Татьяна Викторовна Полякова 10 страница

– Непременно.

– С чего это вдруг? – взглянул на меня Ник из-под кепки. – Что, небожитель с крючка сорвался? Кстати, эта сволочь на меня косо смотрит, не нравится ему наша большая любовь, не нравится. Ну и хрен с ним.

Мы подъехали к дому Ника, он вышел из машины и направился к подъезду, не обращая на меня внимания. В квартире сбросил куртку на пол и прошел на кухню. Встал у плиты, сварил кофе, что-то насвистывая. Выглядел абсолютно трезвым, только глаза оставались красными, намекая на недавние возлияния. Я подозревала, что водка действует на Ника так же мало, как и на меня, то есть вообще не действует, по крайней мере, переход от бессознательного состояния к трезвомыслию был у него всегда стремительным и зачастую неожиданным, вот как сейчас.

Он разлил кофе в две чашки и одну поставил передо мной.

– Наслаждайся. – Устроился по соседству, пил кофе, выглядел задумчивым и даже грустным. – Чего притащилась? – спросил, когда его чашка опустела. – Насчет сладкоречивого я не шутил, на днях он грозился, падла, мол, если узнаю и все такое… Есть же жмоты, которые любят жрать в одну харю… Так что прости-прощай, дорогуша, любить тебя я больше не могу, старшие по званию не позволяют.

– Я думала, ты делом занят, – сказала я.

– Каким еще делом?

– Рахманов сказал: Долгих затеял собственное расследование. Неужто без тебя решили обойтись?

– Это какое расследование? А-а… журналистка. Без меня никак, – дурашливо выпятил грудь Ник и насмешливо добавил: – Расследуем…

– Зачем ему понадобился этот спектакль?

Рука Ника, потянувшаяся к чашке, вдруг зависла, и он исподлобья посмотрел на меня. С непониманием и интересом.

– В смысле?

– Кому он этим хочет мозги запудрить? – спросила я по-другому. Ник во все глаза пялился на меня, пауза затянулась.

– Ты что хочешь сказать, что это он? – Ник не соизволил договорить, а я никак не реагировала на его слова, пауза опять затянулась. – Брось, – сказал он, откидываясь на спинку стула. – С какой стати?

– Дамочка дала ему от ворот поворот.

– И поэтому он ее шлепнул? Не смеши меня. Если бы такая мысль его и посетила, то шлепнули бы ее вдали от его владений, чтоб, значит, ненужное любопытство не возбуждать. Сейчас в городе прохода нет от разных деятелей в погонах, на хрена ему такое счастье?

Говорит Ник правду или нет, угадать было трудно, хотя выглядел он чрезвычайно озадаченным, как будто мои слова подвигли его на некие размышления.

– Нет, ерунда, – наконец изрек он. – По крайней мере, я здесь совершенно ни при чем, что меня, безусловно, радует. – Ник подмигнул мне и улыбнулся. Казалось, тема его больше не занимает, но она очень занимала меня, и я решила продолжить:

– Может, она оказалась не такой уж дурой и кое-что успела понять? Учитывая род ее деятельности, это могло существенно осложнить его жизнь.

– Что ж, версия неплохая, – кивнул Ник. – Но жизнь ему осложнить она могла лишь в том случае, если бы в руки ей попали весомые доказательства. Откуда бы им взяться? – Ник внезапно перегнулся через стол, и его лицо очутилось совсем рядом с моим, он одарил меня своим особенным взглядом, и я невольно поежилась. Он усмехнулся, заметив это и обнажив ровные белые зубы, и в тот момент ко мне пришла уверенность: это он убил Елену. Ник, будто читая мои мысли, произнес: – Скотина ты неблагодарная…

– Не боишься, что Долгих узнает о твоих шалостях? – спросила я, чувствуя, как изменилась атмосфера в кухне, воздух стал точно наэлектризованный, наверное, то же самое почувствовал Ник. Он вновь откинулся на спинку стула и засмеялся, задрав голову. Смех неожиданно прервался, и он заговорил тихо и доверительно:

– Предположим, у нее что-то было, предположим, оно могло кого-то заинтересовать. Тут же возникает вполне закономерный вопрос: а как это что-то к убиенной попало? Я бы на твоем месте не стал проявлять излишнего любопытства.

Конечно, он был прав. Вопрос закономерный. И он был уверен, что в моих интересах помалкивать, оттого не особенно беспокоился. Теперь все встало на свои места: и поведение Ника, когда он отстранил меня от поисков документов, и его исчезновение, и даже упорное молчание объяснялось просто: он выжидал, когда я начну действовать, не спускал с меня глаз. Он был уверен, что, если документы у меня, я непременно попытаюсь действовать… И оказался прав. Теперь все мои ненужные предосторожности казались невероятно глупыми: Интернет-кафе, тайные встречи с Еленой – все это были детские игры, не более, не способные обмануть его. Я даже думаю, что он не только догадывался с самого начала, он подталкивал меня к решительным действиям. Я вспомнила наш с ним разговор о Елене и покачала головой.

– Ты… – Я поспешно отвернулась, чтобы не произнести слова, что вертелись на языке.

– Слушай, – весело сказал он, и стало ясно: его вполне устроило то, что я не стала произносить этих ненужных слов, более того, он был даже по-своему мне благодарен за это. – А чем, собственно, тебя так увлекла эта баба?

– С чего ты взял? – удивилась я. – Просто Рахманов расписывал страдания друга, вызвав у меня прилив вселенской скорби.

– Понятно. Я сам начинаю скорбеть, глядя на Долгих. Ничего, он быстро утешится. Кстати, это не мешает ему заниматься делами насущными. Не далее как вчера он выговаривал мне, почему до сих пор нет результатов по нашему делу, о бумагах до сих пор ничего не известно, и это его здорово злит.

– И что ты ему ответил? – усмехнулась я.

– Что я не волшебник. А жаль. Ты так и не поняла, кто твой друг, – закончил он несколько неожиданно. – Осточертела ты мне, дорогуша. Так что проваливай. И постарайся мне не показываться на глаза.

– Как знаешь, – вздохнула я и направилась к двери. Его слова укрепили мою уверенность, что документы у него.

Ник дождался, когда я покину кухню, и крикнул:

– Эй, надеюсь, ты в курсе, что людишки Дена за тобой приглядывают?

– Нет. Но беспокоиться по этому поводу не собираюсь.

– На меня не рассчитывай! – заорал он. – Я палец о палец не ударю. Ты мне еще кучу бабок должна, дрянь ненаглядная. Ты об этом помнишь?

Я повернула назад и, заглянув в огромную кухню Ника, стильную, роскошную, где он сейчас казался объектом лишним и даже несуразным, портившим общую картину, сказала:

– Тебе придется о них забыть, мой друг. Где ж я возьму такую прорву денег? Не стоило тебе на меня тратиться. Или стоило? По-моему, то доброе дело принесло тебе неплохие дивиденды. Ты-то умеешь всегда быть в выигрыше.

Странно, но мои слова произвели на него впечатление. Вместо того чтобы засмеяться, он посмотрел без намека на ухмылку и медленно произнес:

– Когда-нибудь ты меня все-таки достанешь, и я тебя пристрелю.

Я кивнула:

– Или я тебя.

Он немного подумал и согласился:

– Или ты меня.

Угрозы Ника я не принимала всерьез, давно научилась их игнорировать, но сегодня они произвели впечатление, в его голосе было настоящее бешенство, а еще обида. С какой стати, если он праздновал победу? Думать, что его сильно огорчило мое предполагаемое предательство, я всерьез не могла. И тут на ум пришли его слова о Дене. Хорошо зная Ника, я не сомневалась: произнес он их не просто так. Парни Дена за мной приглядывают. А что, если… Я тряхнула головой, не желая продолжать, но уже не могла избавиться от этой мысли. Зачем Дену убийство Елены? Ответ прост: получить документы. Допустим. Только с какой стати? Долгих никогда не был ему интересен, то есть их интересы ни разу не столкнулись, они как две планеты кружили по своим орбитам, не принимая во внимание друг друга. Впрочем, однажды Долгих обратился к нему, и Ден выполнил заказ.

При воспоминании об этом я невольно поежилась. Может, Ден решил, что неплохо бы запастись компроматом на черный день? А потом я вспомнила его слова: «Я убью всех, кто тебе дорог». Его парни следили за мной, и наша связь с Еленой перестала быть для него тайной. «Если он и убил ее, то вовсе не из-за той давней угрозы», – поспешила я отвергнуть эту мысль. Все опять упирается в бумаги. Нику они нужны, чтобы обеспечить себе сытую спокойную старость, Дену, чтобы иметь возможность диктовать свои условия, если в этом будет необходимость. Так кто из них?

Особо праздничным настроение Ника не назовешь, хотя я почти не сомневалась: убийство его рук дело. В общем, я предавалась бесполезным размышлениям на эту тему, хотя проку от этого не видела. Жизнь моя была однообразна до отупения, и в этом, наверное, было спасение. Раз в неделю я ужинала с Рахмановым, после чего он оставался у меня ночевать. Примерно раз в две недели происходили короткие свидания с сыном (надо было очень постараться и привести Рахманова в такое расположение духа, когда ему хотелось быть добрым и щедрым, по крайней мере, ему-то это виделось именно так), по вечерам я обреталась у Виссариона, ближе к обеду встречалась с Машкой, и мы старательно делали вид, что все в нашей жизни хорошо или хотя бы сносно. Я делала вид, чтобы избежать ненужных вопросов, а Машка… наверное, у нее были на то свои причины. Так незаметно проходили дни, и я иногда с удивлением понимала: в общем-то, таким образом живет большинство людей, и начинала представлять, что мне уже тридцать или тридцать пять, даже сорок лет, но воображение отказывало и рисовало все ту же картину: я за роялем в «Бабочке», играю Шопена и смотрю за окно. Черт знает, может, в этом и крылся какой-то смысл? Время вроде бы остановилось и не несет с собой ни сюрпризов, ни проблем? Так продолжалось до тех пор, пока я не встретила Макса.

В тот день Машка отправилась на прием к психиатру, она должна была посещать его примерно раз в месяц, это была чистая формальность, но подруга всегда очень переживала, нервничала и всю дорогу повторяла: «Чего доброго, опять упекут в психушку».

Обычно ее сопровождал Тони, но в этот раз он поехать не смог, и я отправилась с ней. Мы договорились, что я буду ждать ее в баре, в трех шагах от больницы. Я пила кофе и поглядывала на дверь, думая о Машке и мало что замечая вокруг, оттого несказанно удивилась, услышав голос за своей спиной:

– Привет, красавица.

Я повернулась и увидела Макса. Высокий, отлично сложенный, он очень эффектно смотрелся в темных брюках и черном свитере под горло. Я бы назвала его красавцем, если бы не знала наверняка: ему подойдет какое угодно определение, но только не «красавец». Он был слишком опасен, чтобы нравиться. Впрочем, сам он вряд ли сочтет комплиментом мои слова о его внешности, приди мне охота сказать ему это, потому что относился к категории мужчин, которых собственная внешность не занимает, у него были другие игрушки.

– Салют, – ответила я, пытаясь отгадать, случайна ли наша встреча. Он сел рядом со мной, заказал кофе и спросил:

– Подругу ждешь?

– Ага. А ты тут что делаешь?

– Так, проходил мимо, – усмехнулся он.

Вот это вряд ли. Когда я вошла в бар, его здесь не было, а прийти позднее он не мог, раз я сижу и пялюсь на дверь. Можно, конечно, предположить, что он обретался в туалете, но двадцать минут это слишком, если только у него не расстройство кишечника. Выглядел он молодцом, так что расстройство, скорее всего, исключалось. Оставалось одно: он вошел через служебный вход, а этому должна быть причина.

– Классно выглядишь, – заметил он, я решила, что сказать ему нечего, вот и болтает чепуху, и на всякий случай порадовалась: значит, он здесь и правда случайно. Если уж ему пришла охота поболтать, стоит поддержать разговор. По неведомой причине, Макс ко мне неплохо относился, это ставило в тупик, но и обязывало: у меня и без того полно врагов, чего ж их множить! Вот я и спросила, исключительно чтобы поддержать разговор:

– Как там Ден?

Вопрос неожиданно вызвал у него замешательство, по крайней мере, Макс не ответил ничего не значащей фразой «нормально», он немного помолчал, а потом заявил:

– По-моему, он спятил.

– Ну, это не новость, – хмыкнула я.

Макс взглянул с неприязнью, моя веселость не пришлась ему по душе.

– Знаешь, как он развлекается в свободное время?

– Понятия не имею.

– Развесил твои фотографии в комнате и лупит в них стрелками, как в мишень, стрелы ложатся ровненько вокруг твоей головы.

– Я думала, он бьет в глаз, как белку, – хмыкнула я, решив, что Ден и вправду спятил.

– А вот на это тебе рассчитывать не приходится, – сурово отрезал Макс. Я вспомнила его слова во время нашей встречи в больнице, когда там лежал Ден, и вздохнула.

– Прошел почти год, за это время ему следовало успокоиться либо свернуть мне шею.

– Он развесил твои фотографии по всему дому. Я насчитал двадцать штук. Можно было бы решить, что он свихнулся от любви, если бы я не знал наверняка, что он испытывает к тебе прямо противоположные чувства.

– Твой хозяин извращенец, – кивнула я. – Пусть развлекается, я не против. Как его самочувствие, все еще хрипит или заговорил на радостях от своей невероятной меткости?

– Говорить ему тяжело, а в остальном… на нем заживает как на собаке.

– Что-то ты без уважения отзываешься о хозяине, – хмыкнула я, заметив, что слово «хозяин» вторично вызвало у него легкую гримасу недовольства.

– Можешь поверить на слово, иметь дело с психами не сахар, а он псих.

– Странно, что тебе понадобилось так много времени, чтобы понять очевидное.

Макс кивнул, вроде бы соглашаясь, и вновь выдержал паузу, а я почувствовала: сейчас он скажет то, ради чего, собственно, и затеял этот разговор. Или не скажет? Такое тоже вполне вероятно.

– Тебе что-нибудь говорит фамилия Старков? Старков Сергей Сергеевич?

– Нет, – подумав, ответила я. – А должна?

Макс пожал плечами:

– Дена очень интересует этот тип. Его арестовали в Липецке, при разбойном нападении. Когда его брали, он завалил двоих ментов, грехов у него набежало на пожизненное. Решив, что терять ему нечего, он надумал покаяться и рассказал, как пару лет назад пришил у нас одного дядю по фамилии Углов. Надеюсь, тебе она хорошо знакома.

Я нахмурилась и кивнула. Углов Борис Сергеевич был Машкиным шефом, в его убийстве ее и обвинили, в результате она оказалась в психушке, хотя все могло кончиться еще хуже.

– Если быть совсем откровенным, – с неохотой продолжал Макс, – Старков до признания не сам додумался. Ден обратился кое к кому, а вот они посоветовали Старкову покаяться. Менты за это дело ухватились. Сейчас парень малой скоростью двигает в наш город, чтобы тут, на месте, дать показания. Когда Дену доложили об этом, он так паскудно улыбнулся и минут десять пялился на твою фотографию. Что за мысли бродят в его голове, остается лишь догадываться, но вряд ли его намерения тебя порадуют.

– Это точно, – кивнула я и внимательно посмотрела на Макса. – Почему ты это делаешь?

– Что? – вроде бы удивился он.

– Брось. Ты же башкой рискуешь. Стоит Дену узнать…

Макс нахмурился:

– В свое время я советовал ему тебя пристрелить. С моей точки зрения, это был самый простой и разумный выход. Но он затеял дурацкую игру и в результате едва не погиб. Но и это его ничему не научило. И сейчас все повторяется.

– Так ты за него боишься? – уточнила я.

– Психи мне действуют на нервы.

С этими словами Макс поднялся и скрылся в направлении кухни. А я задумалась. Поначалу ничего особенно скверного я в новости не усмотрела, но, чем больше размышляла, тем неувереннее себя чувствовала. То, что Дену известно, кто убил Углова, меня не удивило, очень может быть, что «заказ» он сам ему и устроил, а вот его настойчивое желание, чтобы тот покаялся… Тогда дело поспешили закрыть, убийство свалили на Машку, и все вроде бы остались довольны. Но теперь дело придется пересматривать. И, конечно, возникнет вопрос: а почему, собственно, она подписала признание? Старков вряд ли укажет на заказчиков, он о них, скорее всего, сам не знает, выходит, слабое звено – это Машка. Хозяева должны рассуждать так: она наркоманка, а значит, человек ненадежный, начнется ломка, и она расскажет даже то, о чем ее и не спрашивали. Ее молчание в прошлый раз вряд ли их успокоит, и Машкино общение с органами удовольствия у них не вызовет, особенно сейчас, после убийства Елены, когда здесь много пришлого люда. Следовательно, разумнее позаботиться о том, чтобы Машка при всем желании ничего сообщить не могла, то есть уничтожить сам источник опасности.

Теперь мне стали понятны слова Макса о том, что Ден вновь затевает дурацкие игры вместо того, чтобы просто разделаться со мной. Или с той же Машкой, раз одной меня ему мало.

К тому моменту, когда Машка вернулась, я успела убедить себя в своей правоте и исходила липким страхом.

– Ты чего такая? – удивилась она. – Встретила кого-нибудь?

– Вот что, – сказала я. – Тебе надо уехать.

Машка поморщилась:

– Опять ты за свое, с какой стати?

Пришлось ей рассказать о Старкове.

– Ну и что? – пожала она плечами. – По идее, эти типы должны передо мной извиниться.

– Ты Долгих имеешь в виду? – съязвила я и вздохнула, потому что стало стыдно. Я долго и нудно начала объяснять, почему ей надо уехать, чувствуя, что мои доводы звучат совершенно неубедительно.

– Никуда я не поеду, – отмахнулась она. – Как я объясню это Тони?

– Ты способна думать хоть о чем-нибудь, кроме своего обожаемого мужа?

– За что ты его терпеть не можешь? – обиделась Машка.

– Вовсе нет. Просто я боюсь за тебя, – вздохнула я.

– Спасибо. Только я без него никуда не поеду, а его с работы не отпустят. Отпуск у него в сентябре. Мы собирались в Турцию.

– Черт, – не удержалась я.

– Мне кажется, ты слишком преувеличиваешь опасность, – в ответ вздохнула Машка.

– Лучше так, чем понять, что я ее преуменьшала, когда уже поздно будет.

– Куда мне ехать? Что я там стану делать? А потом… – Она опять вздохнула. – Если они захотят меня найти, то, конечно, найдут, я ведь не могу где-то вечно прятаться, и Тони…

Это имя уже вызывало у меня зубную боль, но я сдержалась, ничем не выдав своего раздражения.

– Давай так, – сказала я примирительно, сообразив, что никакие уговоры не помогут. – Пока мы не знаем, что из этого выйдет, ты некоторое время побудешь в каком-нибудь надежном месте.

– Я никуда не поеду, – повторила она упрямо.

– И не надо. Такое место можно найти и здесь. Если все пройдет гладко, ты вернешься домой уже через несколько дней. Если… если все обернется скверно, я достану вам новые документы, и вы уедете. Деньги на первое время у меня есть.

– А что я скажу Тони?

– Придумай тетю в Магадане.

– Это смешно, – фыркнула Машка. – Он черт знает что может обо мне подумать.

– Тони я беру на себя.

– Лучше не надо, иначе он точно решит…

– Все, хватит, – не выдержала я. – Едем к тебе, собери самое необходимое.

– А что это за надежное место? – спросила Машка по пути к машине.

– Виссарион как-то сказал, что есть у него человек…

– По-моему, ты нервничаешь понапрасну, – покачала головой Машка. – В прошлый раз ты отправила меня в Питер, Виссарион был сам не свой, и что? Абсолютно ничего не случилось. Ты просто не в состоянии поверить, что нас оставили в покое.

Я ее не слушала, отвезла домой и сказала, что заеду через час, за это время я рассчитывала поговорить с Виссарионом и все устроить, а еще надеялась, что мы успеем покинуть Машкину квартиру до возвращения Тони, вот уж с кем мне совсем не хотелось встречаться. Машка вредничала и хмурила брови, но обещала быть готовой через час. Высадив ее возле подъезда, я помчалась к Виссариону. Он пил чай, что-то втолковывая Наташке за неимением другой аудитории. Я придала своей физиономии непроницаемый вид, дождалась, когда Наталья исчезнет в кухне, и обратилась к своему другу:

– Помнится, ты как-то говорил про человека, который может помочь с документами? – Виссарион взглянул на меня из-под очков и кивнул. – Нужны два паспорта, – сказала я. – А еще надежное убежище для Машки.

– Фотографии, – открыл рот Виссарион. – Паспорта стоят денег, если у тебя их нет, я дам. Место найдем. Когда надо?

– Лучше сегодня.

Он подумал.

– Паспорта вряд ли. Завтра можно. Машку отвезешь в Саблино (это жилой массив в западной части города), улица Третьякова, дом семь. Спросишь Аркашу. Я ему сейчас позвоню.

– Что ему сказать?

– Ничего. Он не любопытный. Можешь на него положиться. Моего звонка будет достаточно, чтобы он больше ничем не интересовался. Второй паспорт для тебя? – спросил Виссарион.

– Для Тони.

– А ты?

– Ты же знаешь, я не могу уехать.

Он кивнул, словно соглашаясь, но вдруг опять заговорил:

– Если уедешь, ты не сможешь видеться с сыном, а если не уедешь, то есть шанс не увидеть его никогда.

Он решил, что сказал достаточно, и отвернулся, я кивнула, понимая, что он прав, но это ничего не меняло. Виссарион стал звонить по телефону, потому что тема была исчерпана, и я была очень благодарна ему за то, что он больше не произнес ни слова.

Машка открыла мне дверь и сказала:

– Проходи.

По тому, что она избегала смотреть на меня, стало ясно: вещи она не собрала и никуда уезжать не намерена. Причина перемены в ее настроении сидела на кухне, я мысленно чертыхнулась: угораздило же Тони явиться так не вовремя.

– Чай будешь? – спросила Машка, а Антон улыбнулся, увидев меня:

– Здравствуйте, Юля.

– Какой чай? – возмутилась я, кивнув Тони. – Тетя держится из последних сил, все еще надеясь тебя увидеть. Так что давай, поехали.

– Что ты дурака валяешь? – укоризненно заметила Машка. – Я все рассказала Тони, – пожала она плечами.

– Что «все»? – разозлилась я.

– Ну, про того типа, который признался. Тони считает, это очень хорошо. С меня снимут обвинение и…

– Твой Тони идиот! – рявкнула я. – Он же ни черта не понимает, что творится у него под носом. Он то ли юродивый, то ли младенец или то и другое вместе.

Тони даже бровью не повел, а Машка попросила:

– Успокойся. Я знаю, ты боишься за меня, но то, что ты предлагаешь, – глупо. Надо позвонить Олегу, он хороший адвокат и не откажется…

– Отличная идея, – едва сдерживая бешенство, произнесла я. – То, что она пришла в голову твоему мужу, меня не удивляет, но ты… Машка, ты что, забыла, кто он? Долгих свою любовницу не пожалел, неужели ты думаешь…

– Что вы сказали? – подал голос Тони, приподнимаясь со стула.

– Вас это не касается, – жалея о вырвавшихся словах, отмахнулась я.

– Вы сказали, он не пожалел свою любовницу? Вы ведь имели в виду это убийство? Какое вы имеете к нему отношение? Что, черт возьми, происходит?

Я собралась ответить какую-нибудь чепуху, но он вдруг подошел, схватил меня за плечи и силой усадил на стул:

– Вы отсюда не уйдете, пока все не объясните. – Он смотрел строго и решительно, и я поняла, что выкрутиться не удастся. Да я этого и не хотела. Главное было спрятать Машку. А душевные переживания Антона меня не волновали.

– Хорошо, – кивнула я, улыбаясь. – С чего начнем? Может быть, с убийства Углова? Хотя все началось гораздо раньше. Вы ведь знаете, что Машка его не убивала. Почему бы не задаться вопросом: зачем она созналась в убийстве? Не задавались? Жаль. Это непременно навело бы вас на кое-какие мысли. Она подписала признание, потому что в противном случае у нее не было ни малейшего шанса остаться в живых. К Углову ее устроил ваш друг Рахманов. Знаете зачем? Чтобы она за ним шпионила. Он был им нужен, но оказался человеком ненадежным, вот и скончался в одночасье. Вы никогда не спрашивали себя: на какие деньги ваш друг живет так шоколадно? Конечно, он преуспевающий адвокат, но далеко не у всех преуспевающих адвокатов миллионы в швейцарских банках. Хотите скажу, как и почему он их нажил? Потому что ваш друг весьма необходим господину Долгих… – Меня несло, я это понимала, но уже не могла остановиться. Я видела испуганные глаза Машки, застывшее лицо Тони и продолжала говорить, тихо и зло, чувствуя, как меня переполняет бессильная ярость, и все ждала того момента, когда он перебьет меня, скажет, что он не верит ни одному слову, что я клевещу на его друга, чертова баба, которая срывается в запои и ненавидит Рахманова за то, что он отобрал у нее ребенка. Но он смотрел отрешенно и молчал, и мало-помалу злоба моя испарилась, и вдруг пришло сочувствие к Антону и сожаление, что я не сумела, не захотела сдержаться.

Наконец я выдохлась. Он долго хмурился, потом кивнул.

– Что-то в этом роде я себе и представлял, – сказал спокойно. – Ведь должна быть причина вашему поведению. – Он вздохнул и спросил: – Скажите, Юля, эта журналистка… вы как-то были связаны с ней? – Я не собиралась отвечать на его вопрос, но под его взглядом неожиданно кивнула. – Она… она что-то узнала? – Он облизнул губы и поморщился, будто решив, что вопрос звучит довольно бестолково.

– У нее были документы, которыми мой муж пытался шантажировать Долгих.

– Он оставил их вам… – кивнул Тони, думая о чем-то своем.

– Нет. Но я их нашла.

– И попыталась…

– И попыталась. Чем это кончилось, вам известно.

– Да, – согласился он и добавил: – Теперь понятно. Маше надо где-то укрыться. Тут вы правы, что же касается всего остального… Почему вы решили, что все столь безнадежно?

В первую минуту я не поняла и довольно тупо смотрела на него, а когда до меня дошло, что он имеет в виду, не выдержала и засмеялась. Он выглядел таким серьезным, таким уверенным, Машка переводила испуганный взгляд с него на меня, и я прервала смех.

– Потому что я видела эти бумаги, – ответила я спокойно. – Очень мало шансов, что все хорошо закончится, то есть их вовсе нет, особенно сейчас, когда документы исчезли. Поэтому Машке лучше всего побыстрее собраться и покинуть квартиру. Завтра у вас будут паспорта, я надеюсь на это. Если дело повернется скверно, вы уедете как можно дальше отсюда.

– Что значит «уедете»? – нахмурилась Машка. – Без тебя я…

– Конечно, я тоже уеду, – согласилась я, не желая тратить время на препирательства. – Мне нужны фотографии для паспортов. Если повезет, они нам не понадобятся, – не зная зачем, добавила я.

– Фотографии не проблема, – спокойно сказал Тони, вообще вел он себя странно, неожиданно для меня это уж точно. Он вроде принял как данность то, что придется бежать отсюда и жить по чужому паспорту. Ничто не могло нарушить его спокойствия. Выходит, он все это время действительно догадывался и сейчас почувствовал облегчение, потому что придуманные страхи всегда ужаснее настоящих и неизвестность пугает больше. Что нужно делать? – спросил он.

– Собственно, ничего. Мы сейчас уедем, а вы постарайтесь вести себя как обычно. Если спросят про Машку, говорите, что она отправилась к какой-то тетке. Так и скажите, чтобы они поняли: вы озадачены и недовольны. Это отведет от вас подозрения. С работы не увольняйтесь, это вызовет ненужные подозрения, если что, работу придется просто бросить, впрочем, это уже не будет иметь значения. Связь держим через Виссариона, но звонить ему надо только в исключительных случаях. Вообще никаких звонков, мобильный оставь дома, – велела я Машке.

– Куда вы поедете?

– Вам лучше не знать об этом.

– Юлька! – разозлилась Машка.

– Дело вовсе не в моем недоверии, – усмехнулась я. – Если не знаешь, то и сказать ничего не сможешь.

Машка испуганно посмотрела на Антона и вроде собралась что-то произнести, но он ее перебил:

– А вы? Может, вам следует спрятаться вместе с Машей?

– Посмотрим. Я не собираюсь геройствовать, если увижу опасность, спрячусь. Нужны фотографии, – напомнила я.

– У меня есть две штуки, – подала голос Машка.

– Отлично. Свои Тони сам завезет Виссариону. Собирайся.

На сборы у нее ушло минут десять. Мы пошли к выходу, и тут Машка немного замешкалась, повернулась к Тони, потом посмотрела на меня и шепнула ему:

– Пока.

– Идем, – кивнула я, она торопливо его поцеловала и вышла первой.

Всю оставшуюся жизнь я буду корить себя за то, что не ушла, не подождала в машине, не позволила им проститься. Ни я, ни они в тот момент, конечно, не знали, что видятся в последний раз.

Я долго плутала по улицам, приглядываясь к машинам за своей спиной. Я надеялась, что Долгих пока ничего не знает о признании Старкова, но был еще Ден и его парни. Я боялась рисковать и продолжала колесить по городу, а потом поехала на вокзал. Купила билеты на ближайшую электричку и вновь приглядывалась, ища в случайных попутчиках что-то подозрительное. На первой же станции мы вышли, в последний момент, когда двери уже закрывались, и я с облегчением увидела опустевший перрон.

– Такое чувство, что мы играем в войнушку, – вдруг сказала Машка и прыснула в кулак, я тоже засмеялась, и на миг нам показалось – все только игра. Мы снова идем из школы, выдумываем себе приключение и сами над собой хохочем.

Мы спустились с перрона и по тропинке направились в лес.

– Может, скажешь, куда мы идем? – спросила Машка.

– Надо вернуться в город, – ответила я.

– Тогда лучше на попутке, хорошо бы тормознуть дальнобойщика.

Я кивнула. Мы вышли на шоссе через двадцать минут, первый же грузовик остановился, надсадно рыча, когда Машка махнула рукой.

– До города! – крикнула она, открыв дверцу, забросила спортивную сумку и полезла в кабину.

– С дачи? – спросил шофер, когда я устроилась рядом с ней.

– Ага.

– А чего не автобусом? Опоздали, что ли?

– Опоздали.

– Значит, отдыхали? Места у вас здесь красивые. И девушки тоже, – добавил он, и мы опять засмеялись.

Парень был не прочь поболтать, и мы не заметили, как доехали до города. Он высадил нас на объездной, троллейбусом мы добрались до Саблино. Улица Третьякова была единственной в районе, где сохранились дома довоенной застройки. Тот, что был нужен нам, стоял немного особняком. Двухэтажный, в четыре окна по фасаду, обнесенный деревянным забором, в них ворота, из-за забора виднелись верхушки деревьев, штук пять. На первом этаже железная дверь и лаконичная надпись над ней: «Рюмочная».

Дата добавления: 2015-08-29