Перекладываем остывшее заварное тесто в кулинарный мешок или с помощью чайной ложечки выкладываем небольшими одинаковыми шариками размером с грецкий орех на противень, застеленный бумагой для выпечки. Нужно оставлять большое расстояние, потому что тесто сильно увеличивается в размерах. Выпекать надо в заранее разогретой духовке – сначала 10–12 минут при температуре 210 градусов, затем 10–15 минут при температуре 180. Первые минут 15 духовку лучше не открывать. Чтобы проверить готовность эклера, надо взять его в руки и почувствовать, легкий он или нет. Если легкий, то готов. Если нет, то печь еще несколько минут. Готовые эклерчики можно проткнуть сбоку, чтобы из них вышел пар, и остудить. Начинить кремом, надрезав сбоку или с помощью кулинарного конуса или шприца.
Приготовление крема
Молоко доводим до кипения на медленном огне. Отдельно взбиваем желтки с сахаром, ванилином и мукой. Постоянно помешивая желтки, вливаем в них теплое молоко и ставим желточно-молочную массу на средний огонь, снова доводя до кипения. Чтобы сделать крем погуще, необходимо проварить его, уменьшив огонь, минут 5 или 10, пока не загустеет, после чего остудить. Вот, это обычный заварной крем. Чтобы сделать разную начинку, можно добавлять все, что угодно – шоколадный соус, растворимый кофе, разные ликеры, вишню с сахаром, варенье и вареную сгущенку. Можно соединить со взбитыми сливками. Мы всегда фантазируем!
Сейчас много возможностей делать любой крем, неплох в эклерах и такой: сыр маскарпоне – 500 г, сливки жирностью 35 % – 400 г, сахар коричневый – 80–100 г взбить до однородной консистенции и начинить полые шарики из теста.
Еще для такого торта нужно сделать ганаш – растопленный на паровой бане шоколад с добавлением сливок и карамельные нити. Ганашем скрепляются эклеры. На самом деле их можно скреплять чем угодно – и кремом, и карамелью тоже.
Для приготовления карамели на медленном огне надо растопить сахар с небольшим количеством воды и лимонным соком. Не размешивать сахар. В процессе приготовления карамели нужно смачивать стенки кастрюли небольшим количеством воды для удаления кипящего сахара. Можно кулинарной кисточкой. Готовая карамель должна тянуться за вилкой, опущенной в сироп.
Когда ганаш готов и карамель жидкая и горячая, начинаем собирать торт. Хотя лучше заранее понять, с помощью чего вы будете его собирать, чтобы не делать лишнее.
Только недавно узнала, что у него есть название – Крокамбуш – значит, французский, в переводе «хрустит во рту». И действительно, карамель похрустывает.
Для сборки торта сделать конус из плотной бумаги, выстелив его внутри фольгой и немного смазав растительным маслом. Перевернуть конус узкой стороной вниз и поставить его для устойчивости, скажем, в вазу.
Для ганаша растопить на водяной бане шоколад, добавить сливки и перемешать до однородности. Смазывая половину эклера ганашем, укладывать пирожные в конус, начиная с самого маленького, в самую узкую часть конуса, постепенно увеличивая количество. То есть наполняем конус эклерами, скрепляя их любым кремом или сладким соусом по желанию. Надо постараться, чтобы последний слой эклеров был очень ровным, чтобы башня не заваливалась, когда ее перевернут. Желательно торт сделать накануне праздника, чтобы он переночевал в холодильнике и тесто пропиталось кремом – я так больше люблю. На следующий день сооружение перевернуть и начинать скреплять карамельной нитью, обмакивая вилку в горячую тягучую карамель, и обматывать нашу пирамиду как кокон. Должна получиться красивая, высокая, золотистая башня из эклерчиков, похожая на ёлку, поэтому мы ее как ёлку и украшали разными марципановыми игрушками и гирляндами. Есть было жалко, честно.
Под такой праздничный стол хорошо шел «Огонек» на оставшиеся полночи, а после «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» с вечными, певшими из года в год Карелом Готтом, Марылей Радович, Бисером Кировым, Мирей Матье, Джо Дассеном и Далидой. А часам к четырем утра выступал балет Фридрихштадтпаласа, которого Лидка всегда ждала с большим воодушевлением – молодость вспоминала. Раскусила их секрет: пятьдесят девушек на сцене в ряд, а все одного роста. Такого не может быть, удивлялась она, и сначала все к ним присматривалась. А потом разглядела, что девочки на каблуках разной высоты! В общем, каждый Новый год встречали, по всем правилам, до утра, в семье, почти никогда никого чужого не приглашая. Да, и верили в Деда Мороза, ведь он действительно приносил подарки!
Чем пахнет Индия
Мы с папой, слон и Индия
Были еще годы, когда мы встречали Новый год вдвоем, без всей семьи. В 1983-м уехали в командировку в Индию – Димку послали корреспондентом от Гостелерадио. Он работал тогда тележурналистом, и для начала карьеры надо было «освоить» одну из развивающихся стран. После этого уже можно было ехать в какую-нибудь социалистическую, а там, глядишь, еще через несколько лет светил и капиталистический рай. Поехали осваивать Индию. Готовились тщательно: достали по большому блату десять банок лосося в собственном соку, пол-ящика тушенки, ящик сгущенного молока и три палки финской копченой колбасы, оставшейся, видимо, где-то на складе после Олимпиады 80-го. Все это богатство пытались рассовать по коробкам и чемоданам. Провожало нас пол-Москвы. Будто никто и никогда уже не надеялся нас увидеть. Кто-то даже подарил книжку «Индия. Пособие путешественника по выживанию». Друзья, знакомые, родственники, двоюродные родственники, сослуживцы, начальники, соседи. Начали провожать еще дома, за несколько недель до отлета, потом все приехали грузить чемоданы и коробки, выпивать на посошок. Посошок продолжался и по дороге в Шереметьево, и в аэропорту. Сели всем табором в кафе так, что не осталось ни одного свободного места: «Ну, вы пишите! Ну, не забывайте! Ну, осторожней там! Ну, мойте руки почаще! Ну, выпьем на посошок!»
Чувствовала, что еще немного, и я так начну себя жалеть, что никуда не уеду.
Дима на съемках. Дели, 1984
Письмо из Индии
С Президентом Индии Радживом Ганди
Индия имеет свой особенный запах. Ни одна страна не пахнет так, как Индия. Если страны и пахнут, то в основном чем-то резиновым, промышленным, химическим. Индия, точнее, Дели, пахла специями. Оранжевыми специями. Я не знала тогда, что они оранжевые, но если тот запах вообще имел цвет, то он был именно оранжевым! Я оказалась права – запах карри, он въелся во все: в разноцветные сари, в которых не раз что-то обязательно готовили, в мастики для волос, в циновки для сидения, в человеческую кожу, наконец. Даже в индийскую косметику – уж если что-то и варить, пусть тушь для глаз, то обязательно добавить карри! Пусть не именно карри, но масалу – смесь специй. В Индии не принято пищу просто перчить или солить, необходимо добавить много всяких специй, под настроение! Едой в Индии пахнет отовсюду – кто-то что-то все время ест, кто-то что-то всегда готовит, а если учесть, что индийцев миллионы и миллионы, то едой пахнет всегда, и ночью тоже. Карри – основа индийской кухни, ее лицо. Хотя сами индийцы питаются в основном рисом и бобами. Это то, что лежит посередине обычного обеденного металлического блюда, а рядом в маленьких отдельных металлических пиалочках может быть все, что угодно: панир – местный сыр, похожий на тофу, свежие овощи, соусы чатни, лепешки чапати и все равно карри. Что бы ты ни ел – все равно это будет карри. Это своеобразный образ жизни, а не блюдо или набор специй. Некая жизнь с приправой, с перчинкой, с привкусом, с оттенком. Каждая хозяйка в Индии с детства начинает учиться разбираться в пряностях, у каждой семьи есть свои проверенные смеси трав, пряностей и рецепт карри. В основе любой смеси карри куркума, оранжевая, ярко пахнущая, но без особого вкуса, плюс молотые семена кориандра, кайенский перец и кумин. А потом уже можно добавить по своему рецепту и настроению смесь имбиря с гвоздикой, корицу с кардамоном, чеснок с мятой, мускатный орех с перцем – все что угодно, а если чуть изменить пропорции, то любое карри будет совершенно неповторимым. Тем более что в Индии его делают каждый раз перед приготовлением пищи – все ингредиенты под рукой, добавляй под настроение! Меня карри учил делать Камча, наш повар.
Карри и Камча
Камча делал карри с имбирем. У него стояла большая мраморная тяжеленная ступка, которую он повсюду возил с собой и которая все равно пахла Индией, пусть даже очень хорошо вымытая. Эта ступка и принимала все индийские пряности. Карри создавался именно здесь. Камча надевал очки, выкладывал перед собой все специи и начинал. Все делалось по наитию – никогда вообще в Индии я не видела, чтобы готовили по рецепту, только по наитию. Видимо, поэтому повторить блюдо было невозможно, оно каждый раз становилось другим. Камча всегда начинал с семян кориандра: хорошенько измельчив их в ступке, добавлял все остальное, там щепотку, тут капельку. Когда смесь была готова, он приступал к мясу. Или к рыбе. Или к курице. Кусочки резались небольшие, обжаривались. Отдельно жарилось много лука и добавлялось к мясу. Чтобы немного смягчить остроту, я просила Камчу готовить нам все со сливками, и вправду, Индия в этих блюдах стала нежнее, сливочней и мягче. И лучшее сочетание карри было с рисом – белым или диким, не важно, но было ясно, что карри и рис рождены друг для друга.
Для карри понадобятся:
500 г говяжьей вырезки или куриного филе,
1 крупная репчатая луковица,
2 ст. л. карри,
черный молотый перец и соль по вкусу,
200 мл сливок жирностью 20 %.
Сам Камча родом был из Непала, маленького роста, все время качающий головой, словно со всем соглашающийся, с детскими ручками. Он простаивал на кухне целыми днями и хрипло похохатывал надо мной, когда я готовила что-нибудь русское, удивляясь непонятному сочетанию еды – так и говорил, эта еда не сочетается, – отсутствию огромного количества специй и использованию неизвестных ему продуктов. Он не знал, например, что такое сыр. Совсем не знал. С опаской принюхивался к желтоватому жирному кусочку, который оставался еще с Москвы, бережно оберегаемый мною, все косился на него подозрительно и спрашивал с мудрой улыбкой: неужели я и вправду собираюсь есть этот протухший неизвестный продукт? Смелая девушка. И качал головой. Никогда не видел колбасы, сосисок, свеклы, черного хлеба и еще много чего. Когда я первый раз при нем отварила свеклу для борща и стала снимать с нее кожу, он испугался и побежал в аптеку принести мне антисептик от порезов – решил, что я неаккуратно чистила овощ и все руки перемазала кровью. Потом долго сидел, тыкал в свеклу пальцем и рассматривал то ее, то красный палец – прямо как ребенок с новой игрушкой. Но пробовать борщ потом отказался наотрез. Там кровь овощей, сказал он. Устроил скандал по поводу селедки. Он открыл большую круглую железную банку, понюхал, поморщился и категорически заявил: «Мадам, эта рыба испорчена, я ее выброшу. Ее не то что жарить, даже варить нельзя! Такой запах ничем не отобьешь». И пошел было выбрасывать. Еле банку отбила тогда.
Он вообще странным был, этот Камча. Много лет прослужил в непальской армии, сам был из гуркхов, которых англичане обожали брать себе в охрану за верность и смелость. Ночами тонким заунывным голоском пел песни-мантры. Монотонно так, будто молился. Когда мы приглашали гостей, выносил блюда только в праздничном белом кителе со множеством знаков отличия и неизвестных медалей. Выносил гордо, торжественно, как в оперетте. Но был очень благообразным и достойным. Научился немного говорить по-русски. Занимался по утрам какой-то странной танцевальной гимнастикой с громкими, шипящими, тяжелыми вдохами-выдохами. Ел из железной, почти собачьей, миски, сидя на полу. Рассказывал, что в походах наиболее частой едой был банан, который острым гуркхским ножом надрезали вдоль, снимали кожуру с одной стороны, другая получалась как на подносике, хорошенько заливали лимонным соком и от души сыпали красным перцем. Говорил, что это универсальная еда. Поверила. Втянулась. Вот такой гуркх на пенсии достался нам. Было ему тогда лет пятьдесят: к этому возрасту он подсох, совсем поседел и бесшумно ходил тенью в своих мягких войлочных тапках 35-го размера, старик-подросток. Но был жилистым, сильным и ворочал с легкостью большие упаковки с водой, когда мы с ним ходили на рынок. Ставил упаковку на голову, а пакеты с овощами-фруктами брал в руки, мальчишек-кули и близко не подпускал для помощи: «Украдут что-нибудь, я знаю». Научил меня разбираться в местных овощах-фруктах, половина которых была мне неизвестна. Он пытался жестами и десятком английских слов объяснить мне, как что едят, и оказалось, что если бы я не знала, то вполне могла бы отравиться. Одни овощи, например, нужно замачивать на день в подкисленной воде – тогда из них выходит какой-то яд и они становятся жутко полезными. Другие нельзя есть сырыми – только засаливать, а третьи, такие яркие и красивые, вообще идут на корм скоту.
Камча очень интересно и необычно готовил, виртуозно разделывая мясо, кромсая овощи за секунду, ловко орудуя ножом. Гуркх, а как же. Показал мне много рецептов. Кое-что прижилось, делаем до сих пор.
Еще одно письмо из Индии
Худая и молодая
Салат из курицы и огурцов
Куриную грудку быстро отварить с солью, имбирем и душистым перцем, разобрать на длинные, довольно тонкие полоски. Огурец нашинковать длинной тонкой соломкой (как для корейской моркови) или просто нарезать тонкими полосками. Залить соусом, дать чуть постоять. Посыпать мелко нарубленной кинзой.
Вам понадобятся:
1 куриная грудка,
1 см корня имбиря (очистить, нарезать),
3 горошины душистого перца,
2 среднего размера огурца (с тонкой кожицей, не чистить).
Для соуса:
1/4 стакана соевого соуса,
1/4 стакана бульона от варки курицы,
1 ст.л. рисового уксуса,
1 ст. ложка сахара,
2 ст.л. кунжутного масла,
щепотка соли,
четверть пучка кинзы (нашинковать).
Это же не наркотик!
В экзотических кустах
Дима – корреспондент Гостелерадио СССР в Индии
Мы жили в самом Дели, в маленьком домике района Васант Вихар с видом на пустырь, где паслись тощие святые мелкоголовые коровы, которые под утро истошно орали – наверное, от избытка молока, но как подоить святую, пусть даже и корову? У нас был перед окном садик 5 на 2 метра, в котором жили змеи, не очень вроде ядовитые; молодой хамелеон, застывающий постоянно в нелепой позе и нелепом цвете, видимо, не понимающий еще, что такое мимикрия и как ею пользоваться; ящерицы, среди которых, как выяснилось, была одна маленькая и опасная, и пара огромных тараканов, романтично свивших гнездо на дереве. Иногда к нашим трем цветкам залетали колибри. Райское место. Да, еще куча других насекомых, которые в Индии почему-то громадного размера и с крыльями – муравьи, жуки-пауки, мокрицы, улитки – летает всё! При этом никого нельзя убивать – вдруг этот задумчивый жучок чья-то реинкарнация? В общем, учились жить в мире, смотреть под ноги, ни на кого не наступать, перестраивались как могли.
К индийской еде и образу жизни мы привыкали довольно непросто. Дома-то ладно, я готовила сама и учила Камчу перестраиваться на более мягкий европейский стиль готовки, но наши частые выходы в гости и на приемы нас выматывали. Если звали на ужин к 21 часу, это значило, что сначала пойдут долгие философские разговоры о жизни с совершенно незнакомыми мне людьми, а где-то в полночь подадут жутко острое карри и все остальное. Первое время мы умирали от голода, следя не за разговором, а за движением хозяйки в сторону кухни. Потом стали ужинать дома и спокойно дожидались ночи, чтобы со всеми перекусить. Но для российского желудка эти ночные ядрено приправленные десятки блюд оказывались тяжелым испытанием и не давали уснуть. Все было так, пока однажды в гостях нам не предложили бетель. На серебряном подносе, украшенном, как скатертью, листом банана, лежали маленькие аккуратные треугольные сверточки из листьев на один укус. Я слышала о нем и даже была предупреждена, что в Индии его жуют все поголовно, что это легкое наркотическое средство, и как законопослушная девочка из хорошей семьи вежливо отказалась. Хозяйка, Радха, адвокат по профессии и по совместительству шикарная красавица в годах, в бирюзовом с золотом сари и с ног до головы в браслетах, кольцах и ожерельях, как в кино, удивилась и подсела ко мне на диван. Спросила, почему я после такого сытного ужина, а он действительно состоял из двадцати, не меньше, подач, отказываюсь от бетеля. Меня предупредили, ответила я, знающие люди, что это легкий наркотик.
– Наркотик? Ну конечно! Неужели вы думаете, что все индийцы наркоманы? А если в России пьют водку, я ж не говорю, что русские алкоголики, – почти обиделась Радха. – Бетель жуют почти во всей Азии! Индийцы с большим уважением относятся к своему организму, именно поэтому и жуют бетель. Пойдем.
Мы вышли из ворот ее дома, пока гости, жуя бетель, мило беседовали, и прошли по ночным кривым улочкам, которые и не думали спать. Была зима, в воздухе стоял резкий запах дымящихся коровьих лепешек, которыми отапливали дома неприкасаемые. И хоть жили они далеко, в своеобразном гетто, едкий дым от печеного коровьего дерьма доносился повсюду и резал глаза. Какими-то узкими проходами мы вышли на маленькую площадь, где вовсю кипела ночь. У стены стояла повозка с аккуратно разложенными гуавами, которые скоро должны были повезти продавать, – очень полезны при проблемах с щитовидкой, вскользь сказала Радха; рядом на циновке сидели две девочки и нанизывали оранжевые цветки на нитку, чтобы, вероятно, украсить утром в храме статую Будды. А около чана старый и худой голоногий человек доставал шумовкой из булькающего масла надувшиеся лепешки и веером раскладывал их на подносе. На соседнем блюде лежали горячие пирожки с луком, рисом и перцем – еда, к которой можно привыкнуть только с детства, а для иностранцев это пытка, пожар, который не зальешь никаким количеством ни вина, ни воды. Только тощие собаки почему-то глубоко спали, пристроившись у ног продавца лепешек, изредка вдруг вздрагивая и дергая ногами. Под самым фонарем, на перевернутом вверх дном пластиковом ведре, сидел еще один старик. Перед ним на двух кирпичах лежал лист фанеры с маленькой химической лабораторией – баночки со снадобьями, закрытые и открытые, коробочки разного калибра, ложечки и палочки, пипетки и щипчики, связки глянцевых ярко-зеленых листьев и мешочки с разноцветными лепестками. Всё такое загадочное и волшебное.
– Намасте, – поздоровалась Радха и стала объяснять мужичку что-то на хинди, иногда показывая на меня. Мужичок был в годах, но возраста неопределенного, с веселыми круглыми глазами, беззубым ртом и ярко-красными губами. Он сидел, закутавшись в огромный двуспальный плед, с которого зло щерился такой же огромный, как и сам плед, плохо нарисованный тигр. Видимо, свой беззубый рот мужичок компенсировал тигриными громадными клыками. Он кивнул, беззащитно улыбаясь, и жестом подозвал меня поближе.
– Это мой мастер, он всегда делает нам бетель. И родителям моим еще делал. Ему уже под девяносто, может, больше уже.
Она спросила его что-то, тот только пожал плечами и, улыбнувшись, что-то ответил.
– Сам не знает, сколько ему, не считал, говорит.
Страшно было, конечно, ставить на себе эксперименты, но я решила попробовать. Раз вся Индия, говорите…
Мужичок приободрился, расправил плечи, скинув с себя тигра, и победно оглядел свою лабораторию. Взял глянцевый густо-зеленый листок и намазал его, как хлеб маслом, какой-то белой пастой. Радха мне объясняла.
– Сначала лист бетеля – он и основа, и упаковка, потом известь для консистенции, потом сушеный арековый орех, можно добавить пасту из бобов акации. Бетель ведь жуют, а сколько людей, столько и вкусов, поэтому надо сделать каждому по вкусу, ведь это как блюдо – можно положить укроп, куркуму, шафран, тмин, кориандр, можно семечки огурца или арбуза, можно ментол или сахарный сироп с кокосовой стружкой, а для особых знатоков серебряную фольгу или даже камфору, которая вызывает эйфорию.
«Так что приготовить?» – Она хитро на меня посмотрела. Я выбрала имбирь с гвоздикой с добавлением огуречных семечек. Старик кивнул и начал сыпать по маленькой ложечке из своей лаборатории. Потом свернул аккуратный треугольник и положил на блюдце передо мной.
Зажмурившись, я запихнула его в рот, стараясь не думать о том, что старик не помыл руки, что в этих немытых годами баночках может уже черт-те что завестись и что снова в больницу я не хочу. Но риск – благородное дело! Стала жевать – остро, жгуче, пряно, хрустяще! Решила, что в такой смеси сдохнут все вражеские бактерии. Короче, получала удовольствие, а потом узнала, что бетель включен индусами в число восьми жизненных удовольствий – еще мази и всякие притирания, ладан, женщины, музыка, постель, пища и цветы. Будем считать, что удовольствия для женщины – бетель, мужчина и т. д., а то, ей-богу, обидно!
Уже загорелая!
Елочка, которую нам на Новый год привез из Москвы Леонид Михайлович Рошаль
Мои первые попытки фотографии – перед поездкой в Индию сфотографировала всю семью
Вкус раскрывался по мере того, как я раскусывала все новые и новые ингредиенты: какие-то семена, орешки, специи, лепестки. Бетель на самом деле растительная жвачка, а наркотического в нем не больше, чем в табаке, но если сигарета успокаивает, то бетель бодрит и будоражит. Но никаких розовых слонов и ходячих кактусов не наблюдалось даже близко. В бедных районах его жуют и дети тоже – это проверенное средство от голода: вроде что-то жуешь, челюсти двигаются, мозг, видимо, успокаивается, что работа а разгаре, и пока до него дойдет, что это обман, время так и проходит. Тех, кто часто жует бетель, видно: у них ярко-красный рот и бурые зубы. Еще говорят, что он очень полезный – что-то типа мезима, помогает переварить тяжелую пищу. В Австрии после ужина пьют егерьмайстер, в Италии – лимончелло, в Индии жуют бетель. И правда, становится легче! Когда к нам в Индию приезжали родители, дала попробовать бетель папе. Понравилось, сказал, необычно. Как же я радовалась, когда они приезжали! Было это всего раза два, но какое это было счастье! Привозили гостинцы, я просила всегда одно и то же – буханку бородинского, шоколадные конфеты типа «Мишки косолапого», кило российского сыра и палку докторской колбасы. И еще кучу писем от всех. Хлеб и колбаса сразу послушно ложились в морозилку, чтобы потом ежедневно уменьшаться по кусочку, письма моментально прочитывались. Да и конфеты долго не проживали.
Авария
В Индии с Расулом Гамзатовым. 80-е
Папа с мамой пользовались любой возможностью, чтобы приехать к нам в Дели: Конференция молодых писателей Азии и Африки – они летят, Съезд индийских писателей из трех человек – они едут, все, что было связано с Индией в эти три года – с 1983 по 1986-й, – ими с мамой пропущено не было. Однажды они приехали с поэтом Расулом Гамзатовым на какое-то писательское совещание. Расул был нашим соседом, когда мы жили на Калининском проспекте – мы в высотном доме, где внизу находилось кафе «Ивушка», а Расул в доме с аптекой. Окна в окна. Когда родители приходили вечерами домой и включали свет, часто раздавался звонок по телефону – это звонил Гамзатов и приглашал к себе в гости или сам приходил к нам. Он был с замечательным чувством юмора, Расул. У него была жена Патимат, и он называл себя доктором патиматических наук. Однажды прислал ей срочную телеграмму с заседания президиума Верховного Совета: «Сижу в Президиуме, а счастья нет!» И когда папа сказал, что они прилетают вместе с ним, я очень обрадовалась. Любила его.
Дни были расписаны, встречи с поэтами, чтение стихов в небольших комнатах, где немногочисленные заинтересованные русской поэзией индийцы сидели на полу и кивали в такт стихам. Чтение одного стихотворения занимало много времени – сначала отец читал стихотворение целиком без перевода, и индийцы, слушая незнакомую речь, раскачивались в такт рифмам, как кобры перед дудкой заклинателя змей. Потом вступал переводчик. Стихи на хинди звучали странно и дико. После каждого переведенного предложения раздавалось дружное «ооооооо», слушатели начинали обсуждать услышанное, удивлялись невиданным сравнениям и непонятной философии. После следующего понятого предложения снова «ооооооооооо», качали головами и цокали языками, переваривая услышанное. Потом была очередь Расула, и снова долгое, как эхо, «ооооооооооо». После трех таких окающих выступлений в Дели собрались поехать в Джайпур.
За нами – ехали мы с родителями и Расул с женой и переводчицей – прислали две сгорбленные старенькие машины наподобие нашей «Победы», «Амбассадор» называется. Когда наш водитель с редким именем Атом тронулся и стал постукивать ладонью по рулю, я увидела, что у него шесть пальцев на одной руке – маленький недоразвитый пальчик беспомощно подрагивал над безымянным. Было очевидно, что водитель своим шестым пальцем сильно гордится, объяснив, как только мы сели, что нам очень повезло, ведь такое отличие ему дал сам Будда. Мы ехали уже больше часа по совершенно унылой безлюдной земле, как вдруг передняя машина резко затормозила, и нам на лобовое стекло бросилось что-то тяжелое, разбив его вдребезги. На руках у нашего шестипалого Атома оказался старик, будто упавший с неба. Как потом оказалось, появившись непонятно откуда, он побежал через дорогу перед первой расуловской машиной, и та, поддев его, будто бык тореадора, перебросила прямо на наше лобовое стекло.
Сказать, что шестипалый офигел, не сказать ничего. Да и мы были в ужасе – у нас в машине лежал в стекольной крошке окровавленный старик, не подававший признаков жизни. После долгого причитания водитель выволок его наружу и положил на землю у дороги. Подходить к нему мне, конечно, было боязно. Вдруг помер? Но вспомнив свои детские врачебные мечты и школьные навыки по оказанию первой медицинской помощи, я, как крабик, боком подошла к лежачему старику. Он дышал, казалось, что просто спит. Я стала вынимать из него осколки стекла, которые играли и переливались на солнце, придавая старичку очень праздничный и гламурный вид. Раны заливала водкой, которую родители всегда привозили для подарков. Старик постанывал. Углубившись в свое медсестринское дело, я не заметила, как вокруг меня выросла толпа зевак. Откуда? Подземные жители, вылезшие наружу? Ведь пейзаж был абсолютно лунным и никаких жилых построек вообще не было видно. Люди молча стояли и смотрели. То на старика, то на нас. Но когда наш водитель, размахивая шестипалой рукой, стал что-то им объяснять, те почтительно отошли и хором закивали. Он показал им руку, видимо, намекая, что послан Буддой. Те в знак приветствия сложили ладони перед собой и что-то нестройными голосами проговорили.
– Можем ехать, я все уладил, мой шестой палец снова не подвел меня, – сказал Атом.
А старик закряхтел, открыл глаза и долго пытался понять, почему он лежит на дороге, от него пахнет спиртом, а рядом иностранка, выбирающая стекло из его ноги.
Обратная дорога была тяжелая. Мы ехали все, как бедуины, замотав лицо платками, чтобы в рот не попала пыль или какие-нибудь несъедобные насекомые, и надев очки, чтобы кое-как защитить глаза – ведь лобового стекла не было, ветер бил в лицо, наполняя машину мошками, которые размазывались на лету о наши очки.
Поездка в Джайпур «удалась».
Когда вернулись в Дели, с нервной голодухи остановились в первой же маленькой уличной едальне, где нас накормили намного лучше, чем в гостиничных пятизвездных ресторанах. Сухощавый повар готовил при нас. Под навесом прямо на улице стояла глиняная печь тандыр, похожая на гигантское осиное гнездо, откуда он вынул только что приготовленных оранжево-черных цыпляток и разложил их на большом металлическом подносе вместе с маленькими пиалочками всевозможных соусов, огуречной райтой и чатни. В этой же печи подходили лепешки, прилепленные к внутренним стенкам тандыра. К печи подойти было невозможно, она пыхтела своими 400 градусами, а если добавить уличные 45, это был явный перебор. Мы отсели и устроились под дырявым навесом на разных стульчиках, продавленных и расшатанных, вот так сидели и смотрели на проезжающие мимо машины, тощих коров, облепленных мухами, детей, сидящих в пыли. И ели самые вкусные в мире тандури. Ели молча, переживая и запивая неудачную поездку взятой с собой подарочной водкой. Вернее, ее остатками.
Тандури-цыпленок
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |