государственный гуманитарный университет 57 страница

Жанровый состав альбомов

Жанровый состав альбомов малолетних преступников вполне традиционен (сти­хотворные произведения, афоризмы и песни). Среди текстов есть специфически альбомные и тексты широкого бытования.

Тексты первой группы наиболее интересны. Они задают структуру альбома, организуют текст альбома в целом. Выделяются тексты зачина и финала как наи­более традиционные.

Зачины:

1) Открой блокнот, мой друг или подруга,

И пробегись глазами по строкам.

Они написаны в часы разлуки,

В тоске по дому и родным местам.

2) Кто с этой жизнью не встречался,

Кто пайку хлеба не едал,

Прошу закрыть тетрадку эту,

Я не для вас ее писал.

Первая страница альбома оформляется тщательно: используются различные цвета, рисунки. Часто указываются данные владельца — место жительства, ста­тья, срок и др.

Вариантов финальных текстов, по сравнению с зачинами, немного:

1)Ты прочитал написанный альбом,

Теперь ты знаешь, что такое воля.

Так дорожи ею.

2) Звони, отец, в колокола,

Твой сын выходит на свободу.

3) Окончен срок, и я на воле,

Нет огорчений и тревог.

Давайте ж выпьем За тех, кто в зоне,

На самой трудной из дорог.

Подобных текстов встретилось немного. Это объясняется тем, что альбомы были получены собирателем в тот момент, когда они еще не были полностью оформлены.

Несмотря на свою предназначенность для определенной страницы, тексты зачинов и финалов можно встретить и в середине альбома.

Альбомная лирика

Тексты пожеланий в альбоме малолетнего заключенного интересны тем, что несут на себе особый тематический отпечаток. Это могут быть тексты, направ­ленные на волю:

1) С Днем рожденья тебя поздравляю И открытку на память дарю.

А цветы остаются за мною.

Я вернусь и тебе подарю.

2) Желаю дорог и больших расстояний,

Желаю улыбок и ожиданий.

Желаю открыток, желаю цветов.

Желаю друзей, не желаю врагов.

Желаю хорошей и чистой любви,

А трудно придется — меня подожди.

Довольно часто встречаются и стихотворные заготовки для писем:

1) С рассветом утренней зари Я шлю тебе письмо.

Желаю счастья и любви На много дальних лет.

Пишу письмо, а сам скучаю,

Давно не видел я тебя.

И часто-часто вспоминаю Твою улыбку и глаза.

2) Пишу из мест, где нет невест.

По некоторым данным, осужденные в колониях имеют специальные тетради (своеобразные письмовники), куда вносятся заготовки для писем, однако полу­чить их пока не удалось.

Собственно лирические произведения. В этих текстах герой, как правило, об­ращается к девушке, вспоминает о прошлом или мечтает о будущем:

1) Летят часы, проходят дни,

Сидеть все меньше остается.

Еще немного подожди,

Нам счастье снова улыбнется.

2) Нас не сможет ничто разлучить,

Даже страшная сила закона.

Буду крепко тебя я любить Даже там, где запретная зона.

Судьба отдельного человека сливается с общей судьбой:

В дали от дома в добрый час Мы помним тех, кто помнит нас.

И только бы хватило сил Забыть про тех, кто нас забыл.

Эротические поэмы являются особенностью письменного фольклора мало­летних преступников. Основы этих сюжетов разнообразны: история Адама и Евы («Адам и Ева»), похождения молодого человека в Нью-Йорке («Ходят девки по Бродвею...»), история Царевны-лягушки («В некотором царстве...») и др. Текстов подобного рода нам не довелось встречать ни в школьных песенниках, ни в ар­мейских блокнотах.

Афористика

Тексты афористического характера призваны продемонстрировать «фило­софские» взгляды малолетнего преступника. В этих текстах он дает оценку окру­жающему миру, системе правосудия, взаимоотношениям между людьми и т. д. В данных текстах «альбомный герой» выступает как лицо, несправедливо оби­женное государством или просто другим человеком. У него всегда есть «своя» правда, которую он противопоставляет правде «государственной».

1) Так спасибо же вам, господа коммунисты,

За несчастливую юность мою.

2) Кто не был лишен свободы, тот не знает ее цены.

3) Тюрьма не место исправлений,

А школа новых преступлений.

4) Когда не дали мне любить,

Я научился ненавидеть.

Герой полагает, что тюрьма дает особое знание жизни:

Кто на волю смотрел сквозь решетку, тот не будет на жизнь смотреть сквозь пальцы.

«Женщина» в афористических высказываниях, как правило, является средо­точием пороков:

1) Женщина — это консервная банка: открывает один, а пользуются многие.

2) Скорей голодный тигр откажется от мяса, чем женщина от лжи.

3) Лучше искать сына по лагерям, чем дочь по подвалам.

Единственный человек, который всегда выступает в альбоме как положи­тельный герой, — это мать. Мать — идеальный образец любви, веры, надежды, прощения:

Любви достойна только мать:

Она одна умеет ждать.

Среди афоризмов, встречающихся в альбомах малолетних преступников, есть и такие, которые используются или использовались в качестве наколок — татуировок символического характера:

ЛОРД: Легавым отомстят родные дети.

Дидактическая поэзия. Афористические высказывания часто выступают в роли стихотворных поучений. Они утверждают свою систему ценностей. Герой этой поэзии — одиночка, познавший все превратности судьбы.

1) Много зла и коварства таится кругом.

Ты друзей не найдешь в этом стаде людском.

Каждый встречный тебе представляется другом.

Берегись! Он окажется лютым врагом.

2) Много на свете друзей, когда жизнь хороша,

Весело с ними живется.

Но если тебя настигнет беда,

Запомни, друзей не найдется.

3) Кто горя в жизни не видал,

Не грыз сухую корку,

Кто не любил и не страдал,

С того не будет толку.

При всей видимой, даже нарочитой серьезности, тексты афоризмов зача­стую не лишены цинизма и своеобразного юмора.

1) Год —не срок.

Два — урок.

Три — пустяк.

Пять — нештяк.

2) Все может быть, все может статься Может муж с женой расстаться.

Мать сына разлюбить,

Но чтобы бросили мы пить.

Такого нет, не может быть.

3) Бог не фраер, все простит.

Песни

Среди песен, вписанных в альбомы малолетних преступников, можно найти современные владельцу популярные шлягеры. Бытование их ничем не отличает­ся от школьных песенников.

Городские «жестокие» романсы. Круг этих песен практически тот же, что и в современных девичьих альбомах.

Тюремные романсы. Герой этих песен предстает перед нами жертвой обстоя­тельств, человеком с несчастной судьбой:

Ах, зачем родился я вором, я вором,

На себе пусть каждый испытает.

Он — жертва неразделенной любви:

Ты же вор, ну а я — комсомолка,

Уходи, я комсорга люблю.

Тюремный романс знает и счастливую любовь, но назвать ее безоблачной нельзя:

Огни Ростова поезд захватил в пути.

Вагон к перрону тихо подкатил.

Тебя больную, совсем седую Наш сын к перрону выводил.

Так здравствуй, поседевшая любовь моя.

Пусть кружится и падает снежок На ветку клена, на берег Дона,

На твой заплаканный платок.

Герой тюремного романса иногда пытается активно противостоять миру зла, важной формой этого несогласия является побег. В тюремном романсе побег всегда неудачный. Но гибель героя нельзя назвать поражением, ведь

И еще не раз потом на вышке Падал на рассвете часовой.

Кровь лилась за кровь того мальчишки,

Что ушел так рано на покой.

Итак, любовь у героя романса может быть, а может и не быть. Любимая будет верна, а может, и не будет. Здесь романс предлагает варианты. Но в самые слож­ные моменты жизни поддержать заключенного может только мать:

Встретить ты сына пришла,

Добрая, милая мама.

Долго ты сына ждала.

Невеста его ждать не стала...

...Я пью за тех матерей,

Что сына в тюрьму провожали.

И со слезами в глазах Их на пороге встречали.

Представителям враждебного мира — ментам — отказано в существовании матери («Их родила не мать, а пидарас на грядке»).

Песни-переделки довольно часто встречаются на страницах альбомов мало­летних заключенных. Это, как правило, «перетекстовки» на тюремную тему:

Сиреневый туман над «зоной» проплывает,

Над тамбуром горит прощальная звезда.

Конвой мой не спешит,

Конвой мой понимает,

Что с девушкою я прощаюсь навсегда...

Рисунки в альбоме

Рисунки в альбомах малолетних преступников можно разделить на две груп­пы: декоративные (служат исключительно для украшения) и символические (об­ладают особым значением, принятым в данной субкультуре).

К числу первых относятся перерисованные персонажи поздравительных от­крыток (гномик или Дед Мороз с открыток «С Новым Годом» и др.), а также ил­люстрации к песне (например, песня «Камыши» сопровождается изображением камышей).

Вторая группа — это рисунки, изображающие символы данной субкультуры, а также рисованные варианты татуировок. Наиболее популярным среди них яв­ляется рисунок, изображающий розу за решеткой или оплетенную колючей про­волокой. Этот символический рисунок может быть и наколкой со значением «встретил совершеннолетие в тюрьме» и имеет прямое отношение к культуре ма­лолеток.

Особенности функционирования альбомов

Альбом не является записной книжкой. В нем нет текстов, относящихся к те­кущей жизни арестанта (например, распорядка дня, записей домашнего задания в школе и т. п.). Характерно, что по альбому практически невозможно устано­вить положение его владельца в тюремной иерархии. Можно предположить, что альбом выполняет некую нивелирующую функцию и не отражает особенности взаимоотношений между заключенными. Ценности, декларируемые альбомом, общечеловеческие (любовь, стремление к счастью, надежда на скорое возвраще­ние и др.). Язык альбома избегает употребления большого количества слов спе­цифического блатного жаргона. Используемые слова и выражения, как правило, известны не только в блатной среде.

Специфика альбома в том, что по характеру текстов он напоминает лириче­ский дневник, полный личных жизненных переживаний. Однако альбом лишь имитирует индивидуальный опыт. Происходящее воспринимается не только как настоящее или прошедшее, но и как вполне определенное будущее. В текстах часто происходит смешение грамматического времени.

Поздней осенней порой,

Падая, листья шуршали.

Я возвращался домой,

Где меня долго так ждали.'

Осенний кружил ветерок В парке листвою.

Вокзал. Я вхожу на перрон И вижу тебя, мать родная...

...И на широкой груди,

Лаская родную старушку,

Я скажу: «Мама, веди В родную избушку»...

Альбом существует вне времени. Более того, тексты лишены деталей, тюрь­ма предстает как нечто ужасное, но вместе с тем и предельно обобщенное. По некоторым альбомам невозможно установить место, где они были созданы.

Сама традиция навязывает альбому функцию «напоминания» о том, что бы­ло в неволе, или «рассказа» о времени, проведенном там:

1) Мой друг!

Ты прочитал написанный альбом,

Теперь ты знаешь, что такое воля,

Так дорожи ею!

2) Когда-нибудь на стилаже

Среди бумаг под толстым слоем пыли Я эту книжечку найду И вспомню, как мы жили.

Однако среди заключенных существует представление о том, что из «зоны» или тюрьмы на волю брать ничего нельзя. В таком случае, функция альбома как «блокнота на память» только декларируется: он не может служить владельцу по­добным образом.

Анализ содержания альбома малолетнего заключенного показал, что подав­ляющее количество текстов — от «первого» лица. Таким образом, складывается представление о лирическом герое альбома. Это «Я» — alter ego владельца альбо­ма, некто идеальный, наделенный такими чувствами и переживаниями, которых может и не быть у реального подростка.

В общем, тюремный альбом есть максимально обобщенная, созданная тра­дицией «иная реальность» со своим «героем», который в рамках жестко структу­рированной субкультуры помогает владельцу альбома сохранить хотя бы при­зрачную связь с миром «по ту сторону решетки».

Письменный фольклор солдат

Говоря о письменном фольклоре солдат срочной службы, мы должны разли­чать дембельский альбом и армейский блокнот: блокнот ближе к описываемым феноменам, тогда как дембельский альбом — явление несколько другой приро­ды. Если армейский блокнот служит «аккумулятором» солдатской традиции, то основное предназначение альбома — «память о службе»⁸.

Жанровый состав блокнота

Набор жанров солдатского блокнота типичен для альбома. При этом по те­матике к солдатским блокнотам ближе стоят тетради малолетних заключенных.

Лирические произведения

Как и альбомы, солдатский блокнот открывается текстом зачина:

Открой блокнот, мой друг или подруга,

И пробеги глазами по строкам.

Писал я эти строки в дни досуга И от тоски к родным местам.

А если ты мужского пола,

Но этих чувств не испытал,

Закрой блокнот: ты слишком молод,

Не для тебя его писал.

Стихотворные тексты чаще всего содержат обращение, направленное «на гражданку», к «ней» или другу.

Я пишу вам письмо, но о чем же писать.

Хоть о многом я мог бы вам рассказать.

О том, как не любят солдаты подъем,

О том, как в строю мы идем и поем.

И как ноет спина, когда чистим мы снег,

И как деньги деды отбирают у всех.

Как внутри закипает, когда тебя бьют,

И как драим мы пол, и в столовой мы пашем.

О нелегкой солдатской жизни нашей И о многом еще рассказать я бы мог,

Но не буду, ведь служба —

Почетный наш долг.

Тяготы военной службы порождают желание поскорей приблизить время демобилизации. Поэтому возвращение на «гражданку» представляется беско­нечным праздником.

Наступит день, и мы вернемся,

, И будут нам светить издалека

Не звезды на погонах замполита,

А звезды на бутылках коньяка.

А пока обезличивающий механизм армейского существования «загоняет» духовную жизнь солдата вглубь.

Вы не сильно судите солдата,

Если видите, что он пьян;

Лучше в душу ему загляните —

Сколько ран вы увидите там.

Среди стихотворных произведений часто встречается пародийная молитва.

Да спаси нас Бог От дальних дорог,

От подъема раннего,

От крика дневального,

От турника высокого,

От кросса далекого,

От занятий тактических,

Строевых и физических,

От командира части,

От всякой напасти,

От командира взвода,

От утреннего развода,

Господи, прибавь получку,

Масла и сахара кучку.

Тексты пожеланий и подписи для фото совпадают с теми, которые встречают­ся в альбомах школьниц и на страницах тетрадей малолетних преступников.

1) Желаю быть тебе счастливой,

Желаю горя не видать,

Желаю быть для всех любимой,

Но и меня не забывать.

2) Я ношу твое фото в кармане,

С ним теплее стоять на посту.

Я стою, не могу наглядеться На тебя, на твою красоту.

Афористика

Армейская афористика направлена на создание картины мира солдата, на идентификацию лирического героя этих произведений как члена армейской общности. Она устанавливает отношения между теми, «кто был», и теми, «кто не был», как между «посвященными» и «непосвященными».

1) Попал в ВДВ — гордись, а не попал — радуйся.

2) Запомни истину одну,

О ней слагаются былины:

Уходят в армию юнцы,

А возвращаются мужчины.

Как отмечают В.В.Головин, М.Л.Лурье и Е.В.Кулешов, оценочная направ­ленность текстов, рисующих армейскую жизнь, отличается парадоксальностью: клише, представляющие армейскую службу как «почетную обязанность» и ак­центирующие большую собственную значимость солдатской миссии, могут как полностью приниматься, так и полностью отвергаться:

1) Солдатами не рождаются,

Солдатами умирают.

2) Чтоб слез не лили милые глаза,

Чтоб матери от горя не седели И не назрела новая война,

Надели мы солдатские шинели.

3) Армия — это школа. Но как ни учись — все равно на второй год оставят.

Аббревиатуры

Всевозможные расшифровки в блокнотах солдат, по нашим наблюдениям, затрагивают, в основном, аббревиатуры названий родов войск:

В — войска Д — дурного В — воспитания

В — вряд ли Д — домой В — вернемся

Песенные тексты

Армейский песенный репертуар весьма разнообразен и во многом сходен с репертуаром письменной традиции школы и «зоны». Отметим лишь, что, на наш взгляд, в армейском песенном репертуаре более значительное место занимают «перетекстовки» известных песен.

С чего начинается армия?

С рассказа сержанта в купе, Последней местной станции И первых ворот КПП.

А может она начинается С повестки, которой не ждал.

И парень с девчонкой прощаются, Любуется ими вокзал...

Рисунки в блокноте

По нашим наблюдениям, рисунки в солдатском блокноте предельно схема­тичны и часто являются чем-то вроде наброска иллюстрации к тексту.

Особенности функционирования блокнотов

По наблюдениям исследователей, ведение блокнота, так же как и изготовление альбома, обязательно для каждого солдата или курсанта и идентифицирует его • как члена общности; соответственно, пренебрежение этой традицией восприни­мается как вызов сложившимся в армейской среде обычаям и возможно только как выражение сознательного протеста против диктата этих обычаев, справедли­во ассоциирующихся с «духом армии».

Армейский блокнот действительно создается «на память», о чем довольно часто говорится в текстах. Он также служит своеобразной хрестоматией — храни­лищем для текстов, в дальнейшем используемых при изготовлении дембельского альбома.

Таким образом, альбомная культура в современном мире существует и про­цветает в относительно замкнутых социальных сообществах (субкультурах): школа, армия, тюрьма и др. Структуру современного альбома нельзя назвать строго определенной. Есть альбомы, которые ограничиваются оформлением «рамки» с использованием специфических текстов зачинов и финалов. Однако в ряде случаев, наряду с указанной «рамкой», структурируется и внутреннее про­странство альбома: тексты группируются по жанрам, выделяются рубрики.

Жанровый состав альбома одинаков для всех традиций. Общими можно счи­тать и способы передачи текстов из одного альбома в другой: письменный (при переписывании с любого письменного источника — альбома, песенника, печат­ных изданий и др.) и устный (со слуха, по памяти).

Альбомная традиция невнимательна к понятию «авторства». Авторские, литературные тексты в альбоме выполняют те же функции, что и фольклор­ные. Указания на автора в ряде жанров (некоторые афоризмы, песни, отдельные стихотворные произведения) не столько хранят память об авторе, сколько де­монстрируют определенную «образованность» владельца альбома. Особый инте­рес представляет бытование в альбоме текстов литературного происхождения. Встречаются художественные произведения:

- в случайно измененном виде (ошибки при списывании или заучивании наизусть, замена одних слов другими при сохранении авторской концепции тек­ста в целом);

- в переделанном виде (сознательный отбор отдельного фрагмента текста, перемена адресата и др., но с сохранением тематики и литературной «серьезно­сти»);

- в пародийно-сниженном виде (пародии-переделки, литературные реми­нисценции в самодеятельных текстах).

Случайно измененные тексты адаптируются к нуждам альбома (или состави­теля альбома), при этом изменяется их прагматическая функция. Происходит своеобразное «присвоение» текста: он становится «личным», лирическое «я» по­эта очень часто превращается в «я» владельца альбома или человека, вписываю­щего данный текст в альбом. Стихотворение приобретает новую жизнь, далекую от контекста творчества его автора. Утеря автора и изменение функции текста создают условия для фольклоризации литературного произведения. Подобные трансформации характерны для всех видов альбомов.

Альбомную традицию можно рассматривать как мужскую и женскую. При­чем если ведение альбома в женской среде — явление рядовое, «нормальное», то мужчина (мальчик, подросток, юноша) обращается к альбому в экстремальных условиях. Это, возможно, и определяет те психологические функции, которые выполняет альбом внутри каждой субкультуры.

Мужская альбомная традиция делит весь мир на две части: «утопические» воля и «гражданка» и «антиутопические» «зона» и армия. Мир «утопии» и мир «антиутопии» четко противопоставляются друг другу в альбомных текстах.

1) Помнишь, зек, как ты гулял:

Девчонки, деньги, кабаки...

А что взамен менты нам дали?

Баланду, карцер, сапоги...

2) Помнишь, друг, как ты гулял:

Девчонки, деньги, кабаки...

А что же в армии нам дали?

Хебе, портянки, сапоги...

Особым знаком «утопического» мира является образ матери: «На то, что об­раз мамы условен, как и все в утопическом мире “гражданки”, указывает и упот­ребление общефольклорного штампа “старенькая мама”, тогда как в реальности этот эпитет едва ли применим к маме современного солдата» [Райкова 1995: 80].

Вспомним, что «старенькая мама» является неотъемлемой частью и фольклора заключенных.

Девичья альбомная традиция создает свою утопию — «утопию» идеального чувства. Как отмечает В.Ф.Лурье, когда открывающиеся чувства и переживания «перестают быть для девушек тайной, потребность в песенниках исчезает. При­общение к миру взрослых влечет и использование “взрослой” традиции. То, что песенник — дань возрасту, понимают часто и те, кто их ведет. Вот какие стихи пишутся в них наравне с другими:

Юность не вечна, и в честь этих дней Пишу эти строки в тетради моей.

Пройдут года, и через много — много лет

Вдруг вспомнишь ты свои семнадцать лет» [Лурье 1990:64].

Очевидно, что основной функцией альбома является моделирование иной реальности, некоего идеального мира, в котором все понятней и проще, где можно найти ответы на вопросы, где понятно, как себя вести, потому что ясно, кто прав, кто виноват и т. д. Ведение альбома — это, во-первых, способ побыть наедине с собой, но с собой не «реальным» (для этого служат личные дневники), а «другим» собой; во-вторых, создать и сохранить представление об «утопиче­ском» мире. Альбом, таким образом, в определенной ситуации (возрастной, экс­тремальной) служит своеобразной «службой психологической помощи», под­держивая процесс адаптации человека к условиям реальной жизни.

Примечания

¹ О феномене письменного фольклора см.: Неклюдов С.Ю. О слове устном и книжном // Живая старина. 1994. № 2. С. 2—3; Костюхин Е.А. Литература и судьбы фольклора Ц Там же. С. 5-7; Бахтин B.C. Реальность письменного фольклора// Экспедиционные открытия последних лет. Народная музыка, словесность, обряды в записях 1970-х— 1990-х годов: Статьи и материалы. СПб., 1996. С. 151-159.

² Ср. с текстом эпитафии с погоста города Новая Ладога:

Не грусти о цветах отцветающих —

Они снова весной расцветут.

А грусти о людях отлетающих —

Они снова к тебе не придут.

См: Бахтин B.C. Реальность письменного фольклора... С. 157.

³ О поэтике романса см: Петровский М.С. Скромное обаяние кича, или Что есть русский романс // Русский романс на рубеже веков / Сост. В.Мордерер, М.Петровский. Киев, 1997. С.3-60.

⁴ Полные тексты песен см.: Калашникова М.В. Альбомы современной детской колонии // Фольклор ГУЛАГа / Сост. В.С.Бахтин и Б.Н.Путилов. СПб., 1994. С. 87-88. Варианты см.: Адоньева С.Б. Баллады // Русский школьный фольклор: От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов / Сост А.Ф.Белоусов. М., 1998. С. 163-164.

⁵ О пародии см.: Лурье М.Л. Пародийная поэзия школьников// Русский школьный фольклор... С. 430-516.

⁶ Подробнее см.: Лурье В.Ф. “Школьная хроника”// Русский школьный фольклор... С. 399 - 429.

⁷ Подробнее см: Борисов С.Б., Жаворонок С.И. Девичьи рукописные любовные расска­зы // Русский школьный фольклор... С. 185-268.

⁸ Головин В.В., Кулешов Е.В., Лурье М.Л. Субкультура солдат срочной службы // Наст, книга. С. 186-230.

Литература

Аникина 1990 — Аникина С.М. Функции рукописного школьного альбома в контексте массовой культуры/' Человек в культуре России: Материалы Всероссийской науч. практ. конф., посвященной Дню славянской письменности и культуры. Ульяновск, 1997.

Борисов 1997 — Борисов С. Эволюция жанров девичьего альбома в 1920-1990-е годы// Шадринский альманах. Вып. I / Сост. и отв. ред. С.Б.Борисов. Шадринск, 1997.

Вацуро 1979 — Вацуро В.Э. Литературные альбомы в собрании Пушкинского дома (1750— 1840-е гг.) // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1977 год. Л., 1979.

Головин, Лурье 1998 - Головин В.В., Лурье В.Ф. Девичий альбом XX века// Русский школьный фольклор: От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов / Сост. А.Ф.Белоусов. М., 1998.

Лурье 1990 — Лурье В.Ф. Современный девичий песенник — альбом // Школьный быт и фольклор. Ч. 2. Девичья культура: Учебный материал по русскому фольклору / Сост. А. Ф. Белоусов. Таллинн, 1990.

Петина 1988 — Петина Л.И. Художественная природа литературного альбома первой по­ловины XIX века. Автореф. дисс.... канд. филолог, н. Тарту, 1988.

Райкова 1995 — Райкова И.Н. Фольклор современных солдат: идейно-художественное своеобразие и отношение к детскому фольклору Ц Мир детства и традиционная куль­тура. М., 1995.

Ханютин 1989 — Ханютин А. Школьный рукописный альбом-песенник: новый успех ста­рого жанра // Массовый успех / Отв. ред. А.Ханютин. М., 1989.

А.А. Панченко (Санкт-Петербург)

Магические письма

Жанр магического писша, представленный в современном городском фольклоре так называемыми святыми письмами и письмами счастья, практически не при­влекал внимания отечественных исследователей. Единственные новейшие ра­боты по этому вопросу в России — пока что небольшая статья В.Ф.Лурье [1993: 142—149], представляющаяся малоудовлетворительной с научной точки зрения, и краткие заметки К.В.Чистова, посвященные магическим письмам из так назы­ваемой «фрейбургской коллекции» фольклора остарбайтеров ([Преодоление рабства 1998: 20—24, 168-171]; там же см. библиографию некоторых зарубежных исследований на эту тему). Причины этого вполне понятны — они обусловлены не только еще недавней политической ангажированностью «советской фолькло­ристики», но и чисто практическими трудностями изучения подобных памятни­ков. Сам тип бытования магических писем в культуре современного большого города не позволяет с достаточной точностью определить ни социальную при­надлежность их переписчиков и распространителей, ни динамику их существо­вания. Настоящая работа, естественно, не претендует на исчерпывающее иссле­дование этих (и родственных им) текстов. Постараемся лишь определить воз­можные пути изучения современных магических писем как религиозно-мифо­логического и магического явления, связанного, с одной стороны, с фольклор­ным православием и, с другой, с городским культурным обиходом, а также обсу­дим некоторые функциональные, типологические, тематические и генетические особенности этого жанра.

Отправной точкой нашего исследования послужат современные святые письма и письма счастья. Здесь мы опираемся на небольшую коллекцию этих текстов, собранных во второй половине 1980-х и в 1990-е годы в Санкт-Петербурге, а также на два письма, опубликованных В.Ф.Лурье (см. Приложение, № 8-21).

Существующие данные позволяют говорить о двух устойчивых версиях па­мятников такого рода. Первая — собственно святое письмо, довольно стабиль­ное по содержанию и оперирующее преимущественно религиозными понятия­ми. Письма счастья более пространны и в то же время более вариативны. Однако в целом они также ориентированы на определенную нарративную модель. Не­смотря на содержательные и формальные различия, обе версии писем соотносят­ся с одной и той же коммуникативной ситуацией — магическим актом перепи­сывания и рассылки определенного текста. Кроме того, их морфология, в сущно­сти, однотипна. Попробуем охарактеризовать ее на основании текстов святых писем, так как они представляются более стабильными по своему составу. Пись­мо начинается с молитвенного зачина. Затем следует рассказ о чудесном появле­нии письма и о его магической силе. Этот отрывок текста можно назвать «эпи­ческой частью». Его структура изоморфна строению многих легендарных циклов христианского фольклора, базирующихся на исходном предании о появлении сакрального существа или предмета в профанном мире (см.: [Чистов 1967: 11­13]). Циклы такого рода обычно предполагают, что материнское предание разви­вается и дополняется дочерними рассказами, содержащими свод правил магиче­ского этикета, т. е. примеры должного и недолжного поведения людей в отно­шении святого или святыни и сообщения о результатах этого поведения. Более того, по наблюдениям К.В.Чистова, в нормальном повседневном бытовании ма­теринское предание как бы опускается: оно и так известно всем полноценным членам социума и не нуждается в постоянном эзотерическом воспроизведении, оно латентно присутствует в утверждающих и развивающих его динамических сюжетах [Чистов 1967: 12]. Далее мы покажем, что такая коммуникативная си­туация имеет, по-видимому, универсальный характер и типологически изо­морфна парадоксальному «ускользанию текста», характерному для описываемых видов магических писем.

Дата добавления: 2015-08-29