько столетий. Марксизм же в равной степени «упраздняет» оба этих подхода и формирует в рамках утверждаемой философской картины мира и гносеологичес­кой установки совершенно иное отношение к праву, базирующееся на методологической оппозиции отношений базиса и надстройки, идее экономического детерминизма³² и понимании права как клас­соеош, а значит, политического по своей природе института. Такой подход, как известно, оказался достаточным основанием для раз­вития в советской юриспруденции идей этатизма, адекватных ут­верждавшемуся тоталитаризму³³. В связи с этим видеть причины пренебрежения советской теории права, например, к правам чело­века или правовому государству в юридическом позитивизме, значит, как минимум, предъявлять претензии не совсем по тому адресу.

Итак, все вышеизложенное позволяет считать оправданными следующие, значимые в методологическом плане, утверждения.

Советское правоведение, целевым образом реализующее в сво­ей предметности марксистскую диалектику, являлось вполне ме-тодологизированной исследовательской традицией как с формальной точки зрения, так и с учетом стоящих перед ним задач. Подавляю­щее большинство принципиальных теоретических представлений советской юриспруденции сформировались в соответствии с фун­даментальными положениями марксистского учения и развивались в его рамках.

Учитывая возможность влияния методологических идей на ход и содержание научных исследований через теории-образцы можно утверждать, что официальные марксистские философско-методо-логические установки осуществляли «методологическое управле­ние» исследовательской практикой советской юридической науки независимо от степени их осознания и целевого применения каждым конкретным исследователем³⁴. Тем более что в рассматриваемый

период теории-образцы, особенно в общественных науках, как из­вестно, не возникали случайным образом, но тщательно «селекци­онировались» партийной элитой в соответствии с политическими целями государства, а неуклонное следование им имело общеиз­вестные механизмы стимулирования³⁵.

Таким образом, была сформирована относительно замкнутая теоретическая система, защищенная от внешнего влияния полити­ческим режимом, самодостаточная методологически и не нужда­ющаяся в принципиальной критике своих философских оснований и методологических установок.

1.2. Аспекты анализа методологической ситуации современного правоведения

В

отношении своих философско-методологических оснований наше правоведение находится сегодня в принципиально иной, по сравнению с советским периодом, ситуации. Формирование иных социальных идеалов, официальные стратегии на построение либеральной рыночной экономики, правового государства, конс­титуционное закрепление прав человека, текущие реформы и т.п. ставят перед юридическим сообществом ряд проблем, эффективное решение которых напрямую зависит от философской и методо­логической состоятельности правовой науки. Такая состоятельность нынешнего правоведения рассматривается главным образом в кон­тексте оценок методологического значения марксистских идей в современных условиях. Анализируя обозначившиеся в теоре­тической литературе, по этому вопросу, точки зрения, В.М.Сырых выделяет три варианта отношения авторов к проблеме. '«Комп­ромиссный», представители которого, признавая необходимость пересмотра марксистского видения права, ряд его положений,счи­тают сохраняющими свое значение и в современных условиях: «Ре­формистский» - ориентированный на коренной пересмотр отношения к марксистским идеям как не соответствующим современности и переход к одному из немарксистских направлений изучения госу­дарства и права. «Радикальный», объединяющий позиции право­ведов, полагающих марксистское учение изначально научно несос­тоятельным и видящих свою задачу в создании новой теории права, отвечающей сегодняшним реалиям и содержащей разработку опти­мальных путей правового строительства¹.

Таким образом, можно сказать, что тенденция к переосмысле­нию роли марксизма в сегодняшнем правоведении рассматривается, по сути дела, как главный (если не единственный) фактор, форми­рующий современную теоретическую и методологическую ситуа­цию нашей науки. Однако данная тенденция на сегодняшний день отчетливо выражена, пожалуй, только в фил о соф ско-правовых, ме­тодологических дискуссиях, фрагментарно прослеживается в со-

'См.: СырыхВ.М. Указ. соч. С. 18-20.

держании фундаментальных теоретических исследований и весьма трудноуловима в области специально-юридической проблематики, массовой исследовательской практике правоведов. Еще труднее об­наружить ее в учебной литературе. Подавляющее большинство со­временных учебников по-прежнему пишутся в философско-мето-дологической традиции советского правоведения, сохранили сло­жившийся категориальный строй, понятийный аппарат и структуру².

В связи с этим, ограничивать рассмотрение методологической си­туации отечественного правоведения обсуждением роли марксистс­кого учения в современных исторических условиях - значит пере­вести вопрос из плана анализа ситуации в план оценок философско-методологических постулатов марксизма, которые на данном этапе развития нашей науки будут преимущественно идеологическими. Ина­че говоря, сегодня в большинстве случаев обсуждается не мето­дологическая ситуация современного правоведения, а оценки его фи-лософско-методологических постулатов. С нашей точки зрения, такой подход, с одной стороны, не ведет к серьезным методологическим прорывам, поскольку критерии таких оценок нередко находятся в области предельных философских оснований и научной интерпретации практически не поддаются. С другой стороны, заметно упрощается видение проблемы, ограничиваясь только одним ее аспектом - ролью марксистских воззрений в современной юридической науке.

Дата добавления: 2015-08-29