Маг и его Тень. Рождение Мага (гет) 40 страница

И что тогда? Мардж тихо скончается на следующий же день, а Дамблдор подавится конфетой? Почему-то перспектива получить такую силу казалась не столько заманчивой, сколько пугающей. А вот Крису идея явно нравилась. Наверняка не раз думал об этом на досуге.

Гарри еще раз потянулся вглубь себя. Мысленно оглядел сжавшееся в плотный клубок существо. Бедняга, только кусаться и умеет. Только для этого и предназначено. А ничего хорошего вокруг не замечает, просыпается, лишь когда приходит время показать шипы. Ладно уж, пусть спит пока. Крестраж был, пожалуй, самым несчастным существом, что ему доводилось видеть. Жалко его.

05.03.2011

Глава 23.

В коридорах Хогвартса, обычно полных детского смеха, шума и шелеста мантий, шепотков портретов и звонких голосов, переливалась разноцветная тишина. Невидимые всполохи магии пробегали по стенам, отдавались в кончиках пальцев легким покалыванием. Дыхание замка с каждым днем ощущалось все отчетливее, ощущалось всей кожей, слабым головокружением и запахом озона в воздухе. Портреты замерли в рамах, привидения впали в некое подобие спячки, Хогсмид заблаговременно опустел. Звери Запретного леса тревожно поднимали головы, чувствуя разливающуюся в воздухе магию, и уходили вглубь леса. Даже Фоукс, не так давно снова вставший на крыло, улетел на континент, чтобы переждать грядущую бурю. Арканы пульсировали, приходили в движение, безошибочно тянулись к тому, что определяли как сердце замка — к директору. Когда по толстым жгутам древних чар, наложенных самими основателями, проходила дрожь, Дамблдор вздрагивал. Голубые глаза стекленели, дыхание замирало в горле.

— Альбус? — Снейп склонялся над стариком. — Вы принимали зелье?

Принимал. Цеплялся за последнюю соломинку. Эликсир, созданный Фламелем и Снейпом на основе философского камня, пока что действовал. Давал достаточно сил, чтобы выдержать ежегодную магическую бурю. Вопрос в том, сколько еще он будет действовать, прежде чем организм износится так, что никакие ухищрения не заставят сердце биться. Сто пятьдесят лет не предел для мага, особенно для такого как Дамблдор. Но Хогвартс, Хогвартс после определенного момента становившийся не даром, а проклятием, Хогвартс, медленно, но верно сводящий директоров в могилу…

— Пора, Северус. Уходи.

Непослушные губы едва шевелятся. Но надо сказать, надо отправить его в безопасное место, пока человеческая речь не забылась окончательно. Пока он еще помнит, что он волшебник, что у него есть имя — Альбус Дамблдор. Еще немного и личность сотрется, смешается с потоками магии.

Нарастает подземный гул, по камням все чаще проходит дрожь. Тело дышит, повинуясь ритмам замка, а не командам мозга.

Сейчас.

Когда Хогвартс пронизывает первая волна, человеку, обмякшему в кресле директора, уже ничего не страшно. Потому что человеком он уже не является. Всего лишь один из элементов замка, как еще один камень в основании. Слава Мерлину, что он не чувствует, как сквозь сердце проходят основные арканы, подчиняя себе его ритм. Не слышит, как они густо звенят, вибрируют, натягиваются струнами. Никто не выдержал бы такого, не находясь в полубессознательном состоянии на грани жизни и смерти.

Мир превращается в круговерть красок, запахов и ощущений. То, что некогда было камнем, теперь стало звуком. Густой, тяжелой вибрацией, медленно закручивающейся воронкой, глотающей магию. Воздух, слишком плотный, чтобы им можно было дышать, оседает крупными каплями, содрогается от учащающихся волн. Постепенно к изначальному источнику, переплетению магических жил под замком, присоединяются остальные: озеро — сухой звон струится в ускоряющийся водоворот, лес — внутри и вовне вспыхивают разноцветные огоньки, кружатся, сплетают сеть. Реальность ведет себя словно океан в период штормов, ломая законы физики на отдельно заданном участке. И все это видимо и понятно лишь тому, кто находится в эпицентре бури. Вот только нет никого, способного взглянуть на происходящее объективно, проанализировать его, а не превратиться в пылинку среди урагана.

Черед последнего элемента приходит лишь через несколько часов безумной фантасмагории, когда Хогвартс пропитывается магией настолько, что она и в самом деле сгущается, оседает на стенах, а те начинают течь, подстраиваясь под призрачную реальность. Очередная волна подхватила и вознесла к клубку живой магии, к тому, не могло лишь осознать себя, осколки того, что некогда ощущало себя Альбусом Дамблдором. Они слились с магическими потоками, неосознанно направляя их в нужное русло. Постепенно из цветные стекол воспоминаний собрался каркас личности мага. Новое, единое существо смотрело на мир.

Магия пела и кружилась в воздухе, расправляла обманчиво—хрупкие радужные крылья. В одно мгновение старый директор превратился в самое могущественное существо на планете. Толкнуть чуть сильнее — и Земля сойдет с орбиты. Засмеяться, ринуться в небо — и весь мир упадет к ногам.

Болезненно-сладкая иллюзия могущества, не имеющая под собой никаких оснований. Не твоя сила, не твоя магия. Слишком чужая, слишком невероятная, чтобы служить для удовлетворения давно забытых амбиций молодости и осуществления многовариантных планов. Хогвартсу все равно, что происходит в мире, и чего хочет директор, он просто использует этого директора для продления своего существования, покажет свою истинную силу и, быть может, даст какие-то крохи. Но не больше. Этому месту нет дела до людей, оно просто позволяет им жить. Помни об этом. Не смей забывать.

Некогда Том Риддл, потрясающей талантливый, сильный, но так и не постигший сути, просил место преподавателя. Глупец. Хотел стать директором, вычитав в древних трактатах, какую магию, какие невероятные возможности Хогвартс дает своим руководителям. Но так и не понял, что сила эта вся без остатка принадлежит замку и служит только замку, человеку не дано ею воспользоваться.

Да и директор школе нужен с одной-единственной целью. И заключается она вовсе не в предоставлении ежегодных письменных отчетов министерству, как думают некоторые.

Вернись.

Вспомнить ощущения шершавых стен под пальцами, солнечные блики на витражах, плывущие по зачарованному потолку облака. Вновь увидеть классы, массивные парты и котлы, удобные кресла в учительской. Услышать, как часы на башне отбивают полдень, как хлопают крыльями совы и скрипят двери в подземельях.

Удержать Хогвартс. Слить обратно к истокам излишки магии, разрывающие его, выводящие на совершенно иной план бытия, обратно в паутину потоков.

Нет ничего проще — надо только вспомнить. Нет ничего сложнее, чем вспомнить что-то, когда тебя даже не существует. И с каждым разов все труднее просто выжить в безумной круговерти.

Дамблдор очнулся на следующее утро. Щеку, исцарапанную о жесткий ворс ковра, саднило, в уголке рта запеклась струйка крови. Но кабинет не изменился. Разве что треснули стекла в шкафах, да ветер разметал бумаги со стола. Жаль, что не получилось удержать все выбросы. Стихии всегда необычайно чутко реагировали на подобные всплески. Магия могла и раствориться в воздухе, рассыпавшись летним звездопадом, а могла и сконденсироваться, пройтись по британским островам сильным штормом. Основатели одобрительно-насмешливо щурились с витража. Спросить бы их, что же такое они строили, чем именно видели Хогвартс. Но нельзя. Нет ни записей, ни портретов. Только кусочки цветных стекол в кабинете директора. Каждый год замок вбирал в себя куда больше силы, чем могла использовать вся Британия, повиновался заданной программе, пытался наполнить гигантский резервуар — и не понимал, что наполнять нечего. Для чего бы ни была предназначена такая сила, хранить ее было негде, а тратить ее — некому и не на что, и магия раз за разом сбрасывала оковы, затопляла и искажала реальность. Должно быть, это и был легендарный седьмой октан, последняя ступень из тех, что вообще могут существовать. Грань уничтожения и созидания мира. Ничего кроме ужаса эта сила вызвать не могла.

Дамблдор, маг третьего октана, сильнейший во всем мире, мечтал о седьмом только до первого слияния с Хогвартсом. Потом пришлось поумнеть и понять, что есть нечто, чего человеку касаться не следует. Конечно, ему давно следует передать обязанности другому, хотя бы тому же Снейпу. Мальчик обладает достаточно сильной волей, он не соблазнится внезапным ощущением всемогущества, не опьянеет от кажущейся вседозволенности. Не случайно семь из десяти директоров в начале августа превращаются в горсть невесомого пепла. Нельзя же искренне верить, что можно попытаться использовать предложенную силу и остаться в живых. Кроме того, Северус еще очень молод, слияние не станет тяжелейшим испытанием для его организма. Это для Дамблдора каждый раз словно последний. Вытянуть замок из бездны он сможет, а вот вернуться сам… Того и гляди сердце не выдержит, и коллеги найдут окоченевший, скрюченный труп.

Но как уйти, как оставить Гарри, когда Волдеморт обязательно возродится? Не может не возродиться, раз уж создал крестраж. Альбус трясущимися руками потянулся за палочкой, наколдовал чашку горячего чая. Сердце болезненно билось о грудную клетку, маг старался лишний раз не шевелиться. Пора было посмотреть правде в глаза: он уже слишком стар, он уже слишком много и слишком часто ошибался. Следовало уничтожить дневник Риддла, а не отдавать его Гарри, надеясь, что тот разрешит загадку. Проверка мальчика окончилась смертью Джинни Уизли. Тоже его вина, его ошибка. Надо было сразу найти того, кто использовал в стенах школы Адское пламя, а не ждать следующего хода неизвестного мага. Теперь тот, кем бы он ни являлся, получил крестраж и наверняка попытается им воспользоваться.

Гарри… Гарри тоже с самого начал был его ошибкой. Он правильно действовал на первом курсе, не испугался за себя, хоть и не знал, что на самом деле ему ничто не угрожало. В зале было установлено множество ловушек, блокирующих магию Квиррелла, иначе первокурсник никогда не справился бы со взрослым магом. Нельзя было требовать от двенадцатилетнего Поттера совершить еще один подвиг во благо школы, догадаться о местонахождении Тайной комнаты и убить чудовище. И неважно, что Фоукс следил за ним, готовый помочь в случае необходимости.

Возможно, перед этим ребенком он виноват не меньше, чем сам Волдеморт. Но если это поможет победить Темного Лорда и не дать Англии скатиться в гремучую смесь сперва всеобщей паники, хаоса и слабо контролируемой анархии, а затем — тотального контроля и навешивания ярлыков по происхождению, а не качествам человека, значит, так тому и быть. В конечном итоге цель оправдает средства. У того, кто не пожертвовал собой, нет права жертвовать другими. Но Дамблдор давно уже принес свою судьбу и юношеские мечты на алтарь недостижимого всеобщего блага. Кто-то должен был это сделать. Жаль, что Геллерт оказался слишком упрям и так и не смог осознать, что именно они творили. Нельзя насильно привести людей к справедливости, нельзя вручить ее им в качестве подарка. Не поймут, не примут. Если надо заставить их самим добиваться правды, искать ее, то кто-то должен подтолкнуть их в нужном направлении, указать дорогу.

Он, первый из творцов нового мира, в котором человека будут судить по его делам, а не способностям, где все хотя бы изначально будут равны, этого самого нового мира уже не увидит. Для таких изменений нужны десятилетия, а для него это почти что вечность. Даже магия философского камня бессильна перед Хогвартсом. Плодами его трудов воспользуются другие. Тем, кто еще не поступил в школу или даже не родился, будет обеспечена лучшая жизнь. Ради этого стоило потрудиться. И уйти нельзя — он должен быть рядом с Гарри, от мальчика слишком многое зависит. Сперва пришлось позаботиться, чтобы он попал в нужную компанию. Гарри оказался не слишком общительным, пришлось добавить зелье дружбы в его пищу. Отвратительно? Безусловно. Зато действенно. Да и Уизли вовсе не так плохи, как может показаться на первый взгляд. Постоянные ссоры, мечты о деньгах — все поверхностное. Что самое главное, предавать — предавать они не умеют. Грамотно разыгранная комбинация, и молодой Гарри в сознании Молли ассоциировался с возможными деньгами. Ход ее мыслей понятен и предсказуем: Поттер может жениться на Джинни и обеспечит ее дочери достойное существование. И Молли без малейшего намека со стороны директора старалась стать для Гарри близким человеком, заменить сироте семью. Да, Уизли были бы ему настоящей семьей.

Теперь, когда Джинни мертва, шокированная женщина может и отдалиться от Гарри. Нельзя отбирать у мальчика последнюю надежду на счастье, нельзя, чтобы этот удар сломал его. У Гарри должна быть семья, должен быть кто-то, о ком он мог бы заботиться, и кто мог бы заботиться о нем.

Пора было достать из ящика еще несколько старых фигур и смахнуть с них пыль. Они, сами того не подозревая, сыграют отведенную им роль. То, что он собирался сделать, гадко, мерзко. Но — какая ирония, — оно сделает Гарри счастливым. А мальчик это заслужил. Он не должен страдать из-за его, Дамблдора, прошлогодних ошибок.

Директору еще предстояло обойти Хогвартс, посмотреть, где и в чем изменился замок. Основные кабинеты и коридоры всегда оставались неизменными и не меняли местоположения, а вот уголки, в которые редко забредали люди, порой становились чем-то невообразимым. Нужно запечатать опасные двери, собрать и исследовать невесть откуда взявшиеся предметы непонятного назначения — то ли артефакты, то ли созданный остаточной магией мусор. Те из них, что к ночи не растают, осядут в хранилище Отдела тайн, где маги попытаются понять, что же такое подарил им Хогвартс на этот раз. Если повезет, найдется даже немного серебристой пыли времени. Минерва давно уже просила изготовить ей маховик времени, министерство никогда не согласится выдать один на нужды школы.

— Все окупится, непременно окупится. Так надо.

Слова оставляли горьковато-кислый привкус во рту. Но это ничего. Главное в них верить.

* * *

Дождь не прекращался несколько дней. Ходили слухи, что близлежащая речушка вышла из берегов и кое-где добралась до железнодорожной насыпи. Молния расколола старый вяз в квартале от дома, и тот упал на линию электропередач. Литтл Уингинг на неделю остался без электричества. Дурсли перешли на салаты и готовые обеды из супермаркета, а по вечерам ходили по дому с фонариками. Гарри фонарика, естественно, не получил. Зато у него прекрасно получалось создавать тусклые клочья тумана, напоминающие озаренные солнечными лучами облака. Не слишком полезное умение, но тонкие плетения иллюзий министерство не засечет. Слишком эфемерная магия. Резиновые сапоги Петуньи увязали в смеси из вязкой грязи и обломков черепицы по щиколотку. Тетушка оценивала ущерб, причиненный саду. Клумбы размыты, цветы изломаны и помяты, стебли набухли от излишка влаги и уже начали гнить.

«Декоративные цветы слишком нежные. Предложи рыбке посадить Glacialis Vinea, ее и магией-то хрен поцарапаешь, а цветет красиво», — советовал Крис.

Как цветет Ледяная лоза, Гарри видел только на картинках. Приходилось признать, что цвела она и правда красиво, пропитывая воздух магией и едва слышным хрустальным перезвоном. А еще он знал, что растение это по праву считается едва ли не самым опасным в волшебном мире. Хищный цветок на отсутствие аппетита жаловаться бы не стал, и обитатели Тисовой вполне вписались бы в его рацион. Особенно Вернон или Дадли: обвить прочными гибкими стеблями, накачать нервно-паралитическим ядом и пировать целый месяц. В закрытой для младшекурсников пятой теплице росла Огненная лоза, вроде бы относящаяся к тому же виду, но не столь агрессивная. Последнее утверждение, по мнению Гарри, являлось сомнительным. Порой из теплицы доносились крики тех, в кого попали ядовитые иглы, а кое-кто не возвращался в замок без ожогов на руках. Дня знакомства со своенравным растением он ждал с затаенным ужасом.

Вечерами дядя пытался развлекать жену и лишенного телевизора сына, только рассказчик из него был аховый. Гарри поднимался к себе, кормил чудовищную книгу сахарным печеньем и колбасой. Почему—то она ценила именно такое сочетание. Стоило ему войти в комнату, как книга принималась возбужденно подпрыгивать и клацать переплетом. Приходилось брать ее на руки, пока Дурсли не услышали стука, позволять облизывать лицо горячим шершавым языком. Она, да еще Добби, были единственными, кто радовался происходящему. Особенно довольным эльф становился, разглядывая бесполезную теперь стиральную машину, будто поверженного врага.

— Маггловская вещь не может стирать вещи Гарри Поттера, — объяснял он. — Только Добби может. Добби — эльф сэра Поттера.

От таких признаний у Гарри волосы дыбом вставали. Кто, спрашивается, кем владеет? Спешите видеть: Гарри Поттер — любимая игрушка Добби. Такой милый, трогательный. Его даже кормить можно. Гарри не хотел знать, как сотня хогвартских эльфов определяет, кто будет готовить обед, а кто — начищать держатели для факелов. Определенно не хотел.

Пока мальчика никто не трогал, крестраж себя не проявлял. Даже влияние на разум понемногу сошло на нет. Знакомиться с химерой поближе Гарри побаивался: вдруг проснется, хлестнет по шипастому боку гибким хвостом, оскалится — что тогда делать? Сооруженные вокруг нее ментальные заборы выходили на удивление хлипкими. Их разъедало меньше чем за сутки. Крис хмыкал, говорил, что уже давно перепробовал все, что пришло в голову, чтобы запереть бестию, но все оказалось бесполезным. Их попытки были похожи на старания пещерных людей каменными топорами расколоть свалившийся прямо в центр стойбища железный метеорит. Топоры покрывались зазубринами, а на закаленной в небесном огне стали не появлялось ни царапины. Кроме того, валун грозил в любую минуту вывернуться из ненадежной, мягкой почвы и покатиться с горы, подминая под себя незадачливых людишек.

В конце августа Гарри попрощался с родственниками, и Вернон отвез его в Лондон. Дадли, так и не решившийся завести разговор о магии, потоптался на крыльце и молча махнул рукой. До начала учебы оставалось еще пара дней, и Гарри привыкал к неожиданной свободе. Купил учебники, пополнил запас ингредиентов и заказал у мадам Малкин новый комплект мантий. Крис было заикнулся, что неплохо бы сделать пару особенных покупок, на что мальчик ответил:

«Сделали уже. И что? Все равно большая часть того, что лежит в Клети, нам не пригодилась и вряд ли понадобится в скором времени. Мантия с отражателями мне вообще ни к чему, за два года так и не активировал. Только ловил косые взгляды от знающих людей. Это, конечно, помогает, когда противнику во время дуэли становится больно на тебя смотреть, только вот в Хогвартсе мне драться не с кем. С Малфоем и так справлюсь, а больше никто не пристает. Правда, могу на Рождество в ней прийти, посиять, как елочная гирлянда».

«С кем подраться, мы всегда найдем. Или они нас сами найдут, что более вероятно. И лучше быть во всеоружии».

«Перестраховщик, — фыркнул Гарри. — Могу я хоть иногда побыть нормальным человеком и делать то, что хочу?»

Понятие «хочу», во-первых, включало несколько порций мороженого, которые Гарри, естественно не получил. Крис пригрозил, что начнет швыряться холодными шариками в прохожих, и мальчику пришлось заказать нормальный обед. И всего одну порцию десерта. Снял комнату в «Дырявом котле», удивившись, что тринадцатилетнему магу не стали задавать никаких вопросов, а гостеприимно распахнули дверь. Впрочем, возможно, за это следовало благодарить его популярность. Еще удалось неплохо развлечься, читая очередной опус Скитер. Оказалось, что Гарри Поттер с опекунами находится в Аргентине, что, несомненно, является проявлением осмотрительности английских властей, спасающих Избранного от Сириуса Блэка. Кто такой Блэк, который якобы за ним охотится, Гарри не волновало. Он подозревал, что это всего лишь очередная сенсационная выдумка Скитер. Наставник статью никак не прокомментировал, только спрятал в шнурованный ботинок еще одну палочку. Гарри исключительно смеха ради повторил его жест, но, не имея запасной палочки, спрятал в карман фальшивую, собственноручно выпиленную из ножки старого садового стула. В тот же день Крис вдоволь насмеялся, когда его подопечный перепутал палочки и попытался наложить заглушающие чары бесполезной деревяшкой. Дурачество пришлось прекратить, так и не войдя во вкус.

«Я никогда не слышал, чтобы о Сириусе Блэке отзывались как о выдающемся маге, способном на что-то экстраординарное. Представитель древнего рода, неплохо обучен, но не более того. И тут я узнаю, что этот самый Сириус Блэк сбежал из Азкабана. А это оч-чень серьезно, Малыш. Еще никому за всю историю существования Азкабана — а он, между прочим, на несколько тысячелетий старше Хогвартса, — не удавалось вырваться из его серых стен. Лично у меня бы точно не вышло, а ведь я далеко не первокурсник с Пуффендуя», — неожиданно серьезно признал Крис.

Гарри ответственнее отнесся к собственной безопасности: не приближался к Лютному переулку, да и Косой покидал до того, как начинало темнеть. На кровать накладывал защитные чары, внимательно прислушивался к Кулону. Но меры безопасности так и не пригодились: Сириус Блэк, похоже, и сам не знал, что охотится на Поттера. Зато теперь Гарри имел полное право отвечать жаждущим автографов магам: «Оставьте меня, я вообще в Аргентине. Загораю», чем удачно пользовался, сбивая с толку поклонников и просто любопытствующих прохожих. Рите послал коробку конфет с запиской «Рита, вы чудо. Ваши статьи — самые интересные во всем «Пророке». Подписался только ради них. Гарри Поттер». Еще он заплатил продавцу из Лютного переулка, послав тому по совету Криса еще пару десятков галлеонов сверх долга «ради будущих соглашений и поддержания репутации надежного клиента». Хотел зайти в банк, но в последний момент передумал. Деньги и так есть, а беспокоить Грабцверга только из-за того, что нашел меч Гриффиндора как-то глупо. Договор был не просто найти, но вернуть гоблинам. Бродить по переулку оказалось довольно весело, особенно если наложить на себя легкую иллюзию, скрывающую шрам и изменяющую цвет глаз и волос на несколько оттенков. Проделывать такое он мог уже безо всякого труда, да и держалась новая внешность не несколько минут, как еще год назад, а почти весь день. Было чем гордиться.

Во «Флориш и Блоттс» увидел Уизли. Перси стоял в очереди за учебниками, а Рон украдкой листал книгу по — кто бы мог подумать! — боевой магии. Вид у него был непривычно спокойный, губы плотно сжаты. Вот рыжий бросил в спину брата пристальный взгляд, посмотрел на цену, прикинул что-то в уме и поставил книгу на полку. Гарри сначала собрался пройти мимо, но вид Рона Уизли среди полок с достаточно серьезной литературой несколько выбил его из колеи. Он бесшумно скользнул к однокурснику, на ходу принимая прежний облик. В магазине царил приятный полумрак, кто в нем заметит, что волосы и глаза мальчика вдруг стали темнее?

— «Секреты защиты и нападения»? Ты уверен, что тебе это надо? — тихо спросил он.

Рон вздрогнул и схватил его за руку.

— Гарри! Слава Мерлину, я тебя нашел!

Кто кого нашел, вопрос, конечно, спорный, но заострять на нем внимание Гарри не хотелось. Он только приложил палец к губам и потянул друга вглубь магазина. Учебник боевой магии прихватил с собой. Сомнительно, что в приличном магазине найдется что-то стоящее, но ведь это для Гарри, которого Крис учил необходимым стойкам и движениям с раннего детства. А для школьника такой учебник и правда может оказаться полезным. По крайней мере, какие-то приемы точно можно будет освоить.

— Привет, Рон. Я получил твое письмо со статьей, поздравляю и соболезную. Как родители? Хоть немного отошли от смерти Джинни в Египте?

— Да, то есть нет… — он помотал головой. — То есть, ну, мы поставили ей памятник. Красивый такой, ей бы понравилось. Только зачем все это? Мама плачет, когда думает, что мы не слышим. Или вдруг застывает на месте, не обращает ни на что внимания, а глаза пустые… Потом, конечно, встрепенется, сделает вид, что все в порядке, даже улыбнуться постарается. Но это все не то, не как раньше. Папа тоже сам не свой ходит. Комнату Джинни пока закрыли, понимаем, что надо бы вещи продать — а не можем, — торопливо, с горечью говорил он. — На маму даже смотреть больно, а она еще притворялась, что вместе с нами радуется, чтоб нас не расстраивать. Да мы все притворялись. Паршивые, честно говоря, каникулы, — усмехнулся он.

Рон будто пытался выплеснуть все, что накопилось в душе за лето. В июне им так и не удалось поговорить нормально. Рон тусклым голосом извинился за нападение, не отрывая глаз от пола, а затем избегал Гарри. Словно чувствовал, кто на самом деле виноват в смерти сестры. Гермиона разрывалась между ними обоими, уговаривала помириться. А как помириться, если они не ссорились, если Рону надо только, чтобы его оставили в покое?

— Ты прости, что я с тобой так, — он устало потер лоб. — Но… мне не с кем больше поговорить. Братьям сами нелегко приходится. Фред с Джорджем друг за друга цепляются, Перси из комнаты не выходит. Говорит, что готовится к ЖАБА. Маме с папой душу травить не хочется, да и…

Он внезапно осекся, отшатнулся от Гарри.

— Что?

— Н-нет, ничего, — пробурчал Рон, пытаясь улыбнуться. — Гермиона бы, наверное, дала гору книг и посоветовала что-нибудь правильное и глупое. А ты умеешь просто слушать и молчать. Не говори ей ничего, ладно? И, Гарри… нам нужно поговорить. Это важно.

— Хорошо, давай поговорим, — нахмурился он, вспомнив странную записку, полученную месяц назад. Что Рону известно? Что он собирается делать? — Только не здесь. Пойдем в кафе.

Он развернулся и зашагал к выходу, по пути поздоровавшись с Перси и кинув в его котел «Секреты защиты и нападения» и тридцать шесть галлеонов. Рон ахнул, попытался вернуть книгу, сказать, что не может принять такой дорогой подарок, но Гарри не стал слушать никаких возражений. Раз уж Уизли заинтересовался учебой, хоть и увлечение у него несколько странное для выходца из светлой семьи, надо поощрять его интерес. Боевую магию и так уже часто путают с темной, еще несколько лет, и труды по ней тоже войдут в список запретов, а книги исчезнут с полок.

С каждым шагом Рон нервничал все сильнее. Озирался по сторонам, словно выискивая слежку, облизывал пересохшие губы. Гарри даже палочку украдкой сжал. Вдруг это Сириус Блэк под оборотным? Правда, заманивать его в самый центр Косого переулка немного нелогично. Если, конечно, там не приготовлен портал. От мороженого он тоже отказался, как отказался и говорить что бы то ни было без заглушающих экранов. Пришлось демонстративно взмахнуть палочкой, накладывая чары.

— Гарри, я… — глубокий, судорожный вдох, костяшки сцепленных пальцев побелели от напряжения. — Даже не знаю, с чего начать. Наверное, с самого начала, да? Ты, конечно, можешь разозлиться и обидеться… Да ты наверняка обидишься, я бы после такого, — он вдруг помотал головой, обрывая речь.

— На что я должен обидеться? Неужто Снейп решил сделать своим любимчиком тебя, а не меня?

— Снейп? Любимчиком? Ну и шуточки у тебя, Гарри.

Так, перед ним точно Рональд Уизли. Проверку он прошел.

— Ну, давай, рассказывай с самого начала.

— Не перебивай меня, ладно? Просто слушай. Обещай дослушать до конца. Так вот… Летом перед первым курсом к нам пришел Дамблдор…

Гарри удивленно подался вперед. Разговор определенно обещал быть интересным.

— … и предложил мне стать твоим другом и помочь разобраться, что в волшебном мире к чему, чтобы ты не чувствовал себя одиноким.

«Я, между прочим, тоже неплохо помог разобраться, — вклинился Крис. — Ты чувствуешь себя одиноким? Спеть тебе песенку?»

«Я чувствую, что мне не суждено вкусить одиночество, — торжественно отпарировал Гарри. — Пой, но только молча. И длинную. Песнь о Беовульфе вполне подойдет: если начнешь прямо сейчас, дня через два-три закончишь. Строки не пропускать, петь с выражением».

— Я согласился, Гарри. Я думал, я правда думал, что поступаю правильно. И я говорил директору, что ты делаешь, где бываешь, что любишь. Чтобы с тобой ничего не случилось. А потом был тот случай с трехголовой собакой и философским камнем… Не знаю, зачем он был. Но Дамблдор сказал, что так надо, что я должен это сделать. И я сделал. Потому что, ну… это же Альбус Дамблдор. Он не может ошибаться.

Рон вскинул на Гарри растерянные голубые глаза. Гарри легким кивком поощрил его стараться дальше. Послушать без сомнения интересно, вон даже Крис замолчал. Только что со всем этим делать? Какую реакцию изображать? А если не играть — если быть самим собой? Гарри внезапно поежился. Кто бы мог подумать, что за все эти годы лжи и притворства он так привыкнет к своим маскам, что обнажать душу перед кем-то станет страшно. Страшно, неуютно, даже думать о том, чтобы открыть Рону свое истинное «Я» неприятно. Как же быстро маски прирастают к коже… И, что самое важное, если снять все его маски, под ними хоть что-нибудь останется? «Мне страшно заходить за тобой в пустую комнату, я каждый раз боюсь, что в ней никого не окажется. Тебя нет, тебя не существует, есть только твоя игра». Надо же, из всех фильмов Петунии о знаменитых актрисах Англии (да-да, в глубине души тетушка все еще лелеяла грезы о карьере актрисы) ему в голову запала именно эта цитата.

Дата добавления: 2015-08-29