Значит, тут что-то другое.
А что, если наоборот? Если не Катя не должна была увидеть гостя, а гость – Катю? Охранные заклинания – это, конечно, хорошо, но Денисов и сам заметил, насколько они несовершенны. Если гость значительно превосходит в силе Николая, ему такая защита – словно паутина для ястреба, словно занавеска для волка, словно оконное стекло для пули. Мог ли посетитель быть угрозой для Катерины? Предположим, что мог. Вот тогда все становится на свои места, вот тогда действия Николая понятны и логичны: не сумев убедить жену съездить в гости к родителям, он решился на скандал, поскольку принуждать ее магическим способом не считал для себя возможным. Интересно, кстати, почему? Здесь вопрос этики, уважительного и трепетного отношения к любимой? Или страх перед тем, что тесть без труда обнаружит воздействие? Как бы то ни было, Крюков посчитал, что Денисов в отличие от него самого защитить дочь точно сумеет, что у родителей она будет в большей безопасности. Хорошо, допустим. Но не глупостью ли с его стороны было предполагать, что Катя не расскажет отцу о причинах ссоры? А причина эта настолько высосана из пальца, так вопиюще, так душераздирающе надумана, что… Стоп!
«Я снова оцениваю ситуацию как Иной! – Соскочив с крыльца, Денисов забегал туда-сюда вдоль штакетника, огораживающего палисадник. – Николай еще совсем неопытный Темный, он редко пользуется Силой, предпочитая более простые, проверенные и привычные способы. Он ведет себя больше как человек. И, возможно, ждет от меня такой же реакции. Что сделал бы любой отец, ежели дочь ушла бы от мужа при таких идиотских обстоятельствах? Разумеется, любой отец поехал бы разбираться, выяснять отношения с зятем. И трудно представить себе зятя, который бы об энтом не догадывался. Что же получается: Николай фактически позвал меня?»
Как понять, что имел в виду Крюков? Как определить, что сейчас важнее – остаться здесь, чтобы защитить дочь от неведомой опасности, или помчаться во Вьюшку, чтобы разобраться с происходящим там? Да и что значит – помчаться? Личного транспорта у Денисова не было; будить кого-то из соседей, просить помощи у председателя – как объяснить срочность? Идти пешком двенадцать километров? В его возрасте меньше чем за два часа вряд ли управишься. А время… Денисов взглянул на наручные часы – близилась полночь. Вторя тиканью секундной стрелки, слева раздался посторонний звук: в темноте по укатанной щебенке ритмично цокали копыта.
– Гром? – удивился Денисов.
Но вышедший из темноты конь был не из колхозной конюшни. Преодолев бодрой рысью оставшиеся метры, он остановился напротив Денисова и оглушительно фыркнул.
– А вот и личный транспорт! – буркнул участковый, подозрительно оглядывая коня.
Жеребец, похоже, был верховым – таких здесь никто не держал. Раньше, еще лет двадцать назад, на лошадях передвигались многие – от парторга и проверяющих из района до председателя и агронома. Даже сам Денисов, участок которого после войны включал в себя несколько сел, объезжал подведомственную территорию на смирной, но быстроногой Пчелке. Сейчас лошадей в основном запрягали в телеги и сани для перевозки небольших грузов, но и их постепенно сменяла техника.
– Цыганский ты, что ли? – раздумчиво пробормотал Денисов и глянул на коня через Сумрак. – Едрить твою редиску!
Если в человеческом мире бесседельный конь казался заблудившимся, сбежавшим с пастбища, хотя никаких пастбищ в мае, конечно же, еще нет, то в Сумраке перед Денисовым стоял настоящий вороной калистрат
[20]
в полном «обмундировании»: упряжь, высокое седло, тонкая плетка приторочена сбоку. Такое своевременное появление готового к скачке жеребца казалось даже не странным, а попросту опасным. Сначала в сторону Вьюшки проезжает цыганский табор, теперь полностью снаряженный не по цыганским обычаям цыганский конь будто бы предлагает отвезти Светлого мага туда же. Совпадение? Смешно. Ловушка? Вероятно. Но если предположить, что именно цыган ждет сегодня ночью Крюков… Что ж, раз уж и зять, и колдунья из табора хотят от Денисова одного и того же – посетить Вьюшку, – то почему бы не воспользоваться предложением?
Не выходя из Сумрака, Федор Кузьмич вскочил в седло. От езды верхом он давно отвык, да и, опять же, возраст, но уж на один непродолжительный заезд его навыков должно было хватить. Жеребец встрепенулся, замотал головой, почувствовав на себе вес всадника и предвкушая скачку. Денисов оглянулся на дом, проверил собственные охранные заклятья, влил в них еще Силы и только после этого ударил каблуками по бокам коня.
Войти в Сумрак может каждый Иной. Протащить с собою кого-то или что-то – вопрос имеющихся в запасе Силы и умения. Держать в Сумраке снаряженного коня – вопрос о-очень большого расхода Силы и о-очень большого умения. Кто-то серьезно потратился, расщедрился неизвестно для каких целей. Или участковый недооценил ранг цыганской колдуньи? Возможно, там не третий уровень, а гораздо, гораздо выше? Но зачем колдунье, обладающей такой Силой, мог понадобиться едва оперившийся маг Крюков и куда более опытный, но весьма средний маг Денисов? Федор Кузьмич знал всего одну ценную вещицу, которой владел и за обладание которой Темные отдали бы многое, – «Светлый Клин». Но вот проблема – использовать артефакт мог только назначенный владелец или Иной, которому прежний владелец делегирует свои полномочия, призвав в свидетели изначальный Свет. Артефакт – при определенных обстоятельствах и приложив усилия, соизмеримые с возможностями «Светлого Клина», – можно украсть, отобрать и даже уничтожить, но им нельзя воспользоваться, если ты не наделен полномочиями, а получить их угрозами и силой тоже не вариант – лепесток изначального Света попросту не вспыхнет на ладони, если ты кривишь душой, если слова призыва произносишь по принуждению, под давлением. Да и какое же это может быть принуждение, если на руках у тебя артефакт, способный разом уничтожить или обратить в бегство целую вражескую армию? Силы, заключенные в нем, могут исцелить от неведомой эпидемии огромный город, могут накрыть непроницаемым колпаком целый район, если на него грозит обрушиться ядерный удар. Этих сил вполне достаточно, чтобы обезопасить жителей от наводнений и лесных пожаров, – и их будет более чем достаточно, чтобы справиться с тем, кто захочет принудить владельца расстаться с артефактом.
Еще можно спровоцировать на неправомерное использование «Светлого Клина» – к примеру, если Денисов вознамерится задействовать артефакт без настоящей, весомой причины, без непосредственной угрозы жителям района или с пользой для себя. Скажем, нельзя просто уничтожить дивизию солдат, дислоцирующихся где-нибудь в Южном Вьетнаме, нельзя заставить сдетонировать на безопасной высоте заряд бомбы, летящей на дружественное государство или даже на соседнюю область, а также, разумеется, нельзя применять артефакт против мальчишек, ворующих у тебя огурцы с грядки. Это оружие защиты ближнего боя, и за пределами реальной опасности и вверенной территории оно недействительно. Случись подобное – что Вьетнам, что мальчишки, – и право использовать «Светлый Клин» не вернется уже никогда. Поэтому в провокации, краже или уничтожении есть всего один прок – лишить местных жителей защиты, а Светлых – определенного преимущества в районе. С учетом того, что довелось Федору Кузьмичу наблюдать в последние дни, такой расклад был вполне вероятен.
Наверное, сейчас был весьма убедительный повод позвонить в отделение Ночного Дозора, но Денисов снова не смог бы вразумительно объяснить, что происходит. Собственно, именно для того, чтобы понять происходящее, он и мчался сейчас во Вьюшку.
Галоп в Сумраке мало чем отличался от галопа в реальном мире. Первый слой Сумрака – самый близкий к реальности, здесь были все те же дома, деревья и дороги, правда, более тусклые, сероватые. В мгновение ока жеребец, понукаемый участковым, проскочил село, ферму и гараж, углубился в тайгу за околицей. На вершине Подкатной горки асфальтированная трасса обратилась накатанной проселочной дорогой. Не снижая скорости, вороной ринулся по ней вниз, к подножию.
…Более всего это напоминало удар кувалдой и удаление аппендикса без наркоза одновременно. Денисов вскрикнул и едва не вывалился из седла, конь, чудом не рухнув, заспотыкался и застонал почти по-человечески. Боль была невыносимой, но исчезла практически сразу. Придя в себя, пожилой милиционер огляделся. Вокруг был лес – и ни единой живой души. Попытавшись осмотреться сквозь Сумрак, Федор Кузьмич понял, что случилось. Нет, никто на него не нападал, никто не устраивал засаду, просто они с конем на полном скаку влетели в очередную аномалию, прореху, проплешину, из которой невозможно шагнуть в Сумрак по причине локального отсутствия такового. Их вышвырнуло в реальность против желания и воли, без предупреждения и подготовки, на чудовищной по меркам человеческого мира скорости. Переход отсюда туда довольно прост, переход обратно всегда сопровождается неприятными ощущениями, для каждого – разными, иногда вполне терпимыми, иногда весьма болезненными. Сейчас и перехода-то как такового не было – всадника на коне не выпустили в неудобный, но привычный выход, а выдрали сквозь закрытые створки двери.
Уняв сердцебиение, усмирив дыхание и чуть-чуть успокоив жеребца, Денисов осторожно тронул его с места. Шаг, другой, третий – вот, собственно, и граница проплешины. Не такая уж и большая аномалия, но еще недавно здесь и ее не было. Что ж происходит-то в районе?! Гагары летают, цыгане кочуют, прорехи растут как грибы… Или все это связано? Или это звенья одной цепочки?
Насыпная дорога на Вьюшку уходила вправо от трассы у самого подножия Подкатной горки. На первом слое это был даже не проселок, а узкая извилистая тропинка. Давая коню идти где шагом, где рысью, Денисов оглядывал окрестности сквозь Сумрак. Сейчас, при свете двух лун, в сумеречном лесу было не так темно, как в настоящем. Стволы кедров вдоль тропки были густо покрыты синим мхом – обитателем первого слоя. Видимо, шоферы, трактористы, пассажиры рейсового автобуса и прочие путешественники не слишком скрывали свои эмоции, и питающийся отголосками людского счастья или горя мох чувствовал себя у дороги прекрасно. Метрах в десяти поглубже его уже не было видно. Временами среди деревьев в Сумраке вспыхивали искорки мелкой живности. Никто крупнее лисы в кедраче не прятался, никто не поджидал участкового в чащобе, никто не подкрадывался во мраке, а стало быть, если и есть засада – то не здесь, а в самой Вьюшке.
Деревня спала, лишь в нескольких домах светились ночники, и только окна дома Крюковых были ярко освещены. Спешившись чуть поодаль, участковый расслабленно похлопал коня по горячей шее, шепнул ласково: «Ты ведь меня дождешься, дру́жка?» – после чего напружинился, сосредоточился и к жилищу Николая и Катерины уже подходил, напоминая эскадренный миноносец: курс выбран, а локатор меж тем крутится, досконально изучая не цель, а все окружающее пространство, выискивая опасность не в той стороне, куда движется корабль, а вокруг себя – с воздуха, с поверхности воды и из ее глубин. Мирно спали соседи, их ауры едва заметно светились слева и справа по улице. Оказавшись у калитки, Денисов заглянул и на второй слой Сумрака – именно заглянул, напряженно и прищуренно, как, бывает, пытаются рассмотреть с берега дно озера под мутной водой. В высоком шалаше из серых ивовых прутьев, в который на втором слое превратился новый дом, сидел всего один Иной – Николай. Никаких гостей ни внутри, ни снаружи не наблюдалось. Погромыхав для порядка каблуками на крыльце, Федор Кузьмич, не разуваясь – мало ли что? – прошел через сени, открыл дверь в горницу и сунулся внутрь. Зять сидел за столом, сцепив ладони перед собой, вид имел подавленный и растерянный, но на тестя глянул с некоторым вызовом.
– Добрая ночка, сынок! – помедлив, спокойно проговорил Денисов и остался в ожидании на пороге.
– Здравствуйте, папа, – принял подачу Николай и, поднимаясь из-за стола, шевельнул подбородком, – проходите, присаживайтесь.
Денисов переступил через порог, плотно затворил дверь, дошел до середины комнаты и еще раз осмотрелся. Он по-прежнему не ощущал ничьего присутствия, но было бы глупым предполагать, что подавлен и растерян Николай из-за ссоры с Катериной. Неужели Денисов опоздал, тугодум этакий? Неужели гости были, да ушли? Пожилой милиционер даже в окно выглянул – нет ли там кого-то, спешащего прочь? Но на улице было пусто, перебирала мелкими чешуйками листвы рябина, лунный свет, пропущенный сквозь штакетник, ровными белыми полосками лежал в палисаднике, напоминая фортепьянные клавиши. Где-то неподалеку редко охал сыч и вдруг, когда Денисов уже отворачивался, зашелся в долгом приступе хохота, напуганный чем-то до истерики. В комнате будто потемнело, и, обернувшись, участковый с изумлением увидел ноги, торчащие вверху, возле самой люстры: кто-то выходил из Сумрака, одновременно опускаясь с чердака прямиком через потолок.
Ноги были обуты в простые резиновые сапоги, в голенища которых были плотно заправлены коричневые вельветовые брюки. Постепенно появилась и верхняя часть туловища – клетчатая рубашка-ковбойка, кургузый серый пиджачишко и натянутая поверх брезентовая охотничья штормовка. Сбоку на кожаном брючном ремне ладно сидели потемневшие от времени деревянные ножны с выжженным изображением шамана Дога, из ножен торчала рукоять большого «медвежьего» ножа. В руках опадающий с потолка Иной держал почтительно снятую с головы кепку. Наконец стало видно и его лицо – простое, деревенское, остяцкое: широкие обветренные скулы, редкие седые волосинки, торчащие на подбородке и над верхней губой, впалые щеки, глубокие складки, клином расходящиеся от носа к уголкам губ, глаза-щелочки, бугристые заломы морщин на лбу, жесткие неопрятно остриженные волосы. Спланировав на пол, утвердившись на ногах, гость низко поклонился и с достоинством проговорил:
– Драствуйтя! Бывайтя здоровехоньки, Светлый Клин!
Оправившись от изумления, Денисов также низко склонил голову. Даже если бы он никогда раньше не встречал этого Иного, не узнать его было невозможно, поскольку отпечатки аур магов такого уровня хранились в памяти и передавались по цепочке, будто фотографические карточки закадычных друзей и злейших врагов, будто изображения народных вождей и тиранов настоящего и минувших времен, будто рассказы о событиях, в которых ты сам не участвовал, но о которых можешь поведать другим во всех или почти во всех подробностях. Скромно теребящего в руках кепку шамана знали все, кто хоть сколь-нибудь ощутимо пожил на этом свете в качестве Иного. Изумление Денисова было вызвано не тем, что в доме оказался маг Высшего ранга – поскольку участковый понятия не имел, с кем придется встретиться, он был готов увидеть кого угодно, – и уж конечно, не тем, каким способом явился простецки выглядевший шаман. Однако Федор Кузьмич никак не мог связать вот этого конкретного Иного с Николаем или Катериной. Анюту Мельникову мог, знакомую незнакомку в цыганской кибитке мог, Аесарона и Качашкина мог и даже Матрене Воропаевой не слишком удивился бы. Но этот Темный давным-давно уединился в такой глухой чаще, так накрепко отрекся от суеты, таким барьером оградил себя, что подобный выход в свет мог быть вызван только событием исключительным, а ничего особенного, кроме непонятных аномалий в Сумраке, пока не наблюдалось. Но как с ними связан Николай? И не является ли приход отшельника первой весточкой бури, которую предчувствовал Денисов?
– И тебе доброго здоровья, Химригон. – Чуть помешкав и пожевав губами, он заметил: – Не ожидал тебя здесь увидать.
Высший шаман захихикал, закивал мелко:
– Я и сам спервоначалу не сбиралси! Ты же знашь, Федор, я не шибко желаючий до большого обчества. Захаживаю в мир-то, токма за-ради речь родну не забыть. За-ради этого следоват упражнение давать хучь изредка.
– А от меня ты спрятался от стеснения, что все-таки забыл родную речь? – с вежливой иронией поинтересовался Денисов. – Я ведь глянул на второй слой – не было там никого. Глубоко схоронился! На третьем, что ли?
Николай, почтительно стоящий в сторонке и внимательно слушающий разговор двух старших магов, одному из которых, по самым скромным подсчетам, было лет четыреста, при упоминании третьего слоя оторопело выпучил глаза – не знал еще о существовании такого, видать.
– Разве ж я
от тебя
хоронилси? – удивился шаман. – Мы с Колей-Миколашей как раз обсужжали, што ты не один явисси, а со своим дружком новым, с городским Светлым любивцем сказочек. Наслышаны, наслышаны… Ну, што одинешенек прискакал – честь и хвала, а как учуял бы Высшего в горнице – мабуть, и не зашел бы, а?
Шаман снова захихикал, Денисов серьезно помотал головой:
– Зашел бы, не сомневайся. Я ведь не издаля полюбоваться сюда скакал, я зятю на выручку спешил.
Улыбка сошла с лица Химригона. Вытянулось лицо и у Николая, брови поднялись домиком – не ждал, что Светлый может помчаться Темному помощь оказывать, думал, что тестем другие причины движут? Стратег…
– Миколаша с меня вреда без пользы не имал, не придумывайтя, некого тут выручать. Ты сядай, Федор, сядай, разговор, мабуть, длиннехонький приключится.
Садясь на стул, вроде и не сделал ничего Химригон, но комната вдруг оказалась накрыта таким непроницаемым колпаком, что Денисов вообще перестал ощущать пространство за ее пределами – как будто их троих перенесло в подземный бункер, в глухую пещеру внутри скалы, вморозило, будто мамонтов, в огромную глыбу льда. Во что превратилась горница для стороннего наблюдателя, если бы таковой имелся, оставалось только догадываться.
– Может, чаю скипятить? – робко предложил молодой Темный, но шаман одарил его таким выразительным колючим взглядом, что Николай замолк и быстренько плюхнулся на свое место.
Присел и Денисов. Химригон, единственный Высший из шаманов, с которыми ему доводилось общаться, единственный из шаманов, кому за последние сто лет было даровано право пользоваться персональным Темным именем, вынул из внутреннего кармана пиджака длинную тонкую курительную трубку. Вставив ее меж зубов, он окончательно сделался похож на охотника-селькупа Кульманакова из деревеньки Кедровки, ютящейся за рекой, в трех километрах от Вьюшки. Денисову стало интересно, носил ли Химригон в миру ту же фамилию, являлся ли родоначальником селькупского семейства, или Кульманаков был плодом утоленной однажды шаманской страсти? Впрочем, о таких вещах не спрашивают. Иногда знать о них вредно и даже опасно.
Шаман посидел, вперив взгляд в потолок, выпустил туда же несколько струек вонючего дыма, встрепенулся, зашевелился, машинальным движением смел со скатерти невидимую крошку и наконец заговорил:
– А мабуть, и жаль, што любивец сказочек отсутствоват, посколь заметно антиресну и поучительну сторию буду говореть. Што он там в книжке читат – это ить не стории, это ить одно надругательство! А я чичас буду сказывать, как на самом деле образовалося. Ты слухай, Федор, слухай, тебе потом вывод делать случай будет. – Он пожевал мундштук, переместил его из одного уголка рта в другой, пыхнул дымом и начал напевно: – Один раз состоялси такой момент, што Дог со своим сыном ходил по третьему небу – ну, вы смекаитя, какое такое третье небо в виду имецца. Откель ни возьмись напали на йих семь чудовищ-громов. Шестерых Дог победил, а седьмой, самый манинькой, оказалси мамкой тех шестерых. И така ярость обуяла седьмого грома, што стал Дог иметь соображение: мабуть, осилит он иё, мамку-то, а мабуть, не осилит, и тогда она до йиво сына доберетси. Не стал он ждать, штоб так стало, и обратил сына в гагару с черным пером и напутствовал, как лететь обратно, на берег родной реки, где знакомые шаманы примуть сына, и обратять опять в человека, и защитять, коли нужда така придется. Полетел сын, да молод был, нетерпелив, не все услыхал из отцовских слов, не все понял. Попал он не на свой берег, а на чужой, где про шаманов не ведали. Увидали те люди гагару – и давай за йей гоняться! Сын кричить, што он не птица, а оне йиво не разумеють. Споймали, конешно. Шею свернули, ощипали, зажарили и съели. Наутро все беременные стали – и мужики, кто гагару ел, и бабы. Мужики в мучениях скончалися, а бабы произвели на свет шаманов, которы разошлися по тайге и научили других людей, што нельзя трогать гагару, особливо ежели у йей черно перо на горле.
Химригон замолчал, оглядел слушателей, проверяя, произвел ли на них впечатление его рассказ. Денисов округлил рот, подвигал бровями, легко вздохнул и раздумчиво промолвил:
– М-да… Ужасные ты вещи рассказываешь, Химригон. Просто в дрожь бросает. Жаль пацана! Только вот никак я не могу докумекать, какой вывод должон сделать из энтой поучительной истории? Нельзя гулять с детьми по третьему слою Сумрака?
– А для вывода ты ранний момент выбрал, Федор! – с укоризной произнес шаман. – Чичас, ты сам знашь, возля Вьюшки разный народец крутицца – хороший, плохой, а то и вовсе непонятный. И всем йим одно подавай, и тут оченно важно ошибку не дать!
– О чем ты, Химригон? – помедлив, уточнил Денисов.
– Мое предложение, поди, хорошее! – вынув трубку изо рта, собрав на лбу морщины, твердо проговорил шаман. – Я за-ради того и пришел к Миколаше, за-ради того и тебя до беседы допустил, штоб уговориться полюбовно.
– Да о чем ты речь-то ведешь? – раздраженно повысил голос участковый. – О чем уговориться?
– Как же? – удивился шаман. – Да я же про сына йиво толкую, про внучка тваво!
Сердце подпрыгнуло и понеслось вскачь. Денисов затравленно глянул на Крюкова – тот побледнел, опустил глаза в пол, и только желваки ходили ходуном под молодой упругой кожей.
– А что с моим внуком?
– Как же? – пуще прежнего удивился Химригон. – В обучение хочу взять!
– В какое обучение? – простонал Денисов, окончательно переставая понимать суть происходящего.
– Хочу сделать из йиво настояшчего шамана! – важно произнес Химригон. – А вот таперича давай вывод, Федор! Ну? Не всегда отец может правильно объяснить сыну, куды следоват лететь! А от этих причин много бед произвестись может, которы я раньше сказывал в разрезе былины.
– Что-то я не возьму в толк, Химригон! – очумело помотал головой Денисов. – Ребенок ишшо не родился. Энто первое. Родится ли он Иным – большой вопрос. Что за радость тебе заранее уговариваться с нами, ежели ишшо неясно, расположен ли он будет шаманить? Энто второе. А третье…
Милиционер умолк, прерванный тонким смехом Высшего Темного.
– Тебе, Федор, надыть книжку-то от городского Светлого попросить! Там хучь и ересь разна местами пропечатана, но ить и правдень имецца!
– Говори! – попросил Денисов.
– Говорю! – согласился Химригон. – Така выкрутась нечасто образуется, штоб дед – Светлый, а отец – Темный. От таких предков ребятенок мо́гущ и хрустенек получацца! Такому ребятенку направление задать – там не то что Высший, там Великий до берега долетить!
– И ты хочешь, чтобы я самолично дозволил соорудить из собственного внука Великого Темного?!
– А это предопределено, Светлый Клин! – неожиданно взгрустнул Химригон, будто сама мысль о какой бы то ни было предопределенности печалила его. – Тут ить тока тот вопросительный разрез, в чьи руки попадеть мальчонка. Мабуть, в добрые, мабуть, в худые, мабуть, в никчемные, мабуть, в умелые. Даже тебе, Светлый Клин, не перелицувать йиво в Светлого, коли на роду писано другое. А меня ты знашь – я баловством не заимаюсь. У меня чичас столько сил, што я могу все! – заносчиво сказал он. – Но ить дурниной не пру, чароплетством не пробавляюсь, людишек не мучаю, под себя не подминаю. Живу себе потихоньку да помаленьку в такой глуши, што даже медведи меня за сваво разумеють. А попадеть дите к Аесарону? Што думашь? Думашь, он свою пользу упустит? Думашь, он йиво к Дозору не подключит? Думашь, не заставит победокурить?
У Денисова разболелась голова. То, о чем говорил Высший шаман, требовало проверки и осмысления. Сборник легенд и мифов, о котором он упоминал, не может считаться сколь-нибудь надежным источником информации, но ведь наверняка есть в архивах Ночного Дозора какие-либо упоминания о гипотетической силе ребенка, чей отец является Темным Иным, а дед – Светлым. Федор Кузьмич ни о чем подобном никогда не слышал, но Химригон прожил на свете на триста с лишним лет дольше… Правда, есть поговорка, согласно которой человеку можно верить наполовину, Светлому – на четверть, Темному – никогда.
– Вот, значит, чем вызвано столпотворение у ворот дома… – пробормотал Денисов.
– Рази ж это столпотворение? Почтение свое выражають. То ли ишшо будет, ну а так – да. – И Химригон, подтверждая свои слова, солидно, с достоинством кивнул. – А ишшо ты вот о чем подумай, Федор… – Шаман вновь закурил, шумно выпустил дым к потолку. – Аесарон – не самое страшное, што может произвестись. Аесарон, хучь и ловок, хучь и рьян, а связан по рукам Договором. Разойдецца не в меру с обучением Великого – так йиво Инквизиция, поди, приструнит. И цыганочка, что конякой тебя нонче выручила, тожить не страшна – ну, скрадеть пацаненка, ну, обучит йиво какой цыганской премудрости, так ить отышчут ие, потому как хорониться она не мастачка, тока ездить-кочевать сподобна. А вот надысь до меня приходил рекрутер – кто таков, откедова? Я бы покопалси в йем, да нужды и любопытства тады не было, а чичас уж поздно горевать. Предлагал мне вступить в секретну обшчину. Што думашь? Ты вот слыхал про таку секретну обшчину? Чем заимаица, из каво состоит, кто в йей барствоват? Прикинь себе на ум, што станет с внуком твоим, ежели он в таку обшчину попадеть, котора ни Договора не чтит, ни подчиняцца никому не желат. Чему йиво там научуть?
– Ты меня покамест не пужай. Дай отдышаться, Химригон! Озадачил ты меня, едрить твою редиску… Коля, – встрепенулся Денисов, развернулся лицом к зятю, – а ты-то что про все про энто думаешь?
Бледный, какой-то измученный зять нервно поднял голову, мельком глянул на тестя и вновь уставился в пол.
– Мы с вами потом об этом поговорим, папа, – сквозь зубы выцедил он и снова застыл.
– А вот и верно! – обрадовался вдруг Химригон. – Дело это ваше, семейныя, вы обсудитя, обсудитя! Я торопкости допускать не намеренный, я чичас уйду, а вы подумыйтя. Срок ишшо дальний, успеитя ишшо прийтить к согласию. А уж я почую, как и што…
Дальнейший разговор не клеился. Колпак с горницы был убран, Николай налил гостям травяного чаю, и, прихлебывая его вприкуску с комковым сахаром, Иные старательно вели светскую беседу, но самое важное уже было сказано. Такое важное, что холод взял Денисова за сердце и не отпускал, и такая жуть временами накатывала, что просто сознание меркло. Как же так? Родной внук – и вон что? Родная кровиночка, не родившийся пока сынок Катерины – и еще до появления на свет обречен быть темнее ночи? Что там сил у Николая? Плюнуть и растереть! Лет через сто, ежели стараться будет, вырастет до четвертого-третьего ранга. А Высший шаман, да обученный другим Высшим шаманом, – это страсть как худо! Это такая пропасть, что ни смириться, ни преодолеть. А что уж говорить, если вдруг действительно не просто Высший, а Великий…
Впрочем, любопытные моменты в разговоре тоже были. Когда внезапно вторично коснулись неведомого рекрутера, на сумеречной картинке, любезно вынутой Химригоном из собственной памяти, Денисов увидел Леньку, которым интересовался еще с момента исчезновения стройматериалов. Денисов продемонстрировал другую картинку – выуженный из сознания агронома Семена Модестовича образ кетского шамана, что приходил с Ленькой к постели умирающей.
– Амос Бочкин! – уверенно назвал Химригон. – Оне с Флегонтом сродственники, который Остыган Сулемхай. Ну, Флегонту-то он не чета, хучь и сродственник, но кой-чиво умет, это правдень.
– Слыхал я, что исчез Флегонт. Не в твою ли глушь подался? Не к тебе ли присоседился?
Химригон поерзал на стуле, крепко задумавшись, потом покачал головой:
– Не, я бы Остыгана почуял. Он мушчина правильный в разрезе воспитания, он бы сперва у старшего – у меня тоись – дозволения попросил. Раз уж этакий разворот с твоим Ленькой возник, который с Амосом таперича дела ведет, я бы чичас предположение дал, что раньшее рекрутер к Флегонту подгребал. Мабуть, Остыган нонче в той секретной обшчине обитат, куда меня Ленька звал.
– Интересно… – озадачился Денисов.
– А жизня, Федор, – оживился шаман, – жизня – она вапче таперича антиресная повелась! Ты слыхивал ли, што людишки до звезд добрались? Я вот помню, манинькой был, так меня наставляли: Млечный Путь – это дорога Дога, темно пятно на Луне – это девка с ведром, котору Дог туды в сердцах закинул. Ну, я-то как подрос да сил набралси, штоб по второму небу гулять, я сразу уразумел, где правдень, а где сказочки. Мабуть, и докинул Дог девку до Луны, но пятно не от нее образовалося. Я и про космос много разного смекнул, но объяснить никак не мог. А тут полетел Гагарин… – Фамилию космонавта Высший шаман произнес с восторженным придыханием. – Полетел – и все разглядел, как я и придумал себе в голове! Я вот вашу Советску власть токма за это и уважаю, што летать человека научили.
– А за другое, стало быть, не уважаешь? – усмехнулся милиционер. – Чем же она тебе так не угодила?
– Во-первы́х сказать – дороги, – с готовностью пустился в объяснения Химригон. – Уж вы мне этими дорогами таку дулю завернули, што просто язва-холера!
– Что ль не гладкие?
– Не с таво боку, не с таво! – возбужденно замахал руками шаман. – Аль не помнишь, Федор, как раньшее с городу сюды добирались? Токма водой, токма по реке! Бывалыча, пароходишко чап-чап, чап-чап, издаля его слыхать, да все по расписанию, раз в месяц. И высыпають на пристань всем народонаселением что Вьюшка, что Светлый Клин – за новостями, за письмами, за разговорами, за приежжими людями. Рази кто чужой за просто так сюды наведалси бы? И свои не стремилися уехать. Уж ежели кто собралси в город – так это цельное событие, к нему полгода готовятся, неделю на проводах гуляють! А таперича катаются кому не лень – туды-сюды, туды-сюды… Не-е, Федор! Вот оттого и спокойство раньшее было в жителях. Зайдешь в тайгу – сплошна красотень и спокойство! Ляжешь на бережку – обратно красотень и успокоение! Кажну птаху слыхать, кажну травинку видать. А нонче что? Нарубили просек, нарезали дыр в лесу, залили гудроном щебень – и коптят с утра до ночи, и коптят! Ни тишины тебе, ни приволья. По грибы пойдешь – аккурат на трактор наткнесси, под куст по нужде присядешь – а там уж кто-то незнакомый с городу сидит! Рази доброе это дело – дороги? Не-ет, Федор, я тебе точно говорю. Во-вторых сказать, из этого разреза и другой разворот деетси. Ты коллехтивизацию застал ли? Во-от! Ты ж знашь, я большого обчества страсть как не уважаю, потому как к природе лаской направленный. Ну и на кой ляд меня в колхоз загонять?! Свое хозяйство я и без посторонней помошчи тянул, а чужого хозяйства мне не надоть, хучь йиво и народным назвали! Все эти собрания, бригады, ячейки-сельсоветы, крик, шум, гам – така язва, Федор, така холера! Вот и ушел я глубехонько, вот и укрылси в тайге через эти ваши дороги и Советску власть! – Он перегнулся через стол и доверительным тоном поведал: – Я ить и рекрутеру по той причине отказал, што обратно коллехтивизация получацца!
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |