- И что? – заинтересовался Саске.
- И он в него рыдает, - закончил Итачи.
Саске хмыкнул и впервые посмотрел на брата с любопытством. Как ни крути, но общее есть, его много – даже в манере излагать мысли. Неожиданно приятное открытие. Черт знает, что было бы, поменяй местами старшего и младшего. Может, то же самое...
Слишком сильна в крови Учих тяга к концентрированной и безжалостной любви. Такой была любовь Фугаку к Микото – любовь-клетка, так Итачи любил Саске – любовью-ненавистью. Так сам Саске впервые захотел чужой смерти – из-за первой любви, и убил – из-за второй.
Редкое качество, редкий вид прекрасного чувства, подчиненный эгоистичным логичным умам.
Саске не знал, что Итачи эта особенность известна давно, и писем хватило, чтобы доказать – Саске нужна эта любовь, как нужна всем, ему подобным.
- Итачи, - медленно сказал Саске, чувствуя, что против воли начинает улыбаться, – что ж ты мне в больничке... про совесть, а?
Итачи повел плечом.
- Она хороший регулятор. Ограничитель, если хочешь.
Саске понял. Все-таки улыбнулся и, царапнув руку об опустившееся бесшумно стекло, выбросил окурок на дорогу. Он покатился, разбрасывая мелкие колкие искры, и исчез.
Показался плавный песчаный поворот, и «бентли», осторожно переваливаясь, миновал последние метры до шлагбаума.
Итачи заглушил мотор.
- У меня есть временный пропуск.
- Не надо, - сказал Саске и вышел из машины, вытащив за собой потяжелевший вдруг рюкзак. Ветер рванул его волосы, снова отросшие и прикрывшие гладкий строгий лоб и слишком белый даже для кожи Саске шрам на теплой шее.
- Номер дома.
Итачи назвал.
- Не хочет меня видеть, значит... - пробормотал Саске, вспомнив почему-то неподатливую дверцу шкафчика в душевой склада.
Над ним запели иглы сосен.
Охранник, медленно впечатывая шаг в рассыпающийся песок, подошел ближе и уставился с выражением ожидания.
- Пропуск, - невыразительно сказал он.
Саске потянул руку назад, к боковому карману рюкзака, вытащил и развернул перед носом охранника корочку с чуть поплывшими официальными строками.
- Сойдет?
Охранник подумал, покачался на сильных ногах, развернулся и забрался в свой домик.
Шлагбаум дрогнул и потащился вверх.
Саске пошел по дорожке, не оборачиваясь. Техники халявщика Тензо работали безотказно. Потому что у людей есть совесть. Ограничитель, катализатор и регулятор.
Пока он шел вдоль рваных портьер хвойного леса, подсиненных нежным небом, в низинах разгулялся теплый ветер. Он приятно обтекал кожу, отвыкшую от свежего воздуха, и походил на апельсиновый сок.
Показался шершавый от ветра бок сероватой реки, блеснул и потемнел. Пахнуло согревающейся влагой.
Саске невольно расслабился и выпустил поток мыслей из тисков самоконтроля. Сказать
Наруто – спасибо за поддержку. Видишь – свободен, спокоен и даже кофе хочется. Чего и тебе желаю.
Омои подпихнуть под жопу – пусть отсосет ему, что ли. Повысит самооценку.
Живи среди себе подобных, родной. Живи.
Саске отпихнул ногой вырвавшуюся из-под чьих-то ворот остервенело лающую таксу, и та укатилась обратно визгливым комочком. И сразу же увидел нужный ему дом. Над кирпичным забором высились шары-светляки, матовые и притихшие в это время суток.
Вишневые ветви лежали на фигурных столбиках, сбоку тянуло бензином и маслом. За поднятыми наполовину рольставнями гаража угадывались очертания двух машин.
Саске нырнул под ставни, придерживая рукой рюкзак, и увидел медленную фигуру, тяжело опирающуюся на капот одной из машин. Тонкие лучики света, набитые быстрыми пылинками, не касались плеч и рук Омои. Саске моментально ощутил – сила этого человека ушла, и выжми ее еще хоть каплю – и он опустится на цементный пол, в страдальческом изгибе, похожий на бескостное мясо молодого моллюска.
Все же тебе сделали, парень! Соломки подстелили, денег ты нахапал, славы огреб, всех баб на свой вкус отымел... Что не так-то? Шел бы по своей дорожке дальше, забыв и забив на Наруто, но нет же – сидит здесь в стрессе, видите ли.
Совесть...
Саске окинул взглядом гараж. На три машины он рассчитан, не на две, но третья секция занята столом, явно биллиардным, массивным, с россыпью смутно угадывающихся шаров.
Вспыхнул яркий желтоватый свет, выбил металлические искры с полированных боков машин и рассеялся у углов, скрывая ровные аккуратные полочки с обычной гаражной мелочью.
- Значит, тебя не посадили, - приглушенно сказал Омои и отступил на пару шагов.
Он явно пытался обрести свои прежние эмоции, поэтому подобрался, прищурился и даже чем-то стал напоминать прежнего Омои.
- Да, - ответил Саске, рассматривая его. – Спасибо за поздравления.
- Поздравляю, - автоматически сказал Омои и забыл добавить в тон сарказма.
Саске обошел одну из машин, остановился перед столом.
- Мне всегда нравилось находиться рядом с теми, с кем спал Наруто, - сказал он задумчиво. – Это ощущение. Чувствуешь? Как будто мы с тобой тоже недавно вылезли из одной постели. Попался бы ты мне года четыре назад, чувства иллюзии бы не было. Я бы тебя сделал. Начал бы с твоей совести и морали, обвинил в аварии, заставил плакать и биться башкой об стену.
- А сейчас? – спокойно спросил Омои.
- Сейчас... – Саске приподнял тяжелый кий, позволил ему скользнуть в пальцах, укладываясь в нужное положение. – Давай сыграем?
Омои подумал немного, кивнул и занял свое место напротив.
- Американка, - сказал Саске, окинув взглядом стол. – Восемь очков.
- Играем, - согласился Омои, сгребая шары в пирамидку. – Разбивай.
«Пирамидка» дрогнула, заволновалась и раскатилась. Матовые шары поволокли за собой свет ламп.
- Сам себе удивляюсь... – сказал Омои, рассматривая сложившуюся на столе расстановку.
– С тобой, по-хорошему, срать на один гектар садиться не положено. Еще и оправдали...
Он прижался бедром к бортику, наметив подходящий шар. – Мне Пейн самому поперек глотки стоял. Но если это для каждого будет поводом на тот свет отправить, то население планеты за сутки сократится вдвое.
- Естественно, - легко согласился Саске. – Штрафной.
- Стенка, - указал Омои на лениво докатившийся шар.
- Не умеешь ты давить... снят штрафной, - с сожалением сказал Саске. – Я этого наслушался вот... – он провел ребром ладони по шее. – Не работает.
- А жаль, - огрызнулся Омои и ударил торопливо, нервно.
Саске перехватил кий поудобнее.
- Вот что ты делаешь... – сказал он. – Дай дураку хуй стеклянный – или разобьет или порежется.
Омои выпрямился, прикусил губу и с ненавистью посмотрел в красивое лицо Саске.
- Нервы, - продолжил Саске, – заверни и впарь кому-нибудь по оптовой цене. Смотреть противно. Чем тебе помочь, маленький? Нюхательной соли, духов и корсаж расстегнуть?
Очко.
Он обогнул стол, ощутимо прижав застывшего Омои плечом.
- Я виноват, что пустил его на трассу в таком состоянии, - веским злым шепотом сказал Омои.
Построй машину времени и исправь положение, – посоветовал Саске. – Два. Ты отмечать-то будешь?
Омои послушно взял мел и поставил размашистые черточки. 2:1.
Доигрывали молча. Невероятная меткость Саске против математического ума Омои обернулись блестящей партией, которую Омои мысленно назвал блицкригом. Он сосредоточился, отмел лишние эмоции и мысли, зная, что Саске промахов больше не простит. С трудом преодолел разрыв в одно очко, а потом просто схватился за свое право бить и постарался не подпустить Саске к столу.
Последним штрихом торжествующе мазнул итоговый счет 8:7 и почувствовал азарт победителя, от которого готов был отказаться из-за нелепой аварии, и которым только и жил ранее.
Саске потянулся, снисходительно его рассматривая. Он стал достаточно умен, чтобы проиграть там, где победы не требовалось.
- С Наруто, - сказал он напоследок, - ничего нормальное не работает. А страдания по прошлому у него посланы в первую очередь.
Подхватил свой рюкзак и вышел во внутренний двор, открыв тяжелую металлическую дверь.
В доме стояла та тишина, которую обязательно сохраняют для всех больных, передвигаясь на цыпочках и закрывая дверцы шкафчиков с осторожностью. Плавал прохладный полумрак. Стойкий запах чего-то, похожего на воск, густого и вязкого, а еще стерильности – даже не больничный, а запертой и охраняемой.
Саске пошел туда, куда ему захотелось – прямо по уходящей наверх лестнице, и там на маленькой площадке столкнулся с испуганной тенью. Тень моментально обрела плоть, всплеснула руками и оказалась Шизунэ, хрупкой, маленькой и совершенно растерянной.
- Подожди, подожди... - горячо зашептала она, схватила Саске за руку и повлекла вниз с настойчивостью сопротивляющейся леске рыбы.
- У меня времени нет, - сказал Саске, и умолк, обнаружив, что Шизунэ готова зажать ему рот.
- Он спит, не надо... Хочешь кофе? С корицей? Или ромом? Слава богу, что ты не виноват! Наруто не верил, что ты мог так... плохо поступить... Ты мне расскажи, вы
почему с ним дрались?
Саске, сбитый столку, прислонился спиной к стене, пытаясь уловить смысл в отрывочных фразах быстрого женского говорка.
Шизунэ поймала момент и все-таки стащила его с лестницы, повлекла на кухню, где витал ментоловый дым и запах бамбуковой сушнины.
- Садись, - приказала она учительским строгим тоном, и Саске все-таки сел, оказавшись в положении пойманного зверька – Шизунэ даже перекрыла проход плетеным стулом.
- Кофе, да?
- Черный.
Шизунэ схватила какую-то кружку, суетливо вытерла ее салфеткой, кружку поставила на стол, а смятая салфетка полетела на пол. Она ахнула, присела было, но так и замерла на корточках, вцепившись пальцами в край стола.
Саске досадливо прикрыл глаза. Женские слезы раздражали его еще с детства. Микото плакала редко, но так, что казалось – из нее наружу рвется жуткое суставчатое чудовище, и раздирает ей изнутри грудь, цепляется за колечки трахеи и набивает легкие шерстью.
Щизунэ принялась тихонько всхлипывать, беспомощно ловя руками комочек салфетки, и это были только первые капли дождя перед штормовым предупреждением.
- Ты такой мальчик красивый... – судорожно выдохнула она, - и Наруто... такой был.
Штормовое предупреждение. Она выпрямилась, но уже потеряла контроль, и началось – поползли по лицу до синевы тонкие пальцы, царапая соленую влажную кожу, глаза помутнели, рот раскрылся и наполнился тонким стоном, набирающим высоту.
Плечи тряслись, свалился на бок плохо приколотый хвостик из черной наспех скрученной прядки, веки вычертило красным обжигающим карандашом – распухло, полилось...
Саске успел еще подумать, что кофе – явно не его напиток, а потом снова заледенел.
Шизунэ вцепилась в него знакомыми материнскими руками, разметавшиеся волосы напомнили о драгоценных заколках Микото, а сила неистовства – ее же, пьяную и счастливую, смеющуюся перед своим зеркалом.
- Не бросай его, пожаа...
- Не могу! – почти выкрикнул Саске, отцепляя ее от себя. Его начала бить дрожь. – Не могу я с ним остаться!
- А чего тогда приперся? – недружелюбно спросила вынырнувшая из коридора Цунадэ, подхватывая сестру в объятия с уже приготовленными в ладони успокоительными таблетками. – Сиди здесь и молчи, понял? Сейчас вернусь.
Она ласково, но настойчиво вывела Шизунэ, и где-то в глубине дома зазвучал ее спокойный приглушенный голос, и всхлипы стали редкими, сонными, а потом стихли вовсе, и тогда Цунадэ вернулась, хмурая, как невыспавшийся гепард.
- Она чем-то похожа на мою мамашу, - сказал Саске, невольно все еще вздрагивая.
- Она и есть мамаша, - сказала Цунадэ, подходя к раскрытому шкафчику и придирчиво выбирая на полке нужную бутылку. Нашла, плеснула в высокий стакан чистого виски, добавила несколько кубиков льда и пихнула в руки Саске. – Так чего тогда пришел?
- Отдам телефон и все.
- Какой телефон? – не поняла сначала Цунадэ, потом повысила голос: - Сакура!
Зашелестел легкий шелк, и Сакура появилась, потряхивая блестящими влажными волосами. Опасливо взглянула на Саске и вдруг покраснела, прикрыв раскрывшиеся в удивлении губы красивым движением пальцев.
- Где телефон?
- Вот, - Сакура сунула руку в карман халатика и показала мобильник. – Наруто ведь не может сам набирать, а он не звонил ни разу...
- Иди, - разрешила Цунадэ и снова развернулась к Саске. – Ну, давай свой телефон. Я ему
передам.
Саске глотнул виски и отрицательно качнул головой.
- У твоего брата мозгов полно, - холодно сказала Цунадэ, - но вы с Наруто вдвоем настолько придурки, что похерили даже такой простой способ связаться и слили все его
старания.
- Читал недавно статью, - мстительно сказал Саске, - о том, что у гомосексуалистов уровень интеллекта ощутимо ниже, чем у натуралов.
Цунадэ провокацию проигнорировала.
- Вы с ним тупые по другим причинам.
- Почему? – спросил Саске.
- Потому что... – Цунадэ задумалась. – Я не видела еще людей, которые с таким упорством пытаются перегрызть собственные глотки и доставляют друг другу такое количество проблем.
- Объяснимо, - тут же нашелся Саске. – Наверное, все потому, что обществу такие отношения не нужны, не так ли? Репутация, то-сё...
- Пошел в жопу, Учиха, - повысила голос Цунадэ. – Что ж ты такой въедливый?
Извиниться перед тобой? Извини. Была неправа.
- Принято, - спокойно ответил Саске. – Но это ничего не меняет. Я пытался всех на хер послать – не вышло. Все равно влетел. Наруто пытался себя оправдать – только себе хуже сделал. От твоего реверанса, Цунадэ, общая картина не меняется.
Саске допил виски одним долгим глотком. Звякнули подтаявшие кубики льда, потерявшие свои острые углы и оплавленные теплом дыхания, словно воском.
- Ты самый неудачный блокпост из всех, - сказал он, поднимаясь. – Проверочный.
- Наруто не хочет, чтобы ты его видел, - жестко сказала Цунадэ. – Не обязательно совать туда нос, чтобы отдать мобильник. Я передам из рук в руки.
- Не лезь не в свое дело, - не выдержал Саске. – Я перед тобой в своих мотивах отчитываться не обязан. Без ваших чертовых юбок эта история обошлась бы нам обоим вдвое дешевле по нервам. Сами бы разобрались, кто за что отхватил и кому что за это светит. Так нет: группа поддержки с домашними пирожками всегда на подхвате.
- Некому больше было подхватывать, - сказала Цунадэ, глядя Саске прямо в глаза внимательным тяжелым взглядом. – Ты же по больницам не ходишь.
- Тогда не пришел, сейчас пришел, - неопределенно сказал Саске, и Цунадэ поняла – он знает, что был причиной эпистатуса, и не мог прийти из чувства вины. Своеобразная, но совесть.
Цунадэ раздумывала, покусывая хвостик пшеничных волос, низко перетянутых резинкой, и рассматривала очертания плеч Саске – уверенных, по-мужски правильно выточенных, именно таких, на которые приятнее всего лечь женским ладоням… Саске ненавидит женщин. Его великолепное тело, лицо, взгляд, ресницы, голос – все это пропадет, размякнет в земле, не оставив ни капли своей крови на поверхности.
Интересно, что думает по этому поводу Наруто? Его подкупающая улыбка и ненормальная, редкая синева глаз – ума не приложить, как же сложился в человеческой радужке такой цвет… Его теплая кожа, его поворот головы – чуть набок, движение, полное сдержанного любопытства. Неужели все это тоже уйдет в пустоту… Для того и нужны женщины – чтобы передавать дальше лучшее, что есть в мужчинах. Не понимаете вы, мальчики. Не доросли. Хотите любить и ненавидеть только друг друга.
Сколько Саске сейчас лет? Двадцать пять или двадцать шесть…
- Иди, - сказала она и посторонилась.
Комната Наруто была наполнена синим. Синими плотно задернутыми шторами, синими бесшумными коврами, синими тенями, синевой надвигающегося вечера. Остро и беспощадно блестели металлические корытца на передвижном столике, белели вывернутые комья ваты, в углу медленно хрипел, фильтруя воду, похожий на кулер прибор. Запах здесь был сильным, густо-восковым, жирным, горячим. Запах сожженного тела, подкожной расплавленной клетчатки. Среди всех запахов Саске выделил запах боли – он был ему хорошо знаком, тонкий, металлический, напряженный, словно натянутая проволока.
Наруто спал в мертвой тишине изолированной комнаты. Неясные очертания его тела неподвижно выступали под складками отглаженной легкой простыни. Саске не сразу заметил – его руки, лежащие вдоль тела, словно отделены от светлой кожи груди давним процессом разложения. Чудовищные пятна и на боках – словно его подхватил и облапил раскаленный демон, тащил к себе, всаживая пальцы в кожу, обгрызал и терзал локти и кисти, поднятые в попытке защититься.
Вырвался, да, Наруто?
Рядом с ним на тумбочке стоял маленький ночник с бархатистым синим абажуром. На тумбочке белели прямоугольники конвертов. Ни включать свет, ни трогать конверты
Саске не стал.
Он наклонился, внимательно разглядывая лицо спящего. Не лицо, а карта боли – от беспорядочных запекшихся кровавых линий на губах, кое-где свежих, алых, кое-где уже затянутых коркой до выступивших и заострившихся скул, подведенных той же самой синевой. Чернота на тонких веках, затянувших выпуклость неподвижных глаз – наркотический тяжелый сон… Мраморная сетка напряженного кровотока.
Пришлось затаить дыхание – Саске боялся разбудить Наруто до того, как поймет, почему сжимается сердце от понимания нереальной красоты такого лица. Что причина?
Воображение, дорисовывающее черты прежнего Наруто или действие нервной опустошающей силы, подбивающей под колени… Нетронутые мягкие уголки уставших губ, обнаженные ли глубинные черты, задающие привлекательность лицу Наруто изначально, с первичной лепки черепа.
Осторожно, так же боясь дышать, Саске тронул пальцами тугую стрелочку выбившейся из пласта вымокших от жара волос прядки.
И снова сжалось внутри – вспомнился ветер-апельсиновый сок, густые черные ночи, вымоченные в терпком запахе секса, светлые линии упавшего солнца на выгнутой спине, речная свежесть, бедра, руки, влажность ласкающего языка…
От шквала образов и ощущений Саске отшатнулся, неловко ударившись выступающей косточкой запястья об угол тумбочки. Пронзительно-короткая боль.
В подставленную вовремя ладонь скользнул старый истрепанный конверт. Саске развернул его, подхватил выпавшие листы и, чуть сдвинув брови, вчитался в собственные строки, густо заполнившие страницу.
Текст он помнил почти наизусть, и сейчас читал механически, складывая буквы в слова, и помимо воли в голове зазвучало заново, параллельно с прошлыми мыслями, но явственнее: да, я люблю тебя, потому что ты лучшее, что у меня есть, ты не просто мясо, ты сплетение важных для меня жил и вен, целые пласты тканей, без которых нет тепла, катализатор всех желаний и эмоций, сочетание всех углов и провалов, плато и падений, карнизов, крыш, окон, дождя, крови, ревности, злости, страха…
Вот так все приземленно-материально, Наруто. Я люблю так – нервами, кожей, болью, расставанием, недоверием, незащитой, неприятием, изнанкой, швами, шрамами, ударами, безразличием… Люблю до паники.
Мертвею, стекленею, замыкаюсь, не терплю, не могу…
Что делать-то? Где хранят проклятые клинки?
Саске в задумчивости положил лист обратно на столик.
Что делать-то? Где хранят проклятые клинки?
Саске в задумчивости положил лист обратно на столик.
И не смог обернуться и посмотреть в глаза Наруто, услышав, как изменилось его дыхание.
- Ты как? – спросил Наруто, с трудом заставляя звучать надсаженный голос.
- Как видишь, - негромко сказал Саске, вынимая из конверта второе письмо.
«…Когда-нибудь я захочу остановиться, и не буду знать, на чем».
Это было слишком личным – настолько, что Саске стало больно. Никто не имел права знать, что и он искал себе пристанище.
- Встречу Кибу, - сказал он сквозь зубы, - я его…- спохватился и не договорил.
За его спиной цеплялось за воздух хриплое дыхание.
- Я ненадолго, Наруто, - сказал Саске. – За помощь тебе спасибо, как видишь – ты меня вытянул. Конан отказалась от показаний.
Извини, Суйгецу, но тот, кто приносит себя в жертву, не должен удивляться, что его принялись приносить в жертву все остальные.
- Это я заберу… - конверты Саске уложил в карман джинсов.
- Хорошие письма, - умиротворенно сказал Наруто. – Мне нравились. Их ведь было не два?
- Штук сорок, - сказал Саске, вспомнив объемистый пакет, который по возвращению старательно запрятал за фанерную стенку навесного шкафчика. – Надо выкинуть, а то еще
какая-нибудь падла доберется.
Он задумчиво потеребил свисающие с синего абажура узелки.
- Твоя комната?
- Да.
- Чем-то похожа на мою… Или кажется?
Наруто слабо улыбнулся.
- Только чепухи лишней здесь много, - Саске отпустил узелок. – Наруто, я пойду… Все ты
теперь знаешь, и делать мне тут нечего.
- Я не знал, что ты меня любил. Иначе не ушел бы. Мне казалось, что я для тебя слишком
плох.
Саске не сразу понял, что не так в этой фразе, а, поняв, посмотрел через плечо – увидел, как теплые лучики наполнили выцветшую радужку, что ожили его пластиково-неподвижные черты, а губы готовы улыбнуться.
Любил? Какой дурак позволил этому глаголу иметь прошедшее время?
- Ты точно читал письма? – подозрительно спросил Саске, так до конца и не разобравшись.
- Да я понял, - пресек его Наруто, - я все понимаю, но это было до.
И теплые лучики погасли, глаза закрылись. Ресницы тяжело сомкнулись – его тело снова превратилось в обглоданную и выплюнутую адской пастью кость.
Наруто показывал себя – спрятав работающую мысль, спрятав все то, что делало его собой – демонстрировал жалкие остатки бывшей силы, беспощадно выставив напоказ струпья, вялые вены, тусклое дыхание, обугленную кожу, веревочную худобу.
Потом он медленно открыл глаза и встретил взгляд Саске.
- Ты выбрался, - с невольной нежностью сказал он. – Значит, от меня еще хоть какой-то толк есть… Иди, а… а то болит все.
- Ты не хотел меня видеть или не хотел, чтобы я тебя видел? – спросил Саске.
- Второе, - устало ответил Наруто. Он явно экономил слова и силы.
- Но сейчас ты доволен? – Саске должен был добиться своего. – Доволен, что помог мне остаться на свободе, а я пришел благодарить? Наруто!
Ему хотелось взять Наруто за плечи и тряхнуть – а того усталость и боль уже влекли в бессознательность, словно глубоководную рыбу, пострадавшую оттого, что опрометчиво выбралась поближе к поверхности.
- Наруто!
- Да, да… - вяло забормотал Наруто, - я доволен, я рад, все хорошо… - и затих.
По его шее трудно пополз комочек выступившего кадыка.
Синевы стало так много, что Саске тоже потерял способность нормально дышать. Синева давила, давили стены, комья ваты распухали, запах душил, синий светильничек возвышался зловещим трупным грибом.
Словно пробираясь сквозь толщу воды, неуверенной медленной походкой Саске направился к двери.
- Спасибо, - еще раз хрипло шепнул Наруто, не открывая глаз. – Если бы ты его не убил, диски бы всплыли и лежачего добили ногами. Ты тоже меня спас, Саске.
Синева застыла. Отсчитав три страшных гулких удара потяжелевшего сердца, Саске обернулся.
Демон поднял голову и в изумленных его глазах – с фантастическим жестоким зрачком – промелькнуло сначала недоумение, потом облегчение. Загнанный в кожу-панцирь, трущийся живым мясом о собственные шипы, он распрямил плечи и пытливо вгляделся.
Саске смотрел на Наруто его глазами – глазами ожесточившегося не по своей воле, воспитавшего в себе ненависть и злобу, но помнящего еще о том, что выпавший в мае снег – это невыносимо больно.
У него невольно опустились руки, кончики пальцев потеряли чувствительность, в редкой тишине комнаты он пытался понять – что случилось сейчас, что повернулось и лопнуло в груди от коротких мягких слов.
Его простили? Его – поняли?
Наруто мог бы сказать: да, простил и понял. Мог бы начать объяснять – тупик же был,
Саске, такой тупик… Не спас бы цивилизованный подход и суды, не помогли бы адвокаты. Жив ли Наруто, мертв ли – эти диски имели огромную цену, неважно, материальную ли или цену чьей-то совести.
Неважно, жив остался или погиб – Пейн не разомкнул бы челюстей, все было подписано и задокументировано ранее, с многочисленными заверениями. Треть доходов от использования лейбла – ему. Гибель Наруто не уничтожила бы значимость лейбла, а подняла его на заоблачные высоты.
Наруто мог бы объяснить: моя судьба и мой страх был тебе небезразличен, Саске. Это же не только мой страх, но и твой страх – этого ты боялся, когда уходил из спорта, на это намекала Цунадэ, предлагая тебе врачей.
Неудивительно, что ты сорвался и поставил точку-кляксу на нашей общей уязвимости.
Мы ведь действительно уязвимы, правда? Вдвоем или порознь, но мы выбрали друг друга, а мир к нам еще не готов. Я думал, что одинок, что мне не с кем делить свою судьбу, поэтому решил уйти, а ты… оказывается, ты был со мной и защитил меня. По-своему, жестоко и страшно, но… иначе ты не мог.
Спасибо, мог бы повторить Наруто еще раз.
Но ему было больно и невероятно тоскливо, потому что он осознанно и старательно отпускал Саске – снова отпускал, потому что видел свои руки, и кожу, и красивое, белеющее в полумраке лицо Саске – лицо, которое поразило его когда-то и с тех пор не давало покоя.
Навалилось: теперь Наруто понимал, что действительно стал слишком плох для Саске.
Слаб, жалок, страшен.
Потому и отпускал. Потому и не хотел говорить много, объяснять свои мысли. Знал
только – демон утихает тогда, когда его признают человеком.
Саске осторожно обогнул узкую кровать, превратившись в напряженного бесшумного бойца – так же он огибал осыпавшиеся стены, в которых осколками были выбиты смертельно опасные бойницы.
Сейчас, как и тогда, он не мог ошибиться.
- Я не виноват, значит? – коротко спросил он, оказавшись у изголовья.
- Нет, - утомленно сказал Наруто, не открывая глаз.
- Тебе это было нужно?
- Да.
Саске остановился, потом снова принялся обходить кровать, сужая круги.
- Я сделал правильно?
- Да, - терпеливо ответил Наруто. – Саске, успокойся и вали отсюда, наконец.
Если бы Наруто открыл глаза, то увидел, что над ним нависли страшные провалы глаз
Саске, словно вырытые на побелевшем окончательно лице, увидел, что он не может сдержаться: губы беспомощно кривятся, сжимаются зубы, и помимо воли маска искажается, выталкивая наружу почти детские черты, совершенно растерянные.
Чтобы справиться с собой и спрятать это лицо, Саске пришлось опуститься на корточки и уткнуться лбом в край кровати.
Оружие нашло своего хозяина.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 19 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |