- Ты... девочка моя любимая.
- Блядь, - только и сказал Саске.
Губы у него плотно сжались, превратившись в светлый шрам.
- Я тебе...
Под непрерывным течением воды, облизывающей согнутую напряженную спину, заломленную за нее руку с беззащитно вывернутым запястьем.
-...сколько говорил...
Под прижавшим ноющий сустав крепким коленом.
-...еще раз эту херню услышу...
Перед глазами – запотевший ледяной кафель. Мысленно Наруто раскрутил ситуацию на секунду вперед – головой о бортик, скорее всего. И заливаться уже не вымышленной кровью, а настоящей, липкой и соленой. Тоскливо.
Следом пришла совершенно иная картинка, и Наруто не выдержал, рассмеялся:
- Я такие сюжеты на греческих амфорах видел, - проговорил он, отплевываясь от воды. –
Ты же знаешь, что я сам не свой до всяких древних тарелок и горшков? Так вот – торжественное заклание пидараса на алтарь. Усугубляется твоим голым хуем.
Почувствовал, что хватка Саске ослабла, и сполз на дно ванны, постанывая от смеха.
Саске смотрел на него сверху вниз со странным выражением в лиловых от отсвета свечи глазах.
- Что? – спросил Наруто, удобно поставив ногу на его колено. – Ты еще скажи: «воспринимай меня всерьез».
Не складывалось. Не получалось выбросить из головы все лишнее, приняться за другую сторону любви – плюнуть на все и забыться.
Саске почему-то медлил, Наруто почему-то не торопил.
Свеча истекала. Вода остановила бег, в пропитанной туманом ванной стало холодно, не смотря на близость.
Причина была, неназванная, но веская – ни одному, ни второму не хотелось подходить к грани, после которой наваливается усталая сонливость, закрываются глаза, и наступает утро.
Нет грани, значит, впереди вечность.
В комнатах тоже было холодно. Холод таращился из окон, обнимал лодыжки, накидывал на плечи дрожь.
И где-то вдали уже рождался рассвет, невидимый, но закономерный. Страшный рассвет.
Наруто увидел его первым – в угрожающе рассеивающейся синеве, в помутневшем оке неба.
Увидел и с трудом перевел дыхание.
- Холодно, - выговорил он.
- Я отвык, - вдруг сказал Саске.
Не умирай, не умирай, мое любимое сильное животное, живущее в жарких пустынях, крадущееся по горным тропам, молчаливое, осторожное. Не умирай, моя любимая девочка, теплый редкий отблеск в черных глазах. Не умирай, а уходя – возвращайся, вопреки всему. Будь воспоминанием – живым, любовью – отвечающей, не умирай, не умирай, и никому не говори, что я просил тебя не умирать...
Саске замер, словно уловив отклик безмолвного заклинания. Медленно поднял заинтересованные глаза.
И все. Сорвались.
К черту время, бесконечность и прочие незнакомые никому абстракции! К черту холод, рассветы, прощания, смерть!
Сплелись нерасторжимо. Все стянулось в единый узел – желания, губы, сорвавшиеся стоны-вдохи, выведенные тонкой кожей лопатки, подушечки пальцев, растертые током крови вены, нервы у виска, смешавшиеся волосы. Без света, в немой темноте, одни и вместе, для самих себя.
Рваными движениями, слишком беспорядочными и слишком сильными, с затаенным желанием причинить боль – чтобы запомнилось.
Чтобы не день и не два еще видеть на своей коже отпечатки синевы ушедшей ночи.
Языком по зубам, по подрагивающей влажности, по губам – моментально пересыхающим, и губами же к уголку рта, поймать движение вместе с дыханием, когда сомкнутая плоть расходится, как обескровленная рана, и нет в ней боли, и только нежность незаживающего.
Руками прижимать к себе пахнущую горькой цедрой голову, опутанные мокрыми нитями волос скулы, трогать клейкие стрелки ресниц, незащищенные выжженные изнутри виски, хвататься за выскальзывающий непокорный затылок с подсыхающими прядками, черными. Черными.
И себя подставлять его рукам – почему-то вырываясь. Страшно, когда кажется, что вот-вот остановится...
Саске давит, давит, вынуждая выгибаться нечеловеческой напряженной дугой, когда внизу – ощущение пустоты, и руки сами тянутся туда, искать опору, а желание ощутить под собой твердый пол пересиливает все остальные желания. Саске не дает найти уверенность, держит под спину, узкими ладонями сжав опрокинутую цепь позвоночника – не отпускает, не дает упасть, и не держит толком – на весу, ненадежно...
Его губы ласкают выступившие ребра, натянутую тонкую кожу соска, впалый живот, затвердевший от напряжения мышц.
Наруто пришлось запрокинуть голову – мелькнул перед глазами перевернувшийся рассвет, молочно-белый.
Он запомнил... Саске запомнил.
- Поднимешь меня?..
- Подниму, - еле слышно ответил Саске.
Наруто перестал цепляться за воздух, улегся на предплечья Саске всем весом, и затих, стискивая зубы. Нервы выступили на поверхность, окутав тело мелкосетчатой пеленой, и касания отзывались яркими легкими волнами, словно на раскинутой под крылом самолета карте засыпающего города – огонек за огоньком, в одиноком провале тьмы загорался свет.
Не умирай, не умеющий чувствовать нежность, неловкий, ненаученный, преступно терпеливый. Не умирай, будь всегда – ты так вовремя родился, как раз, чтобы подождать и дождаться...
Не умирай.
Жесткий ковролин растирал спину. Вверх уходили столбцы тканевых складок штор, матовый экран выключенного телевизора, погасший циферблат электронных часов.
Наруто, хватая воздух ртом, выгнулся, ожидая теплых оберегающих рук, но Саске его словно не замечал.
Его глаза набрались тревожной темноты, тени потекли по щекам, меняясь, изгибаясь, как чешуи змеиной шкуры при ярком солнечном свете.
Наруто увидел его лицо и успел схватить за напрягшееся предплечье.
- Не надо, а... – попросил он.
И подался вперед, точно зная, что стоит только позволить Саске задуматься – и все пойдет прахом, он обязательно вспомнит то, что не имеет права вспоминаться и выдаст то, чего не хочется слышать.
- Потом, - пообещал Наруто. – У нас будет время, и ты успеешь поставить меня на место.
Свои слова он подкрепил плавным движением – положил ладонь на головку члена Саске и чуть сжал пальцы, подушечками касаясь открытой под ней тонкой кожи.
Пересел ближе, разведя колени, и прижался так, чтобы головка его собственного члена скользнула по уздечке члена Саске, потерлась слегка, набираясь влажности чужой смазки.
- Не трогай, - предупредил он Саске, требовательно покусывая снова сомкнувшиеся губы. – Дай мне нас поласкать.
Саске посмотрел вниз, на очертания его пальцев, сумевших соединить оба ствола, скользящих поочередно по обеим головкам, смешивая смазку на гладкой блестящей коже.
Разобраться, кто и отчего получает удовольствие Саске не смог – чувствовал себя Наруто, и Наруто собой, и не понимал, что именно становится источником сладкой судорожной тоски – его ли ладонь или всего лишь шепот.
Наруто уперся лбом в его плечо, облизнул губы, задышал чаще, легче, отполз, согнулся, меняя пальцы на язык, оставив ладонь на своем члене, а член Саске обхватив губами, вместе с пряно-соленым вкусом, с подтекающими по тугому стволу капельками, налитой головкой, по которой скользнул зубами – осторожно, чуть касаясь. Спустился еще ниже, к окрепшим под нежной кожей яичкам, и заставил Саске вздрогнуть.
Вцепился пальцами в короткие черные волоски на его лобке, потянул, прижавшись щекой к подрагивающему влажному члену.
- Можно мне... тебя?
- Иди на хуй, - отозвался Саске тоном, предполагающим больше приглашение, чем оскорбление.
Ему было уже не до признаний, которые рвались с языка несколько минут назад. Желание оказалось сильнее, а ласка Наруто – важнее.
- Пошел, - согласился Наруто и перевернулся на живот, упершись руками в пол.
Посмотрел через плечо светлыми с затаенной нежностью глазами.
Его тело, вынутое из повседневных норм приличия, повзрослевшее, с обостренными линиями мышц, составляло получивший плоть образ желания – от поднявшихся на затылке по-детски светлых прядей до хрупкого, словно тонкая карамель изгиба косточки лодыжки.
Саске поступил со своим желанием так, как поступают с ними все хищники.
Наклонился и вцепился зубами в обнаженную теплую шею как раз под линией роста волос, подхватил под живот, привлекая к себе ближе, и провел кончиками пальцев между прохладных ягодиц, ища тугую сборчатость кожи, окружавшей горячий неподатливый анус.
- Я сто лет... Ах, блядь! – выдохнул Наруто. – В пассивах не обретался... А то тебе... и ебать через тряпку пришлось бы... – умолк, пытаясь освободиться от боли в шее, скинуть стиснувшего зубы Саске.
Саске разжал зубы сам. Разжал, когда все силы понадобились на то, чтобы осознать себя пробивающимся глубже и глубже в чужое тело – медленно, по миллиметрам раздвигая головкой члена крепкие мышцы, растягивая истончившуюся кожу.
Осознавать и видеть моментально взмокшую спину Наруто, его судорожно дернувшиеся пальцы, скомкавшие руки в кулак, слышать его стон – начавшийся с резкой болезненной нотки и под конец начавший таять, размытый наслаждением.
Сам он впервые губы искусал, чтобы не стонать – так сказалось на нем проведенное без близости время, и так четко выступила разница между вечно сонными блядями и Наруто, который с жадностью ловил каждое движение, каждое изменение, и казался единственно-верным и нужным с этой своей откровенностью и навернувшимися на глаза слезами, которые прятал в сложенных перед собой руках.
Саске казалось – не в сексе совсем дело, просто его заключило внутрь любимого тела, и он – заключенный по своей воле, и Наруто заключенный, наплевавший на рассвет и прошлое.
Дышал ему на ухо, подтягиваясь и держась за согнутые плечи, пальцы соскальзывали, оставляя длинные розовые полосы, запах тела стал жарким, пряным, запахом мятой травы, смешанной с ночью.
Находил распахнутые в стоне губы, нежный влажный комочек языка, твердость зубов –
Наруто отзывался, запрокидывал голову и тянулся за поцелуем, быстрым, жестким, со смазанной линией единого целого, обрывающейся в бешеное сердцебиение. Оно было всюду – и под затвердевшими сосками, и между тяжело поднимающихся ребер, и под крепким животом, и во вздрагивании члена, и даже в подколенной ямке билось часто, сильно.
Наруто пытался что-то проконтролировать, хватаясь за бедра Саске, но не выдерживал – давясь быстрыми непонятными словами, прогибался, вскрикивая – Саске чувствовал возникающую тугую преграду, по которой головка члена проходилась с трудом, а держа ладони на животе Наруто, хотел почувствовать себя в нем – почувствовать через кожу, снаружи, и потому обходился с ним почти жестоко, не позволяя отдохнуть ни секунды.
Наруто оставил попытки его притормозить, просто жил, оглушенный состоянием, в котором смешалась и предобморочная истома, и горячие импульсы, и судорожные волны удовольствия, и надежда на то, что это никогда не закончится.
Закончилось. Обессиленный Саске, тяжело дыша и слизывая с губ капельки пота, разжал руки и повалился на вздрагивающую спину Наруто, исполосованную влагой и розовым.
Наруто повернул голову и, заметив сонно смыкающиеся ресницы, тоже закрыл глаза и небольшим усилием перевернулся на бок, заставив Саске опрокинуться назад.
Его руку перекрыла и отстранила узкая ладонь, крепко сжавшая ноющий член. Наруто прикусил губу и замер, отдавшись последним и самым острым ощущениям. Вместе с движениями пальцев Саске спустя полминуты по стволу члена полилась быстро остывающая сперма, а Наруто медленно вытянулся, остывая вместе с ней, измученный длительным опасным жаром.
Освободившийся.
Три часа сна – это необходимость, сказал Саске. Заставил Наруто, уставшего и разомлевшего, пойти в душ, и сменил его там чуть позже, уже успев постелить на диване пахнущую кондиционером чистую простынь, кинуть туда пару подушек и свернутое тонкое одеяло.
Наруто ничего не имел против трех часов сна рядом с Саске, улегся и ждал его несколько томительных минут, рассматривая сквозь ресницы очертания знакомой комнаты, всплывшей в памяти, как волшебный остров, который вылезает всюду, где только может расположиться и никуда больше не исчезает.
Саске вернулся, с обновленным лимонным запахом, прохладный, забрался под одеяло и вытянулся, закрыв глаза.
- Света так и нет, - сказал Наруто, пристраивая голову у него на груди. – Но я уже привык.
- Я не знаю, куда они дели свет, - нехотя сказал Саске. – Спи, а... У меня желание выпереть тебя отсюда до прихода Кибы.
- Вот как. – Наруто задумался. – А я его искал-искал... Черт, Омои нашел мне даже Суйгецу, а тут все было так очевидно...
Настала очередь Саске заинтересоваться.
- И как он? – спросил Саске, высвобождая затекшую руку из-под Наруто.
Наруто приподнялся, помогая ему, улегся обратно.
- Хреново. Я с таким в жизни не сталкивался, поэтому не знаю, что делать.
И в нескольких коротких предложениях он обрисовал положение Суйгецу.
Саске молчал, о чем-то думая.
- Ну? – нетерпеливо сказал Наруто, приподнимаясь на локте и заглядывая ему в глаза.
- А с чем ты в жизни сталкивался? – неожиданно спросил Саске.
- С разным, - сдержанно ответил Наруто, вспомнив черный зрачок пистолетного дула, направленного ему точно в лоб. Рассказывать об этом Саске было бы глупо.
- Суйгецу я купил бы пару чеков отменного героина, - сказал Саске, сразу же теряя всякий интерес.
- И что?
- И все.
- Иди ты... – зло сказал Наруто, опрокидываясь назад на подушку. – Саске, я могу понять многое. Я так устроен - наверное, потому что меня самого понять сложно, потому и делаю людям поблажки, но есть вещи, которые я не простил бы даже тебе. Убивать из прихоти... я не пойму.
- Почему? – помолчав, спросил Саске. – У прихотей тоже есть причины.
- И ни одного оправдания.
- Софистика, - лениво сказал Саске и перевернулся на бок.
Наруто тронул пальцами его плечо, скользнул по гладкой приятной на ощупь коже вниз, к излому локтя, задержался, поглаживая.
- Что-нибудь изменится, Саске? – спросил он, глядя на пепельный прямоугольник наглухо закрытой двери напротив. Из-под двери выбивалась полоска мутноватого света. Раннее утро уже катилось по комнатам.
- Нет, - вяло ответил Саске.
- Мы укрепим тропу, - продолжил Наруто, гладя его спину, - найдем оптимальный вес для болида, откатаем эту трассу... пошляемся по миру, поищем новые высоты, но потом непременно вернемся сюда. Год-полтора...
- И сколько времени уйдет на этот проект? – вдруг спросил Саске.
- Ориентировочно закроем в конце зимы. Омои там что-то насчитал. Возьмешь его номер?.. На всякий случай.
- Чтобы потом знать, куда приходить рыдать? – осведомился Саске, не оборачиваясь. – Ты думаешь, мне это надо?
- Не знаю, - пожал плечами Наруто, сползая под одеяло и прикрывая глаза. - Но люди обычно так делают.
- Нет, - категорично отказался Саске, – забудь, Узумаки. Я не собираюсь носить цветочки на сгнивший труп того, кого трахал.
- Я кремируюсь, - пообещал Наруто, вытягиваясь вдоль его тела так, чтобы ощутить тепло кожи полностью. - Я давно Конан бумажку написал по этому поводу. Где сжигать, куда потом выкидывать и кому что достанется.
Саске вдруг вспомнил размазанную косметику вокруг глубоких глаз и мелодичный голос какой-то дамочки с ножами, сосредоточился на образе, и всплыло все остальное – покосившаяся оранжевая вывеска над тяжелыми деревянными дверьми, запах пыли, лака, крови и дыма. Странные мерзкие глаза наркомана в сером тщательно выглаженном костюме.
- Пейн, - сказал он, невольно поджимая губы.
Наруто вздрогнул.
- «Лонгин» - мой нервный узел, - признался он, надеясь, что удастся подобрать нужные слова. – Я пришел туда, чтобы избавиться от боли.
- Настолько было больно? – издевательски спросил Саске, глядя в рассыпающуюся темноту и выступившие очертания прошлого.
- Настолько, – твердо ответил Наруто.
Не верить ему было невозможно.
- И куда ты, блядь?
- Поссать, - со спокойной прямотой ответил Саске и поднялся. – Вернусь, расскажешь мне все от и до. У меня с этим уродом...
«...свои счеты».
И ведь не договорил, смолчал. Убийство по прихоти оправданий не имеет. Мотивацию только.
Поспать не удалось. До самого утра, до первого закинутого ввысь неба Наруто рассказывал, лежа рядом с Саске, с небывалой для него точностью восстанавливая картину прошлого.
Закончил рассказ, закашлялся – горло пересохло. Саске закурил первую сигарету, бессонными безразличными глазами наблюдая за уходящими вверх завитками дыма.
Комната засветлела. Вспыхнули на стене электронные часы – дали электричество.
- Все, - подвел черту Наруто. – Мне пора завязывать с тем Лонгином, в которого верит
Пейн. Пора все менять.
- Отдашь бренд назад? – спросил Саске.
Наруто покачал головой.
- Невыгодно это... и Конан терять не хочется. Она ведет всю документацию, и занимается рассылкой писем, да и вообще ей цены нет... Попробую договориться по-хорошему. Я в это влез, мне и выбираться. Но возьмусь за это уже после проекта. Сейчас что-либо менять – плохая примета.
- Записывай мне номер своего холуя, - неожиданно сказал Саске, подчинившись своей невероятной интуиции. – И поднимайся. Время.
Наруто повернулся, сомкнул руки вокруг его плеч и, дыша любимым запахом, впитывая тепло и наслаждаясь биением близкого сердца, закрыл глаза.
Не умирай. Не умирай.
В прихожей, прощаясь, глаза спрятал. Банальные фразы на язык не ложились, главное было сказано. Саске молча и натянуто ждал, пока он застегнет куртку, подаст на прощание руку, и сжал его ладонь спокойно, легко.
Ну что там – на шею кидаться? Плакать, боль лить? Да ясно все, давно все ясно: люблю.
Так вышло. Знаешь же.
- Увидимся, - накидывая на голову капюшон.
Саске кивнул.
На улице пахло чем-то особенным, свежим чересчур. Резким, как коньячный спирт, пьянящим. Из-под ног разлетались снежные серые хлопья, улица неторопливо лилась навстречу, волоча за собой первых прохожих.
Взревывали разогревающиеся автомобили, тренькнул трамвай, покатил под мост желтым рекламным клубком.
Наруто нацепил наушники, поставил плеер на рандом и зашагал прочь, вдоль рельс и автобусных остановок, разглядывая то отражение витрин в нередких лужах, то небо, отраженное в этих витринах.
В ушах билась медленная, словно нить круглых бусин музыка, рассыпалась, смыкалась вновь... и Наруто казалось, что наушников нет, а просто кто-то написал саундтрек на его жизнь и сегодня утром запустил его на полную громкость, заглушив все остальные звуки.
С недосыпа слегка мутило. В небе серели хлопья реактивного следа.
Выспаться... и – на взлет.
Рядом снова прогрохотал трамвай, остановился, приветливо распахнув дверцы. Наруто поднял голову, увидел номер и вдруг подчинился моментальной шальной мысли – а почему бы... Почему бы не разрубить узел в этот же день – удобный рейс, пара пересадок, станция метро и знакомые переулки, в глубине которых спит «Лонгин».
Натянул на лицо ворот водолазки, забрался внутрь полупустого трамвая – у окошка дремала девушка в белой шапочке, да кто-то серый, безликий, читал газету в самом крайнем ряду. Наруто этот безликий показался знакомым, но тот упорно не поднимал лица от печатных листов, и видно было только его лоб под полями мятой мягкой шляпы, лощеный, словно восковый лоб с прорезанными четко морщинами, да серенькие тонкие брови.
Наруто сел напротив. Окна дребезжали, одинаковые обитые блестящим дерматином сидения оказались твердыми, словно детсадовские стульчики. С поручней свисали скрученные ремни, за которые полагалось держаться стоящим пассажирам. В пустом салоне их петли раскачивались, как удавки.
И только когда мимо проплыли громады серого административного здания, да кончился парк с остатками рябины, безликий аккуратно сложил газету и вдруг сказал:
- Твоя остановка.
Двери распахнулись, и Наруто выскочил на улицу, не справляясь с бешеным боем сердца, ударившего кровью в занывшие виски. Фраза, прогремевшая в трамвае, стерлась из памяти, смылась и потеряла всякий смысл, показавшись талой водой.
А через пару переулков показались тяжелые двери «Лонгина».
Наруто потянул резные вытертые до блеска ручки и исчез внутри.
Вышел он спустя час. Постоял в раздумьях несколько секунд и с трудом развел согнутые плечи. Холодный ветер издевательски распахнул расстегнутую оранжево-серебристую куртку.
- Я знаю, почему Минато погиб, - сказал он вечером Омои.
Сидел, поджав ноги, на низком синем диванчике, задумчивый, собранный зло.
Омои напряг память, восстановил цепь давних событий и вопросительно вскинул глаза.
- Он принял свое решение, а мне оставил возможность искать собственное, - продолжил Наруто, непроизвольно касаясь пальцами ноющих висков. – Решил, что смогу... Да не смогу!
- Наруто, - позвал Омои, - я не понимаю, о чем ты.
- Пиздец, - выругался Наруто, раскидываясь на диванчике. По его плечам растеклись
акварельные розовые линии, начавшие синеть. – Я знать не хочу, с чего начинал Минато, и что пряталось за его спиной, но я теперь точно знаю, что он пытался спасти, уходя... Он поступил безупречно.
- Он умер, - напомнил Омои, садясь ближе, словно магнитом прикованный к недосказанности и тому ощущению напряженности, которым от Наруто било на десять метров кругом.
- Да. – Наруто смотрел вверх остекленевшими спокойными глазами. – Куда уходят легенды... Спросили бы лучше – откуда они приходят? Спросили бы – что мы творим, добираясь до своих целей? И ведь кажется – случайности, необходимости, а на самом деле, сами, все сами... Своими руками... А сверху уже ничерта не увидеть. Пока носом не ткнут. Омои...
Его голос, сохранивший еще мальчишеские хрипловатые нотки, дрогнул.
- Хорошо, что у меня нет детей... хорошо, что никогда не будет...
Омои осталось только обнять его плечи, так явственно отмеченные Саске, и почувствовать, как мокрое от слез лицо прижимается к груди.
- Что произошло? – коротко спросил он.
- Все, - Наруто оттолкнулся от него руками, решительно вытер слезы и улыбнулся. – Закончим проект, и я все расскажу. Я решил... я буду жить долго и счастливо, и умру в один день. Я же хотел пойти по его пути.
***
Три зимних месяца топтались за плечами, все еще протягивая холодные лапы и шепча на ухо осипшим голосом.
Саске ввел для себя обязательный распорядок дня, без которого теперь не мог обходиться.
Ходил в спортзал, на стрельбища, бродил по городу, вслушиваясь в гудение проводов и резонанс железнодорожных мостов. Пару раз выходил на знакомой станции метро и шел обязательным путем – вдоль утреннего мерзлого ряда ларьков, оставив по левую руку пластиковые купола торгового центра. Под ногами рассыпался щебень. В поворотах складских переулков безошибочно находил свой и приземистое здание, обшитое железом, с листов которого свисали клочья желтоватого утеплителя.
Склад молчал. Ржавый засов накрепко держал его двери, объявление об аренде истрепалось и беспомощно билось на ветру.
Окон у склада не было, и приходилось обходить его по периметру, вспоминая расположение стеллажей и компьютерных столов. Киба работал в другом конце города, и тоже на складе, но работой был недоволен. Не нравились ему чужие стены, лестницы и отсутствие бродячих псов, которых там отстреливали нещадно.
Саске устраиваться на работу не торопился. После того, как скомкал и выкинул авиа-билет, позвонил Тензо, сообщив, что – нет, хватит, - он был занят совершенно другим.
Держали на месте слова Наруто о «Лонгине». Саске хорошо представлял себе, на что способен Пейн, и слезать с его пути не собирался.
Конечно, легче всего было явиться к нему в эту подземную нору и перерезать глотку, предварительно переломав все, что можно и нельзя, но Саске никогда не был безрассуден и понимал, что приобрел немаскируемый почерк, по которому круг подозреваемых ощутимо сузился бы.
Оптимальным и любимым решением был огнестрел. Саске стрелял из всего, что стреляло, поэтому выбор был большой, но осторожность опять диктовала свои условия. Нужна была незасвеченная снайперка, родной привычный инструмент, а найти ее в городе за пару недель мог только герой малобюджетного боевика.
Снаряд в одну и ту же воронку два раза не попадает. Искать концов у Хаяте – значит, вывернуть закон выживаемости наизнанку.
Саске бесстрастными глазами разглядывал улицы, дома, людей, видя перед собой один лишь прицел. Заходил в маленькие бары и кабаки, подолгу сидел в одиночестве, отказавшись на период размышлений от спиртного, выбирал безалкогольные коктейли.
В мире беспрестанно валил снег. Хлопьями, комьями, пчелами, сеянкой. Такой снежной зимы не видел еще никто.
Освещенные кафе тонули в сугробах, как елочные игрушки в вате. В небе разливался ледяной зеленый. Люди матерились, скользили, падали, ломали руки и ноги, разбивали головы, и вечно перед Саске на умятом до состояния катка снегу виднелись капли чьей-то крови.
Киба жил рядом тихим хозяйственным привидением. Искренне расстроился, что не смог увидеть Наруто, но его позицию понял – гордость не позволила бы светиться.
- И когда он приедет? – спрашивал, наверное, раза три.
Саске что-то прикидывал в уме и пожимал плечами. Он и сам ждал Наруто, спихнув в сторону все сантименты, ждал его, чтобы получить зеленый свет на задуманное. Пейн должен был успеть передать все права на «Лонгин» ему, под чутким невидимым руководством Саске.
Наруто себя никак не проявлял. Не звонил, не отписывался сообщениями, словно в воду канул, но в теле- и газетных репортажах то и дело появлялись отчеты об этапах подготовки к его проекту.
Саске не желал высказывать перед Кибой свой интерес, поэтому нашел неподалеку от дома спорт-бар и обходился безмолвными новостями оттуда, с огромного плоского экрана, прикрепленного на стене над головами посетителей. Пару раз Саске натыкался взглядом на его взгляд, искаженный расстоянием и искусственной цветопередачей.
Наруто смотрел на весь мир сквозь и поверхностно, явно занятый своими мыслями – улыбался только по-прежнему, так, что сидящие за соседними столиками девушки ахали.
Саске раздражался, перебирался в угол, откуда экран было еле видно, и снова замирал над своим стаканом. Так он проводил целые часы, выкуривая несчетное количество сигарет, и успев мысленно перессориться с самим собой. Что-то внутри все еще протестовало и ехидно нашептывало, что – не хрена было... Вот дурак, зацепил его взглядом на свою голову, взялся же когда-то за него...
Успокаивало то, что ждал – не ради него самого, а ради Пейна.
Саске слишком долго жил прошлым, чтобы забыть наручники на своих запястьях, холодную жесткую ладонь на плечах и страшные слова, после которых умирал же, заживо умирал...
Ледяная ненависть держала Саске на плаву. Он был мстителен, хотя сам считал эту черту тягой к справедливости и только. Наруто бы не одобрил эту ненависть, сравняв ее с прихотью, а Саске и без того было, что скрывать, и эта тайна вбилась в душу, как мороженая неразгруженная фура в понятное и рассортированное помещение склада.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |