Подобные тексты, на наш взгляд, нельзя отнести к легендам (рассказам о святых). Собственно легендарный компонент в них предельно редуцирован: мотив предсказания в первом тексте. Основная функция текстов — мемориальнотопографическая.
Фольклор города обращен преимущественно к конкретным локусам и объектам. Устная традиция демонстрирует степень освоенности городского пространства и городской среды. У площадей, улиц, скверов, зданий, памятников и т. д. есть свои истории, которые вливаются в общегородское русло. Официальная и неофициальная топонимия города (микротопонимия) остается заповедной областью исследования, как и городской топонимический рассказ. Вот образцы таких рассказов:
Жил в городе Петрозаводске один механик, мастер своего дела, а фамилия у него была — Урицкий. И вот однажды, переходя улицу, он заметил машину, мчавшуюся на огромной скорости прямо на маленькую девочку. Он не растерялся, рванул к девочке и толкнул ее как можно дальше от машины. Девочка осталась невредима, а механик... В честь его великого поступка горожане решили назвать эту улицу проспектом Урицкого, вместо бывшего проспекта Заводчиков, чтобы навсегда запечатлеть в памяти имя гуманного и не растерявшегося механика. Вот так скромный механик стал знаменитым|8.
В Вытегре есть улица Третьего Интернационала. Во время революции на этой улице стояла барская или купеческая усадьба, и в день революции перед этой усадьбой три раза пели «Интернационал». Потом так и решили оставить19.
Порождающие возможности топонимов в создании прозаических текстов очень велики. В типовых коммуникативных ситуациях истолкование названий превращается в рассказы, которые заключают в себе всю историю и мифологию города и отношение горожан к лицам, событиям, объектам. Так, название «Ле- вашовский бульвар» в Петрозаводске, упорно сохранявшееся вопреки переименованиям, инициировало рассказы о некоем Левашове. По одной версии, это был купец и меценат, на чьи деньги заложен бульвар; по другой (менее популярной и более официальной) — отнюдь не замечательный, но крупный чиновник, который пожелал увековечить свое имя в названии бульвара. Примеры настолько многочисленны, что мы не решаемся здесь далее развивать эту тему, заслуживающую более глубокого подхода.
Существуют закономерности освоения и функционирования городского пространства, проявляющиеся в способах застройки и расселения [Будина, Шмелева 1989: 50—58]. Одним из важнейших признаков города справедливо считается «более сложная социальная, а в некоторых случаях и этническая структура населения. С ней связан такой важный фактор градообразования, как социальная топография, иногда осложняющаяся и этносоциальными проблемами» [Рабинович 1983: 22]. Эти факторы определили существование такого феномена, как фольклор городского района.
Внутригородская словесность отражает структуру взаимоотношений между районами. Размежевываются «центр» и периферия, «старый город» и микрорайоны-новостройки. Социально и экологически неблагополучные районы получают яркие наименования «Шанхай», «район для негров», «Мордобойка» и т. п.; есть и «Беспредел» — район, застроенный особняками «новых русских». В наименованиях, устойчивых характеристиках, рассказах выявляется «образ» того или иного района и его типичного жителя. Особенно разработана неофициальная словесность окраинных, маргинальных районов. Если «центр» — средоточие историко-культурных достопримечательностей, то периферия — сфера бытования мифологических рассказов и слухов, в основном «страшных». В Петрозаводске один из таких районов — «Кирпичный завод», «Кирпичи» или «Кампучия», как его называют жители. В разное время основу населения составляли рабочие пригорода, ссыльнопоселенцы, заключенные. Район славится криминогенно- стью, его жителей побаиваются. Устная традиция связана с особым характером объектов и топографией: наличием каменных карьеров, заполненных водой, завода, места заключения, близостью «большой дороги» и моста, неухоженностью жилых зданий и т. п. Там широко бытуют рассказы о страшных преступлениях, удавленниках и утопленниках, привидениях, о двухметровой щуке в одном из карьеров, которую никому не удается поймать. Дополняют картину разработанная топонимия (каждый карьер, например, имеет свое название), а также песни и частушки «про Кирпичный завод»20.
Мифологическая проза ориентирована на локусы и объекты городской среды [Равинский, Синдаловский 1995: 5-8; Лурье 1995: 21], т. е. представляет не столько рассказы о демонологических существах и сверхъестественных явлениях, сколько об особо мифологизированных местах (имеется в виду целевая установка текстов). По нашим данным, городская легенда — если понимать под ней рассказ с функцией укрепления религиозной веры, опирающийся на народно-христианские представления и включающий обязательный мотив «чуда»21, — активно не бытует. Чаще мы сталкиваемся с «воспоминанием» о легенде, информацией вторичного характера, связанной с церквами, часовнями, кладбищами и т. п. Вместе с тем в городах есть свои святые, как, например, Фаддей Блаженный или Ксения Петербургская, и бытование легенд о них не исключается.
В отличие от легенд, мифологические рассказы о сверхъестественных событиях, персонажах, локусах и объектах — явление массовое. Есть целый ряд типичных городских объектов и мест, которые обычно мифологизируются.
Невдалеке от города есть развалины старой каменной церкви — кирки, про нее в городе раньше ходило очень много легенд о том, что в ней водится нечистая сила, что в ней есть «комната смерти» и подземный ход в Финляндию22.
Церковь в Олонце (Смоленская) находится на острове. К ней ведет мост. Около моста этого происходили и происходят ужасные события. Один раз там нашли голову человека в мешке. Еще там произошло убийство. Старики рассказывают, что это место нечистой силой захвачено23.
Недобрая слава «домов с привидениями» закрепляется за старыми, заброшенными и связанными с таинственными смертями зданиями. Но дело не всегда в привидениях. В Архангельске, например, есть дом, о который «по ночам самолеты разбиваются». К страшным местам относятся учреждения, назначение которых ассоциируется со смертью или аномальными состояниями: морги, больницы (особенно психиатрические и онкологические).
Есть слух, что около психбольницы частенько разгуливает медведь, который не трогает больных людей, а вот медперсоналом полакомиться не прочь. Этот же медведь, по некоторым слухам, еще и с медвежатами, разрывает могилы24.
В том же ряду — здания КГБ. Заметим, что именно эти объекты табуируются в речи горожан, заменяясь адресом или иным обозначением: «Комсомольская, 5» (то же, что «Литейный, 4» или «Большой дом» в Ленинграде-Петербурге), «на Сулажгору» (на кладбище) и т. п.
В каждом городе есть «нехорошие» места, которые стараются обходить стороной. Таковыми могут быть сквер, улица или даже парк Академгородка (г. Апатиты).
Только на Пролетарском проспекте сторона, правая от вокзала, считается дорогой девушек легкого поведения. На этой стороне в центре города имеется старое кладбище (вызывает страх), почему-то плохо растут тополя25.
Мифологизируется и само место расположения города.
Наш город в основном стоит на кладбище. Был случай, когда строили какое-то здание, и под асфальтом строители нашли захороненного священника. Он так хорошо сохранился, как будто его похоронили совсем недавно26.
Кемь находится в низине, в яме, и в эту-то яму стекаются различные аномальные явления. Поэтому в городе всегда такая неприятная погода27.
Все, что расположено в низинах, вообще имеет дурную репутацию, как, например, сквер в центре Петрозаводска, именуемый «Ямка».
В последние годы в городах стали очень популярны мифологические рассказы и слухи о каннибализме и страшных диких зверях, нападающих на людей и домашних животных. Участились рассказы об одичании домашних собак и котов, которые сбиваются в стаи и уничтожают все живое. Эту тему можно обозначить как «одичание культуры».
В прошлом году волки подходили даже к домам и загрызли собаку. У волков были большие страшные сверкающие глаза (г. Олонец).
Говорят, что в лесах, что вокруг Кирпичного, много волков, целые стаи. И поэтому на Кирпичном есть несколько собак, похожих окраской на волков (г. Петрозаводск).
Вспомним рассказы о медведе у больницы, щуке в карьере, гигантских крысах в метро, огромных пауках в городских коммуникациях.
Продолжают лидировать по распространенности рассказы о полтергейсте, похищении людей (а то и целых поездов) инопланетянами, об НЛО и подобных явлениях. Кажется, трудно назвать город или поселок, где не нашлось бы очевидцев подобных происшествий. В последнее время НЛО, например, наблюдали — в том числе многие наши информанты «своими глазами» — в Мурманске, Кондопоге, Олонце, Лодейном поле, Вытегре, Суоярвском районе Карелии и особенно часто в Петрозаводске. Хотя этот материал и не обладает «городской» спецификой, без упоминания о нем даже беглый обзор мифологических сюжетов невозможен.
Едва ли не самую значительную часть городской бытовой словесности составляют слухи и толки. Они легко актуализируются в большинстве коммуникативных ситуаций. Функция слуха — заполнение информационного вакуума, утверждение или отрицание факта. Функция толка — интерпретация факта в соответствии с традиционными представлениями [Восточнославянский фольклор 1993: 332-333]. «Теория слухов» интенсивно разрабатывается в западной социальной психологии [Лесерф, Паркер 1993], но следует признать, что фольклористикой жанр еще недостаточно освоен. Да и само обоснование «слуха» как жанра отсутствует. Думается, широкое привлечение городского фольклора позволит активизировать его изучение. Город — самая благоприятная среда для функционирования слухов. Нами предпринят лишь общий тематический обзор слухов, записанных осенью-зимой 1996-1997 гг.
Условно слухи можно подразделить на сообщения о свершившемся факте и прогностические. По аксиологической направленности они могут быть положительными, нейтральными и негативными. Последние явно преобладают. Нестабильность социальной ситуации — напрашивающееся и безусловно верное, но недостаточное объяснение для этого. Дело еще и в жанровой природе слухов, которые, по выражению исследователей, «имеют естественную тенденцию подчеркивать отрицательные качества» [Лесерф, Паркер 1993/4:45]. У информации, содержащей отрицательный компонент, больше шансов на выживание [Лесерф, Паркер 1993/4:47].
По всей вероятности, в настоящее время оба обстоятельства— жанровая природа и социальный контекст — поддерживают друг друга, и поэтому наблюдается тотальное распространение слухов. Инициирующую роль выполняет также состояние информационной сети: в равной мере и недостаток информации, и ее обилие при взаимоисклктющем характере освещения событий. Всплеск слухов в постсоветском обществе обусловлен недоверием к любой официальной информации, априорным отталкиванием от нее. Дополняют ситуацию многочисленные публикации слухов, общественных сплетен, фактов с «нестрогой достоверностью», в том числе научных сенсаций.
Особый вопрос — повествовательная структура слуха. Слух, как правило, равен мотиву. Он часто манифестируется в виде однофразового утверждения.
На Луну, затем и на другие планеты, будут отправлять людей, осужденных на пожизненное заключение.
Укупник — это не русский певец, а скрывает под собой американского шпиона.
Джохар Дудаев, слышала, не умер, а за границей скрывается.
Слух и толк нередко сочетаются в едином тексте, построенном по формуле: «Говорят, что [констатация факта] (т. к.) [интерпретация факта]».
В следующем месяце пенсию вообще давать не будут, а некоторые считают, что не только в следующем, но и во всех последующих, а на эти деньги в Москве устраивают праздники.
Другой тип текста — изложение, развернутое в небольшой рассказ.
В марте (это я зимой слышал, а теперь, говорят, в мае) смена денег. Будут менять определенное количество бумажных на новые бумажные. И вот, говорят, в Москве собрали всех банкиров и сказали: «Быстрей избавляйтесь от бумажных денег».
Трудно указать такую сферу жизни, которой бы не коснулись слухи: от метеопрогнозов на будущее лето до космических катаклизмов. Исчерпывающая тематическая классификация слухов невозможна, да и вряд ли нужна. Назовем и проиллюстрируем лишь самые популярные и интересные, на наш взгляд, темы. Очень распространены слухи о конце света и их разновидность — о прекращении существования отдельных городов. В отличие от эсхатологических легенд, слухи опираются на естественно-научные и социальные аргументы.
В 2004 году возможна встреча с кометой. Земля не погибнет, но цивилизация погибнет.
Ученые утверждают, что к двухтысячному году человечества на Земле не будет, и Земля будет покрыта ледником.
Говорят, что земная кора движется, и через 150—200 лет Мурманск будет находиться на Северном полюсе.
Говорят, что через пять лет город (Олонец. — И.Р.) умрет, как и деревни, потому что вся молодежь уезжает, работы нет.
Говорят, что на Севере скоро люди будут умирать, поэтому оттуда все уезжают в Россию.
Сакраментальная фраза: «Говорят, что живые будут завидовать мертвым» повторяется с пугающей частотой. Присоединяются мифологические мотивы: «Комета упадет, наступит страх и холод. А кто выживет, будет проходить сквозь стены». Распространению подобных слухов содействуют публикации в популярной газете «Аномалия», на которую информанты нередко ссылаются.
Устойчиво «экологическое» обоснование неотвратимых или возможных катаклизмов.
Говорят, что между Землей и Солнцем существует озоновая пленка. Если в этой пленке образуется хоть маленькая дырочка, то луч Солнца попадет на Землю, растопит все ледники, и вода зальет всю планету. А на образование этих дырок больше всего влияют различные ракеты и спутники, запускаемые в космос.
Последнее утверждение («толк») очень характерно: «Когда в Архангельске портится погода, говорят: “Опять в Плесецке ракету запустили”».
Между городами и местностями существует своего рода соревнование, у кого хуже экологическая (радиационная) обстановка, вырабатываются типовые сюжеты.
Говорят, что в 1989 году в Мурманск прибыли многие делегаты из разных стран мира организации «Гринпис», в том числе и делегация из Японии, но японцы так и не вышли из самолета, так как их датчики показывали очень большой процент радиации в воздухе (рассказывают в разных городах. — И.Р.).
Сравним слух о некоем специалисте («знакомом знакомых»), который переехал в Петрозаводск, но едва проверил уровень радиации, тут же увез семью. Слухи — реакция на этнополитическую ситуацию.
Говорят, что скоро русских из Карелии погонят, а финны себе Карелию приберут. У них уже договор какой-то подписан, у нашего президента с Финляндией. А тех, которые не уедут, продадут в другие страны, вроде Англии, в батраки, все права отберут.
Некоторые слухи имеют региональную специфику. Есть «международные» и «внутригосударственные» темы.
Говорят, что скоро Россия станет рабой Америки, будет существовать без денег, а еду нам будут кидать с самолетов, но работать-то мы будем.
Ко вторым относятся, например, вариации на тему уровня жизни в разных регионах. Постоянно циркулируют слухи о вредоносности иностранных товаров.
Научная информация также порождает слухи. Ее мифологизация в сочетании с современными настроениями и реалиями воплощается в захватывающие сюжеты.
Говорят, что наши ученые могут сделать так: взять кусочек кожи у человека и сделать его двойника. Это будет использовано в военных целях. И матерям, которые потеряли своих сыновей в Чечне, бесплатно будут создавать их, а тем, кто тоже хочет иметь двойника, придется заплатить.
Прогностический слух нацелен на то, чего еще нет, поэтому он имеет тенденцию моделировать мир с обратными связями.
Особая группа слухов — криминальные. В них подчеркивается этническая проблематика, примеры — рассказы об «азербайджанской мафии», «зверствах чеченцев» и т. п.
В Олонце ходит такой слух, что по городу на черной машине ездят четыре чечена и ловят маленьких девочек. Одна девочка смогла вырваться от них, а другую они увезли, которую с тех пор никто не видел.
В относительно недавнее время в Петрозаводске распространились слухи о секте сатанистов.
Рассказы о политических деятелях варьируют, в основном, темы несметных богатств, коррупции и матримониальных связей. Очень устойчив слух о том, что президента подменили двойником (вариант — механической куклой), то же «говорят» о Майкле Джексоне. Одна политическая фигура сменяет другую в сюжете об «избавителе» и гонениях на него. Говорят о существовании в Москве подземного города для правительства. Как уже отмечалось, в каждом городе актуальны слухи о своих мэрах, об устройстве и обитателях «дворянских гнезд» — домов правительственных чиновников. Персонажами народной молвы, как всегда, являются известные артисты, первенство — за Аллой Пугачевой и ее семейством. В провинциальных городах любят рассказывать об эксцентричном поведении столичных артистов во время гастролей.
Городские слухи касаются разных социальных сфер и профессиональных
групп.
К двухтысячному году армия станет наемной.
Через несколько лет в Петрозаводске закроют половину школ.
В Карелии останется одна поликлиника.
Тональность большинства слухов понятна. Отметим свойство жанра — фак- тографичность, точность дат и количественных показателей:
Война в Чечне будет еще 48 лет.
Черномырдин — третий (первый, «входит в десятку») по богатству в мире.
В Петрозаводске два (две тысячи, десять тысяч) больных спидом.
Небольшая группа «нейтральных» слухов — сообщения о создании или ликвидации городских объектов, но и они тяготеют к положительной или негативной оценочности: «В Кондопоге будут строить самый большой орган в Карелии»; каждый новый строящийся дом, по предположению горожан, «гостиница для финнов» или «дом для шишек». Несколько лет назад Петрозаводск был взволнован слухами об уничтожении «резервата» (района старинной деревянной застройки) и строительстве на этом месте гостиницы для иностранцев. Слухи — не просто аккумулятор общественного мнения. Они стимулируют определенное поведение горожан: рассказы о преступлениях заставляют отказываться от посещения театров; слухи о том, что всех котов переловили и съели, побуждают держать животных дома и т. д. Постоянные слухи о близких войнах (например, летом 1997 г.), болезнях, закрытии учреждений и т. п., будучи спровоцированы социальной ситуацией, в свою очередь способствуют ее поддержанию. Слухи рассчитаны на эмоциональное восприятие, будь то сведения, что «в Ереване дети рождаются все в шерсти» (адаптация к бытовым условиям), «новые русские всех выселят из квартир» или «изменится плата за проезд».
Разумеется, слухи, например пенсионеров (записывая которые порой трудно сохранять психологическое равновесие), отличаются от слухов студентов. В молодежной среде время от времени появляются сообщения о том, что «каждый студент один раз в год сможет бесплатно съездить в любую страну», «изобретено лекарство против спида», «экзамены отменят», «на Древлянку будут ходить троллейбусы», а «в природе произойдут такие изменения, что даже люди будут понимать язык животных». Это внушает некоторые надежды.
Автор благодарит своих учеников, студентов Карельского государственного педагогического университета, с чьей помощью собран и продолжает собираться материал.
1 В свою очередь, внешняя репутация влияет на самосознание горожан, и вот уже памятник городам-побратимам в Петрозаводске получил неофициальное наименование «Памятник летающей тарелке».
2 Далее цитируются тексты, записанные автором преимущественно от молодых горожан 17—23 лет и ими самими в 1996—1997 гг. Точные паспортные данные не приводятся в тех случаях, когда материал носит массовый характер. Все тексты находятся в архиве автора.
3 Самозапись Н.Фроловой, 17 лет, г. Олонец, 1996.
4 Самозапись Е.Куликовой, 17 лет, г. Кандалакша, 1996.
5 Записано в 1996 г. от А.Кузнецовой, 17 лет, уроженки г. Пудожа. Вариант с иной этимологией названия: «дуга весом в пуд» сообщен А. Попковой, 17 лет, уроженкой д. Колово Пудожского района Карелии, 1996.
6 Записано Н.Константиновой от С.Семеновой, 12 лет, уроженки г. Медвежьегорска,
1996. Второй сюжет, об охотнике и колдунье — первопоселенцах, записан ею же от исполнительницы того же возраста. Еще одна версия — об убитом медвежонке и медведице — записана А.Богдановой, 18 лет, уроженкой г. Медвежьегорска, 1996. Последний сходен с преданием о Медведь-горе в г. Ялте.
7 Записано М. Грызиной в 1996 г. от Александра, 20 лет, г. Петрозаводск.
8 Записано М.Грызиной оттого же исполнителя.
9 Самозапись М.Грызиной, 18 лет, г. Петрозаводск, 1996.
10 Записано А.Легут в 1996 г. от В.И. Легут, 49 лет, уроженки г. Петрозаводска.
11 Записано Н.Фроловой в 1996 г. от уроженца г. Олонца, 47 лет.
12 Самозапись А.Попковой, 17 лет, уроженки Пудожского района Карелии.
13 У нас имеется два варианта этого предания в современной записи.
14 Записано в 1996 г. от Н.Халуниной, 18 лет, Мурманск.
15 Этот сюжет в сказочной новеллистике ассоциируется с Гарун-аль-Рашидом, в легендарной трактовке обозначается как «Бог в гостях», используется также в исторических преданиях. Аналогичное явление наблюдается в жанре анекдота; популярные сюжеты могут циклизоваться вокруг имени местного правителя, что иногда приводит к смене жанровой установки.
16 Самозапись АКожевниковой, 17 лет, г. Петрозаводск, 1996.
17 Самозапись Ю.Поповой, 17 лет, Петрозаводск, 1996.
18 Записано А.Легут в 1996 г. от В.И.Легут, 49 лет, г. Петрозаводск.
19 Записано в 1996 г. от С.Васькиной, 18 лет, уроженки Вологодской обл.
20 Материал по этому району собран в 1996-1997 годах студентом Г.Селезневым, 18 лет, жителем «Кирпичного».
21 В употреблении термина мы следуем фольклористической традиции; см.: [Пропп 1976: 51].
22 Записано в 1997 г. от Н.Кушнирчук, 18 лет, уроженки г. Лахденпохья.
23 Самозапись Т.Олешовой, 17 лет, уроженки г. Олонца, 1996.
24 Самозапись Н.Шальковой, 18 лет, уроженки г. Апатиты.
25 Самозапись Е.Маковеевой, 17 лет, уроженки г. Коми.
26 Записано О. Кузиной в 1996 г. от Ю.Поповой, 17 лет, г. Петрозаводск.
27 Самозапись А.Олехник, 17 лет, г. Петрозаводск, 1996.
Литература
Белоусов 1987— Белоусов А.Ф. Городской фольклор: Лекция для студентов-заочников. Таллин, 1987.
Березович 1997 — Березович К.Л. Русский фольклор через призму топонимии // Между- нар. симпозиум «Традиционная культура финно-угров и соседних народов: Проблемы комплексного изучения». Петрозаводск, 9—12 февраля 1997 г. Тез. докл. Петрозаводск, 1997.
Будина, Шмелева 1989- Будина О.Р., Шмелева М.Н. Город и народные традиции русских. По материалам Центрального района РСФСР. М., 1989.
Восточнославянский фольклор 1993 — Восточнославянский фольклор: Словарь научной и народной терминологии / Редкол.: К.П.Кабашников и др. Минск, 1993.
Дмитриева 1997 — Дмитриева Т.Н. Топонимические легенды казымских хантов Ц Меж- дунар. симпозиум «Традиционная культура финно-угров и соседних народов...».
Криничная 1978 — Северные предания (Беломорско-Обонежский регион) / Изд. подгот. Н.А. Криничная. Л., 1978.
Криничная 1987 — Криничная И.А. Русская народная историческая проза. Вопросы генезиса и структуры. Л., 1987.
Лесерф, Паркер 1993 — Лесерф И., Паркер Э. Дело Чернобыль/ Сокр. пер. с франц. Е.В.Диковой, Л.Б.Преображенского// Бюллетень центра общественной информации по атомной энергии. 1993. № 1. С. 55—71; № 2. С. 47—67; № 3. С. 36—59; № 4. С. 42—63; № 5. С. 53-66 (LeserfJ., Parker Е. L’Affaire Tchernobyl. Paris, 1987). Дается обзор основных работ и приводятся классификации слухов.
Лурье 1995 — Лурье В.Ф. Памятник в текстах современной городской культуры // Живая старина. 1995. № 1.
Пропп 1976 — Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976.
Путилов 1994 — Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб., 1994.
Рабинович 1983 — Рабинович М.Г. К определению понятия «город» (в целях этнографического изучения) /^ Советская этнография. 1983. № 3.
Равинский, Синдаловский 1995 — Равинский Д.К, Синдаловский Н.А. Современные городские легенды: Петербург // Живая старина. 1995. № 1.
Шаламов 1994 — Шаламов В. Четвертая Вологда. Вологда, 1994.
Элиасов 1960 — Элиасов Л.К. Русский фольклор восточной Сибири. Ч. II. Народные предания. Улан-Удэ, 1960.
И.В.Утехин (Санкт-Петербург)
Фольклор коммунальных квартир
Как известно, значительная часть населения крупных советских городов, прежде всего Москвы и Ленинграда, проживала в коммунальных квартирах, где несколько семей, не состоящих в родственных отношениях и зачастую принадлежащих к разным социальным и этническим группам, совместно пользовались кухней, ванной и туалетом. Располагаясь в многокомнатных квартирах в центре города, такие сообщества могли достигать больших размеров (до пятидесяти человек и более), особенно в те времена, когда нередко встречалось проживание и неродственников в одной комнате. Тесное — в прямом и в переносном смысле — взаимодействие в быту приводило к выработке стереотипов поведения, позволяющих наиболее эффективным образом распределять имеющиеся ресурсы и обязанности по их поддержанию в русле утвержденных сверху инструкций по организации быта. Сами такие стереотипы, или практики повседневного поведения, представляют собой предмет изучения этнографа, тогда как их мотивировки, вместе с целым рядом других явлений духовной культуры, принадлежат к области специфического фольклора коммунальных квартир. Обзору этой области и ее связи с мифологическим программированием повседневного поведения и посвящена эта статья. Мы опираемся на собственные материалы, собранные в больших коммунальных квартирах Санкт-Петербурга.
Даже если новичок, попадая в такое сообщество, говорит на одном языке с его членами и принадлежит той же культуре, поначалу он не разделяет с ними особой компетенции местного жителя, не является «своим». Это значит, что ему неочевидны многие сами собой разумеющиеся для старожилов вещи, касающиеся отношений внутри сообщества. Между тем человеческие отношения затрагиваются всяким его шагом, всяким действием в публичном пространстве. Будучи воспринято окружающими, всякое движение оценивается как в той или иной мере отвечающее принятому здесь обычному ходу вещей. Новичку предстоит освоить принятые способы действия и интерпретации. Постепенно он овладевает специфической компетенцией местного жителя, но и вносит новое в обыденный распорядок, соответственно получая свой статус в структуре сообщества.
Что же входит в эту компетенцию «своего»? Прежде всего, это сведения, относящиеся к структуре сообщества и, соответственно, к структуре пространства. Представим себе гостя, в первый раз появившегося в квартире. Соседи ему незнакомы: выходя на общую кухню, он здоровается с ними обезличенно. Он спрашивает, где здесь туалет. Он не знает, где можно взять мыло и полотенце, на какую плиту можно поставить чайник, где взять спички, и т. п., ведь ему позволительно пользоваться только вещами — и местом — человека, к которому он пришел в гости. Ошибка может навлечь не столько на самого гостя, сколько на его хозяина гнев соседей, потому что всякое мыло, полотенце, место на плите и т. п. кому-то принадлежит. Предполагается, что каждый жилец вполне владеет соответствующей информацией и обязан донести минимальную нужную ее часть до своего гостя.
В полном своем объеме такая информация не может быть описана строгим набором запретов или правил — даже не потому, что мелких правил оказалось бы слишком много, а, скорее, оттого, что многие правила нестроги и подразумевают исключения, оговорки и, случается, модифицируются в процессе их применения. Ведь там, где в игру вступают человеческие отношения, формализация гораздо беднее существа дела. Это замечание касается неспособности хозяина ввести гостя исчерпывающим образом в курс отношений в квартире — и равно справедливо для неспособности исследователя корректно описать материал (в данном случае, компетенцию участника сообщества) при помощи последовательно структуралистской модели.
Так, ставить свою сумку на чужую табуретку или кастрюлю на чужой стол нельзя; случайно оставив там свою вещь, вы рискуете позже найти ее на полу. Но если хозяин стола или табуретки (и/или свидетели) сейчас отсутствуют или же если чужая табуретка или стол принадлежит дружественному соседу, то правило можно нарушить — что часто и происходит. Компетенция участника сообщества диктует ему во всяких данных обстоятельствах линию поведения в пределах допустимого. Напротив, человек, не являющийся участником данного сообщества, владеет в самом общем смысле правилом, что нельзя пользоваться чужими вещами, но не знает, как это правило применить, так как статус тех или иных мест (вещей), за которыми стоят отношения соседей, для него неясен.
Может возникнуть вопрос, какое все это имеет отношение к фольклору. Мы полагаем, что к фольклору относятся не сами сведения о правилах и стратегиях поведения, а их объяснения и мотивировки в более или менее стереотипной словесной форме. Мотивировки предполагают отсылку либо к здравому смыслу, как он понимается в данном сообществе («как это ты будешь стирать на кухне, здесь же все готовят?» или «что же, ждать, когда ты постираешь, чтобы помыться? Стирай в кухне, как все люди»), либо к прошлому состоянию или к прецеденту, вроде «всю жизнь так делали» или «здесь еще у моего отца крюк висел, он мне и завещал это место».
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |