- Все! – вполне нормальным голосом выкрикнул Суйгецу и замер.
- Молодец, - ответил Саске, отступая.
- Блядь… черт… - Суйгецу, дрожа, оперся руками о стену и опустил голову. – Надоело-то как… И остановиться не могу… Третьи сутки… без сна. Черт…
По его лицу вместе с каплями воды пробежалась жалкая болезненная судорога, мокрые волосы прилипли ко лбу, под ресницами поселился ужас, рожденный то ли инстинктом самосохранения, то ли просто болью.
Саске прислонился к стене рядом с ним, протянул дымящуюся сигарету.
- Изо дня в день, - шепотом выкрикнул Суйгецу. – Не могу больше. Болит все… Я не человек, я ливер…
- Какой бред, - повторил Саске и затушил сигарету. – Пойдем проветримся.
В ближайшей аптеке Саске купил несколько упаковок аскорбинки, а в куцем ларьке рядом
– две банки энергетика. Уличная медицина имеет свои особенности.
Суйгецу сгрыз аскорбинки и посветлел глазами.
За клубом пыльные бордюры охраняли зеленую волнующуюся полосу. Туда и присели, напротив сытых охранных иномарок.
- Пьет человек, - говорил Суйгецу, кусая алюминиевую удавку банки. – Пьет-пьет-пьет. День-сутки-неделю. Денег нет, работы нет. Макароны на кухне слиплись. Тошнит. Прожег ковер, заблевал сортир – не по-пьяни, - с утреца! И лет ему штук пятнадцать. От бабки достался невъебический рыжий фолиант…
…А в газетах скромные столбики «куплю старину-антиквариат». С точки алкоголиков и наркоманов антиквариат – это то, что грязное и сломанное. Сами скупщики так не считают, поэтому от привозимых редкостей воротят нос и кривят морду, и – если повезет, - отсчитывают три мятые бумажки. Фолиант же гордо нес на титульном листе оттиск года, восходящего к мезозою. Содержал он, естественно, церковную мутотень, и бабкой ценился на вес жизни. Связано с ним было что-то такое, экстраординарное, - то ли кто-то сдох, его защищая и залил теплой кровью равнодушные страницы… Вон, и пятна есть.
Темные, как вареная сгущенка. То ли просто подарил особо впечатляющий любовью воздыхатель. Подарил – той, которая жила до сотворения мира, судя по дате. Или сдох – тогда же. Из поколения в поколение, бубнила бабка и утирала глаза кончиком жидковатого волосяного хвостика.
И лежал тот фолиант возле ящика, в котором ранее хранились потемневшие серебряные ложечки.
Скупщик принял книгу с благоговейным безразличием. Слюнил и листал страницы, пыхтел и думал, а в итоге вынул из кармана тугую денежную кубышку.
Денег стало много – так много, что не оставалось даже на еду. На кухне все так же кисли макароны, пустая хлебница покосилась и почему-то рухнула в раковину, и ковер теперь прожигала веселая бесшабашная толпа, бьющая рюмки бронзового стекла.
Бабка умерла слишком рано.
Толпа рассосалась на пятый день, оставив хозяина квартиры наедине с лопнувшим шкафом, мятыми одеялами и пустыми бутылками. В квартире недоставало музыкального центра и фарфоровых блюдечек.
Желудочный сок жег глотку, сердце распухло и трепыхалось в горле, а через виски протянули раскаленную проволоку…
- И тогда появилась мысль: спирт. В крови должен содержаться спирт. Ее было много. Стакан, второй стакан, потом рюмка… Похмелье.
Саске искоса посмотрел на запястья Суйгецу: белые полосы…
- Это была странная мысль, - сказал Суйгецу. – Но это – вся наша жизнь. Не только моя, но и твоя, Саске. Мы похмеляемся собственной кровью.
Саске вынул из кармана новенький мобильник и посмотрел на экранчик. Глухо.
- Не умеешь жить – не живи! - сказал Суйгецу, распаляясь. – Не хватает мозгов этого понять – похмеляйся. Ты думаешь, я один такой? Нас – тысячи. По всему городу тысячи, и ты в нашем списке не на последнем месте.
Он рванул плоскую серебряную цепочку, охранявшую белое горло. Легкие колечки с шелестом осыпались на асфальт.
- Вот и все, - равнодушно сказал он. – Нет звеньев – нет целого. Что скажешь?
- Кислятина помойная, - сказал Саске и поднялся, смяв свою опустевшую банку.
- У тебя тоже ничего нет… - бормотал Суйгецу, шагая за ним. – Ты никто… ты такой же никто…
Никто не спорит.
Суйгецу явно было не по себе от недавней вспышки. Вернувшись в клуб, он поник и сгорбился за высоким лиловым бокалом. Саске еще раз проверил мобильник - глухо. Из-под полуопущенных равнодушных ресниц пробежался взглядом по толпе. Блядь. Блядь такой.
- За Наруто можешь не беспокоиться, - вяло сказал Суйгецу. – Он, зараза такая, ко всему привыкает… Не потеряется.
Сладкий тянущий вкус ликера смешался с горьким черным портером.
- Вы как с ним?.. Один налево, другой налево? По такой схеме?
- Похоже, - сказал Саске.
Суйгецу поднял глаза, привстал, глядя куда-то в сторону.
- Не похоже, а так и есть, - подытожил он. – Твоя единственная неудача, Саске…
Хаку был единственной неудачей Саске – в самом примитивном смысле этого слова. Этому мальчику траурной красоты Учихи не хватило, и Саске быстро и незаметно отступил, поняв, что иначе его крах будет слишком очевиден, а провалов он не любил. Хаку смотрел на него как на уникальный девайс, хорошо сработанный, обгоняющий собратьев по функциональным характеристикам, но, увы, нелицензионный. Взять его силой – значило бы потерять половину положенного удовольствия, потому что Хаку был хорош именно в своем заморожено-снисходительном виде, в котором напоминал черешню со льдом. Стойкая с ним ассоциация: тугая и спелая мякоть, с еле заметной солнечной горчинкой, тонкой кожицей и сладким соком.
Хаку держался царственным особняком и никого особо к себе не подпускал. Саске смутно понимал, чего именно ему не хватает для того, чтобы порвать жопу этого парня, но не стал ничего менять: собранная цельность характера была дороже.
- Ты хоть понял, кого подобрал? – Суйгецу ухмыльнулся.
Саске обернулся и сразу нашел взглядом Наруто. Его поставленное на стул колено, вышитое тонкими лазерами и обтянутое пастелью светлых джинсов. Его мальчишеский красивый профиль. Его волосы, вызолоченные синим. Его улыбка… Правда, улыбка не его. Не видел Саске раньше такой – обещающей и искренней. Хаку слушает, внимательным вишневым взглядом наблюдая за короткими сильными жестами Наруто.
Розовый блик лежит на обнаженном сползшей белой футболке плече. Футболка цвета голубого снега, а под ней гибкое нежное тело мальчика, который оказался единственной неудачей Саске.
Наруто вдруг повернулся, словно почувствовав на себе чужой взгляд – в его посерьезневшее лицо ударила фронтальная вспышка осветительных рамп.
- Да уж… - не удержался Суйгецу. – Вырос пацан. Притрется – его здесь на части рвать будут. Ты-то как тот вечерок провел?
Пришлось вспомнить. Было все – как обычно. Терлось в душе ненасытное и жестокое.
Бессильно хотелось сказать кому-нибудь «доверься». Наруто такого не скажешь, Наруто не отымешь, едва расстегнув ширинку. Он – в твоем мире, куда совсем не хочется тащить грязь. Он заставил разбить зеркало и расплатиться в травмпункте. Он спал рядом, сжимая пальцами запястье, он сидел на полу, пытаясь разобраться в незнакомых ему правилах карточной игры. Он – другое. Ему не скажешь «доверься». А слово это засело в мозгу ржавым гвоздем и терзает нервные центры с самого детства.
Так представлялось: сильные руки на обнаженном теле, потайная ласка – где угодно – в раздевалке, в душе, в опустевшем зале, на холодных матах… Отдал бы себя где угодно, и спусковым крючком могло послужить это слово – доверься. Если бы Какаси произнес его хоть раз…
С тех пор и хочется сказать самому, а потом – просто отодрать. Выебать.
Узкий тонкокостный парень сдался сразу и без боя, но долго мяукал что-то на тему СПИДа и трясло его отчетливо. Клетка СПИДа меньше клетки латекса, говорил он и всхлипывал. Саске плохо разбирался в биологии, но даже для него это прозвучало абсурдом. Парень просто боялся. Новичок в избранном пути, парень хотел от Саске гарантий всему и сразу. Хотел, чтобы не было больно, хотел, чтобы было чисто и приятно, хотел, чтобы никто не узнал, хотел, чтобы могли встретиться еще раз. Все это Саске пропустил мимо ушей, отрывая зубами блестящий уголок от упаковки презерватива.
Думалось: Наруто ничего не будет. Должен же понимать…
Думалось: как бы починить этот видак?
Думалось: доверие. Правильно. Наруто хотел доверия – а это его часть. И снова все без обмана.
Думалось: Итачи сказал – зря ты ему доверяешь. Сказал – у него есть то, о чем он боится рассказать. Сказал – доказательства предоставить?
Отказался.
И встретился с ним зря. До побелевшей ненависти всматривался в лицо брата.
Бессмысленно.
Узкобедрый парень выл в прикушенный кулак и надолго задерживал дыхание…
Наруто утром задумчиво перечитал лист с правилами и спросил:
- А я?..
- Делай что хочешь, - ответил Саске. – По моей схеме: презерватив, без орального секса.
Это было серьезным послаблением, но иначе – никак. Никак не вывернуться, никак не продемонстрировать свое безразличие.
Саске не знал: остаток ночи Наруто провел, превратившись в камень, с клубком гремучих змей вместо мышц и соляной кислотой в венах. Такой боли Саске не знал. Не знал, как беспощадно воображение и чем оно способно угостить. Не знал, что Наруто видел – как в черно-белом страшном фильме видел этот неверный секс, видел не то, что было на самом деле, не быстрое и жесткое удовлетворение, а потустороннюю ласку. Видел влекущее протяжное движение – знакомой ладони по чужому бедру.
И сгорал, с каждым вдохом зачем-то возрождаясь заново, как осатаневший от ожогов феникс, проклинающий свою способность жить.
- Все как обычно, - пробормотал Саске в ответ на вопрос Суйгецу.
Спину жгло. Сливочный ликер помертвел. Что-то шло не так. В голову же не приходило, что Наруто способен воспользоваться предоставленной свободой – а как же его любовь, в гроб его в три четверти?! Как же его светлое чувство? Светлое чувство светлого мальчика, улыбка которого – кинь ее на передовицы газет и журналов, заставит людей снова и снова обращаться к обложке, забывая о статьях? И когда он успел оказаться таким – уверенным и невероятно притягательным?
Саске, не оборачиваясь, попытался вспомнить, в чем Наруто одет. Перед выходом сказал ему – джинсы подверни. Саске терпеть не мог, когда фирменная нашивка на кедах язычком подпирала кромку штанин. Наруто наклонился и поправил джинсы. Линялые бело-голубые джинсы, обтянувшие его с геометрической точностью. Подняться выше… Он возился с молнией. Серебристая тропинка молнии на черной подпаленной пеплом рубашке. Втертая в швы огненная дымка. Застегнул до середины груди – гладкой, с выступающими планками ключиц. Прошелся ладонью по волосам.
Наруто. На склад пришел – смотрел недоуменно, прятал вздрагивающие ладони. Был разным: к Кибе приходил отчаявшимся, с растертым снежным ветром голосом. Сине-оранжевая куртка, прошнурованные штаны. И снова – беззащитный. На работе завязывал лямки комбинезона твердыми узлами, чуть повыше застежки. Был внимательным, брел по железнодорожному мосту, поглядывая вниз. Разным – и всегда одинаковым. Наруто и
Наруто. Много слов – мало толку, целый набор восторженного бреда, искусанные от переживаний губы, старательно скрываемая неловкость – долго не мог восстановить левую руку.
Чем он жил все это время, что вертелось в светловолосой голове? Чего он хочет?
Наруто, опустевший и бессильный. Опустился на руки теплой тяжестью, на губах выступила тонкая горизонтальная полосочка то ли слюны, то ли пены, белая на белом. Перекрестья железнодорожных лучей выключили его, словно кто-то равнодушный нажал на reset. Саске тогда держал его, прижимая к перилам и думал: мать же твою… твою мать… как же ты будешь жить дальше?.. А главное – какая сука доверила тебе машину?
Веки Наруто потухли и проступило отчетливо-синее, а Саске дрожал от злобы на мир и его блядские законы, на саму жизнь, которая вкладывает людям в голову смелые мечты, и оставляет за собой право походя сбрасывать работу системы.
И главное – кому?
Наруто оставил кассету на столе. Старая кассета с яркой полустертой наклейкой. «Куда уходят легенды? Желтая Молния». Саске припомнил что-то, связанное с гонками, и не поленился – забил название в поисковик. Для скачки фильм был недоступен, зато множество сайтов наперебой предлагали информацию о погибшем гонщике. Фотогалереи хранили открытый взгляд веселых глаз – так смотрит и Наруто, если его окликнуть, застав врасплох. Рядом фото искореженного болида и дымящиеся ограждения. И снова он – движение пальцев остановилось у подбородка, у застежки подшлемника. Что угодно: фото, репортажи, интервью, спортивные и бизнес-статьи, но ни слова о семье.
И фамилия у Наруто другая, но сомнений быть не может. Тот самый веселый взгляд, все та же прямота. А еще – на поздних фотографиях, на фото со съемочных площадок, среди камер, рельс и софитов, он придавлен чем-то страшным. Выпрямлены плечи и спина, но искусанные губы в розовых полосках.
Дата смерти. Наруто пять лет. Наверное, он сидит дома и играется в машинки, а где-то в ущелье валяются горелые куски металла. На одном – уцелевшая синяя полоса. Лопнувшие швы и высоко задранные вверх искореженные лопасти, похожие на опаленные лапки гигантского паука. Гибель каскадерской группы – неразгаданная загадка прошлого.
Отличная погода, прошедший технический осмотр вертолет. Горные лисы выглядывают из каменных трещин, учуяв запах свежего мяса. Маленькая деталь: за пятнадцать минут до катастрофы пилота сменяет Минато, кинув в волны радиосвязи что-то неясное. «Я даже этого не могу, пусть за меня…», - он сказал. Переспросить диспетчеру не удалось.
Вертолет юзом ушел с маршрута, боком завалился на каменный выступ, а потом скатился вниз, увлекая за собой радостно грохочущий камнепад.
Спасательные тросы и яркие куртки. Солнце в горах греет холодом, за выжженной линией земли куцые колючие кусты. Медленно переворачивая обломки, люди ходят, пригнувшись, как гуси, и непрозрачными перчатками подбирают что-то, укладывая в пластиковые пакеты.
Саске заинтересовался. В другой комнате Наруто читал про волосатые кактусы, подперев подбородок руками и безжизненно водя глазами по сливающимся строчкам.
На запрос о семейном положении Минато поисковики выдали уйму разрозненной информации, половина которой носила чисто предположительный характер. Кто-то невидимой, но твердой рукой смел из доступных источников всю достоверность. Был женат однажды. Был женат дважды. Жена-каскадер погибла на съемках фильма «Атлантида». Жена – известный реставратор, интервью не дает. На съемках «Атлантиды» несчастных случаев не было! Никогда не был женат.
Саске задумался. Официально подтвержденной информации не было вовсе. Все, что ему удалось найти, описывалось на частных блогах и сайтах, без ссылок на авторитетные первоисточники. Фамилия Наруто редкостью в киношных кругах не являлась: ее носила дюжина баб разных возрастов, мастей и степеней свежести. В съемках «Атлантиды» участвовали сестры-близнецы, страхующие актрису, изображавшую доморощенную Лару Крофт, перерывшую шельф в поисках затонувшей легенды. Фотографии близняшек были – одинаковые кудрявые блондиночки с дерзкой складкой губ.
Проще всего было спросить обо всем у Наруто, но Саске медлил, возвращаясь к прочитанному и перескакивая с сайта на сайт.
Наконец ему повезло. В архивах дешевого хостинга нашелся маленьких файлообменник, хранивший несколько фотографий, отличавшихся от других по содержанию.
Над одной из них Саске просидел минут пятнадцать. Он и не предполагал, что Цунадэ может быть такой. Сияющие глаза-звезды, гордая улыбка на губах, небрежно откинутые ветром волосы. Высоко поднятый подбородок и сдержанное довольство, вычерченное всей ее позой. Она замерла на широкой белой лестнице. Казалось, еще миг – и сурово сожмет губы, нахмурится, скрывая свои эмоции. Внизу распластавшийся на асфальте супер-кар, и он – с лукавой улыбкой.
Первое место. Чемпион мира.
Любила она его явно и неприкрыто. Надо же… И кем же он ей был? И кто ей Наруто?
Опять он. Вполоборота, с ищущим внимательным взглядом. Несколько радостно-оживленных фигурок вокруг и тонкий женский профиль. Длинные тяжелые волосы скрывают узкую спину, на плечах вечерние тонкие полоски.
И эта любила.
Женщины… судя по фото, бабья там напихалось немало. А выбрал он, получается, матушку Наруто…
«М: Каскадер – профессия. Профессия, которой нигде не учат. (Смеется) Гонщики, спортсмены, мастера боевых искусств – заготовки каскадера. Но у каждого из нас – свое…
В душе, понимаете? Если я родился гонщиком, я им и умру. Замены, компромиссы, обходные пути – это не экранизация мечты, а вариация на тему. Кто-то получает травму, кто-то теряет кураж, кто-то сбит с трассы жизнью. Работаем – да. Но мы калеки в этой профессии, а она достойна большего. К ней тоже должны приходить душой, выбирать раз и навсегда.
К: У вас появилась новая идея?
М: Да. Скинемся-оформим, договоримся с киношниками, найдем спонсоров, добьемся государственной аккредитации.
К: Вы говорите об учебном заведении с каскадерским профилем?
М: Догадалась! (Смеется)
К: Трудности не пугают? В нашей стране аналогов таким заведениям нет.
М: Будем первыми».
За год до смерти.
«К: Умеете все?
М: Учусь всему. В первую очередь скорости. При необходимости и вертушку вытяну – тоже учился».
За полгода до смерти.
Саске закрыл все окна и удалил все ссылки. Наруто наверняка знает это наизусть. То, чего он не знает, хранится на кассете.
И все это живет в Наруто. Все это в нем, записано невидимыми шифрами и кодами, запечатано для посторонних глаз и открывается только в том самом взгляде – если окликнуть, застав врасплох.
Застать врасплох. Саске качнул головой, отвлекаясь от мыслей, и обернулся. Наруто поблизости не было. Суйгецу показал руками «коробочку». «Коробочки» открывались просто. Нужно было подняться на третий этаж, взять коктейль и оставить усталому бармену несколько купюр. Бармен кивал в сторону, равнодушно говорил:
- Третий справа.
Пройдя вдоль ряда обитых лакированным деревом китайских фонариков, сворачиваешь направо и находишь «коробочку» - крошечную приват-кабинку, с маленьким низким столиком и парой широких тугих диванов. Никто не потревожит, на то и существует бармен-распределитель, напрямую связанный с охраной.
Бармен знал Саске, а Саске знал бармена. Их давнее и порой излишне близкое знакомство дало зеленый свет на вход в занятую «коробочку».
Хаку действительно был удивительно хорош. Тоненький, напряженный, он лежал на диванчике, заключенный в «замок». Наруто сдавил коленями его бедра, расставил руки по обеим сторонам плеч, лишил возможности двигаться. Взведенный, как хищник перед прыжком, показательным прыжком, после которого полагается небрежно вылизать шкуру и прищурить сытые глаза.
Саске щелкнул зажигалкой, закуривая, и сел напротив, под россыпь розоватых лампочек-глазков.
Наруто кинул на него быстрый взгляд и успокаивающе провел пальцами по щеке Хаку.
- Не бойся, - уверенно сказал Наруто. – Он не кусается.
«Это я не кусаюсь?» – автоматически подумал Саске, потом вспомнил первоисточник и решил, что думать спонтанно – вредно.
Он бездумно курил, изредка расчерчивая прозрачное дно пепельницы серыми полосами.
Он смотрел.
Гениально-недорисованное… Художник, начавший наброски, чертит их хаотичными короткими штрихами. Наруто тоже вычерчивал начальные штрихи – только дыханием.
Теплым дыханием трогал маленький сосок, вырисовывал мягкие впадинки живота, нежную кожу шеи. Легкая белая футболка скользила в его пальцах шелковой лентой, и в итоге он стащил ее с Хаку, на секунду облив белую ткань взметнувшимися длинными черными волосами. Джинсы снимал так же – почти без рук, избегая лишних прикосновений, растянув молнию зубами.
Он оставался в одежде – не та роль, не те желания. Он докрашивал свою картину под пристальным взглядом Саске. Наклонялся к уху Хаку и шептал что-то тихое, неразборчивое, отчего губы Хаку раскрывались, а тонкая кожа розовела.
Он терзал его так – словами, дыханием и еле-еле – кончиками пальцев, вскользь, нежно.
Он добился своего – картина начала оживать и наливаться красками. Хаку забыл о присутствии Саске и внезапно раскрылся. И он оказался сильным, этот хрупкий мальчик.
Он был уверен, что ощутит телом чужую кожу, он белой гибкой тенью обнял Наруто, приподнял бедра, повернулся, ища губами чужие губы.
Наруто от поцелуев мягко отстранялся, улыбался, наклонялся и вновь шептал что-то.
- Подожду тебя внизу, - сказал он и поднялся. – Полчаса хватит?
- Наверное, - сказал Наруто.
***
Саске стоял возле такси в позе наемного убийцы.
- Все? – спросил он.
- Все по твоим правилам, - заверил Наруто. – Я его вообще не трогал… Просто помог ему кончить.
Он забрался на заднее сидение, отчетливо ощущая тяжесть помертвевшего взгляда.
Против своего обыкновения, на этот раз Учиха проигнорировал место рядом с водителем.
Сел рядом – колено плотно прижалось к колену Наруто, бедро к бедру.
В зеркале заднего вида мелькнули неопределенно-равнодушные шоферские глаза, красноватые с недосыпа, и асфальт покатился под колеса прессованным серым снегом.
Вышитый углем на фоне черно-белых мятущихся улиц профиль Саске иногда подсвечивался тонким розовым и спиртовым оранжевым. Он положил подбородок на согнутую уголком кисть и задумчиво водил пальцем по губам.
Наруто отвернулся, боясь, что этот образ – этот тонкий ночной профиль, - заполнит всю его память раз и навсегда, и больше ни для чего не останется места, ни для прошлого, ни для будущего.
- О чем ты ему говорил? – ровным безразличным тоном спросил Саске.
Автомобиль вкатился под бело-красную рекламную растяжку, гарантировавшую благорастворение в чутких руках некоего банка.
Наруто повернулся, прижался губами к уху Саске, отведя пальцами пропахшую горьким дымом прядь волос.
- Рассказал какой я пассив и каким хочу быть активом, - шепнул он.
- Тормозни. – Саске наклонился, поймал вопросительный взгляд водителя. – На повороте.
- На повороте… Здесь?
- Да.
Пустое шоссе вычертили мятым персиком. С него сползала петля дороги, расцветая в далекой темноте синими огнями заправки.
Сердце у Наруто билось так, что заглушало мысли. Он пошел вслед за Саске куда-то вниз, по мокрой траве, ни черта перед собой не видя. Склон уперся в узкую тропинку, сожженную майскими чернилами теней. Пахнуло влажным и сильным, в чем Наруто безошибочно опознал любимую реку.
Деревья все сбивались, сбивались и в конце концов превратились в рощицу, безмолвную и настороженную. Под ноги попался корень, и в коленной чашечке что-то хрустнуло, облив тело стремительным потоком боли.
Саске остановился.
- Если решил меня прикончить, то лучше сейчас, - яростно сказал Наруто, пытаясь ощупать колено ослабевшими пальцами. – Иначе я от болевого шока перекинусь.
Сердце билось все так же – пыточными ударами хлыста секло грудь, и ими же выточило единственную упорную мысль. Не сдаваться. Подаренная Саске правда – грозное оружие.
Такой можно себе еще и не те права отмахать. Такой можно глотку вскрыть и плакать заставить. Но Наруто ее заточил под оборону, потому что твердо знал – ранив Саске, ранит себя.
- Не боишься? – холодно осведомился Саске, рассматривая его.
- Нет, - покачал головой Наруто. – Блин, навырастало тут всяких пней…
Стало совсем тихо. Шоссе, и без того одинокое, осталось позади, листва примолкла, повиснув отцветшими праздничными флажками.
- Сможешь дальше идти? – вдруг спросил Саске. – Чуть ниже нормальная дорога и… покажу кое-что.
Он присел рядом с Наруто, подставил плечо.
- Хватайся.
Что творится у другого человека в голове – непостижимо. На пути у понимания встают множество преград: высоких кованых решеток, сквозь которые можно пропихнуть руку, обдирая их о засохшую краску; низеньких заборчиков, не заметив которых рискуешь прокатиться по чужой территории кувырком; кисейных покрывал, развешанных ровно для отвода глаз.
Ни калиток, ни дверей. Карабкайся, срывайся, путайся.
Вдали показались легкие арки акведука, белеющие в темноте. Рощица осталась позади и к реке дошли только серебристые ивы. Поделив место с высокими зарослями осоки и камышей, окунули свои длиннопрядые ветки в воду и замерли.
Под ногами застучали пружинистые дощатые мостки, волны всхлипнули.
Саске выпрямился, сбрасывая руку Наруто с плеча, посмотрел на него долгим взглядом, раздумывая.
- Я видел акведук только с дороги, - сказал Наруто, осматриваясь. – А что… - там?
- Там… - Саске помедлил, припоминая, - парк. Или что-то вроде парка.
- Тогда лучше остаться здесь, - решил Наруто.
Колено уже не болело так пронзительно, просто ныло глухо и безнадежно.
- Как, - вздохнул Наруто, - как можно споткнуться и сломать колено?
- Прям уж и сломать, - сказал Саске, присаживаясь на корточки – осторожно, приложив ладонь к левому боку. – Радуйся: ты мог споткнуться и сломать шею… Вода теплая.
Наруто наклонился и подхватил легкую прозрачную горсть. Тепло моментально просочилось сквозь пальцы – свежестью запахло отчетливее.
Потом акведук сгинул за поросшим травой склоном. Месяц смотрелся в заводи, разыскивая свой отвалившийся кусок, и находил лишь расколовшиеся отражения. Саске шел по узкой тропинке, потягивая ладонью волнистый шлейф высокой травы.
Наруто брел сзади и смотрел в его выпрямленную спину. Прибойными волнами лилось от него одиночество, острое и ощутимое, как режущая кромка. Невольно замедляя шаг,
Наруто затаил дыхание. Он видел: не просто глазами, не просто рассудком. Он видел всеми своими чувствами: шестью сразу.
Саске уходил под чужое небо – не городское и расчерченное на пружины взлетевшими самолетами, а блеклое и выцветшее. Он уходил – и впереди не было ни одного огонька.
Губы Наруто еще жгло тепло чужой кожи, но он точно знал – ему нужен Саске. Пока Саске еще здесь, пока на нем привычная одежда; пока в каждом из них еще живет неумелое и детское, еще не съеденное временем.
То, что ждало Саске впереди – было иным и выходило за пределы огромного города, ширилось, как волна атомного взрыва, оседало в крови и легких навсегда, прикрывало усталые глаза.
Четче и болезненнее увидеть его будущее было невозможно.
- Саске, - тихонько позвал Наруто, останавливаясь.
Он обернулся.
Наверное, дело было не в ревности. Наверное, Саске не ревновал. Наверное, просто подействовала ночь, и река, и тепло. Наверное, он когда-то представлял себе такое и теперь просто воспроизводил все заново: пошагово и неуверенно, словно припоминая движения и ласки. Оттого он был медленен до изнеможения.
Незаконченные, рваные прикосновения. Пояс джинсов царапнул бедра, жесткая ткань сжала распухшее колено и соскользнула ниже, чуть задержавшись. Под чуткую нервную ямку легло предплечье. Сухие и нежаркие поцелуи прошлись ниже, по голени. Нежнее – не бывало. Влажная трава смялась под пальцами, запахла свежим летним туманом.
Саске приподнял Наруто, как приподнимают ребенка, еще не научившегося сидеть – обняв его спину обеими руками, положив его голову себе на плечо, и долгие упоительные минуты потекли медленными аккордами.
Под его волосами обнажилась светлая полоска шрама, горячая от пульса, с солоноватым вкусом разбавленной крови.
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |