– А вот Николай работает в колхозе – и ничего, и ударно! – на секундочку развеселился Денисов.
– А я приду поглядать на йиво лет через писят! – возмущенно возразил шаман. – Думашь, он все ишшо в колхозе горбатиться будет? Ой ли? – Химригон снова поерзал, пошевелил жидкими бровями, размышляя, выпустил струйку табачного дыма. – Да и не продержится, поди, Советска власть ишшо писят лет.
* * *
– А ить ты узнал Леньку-то! – с утвердительной интонацией произнес участковый, когда шаман покинул дом. – Не знаю, приметил ли энто Химригон, а я уж наверняка приметил.
– Узнал, конечно, – легко согласился Николай.
– Он и тебе предлагал в секретное сообщество вступить?
– И мне. Он тут для того и был, чтобы искать таких… как мы с вами. Иных.
– Для энтого? Разве? А я вот слышал, что он картами промышлял, агронома вашего за недоплату наказал, стройматериалы похитил. Энто как же?
– Маленький жадный глупыш! – улыбнулся Крюков с оттенком презрения. – Ему серьезное дело доверили, а он решил заодно заработать. Если бы мне такое дело доверили…
– Ну, так ты бы согласился в общину вступить – глядишь, и доверили бы, – скучным тоном сделал подачу Денисов.
– Был бы один – согласился бы, – снова спокойно и просто признался Николай. – Но у меня теперь семья, мне не до шуток, не до экспериментов. Как же я Катюху-то оставлю? Мне без нее жизнь не мила станет.
– Энто точно? – прищурился пожилой отец.
– Точно, точно, – устало отмахнулся зять.
– И не пожалеешь?
– Как знать? – рассудительно пожал плечами Николай. – Мож, когда-нибудь и пожалею, а сейчас думать об этом даже не хочу. У меня другие заботы – хозяйство свое поднять, супругу всем нужным обеспечить, сына вырастить…
Он осекся и взглянул на Денисова то ли с тревогой, то ли с надеждой. И снова наплыла на сердце холодная вязкая жуть, и снова дыхание застряло посередь горла.
– Ты на энтот счет пока не волнуйся, – успокоил зятя Федор Кузьмич. – Я про энту проблему поподробнее постараюсь узнать, посоветуюсь… ну, ты уж и сам знаешь, с кем я посоветуюсь.
– Забрать не позволю! – вдруг взбрыкнул Николай, и Денисов увидел, как напряглись его кулаки, как вздулись жилы на шее, как заиграли желваки.
– Что забрать? – не понял участковый.
– Не что, а кого! Сына забрать не позволю! Знаю я вас, Светлых! Изолируете ребенка, свяжете его своими заклинаниями, чтобы Силу нарастить не смог…
– О-хо-хонюшки… И откель же ты нас, Светлых, так хорошо знаешь? Сына у тебя забрать, а как же… Вот дурной!
* * *
Легкой рысью возвращаясь на цыганском коне в Светлый Клин, Денисов снова прокручивал в голове разговор с Николаем. Лукавства в молодом трактористе не было ни малейшего – переживал он, шибко переживал, настолько, что рискнул поругаться с законной женой, лишь бы убрать ее с глаз Химригона. Конечно, на Кощея древний шаман походил мало, ну да мало ли что ему на ум взбредет? Похитит Катерину Прекрасную, уволочет ее в свою чащобу и там под защитой вековых друзей-кедров да свирепых друзей-медведей станет дожидаться рождения будущего Великого шамана. Ну а почему нет? Ежели Николай о Светлых подобное мнение сложил, то уж о Темных в этом смысле ему еще проще придумать.
Вера Крюкова в то, что у отца Катя находится в большей безопасности, была наивна и преувеличенна. Даже вдвоем с руководителем районного Ночного Дозора участковый вряд ли смог бы одолеть Химригона, вздумай тот выкрасть дочку из родительского дома. И вот здесь Николай вел себя уже не как обычный человек, а как среднестатистический Темный – спихнул проблему на другого. Ты, папа, дескать, умный, взрослый, твое участие закономерно, твоя неуступчивость в данном вопросе предсказуема – вот и флаг тебе в руки! Впрочем, Николай, слабо пока разбирающийся в иерархии, возможностях и силе Иных, наверняка держал в уме артефакт, которым владеет тесть, вещицу, которая заставляет трепетать тех, кто рангом пожиже, и позволяет Денисову с тем же Химригоном общаться практически на равных. Не понимает молодой Темный, что не грозное оружие заставляет Иных с уважением относиться друг к другу, а долгая история их жизни и факты, в этой истории присутствующие. Скажем, Высший шаман мог благосклонно относиться к Светлому не потому, что тот двадцать лет назад задействовал «Светлый Клин» против банды Темных, а потому, что не задействовал его двадцать три года или семнадцать лет назад, хотя повод оба раза был. Ведь если есть возможность решить все дело пусть и не миром, но вполне гуманными, человеческими средствами, то надо расшибиться, а решить именно так.
Мысли участкового свернули, переключились: вот если бы, уже владея полученной сегодня информацией, он, Денисов, попытался защитить дочь и ее будущего ребенка от гипотетического нападения Темных, планирующих превратить его внука в Великого шамана… Если бы, зная об их планах, он задействовал бы «Светлый Клин», как бы это было воспринято? Считалось бы это предотвращением угрозы? Или Свет и Тьма нашли бы в этом личную выгоду Денисова? Как он сможет сделать различие и принять верное решение, если однажды ему, не приведи судьбинушка, случится оказаться в такой ситуации?
Какое-то время он думал об этом, не замечая дороги, не видя ничего вокруг. Потом встрепенулся, сморщился, вспомнив о предложении Химригона, поежился и решил, что утро ночи мудренее. Завтра он вызовет дозорного. Или сам отправится в райцентр.
«А реакция у Кольки все же человеческая! – с удовольствием отметил Денисов. – Вот ежели бы побыл он хоть десяток лет Иным – он бы сейчас до потолка от радости прыгал, узнав, что сын его таким же Иным будет. Ежели бы Крюков окончательно Темным стал – он бы сейчас от гордости раздулся бы индюком. Энто ить сказка для Темного: сын – будущий Великий! К его дому уже чичас на поклон идут, а он такого внимания не одобряет, опасается. За супругу беспокоится. Сына защищать намерен. Ну, пущай бы так и дальше шло!»
И было Денисову интересно, как же так получилось, что какие-то старики и старухи, которых он знать не знал, богомольцы и богомолицы эти нездешние, раньше его самого оказались в курсе дела? Кто им донес, кто сообщил про ребенка Крюковых?
Глава 5
Весь июль стояла жаркая погода, в полдень без особой нужды носу из дома не высунуть, поэтому в магазин Катя предпочитала ходить по холодку, рано утром. Передвигаться ей было уже тяжеловато, в лютый зной – тем более, но не сидеть же весь день в горнице? До вечера, когда Николай поведет ее на прогулку, далеко, дела домашние переделаны, да и что там дел-то? Всю тяжелую работу на себя свекровь взяла, стирать и убираться не позволяет, вот и ходит Катя день-деньской, салфеточки кружевные на трюмо поправляет, пылинки с полочек сдувает. А магазин – все же хоть какое-то разнообразие, поэтому покупки Катерина совершала не по необходимости, а развлечения ради. То запасную зубную щетку купит, то батарейки для фонарика, то косынку нарядную свекрови в подарок, то сорочку мужу присмотрит.
Переваливаясь с боку на бок, самой себе напоминая неповоротливую утку, шла Катя по Вьюшке, улыбаясь и помахивая авоськой. Местные жители улыбались в ответ, вежливо здоровались. В деревне сколько раз на дню ни пройди по улице – столько раз и поздороваешься с каждым встречным, пусть даже трижды с ним уже раскланивался.
Строительство в боковых улочках-усиках уже было завершено, только кое-где еще работали маляры-штукатуры, приводя новые дома в надлежащий порядок. В одном из таких отростков играла гитара, и Катя приостановилась, прислушалась.
Меня зажали слева,
Меня толкают справа,
Иду вперед без гнева,
Без веры и без славы.
Пряма моя дорога,
Без выступов и рытвин,
Но кровоточат ноги —
Иду по грани бритвы.
Я балансирую на лезвии ножа,
На самой ниточке, коротенькой и тонкой.
Я балансирую на лезвии ножа,
Пляшу марионеточным чертенком.
Знакомый, родной голос. Знакомая, почему-то ставшая любимой у Николая в последнее время, мрачная, надрывная песня. Ему сейчас полагалось быть на работе. Похоже, привез материалы для внутренней отделки – вон и трактор его стоит. Но отчего-то не спешит он отцепить груженную известью тележку, не спешит вернуться в гараж за новым заданием. Для чего-то зашел внутрь, поет, старается. Подражая известному исполнителю, пытается пропеть согласные, узнаваемо хрипит в припеве…
Мне вбок не сделать шагу,
Назад мне путь заказан —
Иду по краю шпаги
Без горя, без экстаза.
И вырваться нет проку
Из этого мученья,
И кровоточат ноги,
И нет им излеченья.
Я балансирую на лезвии ножа,
Иду по ниточке, коротенькой и тонкой,
Я балансирую на лезвии ножа,
Кручусь марионеточным чертенком.
Внутри зааплодировали, принялись пискляво восторгаться, один особенно жеманный голос выделился в общем хоре:
– Ах, Николай, какой же вы… лапочка! Куда там Высоцкому!
– Дура ты! – беззлобно ответил Колька. – Ну, девоньки, что бы еще вам такого спеть? Умные вещи не пошли – давайте про любовь, что ли?
Катерина вспыхнула, отвернулась, заторопилась прочь. Магазин проскочила – даже не заметила. Слезы застилали глаза, и, хлюпая носом, она снова и снова шептала:
– Ну, сколько можно, а? Ну сколько же можно? Сколько же так можно?..
Сама не поняла, как оказалась на мосту через реку, а осознав себя тут – испугалась. Что она здесь делает? Когда успела дойти до реки? Зачем? Не топиться же она собралась?
С того берега доносилось конское ржание, настырно тянулся в чистое небо дымок невидимого за кустарником костра. «Там табор!» – вспомнила Катерина. Не отдавая себе отчета, она шагнула по мосту еще дальше от деревни, еще ближе к той стороне реки. Почему-то ей захотелось непременно увидеть, как выглядит табор, какие люди ходят там меж костров и кибиток…
– Драствуйтя! – теребя подол длинного цветастого платья, поздоровалась с ней маленькая цыганочка, возникшая на том берегу будто по волшебству. – Вам погадать аль чегой?
– Здравствуй, – рассеянно улыбнулась ей в ответ Катя, которой в голову внезапно пришла мысль – неожиданная, смелая, если не сказать – безумная. – А скажи-ка мне: в вашем таборе только гадают? Или, может, есть у вас настоящая колдунья?
* * *
– Проходи, красивая, не стесняйся! – пригласила Лиля, с интересом рассматривая нерешительно замершую на пороге шатра беременную девушку. – Я и ждала тебя, и не ждала…
– Как это? – спросила Катя, которая действительно была сильно смущена – и из-за недавних слез, и из-за своего поступка, и из-за откровенного, бесцеремонного любопытства, которым встретила ее Лиля.
Цыганка была молода и хороша собой, так хороша, что Катерина моментально поверила в деревенские страшилки о том, как парни теряют головы, как бросают жен и детей ради вот таких красавиц, как уходят в ночь, в степь, в горы, в тайгу – вслед за табором. Неотразимая женщина. Роковая женщина. Колдунья.
Тряхнув роскошными волосами, цыганка рассмеялась:
– А вот так! Однажды мы бы с тобой встретились – это правда, изумрудная моя. Но не сейчас, а когда у тебя другого пути не останется… Не увидела я этой нашей встречи. Как же ты, золотая, не испугалась прийти ко мне? Как же отпустили тебя?
– Я не отпрашивалась! – ответила Катя и тут же пожалела об излишней резкости, с которой произнесла эти слова. – И вообще – я вроде бы не маленькая, чтобы цыган бояться.
Лиля кивнула. Поднялась тонкая рука, звякнули многочисленные браслеты, сверкнули в полумраке монетки мериклэ.
– Ты проходи, Катюша, садись, где тебе удобно.
Под пологом шатра было мрачно и довольно пыльно – ветром наносило мелкий песок с берега реки. Повсюду валялись тюки и баулы с тряпьем. Выбрав более или менее чистый сорок
[21]
, Катерина присела, смяла в ладонях пустую авоську.
– Я разве представилась? Или вы про всех местных жителей справки навели, чтобы при случае поражать своими способностями ясновидящей?
– Ах, крапива, ах, кусачка! – снова рассмеялась Лиля, усаживаясь напротив. – Мне нет нужды доказывать, есть ли у меня способности. Впечатление произвести пусть пытаются те, к кому доверия нету. А раз ты сюда пришла – значит, веришь, что я могу помочь.
– Я и сама не знаю, почему сюда пришла, – тихонько призналась Катя.
– Аи, чячё. Правду говоришь, красивая! Если бы ты заранее знала, что сюда соберешься, тебя быстренько бы переубедили – ты бы и не заметила. А вообще это даже смешно: при таком отце да при таком муже – к цыганке идти!
– Что это значит? Вы знакомы с папой и Николаем?
– С папой твоим, драгоценная, – да, была когда-то знакома. С Николаем видеться не приходилось, но кое-что о нем слышала.
– И почему же вы считаете, что при такой родне – смешно ходить к цыганке?
– Не бери в голову, алмазная моя! Как самочувствие твое сапфировое? Как Данилка? Не слишком озорничает?
Вот тут Катя испугалась по-настоящему. Хотела все же произвести на нее впечатление молодая цыганская колдунья, или само у нее вырвалось – кто знает, но о том, как они назовут будущего ребеночка, Катерина с мужем шептались в одиночестве, никого в свои планы не посвящая. Если будет девочка – назовут Людмилой, в честь Катиной мамы. Если мальчик – Данилкой. Вот ни с того ни с сего: Данилка – и все тут! Даже отцу Катерина об этом не рассказывала, даже матери пока не раскрывала секрета! И как же про имя стало известно Лиле? Или муж проболтался? Неужели он и сюда добрался? Мало ему девок в селе – он и к цыганкам заглядывает?!
– Никуда он не добрался, – вдруг оставив свой напевный и несколько вульгарный цыганский говорок с бесконечными ювелирными эпитетами, устало произнесла Лиля. – Я же сказала тебе – не знакома я с твоим супругом! Можешь не опасаться, не сумели бы мы друг другу понравиться – ни я ему, ни он мне. Что же касается девок…
– Я что – вслух об этом говорила?!
– Что же касается девок – уймись ты, успокойся! Никто ему, кроме тебя, не нужен. Бедная девочка!.. Ты сейчас потому такая нервная, что в чужой деревне обитаешь, где многое тебе непривычно, непонятно, неведомо, и оттого – обидно и подозрительно. Я тоже такой была. Этот табор – не родной мне. Когда сюда попала, мне все недруги вокруг мерещились, везде измены мужнины чудились. А как прижилась да пригляделась – поняла, какой глупой была, когда кнутом размахивала да соперниц своих несуществующих наказать жаждала. Не накручивай себя, не придумывай, нет у тебя сейчас повода для страданий! Ступай себе домой, за мужа не переживай, верный он тебе. И впредь верным будет. И зелье приворотное, за которым ты ко мне пожаловала, я тебе не дам. Без надобности оно тебе, Екатерина Федоровна. Любите друг друга, раз любится, ждите ребеночка. Авось все у вас будет хорошо.
* * *
Давненько Федор Кузьмич не ощущал призыва, а уж ведьминского – тем более. Потому не сразу и сообразил, что происходит. Стоял себе у окошка, проветривал кабинет, внимательно слушал «Последние известия», и вдруг посреди рассказа диктора о том, какой урожай зерновых ожидается в этом году в Белоруссии, кольнуло легонько сердце. Прикрыл участковый створки окна, звякнул шпингалетом, уселся за стол, с недоумением прислушиваясь к ощущениям – вроде не жаловался никогда ни на сердце, ни на самочувствие вообще. Да и какие могут быть болезни у Иного? Насморк разве что. Да и то – до той лишь поры, пока не удосужишься нехитрое заклинание сотворить. Утром он, как всегда, сделал комплекс упражнений с гантелями, плотно позавтракал, с охотой подышал свежим ветерком по дороге на работу – к полудню обещали жару несусветную, а пока можно было еще наслаждаться погодой. То есть, проще говоря, ничего необычного утром не случилось, нигде он не перенапрягся и не переволновался. Откуда же иголка, вошедшая в грудь слева? Впрочем, кольнуло – и перестало, зато поселилась в том же районе тревожка. Маятно сделалось пожилому милиционеру, неуютно. Из-за сердца? Глупости! Из-за Катерины? Так он о ней подумать пока не успел. Вернее, мысли о дочери, ее браке с Темным и скором рождении внука из головы не шли даже во сне, но их Федор Кузьмич до поры до времени отодвигал на второй план. Сперва – работа, дела текущие, а погоревать о судьбе да придумать решение семейной проблемы – для этого свой час отведен будет. Тревожка меж тем раскачивалась в груди, раскручивалась, требуя от Денисова каких-то действий – куда-то бежать, что-то предпринимать, не медлить ни секунды. Будь участковый обычным человеком, уже подхватился бы, стремглав выскочил… куда только?
В кабинете происходило странное: задребезжало оконное стекло, подталкиваемый внезапным сквозняком, задвигался, зашуршал и съехал-таки со стола чистый листок писчей бумаги, приготовленный Денисовым для составления еженедельного отчета в райотдел милиции. Закачалась под потолком лампочка без абажура, завыло на чердаке, с гулким грохотом обрушилось что-то в сенях. Ураган, натуральный ураган! Там, за окошком, светило солнце, на противоположной стороне улицы, возле конторы, с удовольствием подставляя лица набирающим силу теплым лучам, душевно скандалили старик и старуха Агафоновы, смешно пыталась управиться с большим велосипедом пятилетняя сестренка Павки Галагуры, по причине хорошей погоды одетая в одни трусишки. Там, над трассой, уже поднималось жаркое марево. Там, на колхозных полях, уже истекали потом посланные на поливку и прополку бабы. Река двигалась нехотя, словно густой поток расплавленного олова, и мелкая рябь на ее поверхности переливалась пронзительными, больными для глаза бликами. Вот какое лето было на улице, а в кабинете чудилось, что на дворе разгулялась метель, что ветер без перерывов и послаблений давит мощным плечом на оконные створки, и поскрипывают под его натиском толстые лиственничные стены, и подрагивает пол, и звенит ложечка в стакане, будто ты не в доме находишься, а в вагоне поезда.
– Ну, сильна-а, чертовка, едрить твою редиску! – выпучив глаза и округлив губы, зачарованно покачал головой участковый. – Хорош, Матрена, перестань! Понял я, понял, иду уже!
«Ураган» мгновенно прекратился. Денисов фыркнул: ох уж эти ведьмы! Да с такой силищей – что мешало Матрене Воропаевой через Сумрак написать на стене кабинета крупными буквами? Дескать, так и так, зайди на минутку, дело есть. Нет же, нужно катаклизм устроить!
Собственно, почему он сразу не догадался, что покалывание в груди – результат чьего-то воздействия? Может, кто-то и сказал бы, что засиделся пожилой маг, размяк от бездействия и окружающей благости, так ведь неправдой это было бы! Наоборот, чем дальше – тем большее напряжение чувствовал Денисов, с большей сторожкостью относился к любому мало-мальски заметному событию. Но, чего уж греха таить, привык считать свой дом и рабочий кабинет этакими крепостями, куда чужакам ход заказан. Четверть века сплетал и переплетал наново, расширял, укреплял и подкачивал Силой охранные заклятья, густой паутиной опутывающие оба здания. Не о собственной безопасности думал, а о том, что, случись неладное, Темные в первую очередь захотят нейтрализовать «Светлый Клин». На улице, во время ежедневного милицейского обхода, сделать это будет крайне затруднительно, а вот в замкнутом помещении – в самый раз. Получится, не получится – это другой вопрос, но дать гипотетическому врагу шанс и тем самым оставить без защиты местных жителей, оказавшись заблокированным в родных стенах, Денисов не хотел, да и права такого не имел, по сути.
Вот и вышло, что пронадеялся он на собственные охранные заклятья, а Матрена все их хитрости разгадала, все «мышеловки» и «капканы» обошла. Сильна, чертовка!
Конечно, Денисов поспешил на зов, потому как понимал, что за просто так не стала бы ведьма расходовать Силу. Но понимал он и то, что уговору их, видимо, пришел конец. Перемирие, заключенное давным-давно, держалось на клятвенном обещании одной из самых могущественных представительниц разогнанного Конклава Ведьм не использовать свои истинные возможности. Бытовая магия – не в счет, но никаких серьезных вмешательств, никакой ворожбы, никаких отворотов-приворотов, наведения порчи и прочей ерундистики, иначе о присутствии Матрены в Светлом Клине станет известно Ночному Дозору. Уровень магии, использованной для призыва и пробившей охранную систему Денисова, был значительно, несоизмеримо выше бытового. Что же могло стрястись такого ужасного или неотложного, что Воропаева решила пойти на риск?
Матрену, как и в прошлый раз, участковый застал за печкой. Только теперь отнюдь не пироги она затеяла. Несмотря на то что за окнами наливался прозрачным зноем летний день, за печной заслонкой бушевало пламя. Ни слова не говоря Денисову, хозяйка убрала заслонку, демонстрируя пышущий жаром зев русской печи. Языки огня расступились, и наружу сам собой выехал чугунок. Матрена кивнула на бурлящее варево. Маг посмотрел и ничего не понял. То есть абсолютно ничего. Старушка с досадой всплеснула руками.
– Да ты слепой, что ли?! Видишь? Едет!
– Чугунок? – помедлив, уточнил Денисов. – Едет, вижу.
– Аесарон! – чуть не плача, страшным шепотом произнесла Матрена.
– А ты уж испужалась, старая! – внутренне подбираясь, усмехнулся участковый. – И вместо того чтобы притихнуть, словно мышка, чародействовать принялась по второму рангу. Ну, нормально! Или он тебя уже так точнехонько выследил, что и прятаться поздно?
– Не выследил пока, касатик, ох, не выследил! Но ведь так близехонько он еще и не был!
Денисов не знал и разузнать не пытался, чем когда-то давно насолила ведьма теперешнему руководителю Дневного Дозора. Но насолила крепко, это уж как пить дать. И вину за собой, видимо, чувствовала, и о каре, которая ее постигнет, догадывалась. Надежда у Матрены была только на то, что не сумеет отыскать ее Аесарон в ближайшие пятьдесят-сто лет в сибирской глуши, а потом, может, и забудется ее проступок. Но пока складывалось с точностью до наоборот: хитрый и весьма талантливый в делах Темных бурят стал главой Дозора, да не где-нибудь на Алтае или Дальнем Востоке, а здесь, в этой самой области и еще в двух сопредельных. Ладно, и этот страх она пережила, но теперь-то все ближе подбирался Аесарон! Зимой в райцентр зачем-то приезжал, а сейчас сюда намылился!
Впрочем, все это были личные кошмары Матрены. Денисову же был известен еще один интерес, который мог привести Аесарона в эти края.
– Ты, старая, ишшо разок внимательно погляди на энтот свой… компот, да скажи мне вразумительно, куда он едет.
– Я, касатик, еще на рассвете неладное почуяла! – суетливо двигаясь, зачастила ведьма. – Уже тогда поняла, что он где-то рядышком. Терпела-терпела, да чуть со страху не окочурилась. Вот, травок заварила, чтобы путь его посмотреть. Тут ведь не всякая травка годится, да не во всякий час…
– И что путь? – настойчиво перебил Денисов кудахтающую Матрену.
– Он только до Подкатной горки читается, а дальше… Ой!
У страха, как известно, глаза велики. Любая овца в стаде, обложенном волками, уверена, что охота ведется именно за ней. Вот и у старушки, видать, инстинкты сработали быстрее разума, а теперь, когда немножко отпустило, начала она соображать, оттого и ойкнула, оттого и замерла, прикрыв губы уголком косынки.
– А ведь, может статься, он и не по мою душу, а? – медленно разворачиваясь к Денисову, предположила она.
Участковый нахмурился. Если даже ведьма, насмерть перепуганная грядущим возмездием, пришла к тому же выводу, что и он, то дело может обернуться неприятностью. Рожать Катерине через месяц, а желающих познакомиться поближе да заручиться поддержкой ее мужа становится все больше. Какова наглость?! Средь бела дня!..
– Где он сейчас? – грозно спросил Денисов.
– В машину сел, – глянув в чугунок, охотно поведала Матрена. – В машине еще трое… нет, четвертый подходит!
– Всем составом, стало быть…
Худо, ой как худо! Денисов резво направился к выходу, в дверях остановился.
– Матрена, а чего ты меня-то звала? Нешто думала, что я за тебя вступлюсь?
– А как же?! – удивилась старушка. – Ты у нас – представитель власти, а я – законопослушная пенсионерка. Моя милиция меня беречь должна!
Возвращаться в кабинет в центре Светлого Клина времени уже не было – Матренин дом был крайним в селе, после него – только гараж и ферма. Вот в гаражную-то контору Денисов и забежал.
* * *
Евгений Юрьевич Угорь, обложившись книгами, подшивками отпечатанных на машинке страниц и отдельными рукописными листочками, самому себе напоминал студента накануне экзамена – вроде все материалы под рукой, прочитаны и вызубрены, а в голове – сумбур, и задачка никак не решается. Проштудировал Евгений все доступные легенды – кетские, селькупские, юганские, даже в бурятский и якутский эпосы заглянул. Потом сравнил мифы с документацией по разным делам, ведшимся в области с незапамятных времен, где так или иначе был упомянут Великий шаман. Получалось, что остяки действительно ожидали прихода некоего Ворожея. Вроде как тысячу лет уже ожидали, готовились. И вроде как действительно вот-вот он должен был явиться.
Чего Евгений не мог уловить, так это оттенка Ворожея. Упоминали о нем и Светлые, и Темные, а кем или, вернее, каким будет сам Ворожей – тайна, покрытая мраком. Также не удалось найти подтверждения, что Великий шаман родится в семье, где дед – Светлый, а отец – Темный. Смущало еще и то, что, судя по легендам, действовать Ворожей начнет сразу после появления. Если Химригон и прочие считают, что Великим шаманом должен стать будущий внук Денисова, то как может Ворожей уже ближайшей осенью «привести все воды в движение»? Это грудной-то младенец?! Сомнительно. Или Ворожей и Великий шаман – это два разных Иных? Или будущий внук Федора Кузьмича не имеет никакого отношения ни к тому, ни к другому? Могут ли Темные, устроившие паломничество во Вьюшку, дружно ошибаться? И почему такое странное затишье в стане Ночного Дозора? Темные, значит, готовятся к каким-то глобальным переменам, а непосредственному руководству Евгения на это наплевать? Или оно – руководство – ни сном ни духом? Дважды сомнительно!
Тогда что же? Снова провокация?
Зимой, после памятной встречи с оборотнем Пардусом, Денисов практически убедил оперативника, что игры закончились, что не станут Темные больше подставлять Ночной Дозор в лице его руководителя. Но это было всего лишь мнение мага, да – куда более опытного по части интриг, да – знающего местные нравы куда лучше присланного сотрудника, и да – вероятнее всего, куда более мудрого в житейском плане. И все же – разве его мнение может считаться гарантией? Конечно, полгода длилось затишье в противостоянии Дозоров, они даже совместную операцию провели – это хороший показатель. Но означает ли все это, что длиться так будет вечно? Глупости. Угорь, скорее, склонен был поверить в то, что Темным просто понадобилась передышка – поднакопить сил, усыпить бдительность, подготовиться. Возможно, как раз сейчас начался новый виток противостояния, и бурление вокруг Вьюшки, слухи о рождении Великого – это… А собственно, что это может быть? Отвлекающий маневр? Или ловушка? Разница-то колоссальная, между прочим! Если целью, как и раньше, является сам Угорь, если Темным снова стало необходимо дискредитировать Ночной Дозор, подставить руководителя и, как следствие, избавиться от него – пусть временно, пусть только до назначения нового руководителя, – тогда история с не родившимся пока шаманом является ловушкой. Где-то там, в районе Вьюшки, вырыта охотничья яма с острыми кольями на дне, и Евгений, на радость противнику, медленно, но верно движется в ее направлении.
Однако не меньшей была вероятность отвлекающего маневра. Темные сделали почти все для того, чтобы внимание Евгения оказалось приковано к событиям во Вьюшке. Тысячелетнее ожидание, внук Светлого – сын Темного, высочайший ранг будущего шамана, то, се… Разумеется, Ночной Дозор обязан все силы кинуть на проверку и предотвращение. А поскольку в районе сил у Ночного Дозора – только он один и есть, то его всецелая занятость данной проблемой автоматически оголяет тылы. Конечно, «на хозяйстве» остается Танечка, но хватит ли ей опыта и сообразительности вовремя распознать истинную проблему, истинную цель, ради которой Дневной Дозор устраивает столь масштабное представление?
Накануне Евгений отправил с ведуньей отчет областному начальству, где позволил себе описать собственную озабоченность событиями и слухами, предварительные выводы и возможные последствия. В качестве мер по предотвращению дальнейшего и крайне нежелательного развития двусмысленной ситуации Угорь предложил – фактически попросил – прислать экспертную группу для проведения полноценных следственных мероприятий. Язык себе сломал, когда попытался вслух перечитать вынужденно использованный канцелярит, но самое главное – бумага была составлена, и текст ее выглядел вполне официальным.
Теперь оставалось ждать решения областного руководства.
Голова потяжелела, глаза начали слипаться. После дежурства Евгений даже не прилег, и теперь организм протестовал. Все, спать, спать, спать! К головоломке он вернется вечером… Или нет! Вечером он планировал погулять с Верой. Молоденькая продавщица, кажется, уже привыкла к нетрадиционным и подчас совершенно неожиданным маршрутам их прогулок – автовокзал, аэродром, железнодорожная станция, заброшенный склад… Впрочем, лишних вопросов она никогда не задавала, а к Евгению по-прежнему относилась как к представителю каких-то секретных, но очень властных силовых структур – с уважением и чисто женской гордостью. Разубеждать ее Угорь не стал, тем более что, по сути, действительно принадлежал структуре и секретной, и отчасти силовой… Значит, вечером он встретится с Верой, затем дежурство, а вот потом, под утро, можно будет снова заняться легендами, мифами и прочей чертовщиной.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |