- Стеклом? – срывающимся шепотом спросил Наруто, придвигаясь ближе.
- Гильотиной, - ответил Саске и опустил голову.
Черные пряди рассыпались в пальцах, как сожженные в пепел листы. Наруто даже смотрел на ладонь, ожидая увидеть дымные пятна, но их не было. Оставалась только шелковистая прохлада.
Отогревая шрам дыханием, Наруто вспоминал ломкие замерзшие зимние веточки, царапающие северный ветер. Начал он с дыхания – закончил стоном, захлебывающимся и хриплым. Саске упорно не поднимал глаз. Наклонив голову, он трогал языком твердую округлую выпуклость ключицы, а руками вел длинные прерывистые линии по выступающим позвонкам. Спускаясь ниже, находил горячую впадинку между ягодиц, и кончиками пальцев растирал короткие тугие стрелочки кожи, сжимающие анус.
Растекалось и млело внутри, крепко поджимая член и солнечное сплетение.
Саске подставил колени, а теперь развел их – Наруто рефлекторно вцепился крепче, запрокинул голову, стиснув зубы. Он себя чувствовал – обволакивающим. Его руки сжимали сильные плечи Саске, его мышцы сжимали осторожные пальцы, пробравшиеся внутрь медленно и уверенно.
Саске коротко вздохнул и позволил увидеть свое лицо. Бесстрастно-напряженное.
- Блядь такой, - с приглушенной нежной ноткой сказал он.
Теория унижения рассыпалась в прах. Наруто не отдавался и не подчинялся – он принимал и забирал себе. Забирал себе Саске – губами сжимал его губы, терся кожей о его дыхание, ставшее прерывисто-неглубоким. Забирал его в себя – разводя бедра, опускался ниже, чувствуя боль собственного сопротивления.
Замер на мгновение – когда Саске вдруг откинулся назад, расцепив руки. Уже подпаленный возбуждением, уже с нечетким рисунком мира – растаявшего, оставившего только смутно белеющее в темноте любимое тело.
- Веди, - коротко бросил Саске.
Его выгнуло на примятой уже черной траве, стрельчатой бахромой объевшей четкие очертания рук и плеч. Выгнуло так, что обрисовался покатый выступ ребер, срывающийся в плоский вздрагивающий живот.
Наруто наклонился и прошелся телом по всем манящим изгибам: его сдавило, наполнило твердым, разрывающим в сладко-кислые лоскуты. По сведенным плечам покатились быстрые капельки, веки налились тяжестью, и решетка ресниц больше не размыкалась, потому что било дрожью, терзало губы языком и зубами, сбивало с толку сплетением рук: наперекрест. Наперекрест: к затылку Саске, притянуть его ближе, до боли; к спине Наруто, подернуть гладкую кожу малиновой дымкой. К шее Саске, тронуть неглубокую ямку; к бедрам Наруто, вложить ладонь между его разведенных ног. Все это – наталкиваясь друг на друга ежесекундно, меняя жар на травяную прохладу, сцепившись, покачиваясь, живой и гибкой спайкой. Опережая друг друга прикосновениями, не разбираясь больше в тонкостях ласки, раскинув ее сплошной нервущейся тканью, покрывшей все – целиком и полностью. Плечи и спину, влажные неутомимые губы, бока и живот, бедра и колени. По-львиному потираясь виском о бьющийся встревоженной жилкой висок, кусая кончики пальцев, дыша в полупрозрачную кожу запястья.
У Саске сдавило горло, пропал голос – читай по губам. М-о-й. С-у-ка. М-о-й… Никто ведь не узнает. Т-ь-м-а, п-у-с-т-ь у м-е-н-я б-у-д-е-т х-о-т-ь ч-т-о-т-о.
Никто ведь не узнает: бился и мучился незавершенным, свился в шаровую молнию, притягивая ближе, пробиваясь глубже.
Синие глаза блестят рядом, лишенные всей прозрачной реальности, сосредоточенные на животном и первобытном, стянувшем требовательными обручами, горько-сладкими, как латунь. Такое выражение видел много раз, но ни разу не видел, чтобы желание и возбуждение поселило в радужке теплый отблеск лунного камня. Любит… В этом и разница.
М-о-й. К грани подошли: оба, сцепившись. Захватило высотой стремительного падения с раскачанных долгих минут. Все уже влажное, все горькое и пряное, дыхание выгорело, молочная кислота в мышцах и болят губы.
Наруто сдался первым: опрокинулся на спину, превратившись в невероятную вздрагивающую дугу – пропал. На несколько долгих секунд исчез, обкатываемый густыми алыми волнами оргазма.
И потянул Саске за собой – горячо сжался вокруг него, не дал шанса остаться в одиночестве, на краю. Успел выпрямиться и обнять, ласково прикусить плечо, услышать и стон, и оглушительно-быстрое биение сердца.
С одного бока Наруто грела свернутая легкая куртка, с другого – Саске. Над рекой поплыл молочный туман, и что-то плюхалось и возилось в камышах.
- Романтика, - с кислотой в голосе сказал Саске.
Наруто вздохнул и забился под его руку. Ответить Саске – значило бы развести полемику на тему никчемности секса вообще и секса на природе в частности, об унылости гейского существования и отвратительности любых в эту сторону поползновений. Саске был поразительно логичен во всем, что логики не требовало, и хаотичен в попытке выяснить разницу между черным и белым.
Наруто не хотелось об этом думать. Он отдыхал, не шевелясь, прислушиваясь к вялому нытью в колене и успокаивающему шуму в голове. Недавние ледяные шипы подтаяли, легче стало дышать. Саске говорил – мой. Саске так говорил.
- … чтобы не лез наверх.
- Куда? – сонно переспросил Наруто, обнаружив, что пропустил часть фразы.
- Показательное выступление, чтобы не лез наверх, - отчетливо процедил Саске и отвернулся.
Поразмыслив, Наруто приподнялся на локте и заглянул ему в лицо.
- Учиха, ты так не оправдаешься, – весело сказал он. – Посмотри на меня.
- Закрой рот, - разозлился Саске и выдернул из-под Наруто свою куртку. – Пошли домой.
Наруто приподнялся и безбоязненно улегся ему на грудь, прищурился.
- Ты умеешь, - задумчиво сказал он. – Ты все понимаешь, но ничего не хочешь.
- Домыслы, - отрезал Саске. - Ты ничего обо мне не знаешь.
- Знаю. - Наруто прикрыл утомленные глаза.
И тогда Саске решился. Положил ладонь на растрепанный затылок и выговорил:
- Я хочу, чтобы ты мне рассказал... о чем боялся рассказать.
Наруто молчал несколько секунд, потом виновато потерся щекой о его плечо.
- Я забрал эти документы на фуру... - с раскаянием произнес он. - Там что-то было не так, а найти, что именно, не сумел.
- Какая, к херам, фура… - пробормотал Саске. - Это все? Пошли домой.
Отряхивая джинсы от травинок и песка, заметил вскользь:
- Все там нормально в документах. Справился. Теперь, если что, с голоду не подохнешь.
Склад. Глава 27
Солнце томилось над крышами, подвешенное на тонкой нитке перистого следа невидимого самолета. Под солнцем сахарными обломками искрились дома, нежничала с ветром молодая листва. Свет, пробиваясь через красно-белые тенты, становился жарким и розовым. Складки легкой юбки круглились на коленях Сакуры – она закинула ногу на ногу. На пластиковом столе алым ледком отсвечивала волнистая вазочка с подснеженной сливками клубникой. Наруто ограничился колой, и ту уже давно отставил в сторону. Лед истаял в вишневом, стаканчик запотел.
- К вопросу о доверии… - сказал он, продолжая прерванную мысль. – Вовремя Саске меня им обжег. Я, хоть и молчал, но он угадал: да, думал, что доверие необходимо, да еще не просто доверие, а… доверище.
Сакура улыбнулась и тронула ложечкой белый холмик сливок.
- Доверие – это когда люди знают друг о друге все. То есть… - Наруто задумался, потом досадливо пожал плечами. – Я-то объясню, но как-то это грустно…
- Саске тебя спокойно отпустил? – спросила Сакура.
- Он сказал, что я его заебал – хочет побыть один.
- Я бы обиделась, - заметила Сакура, постукивая ложечкой по радужной стенке вазочки.
- Нет… я его понимаю, самому иногда хочется спрятаться, а кругом Учиха. Он все-таки…
- Что? – жадно спросила Сакура, забыв про клубнику.
- Давит, - признался Наруто. – Нервы иногда не выдерживают, все в зелени какой-то.
Он придвинул к себе стаканчик и задумался.
Рассказать, как именно давит Саске – невозможно. Это особенность его характера, его незаменимая черта, которую не выпрямить, как медную проволоку. Саске сам находится под гнетом каких-то обстоятельств и умудряется перекладывать эту тяжесть на других.
- Значит, - начала Сакура, лихорадочно обдумывая признание Наруто. – Значит, дальше будет только хуже. Его манера рассказывать об изменах – это так… - она повела в воздухе рукой. Серебряные кольца браслетов тихонько звякнули. – Это еще детские игры.
Наруто покачал головой, прищурился на подкравшееся солнце.
- К вопросу о доверии, - повторил он. – Саске просто показал мне, что и у доверия должны быть границы. Получается, нельзя требовать от человека, чтобы он вывернулся перед тобой наизнанку. Нельзя лезть глубоко в душу, иначе засосет… захлебнешься.
Сакура помотала головой, снова принимаясь за клубнику.
- Наруто, - нежно сказала она. – Какая же это тогда любовь? Если ты не хочешь знать того, кого любишь?
- Я этого не говорил, - отрезал Наруто. – Вытрись.
Сакура с видом оскорбленной гордости дотянулась до салфетки и демонстративно вытерла губы. Следов помады на салфетке не осталось – дешевой косметикой она теперь не пользовалась.
- Учиха, - поддразнила она. – Был Узумаки, стал Учиха.
- Ой, - деланно умилился Наруто. – Может, ты своими сливками меня на разврат подбиваешь?
- Хорошо бы, - прямо сказала Сакура.
Наруто на минуту умолк, собирая мысли и направляя их в нужную сторону.
Сакура поменяла положение ног, в этом нехитром маневре успев прижаться круглым крепким коленом к колену Наруто.
- Я имел в виду, - продолжил Наруто, - что заставлять человека выкладывать все свои карты – нечестно. И даже любовью тут не оправдаешься. Как это оправдать? Я тебя люблю, поэтому давай, расскажи мне все, все, что было, есть и будет – вместе с тем, о чем говорить и думать больно – утешу ведь! Так?
- Так утешишь ведь, - упрямо сказала Сакура. – И ему уже не будет больно говорить и думать.
- Аргумент, - согласился Наруто и снова надолго умолк.
Сакура расправилась с клубникой, взяла новую салфетку.
- А если нет?
- Что – если нет? – спросила Сакура, складывая салфетку в легкий веер.
- А если не утешу?
Наруто вопросительно наклонил голову и замер, ожидая ответа.
Ответа не было, и он рассудил сам:
- Если я не смогу утешить, то только зря его распотрошу. Я… не настолько в себе уверен, чтобы играть в доверие с Саске. Пусть он остается самим собой – потому что…
Потому что после вечера в «Сайгоне» и акведука Саске вдруг вывернулся непонятной, шершавой стороной. Не стороной – сторонкой, необъяснимой и неуловимой по словам и жестам. Осаживал – редко, но теперь – намного больнее. Не выгонял спать в другую комнату. Наруто засыпал с ним и просыпался с ним, от чего по утрам бродил потерянный и бледный: рядом с Саске его охватывала наркотическая адреналиновая дрожь. При всем желании – не выспишься, потому что неугомонное сердце бьется на износ, а мысли кристаллизуются и царапают душу. А еще Саске начал присматриваться. Наруто ловил на себе его внимательный взгляд и замирал, не зная, чего ожидать. Эти взгляды рождали ощущение встречи с хищником на узкой тропе. Мимо не пройти, потому что за тобой наблюдает нерасшифрованное, разумное и вряд ли сытое, бьет хвостом по гладким бокам.
Остается стоять и ожидать решения силы над разумом. Но хищник лениво отворачивается и, играя лопатками под бархатной шкурой, уходит в заросли. Восхищение красотой и неразгаданной внимательностью пристальных глаз. И радость – не сожрали. Иначе бы и мясо хрустело, и сухожилия бы лопались… Смертельно больно.
Хищник все не нападал, и Наруто начал чувствовать давление кожей и растянутыми до невозможности нервами. Его беспокоило это бездействие, эта длительная игра, к которой
Саске и интерес не терял, и правил не объяснял.
Именно поэтому Наруто с облегчением ушел из дома после короткого «заебал».
Недружелюбия в тоне Саске не было, скорее, удивительная в его случае искренность.
Наруто поверил – Саске хочет побыть один, и не обиделся.
- Он всегда летом такой, - вдруг проговорила Сакура. – Если не хочешь лезть к нему в душу – я скажу. У него где-то в начале июня родители погибли, и он… как будто итоги подводит к этому времени.
Наруто медленно поднял на нее глаза, беспомощно покачал головой.
- И о каком утешении… - не договорив, махнул рукой. – Что у нас дома?
Шизунэ Сакуру не отпустила. Сдала ей комнату, договорившись только об одном: Сакура должна была стараться как можно чаще видеться с Наруто. Персиковые обои, запах духов и пудры – все это быстро выжило из комнаты напоминания о Наруто, и остался лишь монорельс. На фоне девичьих безделушек он выглядел нелепо и дико, но Шизунэ уронила: пусть… И монорельс остался.
Пока Сакура делилась нехитрыми житейскими новостями, Наруто разглядывал браслеты на ее запястьях и думал: Саске подводит итоги. Саске – снова и опять плохо. Это была вторая его особенность, которая удивляла Наруто: Саске всегда было плохо. Иногда казалось, что с рождения. Саске выходил из депрессии только для того, чтобы влипнуть в следующую, а в промежутках настойчиво искал причин пострадать. Наруто заметил, что он избегает всего, что может приносить радость. Задергивает шторы, не желая видеть солнечный свет, брезгливо обходит цветущие парки, из всей телевизионной программы выбирает только триллеры и боевики. Видео, хранившееся у него на компе, разнообразием и оптимизмом тоже не баловало. Восемь частей «Ликов смерти» Саске откомментировал: дрянь, - но так и не удалил. Наруто не осилил даже первую часть.
Пятнадцати минут просмотра ему хватило, чтобы понять – он не способен воспринимать людей мясом и ничего не может с этим поделать. Для него люди были, в первую очередь, индивидуальными и исключительными формами сознания, и равнять их под одну гребенку за счет внутренних органов он не собирался.
Саске же фыркнул: все одинаковые, Наруто, я тебе сто раз говорил… И снова ушел на дно своей глубоководной души, не проявляя признаков жизни.
Его мрачность должна была бы наложить отпечаток и на самого Наруто, но в силу вступила тяга к справедливости. Справедливость требовала дышать, не задыхаясь, любить безошибочно и жить скоропостижно, но весело. И все это – в траурном обрамлении Саске.
Знай бы Наруто, что внимательность Саске – всего лишь первая робкая попытка научиться яркости чувств и души, он бы понял и не пытался защититься. Но он не знал – поэтому скрестившиеся было дороги начали расходиться, и невольным виновником этому теперь был сам Наруто.
Ему было легко и свободно здесь, под красными тентами, с несложной и дружелюбной Сакурой, но не дома, рядом с замкнутым и часто не по делу жестоким Саске.
Саске было практически невозможно чем-то заинтересовать, добиться от него какого-то отклика – еще сложнее. Порой Наруто казалось, что он общается с мебелью. Шкафом или креслом. Простенькие повседневные диалоги с ним не давались. Саске предпочитал отмалчиваться или сразу обрывал попытку такого общения.
Наруто начал понимать, что молодые крапивные ростки его любви выросли, потемнели и перестали жалить. Причиной был снова появившийся страх и отсутствие какой-либо отдачи. После памятного вечера у акведука Саске снова охладел к чувственности, и секс с ним стал злым и болезненным.
-…а Цунадэ сказала, что менять надо всю посуду. Купить один набор… Мы решили, что тогда уж два: белый и синий, к примеру. Праздничный и повседневный. Я видела хороший набор, под деревню, в клеточку и с подсолнухами…
Наруто отчетливо представил себе кухню, свой любимый уголок, кремовую вазу, наполненную тюльпанами, уютный свет и синюю чашку с черным кофе.
- Пойдем кофе выпьем где-нибудь, - сказал он, поднимаясь.
- Саске не любит кофе, - напомнила Сакура, подхватывая блестящую сумочку.
- Знаю… и покупать не дает. Приходится так…
Наруто не смог заметить надлома, случившегося в Саске, а надлом был, и сам Саске с затаившимся ужасом ощущал, как ширится в его плотной ледовой корке трещина, как заливает ее талой потеплевшей водой. Решение пустить Наруто в свою жизнь по настоящему, без оговорок, тяжело далось и принесло непоправимые результаты.
Раскрыться и выразить свое тепло Саске не мог, и из последних сил держал заслоны, понимая, что тонет, что не справляется, и этим объяснялись его перепады настроения, сухость и страшная внимательность. Оценить – оценить Наруто, осознать, на что решился и что принял. Этим Саске и занимался, сдерживая себя даже в сексе, боясь, что просто не вынесет еще и нежности – вдобавок ко всему, разрывающему его на части.
Одновременно с этим Саске начал понимать, что Наруто отдаляется, что уже не так упорен в своем желании доказать любовь и не борется за положенную ему ласку, принимая то, что есть - без особенного энтузиазма.
Саске с мрачным цинизмом размышлял о том, что был прав – никто его не выдержит, ни у кого не хватит терпения, никому не нужна эта нервотрепка, и Наруто сбежит, подтверждая общее правило. Только мысли об этом почему-то не приносили прежнего удовлетворения.
Талая потеплевшая вода превращалась в ртуть, и Саске задыхался от ее ядовитых паров, терзая себя самыми острыми гранями истины: никому не нужен, никто, невозможно, нельзя верить…
Но лопнувший лед было уже не спаять. Саске болел душой и проклинал себя, боясь произнести лишнее слово, чтобы это проклятие не вырвалось и не было произнесено вслух.
Июнь подбросил новую проблему. Саске тяжело переживал эти жаркие дни, вспоминая, что именно с них, мягких, летних, кошачьих и начала ломаться его судьба. Каждый июнь
Саске пытался подшить в памяти прожитое и свершенное, и каждый раз приходил к выводу, что память ему побаловать нечем. В этот раз дело обстояло еще хуже – Саске точно знал, что стоит вписать в страницы своей судьбы на этот раз, но боялся, что сразу после этого на них придется поставить точку – Наруто не справлялся.
Его уход – дело времени.
Ртуть закипала, Саске бледнел и закрывался в комнате, не желая ни видеть, ни слышать Наруто.
Наруто пережидал такие моменты за компьютером – играл в любимые им стратегии или бродил по сайтам. Изредка, начитавшись блогов, выкрикивал через дверь какой-нибудь вопрос:
- Саске, я не понял – как мужик может быть феминистом?
Или:
- Было две фигни: матриархат… и?..
Саске сжимал зубы и отмалчивался: он не мог думать о феминистах и матриархате, пока внутри кипела ядовитая ртуть, трещины на льду ширились, а собственная открывшаяся глубина сулила падение на самое дно.
…Закончив рассказывать, Сакура посмотрела на Наруто.
- А на работе как?
- Как обычно.
Наруто остановился возле бежевой вывески кофейни, но Сакура потянула его за рукав.
- Хочу коктейль, - сказала она. – Чуть дальше бар… Получишь там свой кофе.
Наруто пожал плечами. Мысли о Саске вертелись в голове, опутывая крупноячеистой сетью с россыпью мелких крючков.
- Как обычно…
Рассказывать было нечего, потому что жизнь склада разнообразием не баловала. Сакура понимающе кивнула и увлекла его в небольшой бар, старательно стилизованный под тропический райский уголок. На входе их встретили войлочные пальмы, на стенах распускали крылья алые и белые попугаи, вились лианы и светило тропическое апельсиновое солнце.
Сакура задумчиво склонилась над пестрым меню, покусала кончики пальцев.
- Наруто, мне хочется коктейль, но я же не могу пить одна, - она виновато улыбнулась. – Знаешь, в одиночку только алкоголики пьют… Может, за компанию? Кофе и коньяк. Кофе и ром?
- Лучше коньяк, - автоматически проговорил Наруто, удивленный ее внезапной уверенностью и вкрадчивым голосом.
Пальмы и лианы, зеленоватые аквариумные тени превратили Сакуру в тропическую рыбку – ярче стали волосы, шелковая маечка заблестела матовым алым, губы порозовели совсем не искусственно.
- Спасибо, - Сакура отодвинула меню. – Я обычно занята, времени мало, поэтому очень рада, что ты меня вытащил. Не знаю, что бы я без тебя делала…
Наруто выпрямился, пытаясь разгадать появившиеся в Сакуре новые черточки – что-то изменилось и изменилось всерьез, и изменилось приятно…
Но Сакура лишь улыбнулась и опустила ресницы.
Она пила легкие коктейли, пила медленно и со вкусом – и просила подозвать официанта, чтобы поменять пепельницу или принести мороженое, которое отодвинула и так и не прикоснулась, и каждый раз просила – еще коньяк, пожалуйста.
Наруто сдался после четвертого раза и показал руками «тайм-аут». Сакура кивнула.
- Тебе не обязательно пить что-то крепкое, - сказала она. – Давай… - ее пальчик скользнул по строчкам меню. – «Лагуну»?
- Я непьющий, - ответил Наруто. – Давай «Лагуну».
Принесли «Лагуну». Наруто опьянел как-то сразу, с первых глотков. Если от коньяка просто грело изнутри, то коктейль вполз в голову и расположился там радостным и волнующим туманом. Сидящая напротив Сакура тоже заблестела глазами, стала раскованнее – или так просто казалось?
Белые и красные попугаи слетели со стен и запорхали рядом, касаясь суетливыми крыльями лица, лианы заплясали, пальмы стали веселыми, зеленоватый свет заискрился.
Наруто не заметил, как один коктейль сменился другим, как Сакура вдруг погрустнела и подперла кулачком подбородок, понимающе кивая. Она спрашивала о Саске, и Наруто молчать уже не мог.
- Доверие! – он нащупал зажигалку и снова бросил ее на стол. – Он меня им чуть не прикончил. Что люди… нормальные люди с нормальными людьми делают с изменами?
- По-разному, - ответила Сакура. – Надо же как-то бороться…
- Не надо, - отрезал Наруто, хватаясь за стакан. - Бороться… драться, что ли? Истерику? Я на бабу похож?
Он задал вопрос таким тоном, что Сакура испуганно замотала головой: нет, не похож.
- Вот, - сказал Наруто удовлетворенно. – Не похож. Что бы вы там себе ни думали! Ты, и все… Может, нормальные люди с нормальными людьми как-то… решают. А у меня – Саске… Уйти – я никогда не уйду.
Сакура поджала губы.
- Не уйду… - почему-то шепотом повторил Наруто. – Доверие… я его спрашивать и понимать теперь боюсь, ясно? Он что угодно сказать может, а я живой, ч-черт… я живой…
Сакура кивком подтвердила: да, живее некуда.
- По его правилам – я могу без минета и без… С презервативами. И что это? Да, блядь: один направо, другой налево, и что дальше? Грязь же - а нас не будет. По одиночке будем, но не будет нас… И все равно я пытался… Слишком больно было, что ли. Только… еще хреновее стало.
- Саске не ревнивый, - подсказала Сакура.
- Он… никакой, - злобно сказал Наруто.
Наруто подхватило и поволокло, вместе с соком лайма, вместе с веселыми разноцветными попугаями и какой-то дикой сальсой. Пришлось схватиться за тонкую руку Сакуры, и она повлекла за собой.
- Поспать-поспать, - шептала она.
Ее стало много – она касалась бедром бедра, она подставила округлую прохладную талию, она поддержала руку обнаженным плечом, она говорила на ухо, касаясь губами мочки.
Она вела за собой, и Наруто молчал, подчиняясь. От сказанных слов стало горько и тошно – словно права не имел, не имел никакого права говорить о Саске… так. Наруто поднимал голову и узнавал улицы – аптеки и магазинчики, узнал и желтую лепнину метро. Узнал белую башню.
В лифте Сакура прижалась гибким телом и легко и естественно потянулась за поцелуем, сложив руки у Наруто на груди. Наруто почему-то ответил на поцелуй. Губы у нее были тонкие и очень мягкие, несопротивляющиеся, с пресным теплым вкусом.
Она сказала важное: если бы не ты… без тебя.
Попугаи из бара переселились в голову и там продолжали хлопать крыльями, заглушая рассудок. Наруто слышал звон ключей, увидел покачнувшуюся прихожую. Под него услужливо сунулся упругий диванчик, а Сакура оказалась сверху, шелковистая и нежная, снова коснулась губами губ…
Наруто понял – если продолжать в том же духе, его просто-напросто вывернет. Вяло отмахнулся, поднялся и, пошатываясь, побрел в ванную.
- Ты скоро? – крикнула Сакура вслед.
Под тугой струей ледяной воды он стоял минут пятнадцать. Медленно вытер волосы полотенцем, отдышался.
В кармане джинсов забился-завибрировал мобильник, и Наруто поднял трубку, не глядя на высветившийся номер.
- Кто там? – спросил он.
- Придешь домой бухой – выгоню, - моментально отозвался Саске, различив протяжные нотки в знакомом голосе.
- Прости, - искренне сказал Наруто, сползая по холодной кафельной стенке. – Прости, Саске… Я сказал не то, что думал… Я сказал – никт…
- Тихо, - перебил его Саске. – Прекращай.
- Я не мог думать, если бы не пережрал, не знаю, что вышло…
- Прекращай, - повторил Саске. – Мне без разницы.
Наруто сжался в углу, уткнулся лбом в никелированную тонкую трубу.
- Почему?
Саске помолчал немного.
- Потому что я знал. Не хочешь возвращаться – не возвращайся.
Наруто прикрыл глаза и увидел его губы, выговаривающие эти слова. Увидел линию подбородка и прядь волос. Увидел полутьму комнаты и тишину замершей квартиры.
Видение исчезло – в трубке запели гудки.
Тихонько подошедшая Сакура посмотрела в глаза Наруто и выговорила испуганно:
- Что?
- Ни-че-го, - раздельно ответил Наруто, поднялся и отвел ее рукой.
День давно перевалил за половину и стал гладким боком румяного яблока. Солнце укоризненно гасло, облака подсветило вольфрамовыми нитями. Наруто прошел пешком половину города – даже ноги заныли, но голова успела проясниться. Чтобы окончательно протрезветь, он купил мороженое и съел его, не чувствуя вкуса. Рябины в парке уже отцвели, вечерний воздух наполнился детскими голосами и смехом.
Несколько раз он останавливался и вытаскивал телефон – казалось, верные слова подобраны, но каждый раз убирал его в карман, так и не позвонив.
Его вело вперед уверенно, словно поезд по рельсам – не свернуть, не остановиться посередине. К Саске. Но как бы ни тянуло к нему, Наруто опустился на скамейку у подъезда и просидел неподвижно до самого фиолетового вечера – решился вернуться, только полностью убедившись в верности своих выводов.
Саске молча впустил его и тут же скрылся в комнате, откуда неслись звуки перестрелки – работал телевизор.
Зеркала больше не было, поэтому Наруто разувался долго. По пять минут тянул шнурки кроссовок, обдумывая все, что сейчас необходимо будет сказать. Выходило много и сумбурно – и все никак не вязалось одно с другим, да еще и жгучее желание прижаться к Саске, обнять его… А неизвестно – чем кончится. Может, спать сегодня снова на узкой кушетке в комнате с компьютером…
Саске лежал на диване, подложив руку под голову. У него было спокойное лицо, лицо безмятежного призрака.
- Протрезвел? – спросил он, когда Наруто прошел в комнату. – Уйди оттуда, не загораживай мне телевизор.
- Я… да… Я пить не умею. Крепкого выпил мало, а потом только коктейль, и все равно…
- Понижение, - сказал Саске. – Пошел на понижение. Неудивительно. Ляг и заткнись.
Наруто облегченно выдохнул и забрался на диван, прижался к груди Саске и обнял его одной рукой. Синее мерцание – такое знакомое, ровное дыхание – любимое, горьковатый запах – успокаивающий…
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |