— Важность этого разговора буду решать я.
— Так почему в Хартланде нет шамани? — Хеналу оказался на редкость настойчивым в присутствии конунга.
«Какое глупое упорство… Я, наверное, трачу время на какую-то чушь…», — подумал конунг. Но вежливо ответил:
— Они скорее помеха, чем помощь. Кроме того, никому — ни мне, ни моему отцу — не удалось пригласить хотя бы одну из них. А приказывать шамани придти в мой прайд я не могу, если ты еще помнишь наши законы.
Хеналу нахмурился и как-то даже скривился:
— Это плохо. Такой закон давно пора поменять.
— Хватит! Говори по делу или уходи прочь! — прикрикнул конунг, но несильно, чтоб не слишком напрячься.
И тот начал по делу:
— Скоро — не знаю когда, но скоро — через земли Союза будут проходить прайды Ваал-сунгов.
— Кто-кто будет проходить? — наклонил голову и навострил с усмешкой уши конунг.
Хеналу терпеливо повторил:
— Ваал-сунги.
— И что? Кто это?
— Это прайды, очень большое объединение прайдов. Они — с юго-востока. Оттуда, куда приходят все стада, что идут по землям Союза.
Конунг смерил его взглядом:
— Я никогда о них не слышал.
— Это неудивительно. Они жили далеко, очень далеко отсюда. Нужна луна или даже две, чтобы добраться туда, где Ваал-сунги жили прежде. Я точно не знаю. Но теперь они идут на северо-запад.
— Будут проходить, говоришь… Что ты имеешь в виду? Что им надо?
— Они будут убивать всех, кто не будет им покоряться. И кто будет им мешать охотиться на их землях. И кто не будет жить и верить так, как они. Они уничтожают всех, кого посчитают нужным.
Наверное, конунг бы в этот момент просто прогнал льва. Или даже приказал убить, чтобы не мешали всякие глупцы. Но кое-что вспомнил. О чем-то подобном мельком упоминал дренгир Велари в недавней личной беседе. Он говорил, что среди мелких южных прайдов, которые испокон времен находились под присмотром Велари, ширятся слухи о каком-то огромном походе некоего объединения прайдов. И что южные прайды очень боятся, как бы этот поход не случился сквозь их земли. Тогда они с дренгиром Велари просто посмеялись над суеверностью и глупостью аутлэндеров.
Теперь же приходят подобные сведения на совсем других лапах, как говорится. К этому стоит прислушаться.
— И много их? — немного подумав, спросил конунг.
— Очень много. Это множество прайдов, объединенных одной верой. Я даже не знаю, сколько их. Где-то два десятка, не меньше.
«Два десятка… Он что, считать не умеет?», — удивленно подумал конунг. — «Как могут вместе объединиться два десятка прайдов?».
— Какой верой?
— Я не знаю точно. Мне лишь известно, что они верят Ваалу. Это нечто вроде духа льва или вроде того. Для них Ваал — самое главное в жизни.
Конунг задержал всё свое внимание на морде этого льва.
— Ваал — их правитель?
— Нет.
— Так ты говоришь — два десятка прайдов? Не меньше?
— Не меньше.
— Чушь, — очень уверенно сказал Умтай.
— Не чушь, м… конунг, — по старой привычке Хеналу хотел вымолвить «мой конунг». — Не чушь.
Умтай жестом показал, что молодые львы — его охрана — могут уходить. Что они, с недоверчивостью к незнакомцу, и сделали.
— Как, по-твоему, такое огромное количество голов может совершать поход? Поход одного прайда — это целое событие! Скажи мне.
Говоря медленно и делая паузы между предложениями, Хеналу рассказал конунг, глядя ему в глаза:
— Они идут неспешно. Они могут месяцами и сезонами сидеть на одном месте, но неизменно медленно и верно идут вперед. Всякий прайд, что повстречается им на пути, они или заставляют полностью покориться, и он начинает охотиться для Ваал-сунгов, или изгоняют прочь. Или убивают весь прайд. Редко, но некоторых принимают к себе. Раньше, два или три года назад, они сидели на своих огромных землях и всё было хорошо. Всем было спокойно. Но у них что-то случилось… и они теперь идут на северо-запад. А все бегут оттуда, где появляются Ваал-сунги.
— Куда? Куда идут эти… вольсунги? — конунг нечаянно чуть исковеркал слово.
— Это знают лишь они. Но я боюсь, что они будут идти через земли Союза.
Умтай встал, прошелся с одной стороны скалы на другую, поглядев немного на свои владения.
— Как я могу знать, что ты не смеешься надо мной?
— Именно поэтому конунгу нужна шамани.
Конунг хмыкнул. Мать учила его не верить шамани. В то же время дренгиры Хлаалу и Юнити говорили, что никого полезнее шамани у них во прайде нету. «Правда всегда где-то посередине», — подумал он.
— До меня доходили слухи… Но я думал, что всё это чепуха и выдумка… — в задумчивости конунг дальше прохаживался вперед и назад. — Но что может объединять столько прайдов? Что может держать вместе столько голов? У меня семь прайдов и, кажется, каждый живет собственной жизнью…
Хеналу играл со своими когтями, втягивая и вытягивая их.
— Я не знаю. Наверное, эта вера. И еще у них есть какие-то львицы… Они зовут себя сестрами… Какими-то сестрами, не помню названия. Они и служат этому Ваалу; они как бы посредники между ним и Ваал-сунгами.
— Вот как. Хорошо, и через сколько они подойдут к границам Союза? Примерно? — конунг подошел к нему совсем близко.
— Не знаю. Может, через пять дней. Может, через сезон.
— Они сейчас далеко? — Умтай принял беспокойство в сердце.
— А… Не очень. Думаю, дней пять от Регноран.
— О, небо… Это ж весьма близко! Они идут на Регноран?
— Я не могу этого знать. Они ж могут идти ближе к горам, могут и дальше. Севернее. Южнее. Это им известно, не мне. Можно сказать одно — они недалеко от западных границ.
Конунг наблюдал, как вечерний ветер гонит тучи по небу. Ему стало неуютно и жалостно. Хочешь спокойно пожить? Нет же, жизнь всегда имеет кое-что беспокоящее.
— Откуда тебе известно всё это? — отстраненно спросил конунг, втайне надеясь, что всё это — обман и сплетни.
— Я теперь свободный лев. Уши и глаза всякого, кто бродит, как я — мои уши и глаза. Мы всегда рассказываем друг другу о новостях и опасностях.
— Хорошо. Что ты еще знаешь?
— Да особо ничего. Это всё, что я слышал.
— Ты видел вольсунгов?
— Нет.
— А знаешь тех, кто их видел?
— Да.
— Что они рассказывали?
Хеналу задумался.
— Их много… Они странные… Они дерзкие. Дружные. Великие. Их все боятся на грани почтения. О них ходит много слухов, некоторые даже чересчур невероятны.
— Ты можешь привести того, кто расскажет о них больше?
— Вряд ли. Мне найти таковых не так уж трудно, труднее убедить их пойти в Хартланд. Я и сам долго сомневался.
— Необязательно в Хартланд, — мягко заметил конунг, враз ощутив полезность этого льва. — С ними могут встретиться мои львы и львицы.
Хеналу скептически хмыкнул.
— В Большом мире все подозревают всех. Не думаю, что получится. Кроме того, меня сразу спросят о личной выгоде от такого… а что я смогу им предложить? Хотя я могу попробовать, хотя вряд ли… Даже не знаю, как это сделать.
— А что они захотят?
— Да как кто, — ответил Хеналу, чувствуя свое превосходство в опыте жизни.
— Ну например?
— Львы, что молодой, что старый, известно чего захотят. Пищи и львицу, а лучше львиц, причем до такой степени, пока их тошнить не станет от первого и второго. Львицы, те осторожнее. Некоторые могут попросить просто пищи. Некоторые — права поохотиться на здешних охотных землях. Некоторые могут попроситься во прайд. Свободные львицы со львятами на какую-то встречу не пойдут никогда и ни за что.
— Даже если я им пообещаю, что они смогут войти в любой прайд Союза?
— Ну… хм… даже так… это говорить надо. Мы делим еще не убитую добычу. Идеально вот как: конунг дает мне хороших молодых львиц, лучше — самых красивых, три-четыре головы. Можно еще нескольких львов, но это лишь для защиты, они никакой роли играть не будут. Я иду на восток, юго-восток и нахожу там того или тех, кто реально что-то знает о них. Они мне — всё, что знают, я им — львиц. От такого мало кто откажется, самки в Большом мире — это, шакал подери, действительно редкость. Попробуй какую излови.
— Львиц что, насовсем отдать нужно? — спросил конунг и ощутил острую наивность собственного вопроса.
— Нееет, — заулыбался Хеналу. — На ночь или там на день. Пока сваливаться с лап не начнет, в общем. Пока ему не надоест. Когда достаточно, то к вам вернутся львицы с обширными сведениями, а я пойду своей дорогой. Это самый лучший способ. Конунг так может?
Умтай честно признался:
— Нет. Конечно, нет, и ты знаешь это. Я лучше пошлю разведчиц.
— А Ваал-сунги такое могут запросто. Я о таком слыхал. Они на всё идут. На всё. Там исполняется любое указание, — тут же заметил Хеналу, будто получая удовольствие от такого превосходства Ваал-сунгов над Союзом.
Наступила тишина.
— Да и не только Ваал-сунги, — неожиданно продолжил Хеналу. — На юге, например, почтенному гостю предлагают кроме еды еще и львицу, и такого не бывает, чтобы та ослушалась и не пошла к нему. Хорошо там быть почтенным гостем, правда? — расслабившись, позволил себе пошутить Хеналу и захохотал.
Конунг хотел было разозлиться, но подумал, что этот лев всё ж смельчак, а самое главное — помнит, откуда родом. Такое заслуживает уважения. Потому лишь слабо улыбнулся в ответ.
— Жаль, что в Союзе так нельзя, — досадно заключил Хеналу.
— Почему же. Я разрешу тебе остаться на ночь. Найди львицу, что согласится, вот и всё. Я закрою на это глаза.
— Нууу… — засмеялся лев. — Да кто согласится? Чужаку, который только пришел во прайд и остается на одну ночь? Когда на меня устремлены десятки глаз, и все всё будут знать на следующее утро? А в Союзе за связь с чужаком не жалуют. За такое во Велари, насколько помню, вообще изгоняют. Кому ж я нужен буду? — смеялся он.
Снова помолчали.
— Вот представь, что ты — на моем месте. Твои действия? — Умтай знал, что такое всегда полезно спросить.
— Если бы я желал погибнуть в жестокой и славной битве — лучше не придумаешь просто остаться на месте и собирать прайды для большой драки.
— А если не желал? Если б желал всё сохранить?
— Нужно или всем куда-то уходить, или…
— Куда?
— В Морлай, например. Ну не на юг же. Или на восток. Куда-то с их пути.
— Это нереально, — возразил конунг.
— Тогда надо договариваться с ними.
— Они на переговоры идут? — тут же спросил Умтай.
— Не знаю. Думаю, если захотят, то кто-то от них придет.
Конунг вздохнул и посмотрел на землю.
— Ты рассказал всё? — Хеналу ощутил тяжесть его взгляда из-под гривы.
— Да всё! Свободные, если б узнали, так со смеху бы лопнули, что я такое проделал.
— Почему?
— Проделать немаленький путь, опасаться обходов и не знать, как тебя примут в Хартланде и пустят ли тебя вообще к конунгу, чтобы сообщить ему же, что его прайдам угрожает опасность… Это или глупость или… зов крови, нрав предков. Не знаю, как правильно сказать.
— Ты хочешь вернуться в Союз?
— Нет, — твердо ответил изгнанник.
— Хорошо, Хеналу. Куда ты сейчас пойдешь?
— Не знаю. Я уже много лет иду, куда хочу.
— Тогда оставайся на ночь. Ты хорошо сослужил мне, я не могу такое оставить без благодарности. Мои львицы тебя накормят.
— За это спасибо, мой конунг, — у Хеналу снова по старой привычке вырвалось «мой», хотя ему, как чужаку, так говорить запрещено. — Оп, пусть лев простит…
— Да ничего, ничего, — благожелательно ответил Умтай. — Я тебе премного благодарен.
— Жаль, что львицы конунга могут лишь только накормить, — досадно сказал лев.
«Он может быть полезен мне в будущем…», — подумал конунг. — «Он неглупый лев. Его нужно держать при лапе».
Конунг издал негромкий рык, который значил вызов порученца. На этот зов должны прибежать все молодые львы и львицы, что есть поблизости.
— Позови мне Манасси, — конунг даже не посмотрел, кто прибежал.
Хеналу лежал молча, наслаждаясь покоем.
Явилась львица конунга.
— Отойди на миг. Я тебя позову, — не потребовал, но попросил конунг льва.
Он с готовностью сделал это. Сев у края скалы, он притворился, будто наблюдает закатный пейзаж Хартланда и начал украдкой глядеть, что делают конунг и его львица. Он ей что-то говорил, кивая на гостя, львица несколько раз недовольно хмурилась, потом что-то начала было протестовать, но конунг надавил. После разговора Манасси бросила раздраженный взгляд на Хеналу и ушла вниз.
Конунг подозвал его жестом.
— Конунг, я уже рассказал льву всё, что знал. Хотел бы пойти поспать… и покушать, при возможности, — по-свойски заметил Хеналу.
— Подожди немного, если хочешь большего.
Заинтригованный, тот сел и начал нетерпеливо ждать.
Прошло чуть больше времени, чем «немного». Солнце почти село. Конунг не говорил ничего, ровно как и он. Наконец, послышались мягкие звуки шагов, и на скалу вышли Манасси с недовольным выражением мордочки и еще какая-то, с любопытно-ожидающим. Она еще вполне молодая и складненькая, стройная, весьма симпатичная, но тут он заметил ее в поклоне для конунга — вместо правого глаза оказался лишь большой шрам.
Поговорив с этой львицей (та сразу прижала уши, нахмурилась и втупилась на землю под собой), конунг подошел к Хеналу.
— Вот. Это тебе за то, что ты сегодня сделал для меня и для Союза. Бери эту львицу и делай с нею всё, на что будет согласна. Строптивиться она не будет. Только с двумя условиями. Первое. Не обижай. Обидишь — убью. Второе. Если ты еще что-то узнаешь о вольсунгах, то сообщи мне. Если не сможешь лично мне, то любому дренгиру.
— Не обижу, — уверенно ответил лев. — И сообщу. Если узнаю, конечно.
Конунг вздохнул и приблизился к нему, перейдя почти на шепот:
— Не смотри на ее маленький недостаток. Она этого не любит. А вообще она неплохая львица.
— Я вижу, — честно сказал Хеналу.
— Иди наверх, вон по тех камнях. Там выйдете на самый верх скалы. Вниз, во прайд, не идите — тебе и мне не нужны лишние уши и глаза. А наверху никого нет. И никто туда не придет.
— Всё понял. Можно идти?
— Можно.
Наблюдая, как Хеналу со своей неожиданной добычей ушли наверх, конунг прилег.
— Ты с ума сошел! — подскочила львица конунга, как только те исчезли. — Зачем ты его так обхаживаешь?! Еще бы лапы ему вылизал! Да туда, наверх, ходим только мы с тобой! Ты в своем уме?!
— Успокойся, — холодно и спокойно ответил Умтай. — Думаешь, ты умнее меня? Он мне нужен. Он действительно нужный лев. Его нужно пригреть.
Манасси лишь досадно фыркнула, остро глядя на своего льва. Совсем с ума сошел. Совершенно.
— Алени? что-то имела против? — неуверенно спросил конунг.
Манасси повела ушами и ответила:
— Куда ей деваться.
— Так тем более. Тут никому плохо не будет. Напомнишь ей потом, чтоб молчала.
— Что этот лев говорил? — требовательно спросила Манасси. — С чем он приходил?
— Где сыновья? — вместо ответа спросил конунг. Умтай имеет троих молодых сыновей, совсем еще молодых: у них уже есть грива, но еще, как говорят, «не встретилась», то есть не сомкнулась на груди.
— Откуда я знаю.
— Что «откуда я знаю»? Что это такое? Мать, и не знает, где дети!
— Чего ты кричишь?
— Найди их мне и скажи, чтоб пришли.
— Я пошлю Ни…
— Шли кого хочешь, только чтобы были.
Хеналу и Алени карабкались наверх.
— Это самое… Если они тебя угрозой заставили, то я не буду. Потом заснуть не смогу.
Львица промолчала. Он разглядывал ее.
— Что смотришь… Что смотришь на мой шрам?! И ты туда же!
— Оу, погоди. Я не хотел тебя обидеть. Мне это вообще всё равно. Это лишь значит, что ты яростная охотница. Вот и всё.
Она смотрела в нерешительности вниз, словно раздумывая: удрать или не удрать отсюда? Вся в сомнении, подумала, что всюду скрылось зло: если согласится, то сделает по нужде и требованию; если сбежит, то наверняка ждут большие неприятности, и конунг, возможно, даже изгонит ее… Умтай может, легко. И тогда оставайся одна против всего мира.
— Умтай сказал, что ты не обидишь меня. Не знаю, кто ты и что тебе наобещал Умтай, и зачем он вообще это сделал… Один раз я стерплю. Так, давай по-быстрому, и закончим поскорее, — неровно, сбивчиво молвила Алени, не глядя на него.
Хеналу сел, жестом приглашая это сделать и ей, но она продолжила напряженно стоять на лапах, свесив хвост.
— Кто тебе приказал? Львица конунга? Или он? — живо спросил он.
Она, немного подумав, вдруг рассыпалась словами, не удержав обиды внутри:
— Манасси сказала, что меня на скале кое-кто ждет, с которым я должна «хорошо сладить». Ха-ха. Мол, «так сказал конунг». Еще какой-то трухи наговорила, аж сама запуталась. Я только на скале поняла, что к чему, когда Умтай сказал: «Иди с ним и будь послушна тому льву. Тебе это нужно, и Союзу тоже. Он не станет тебя обижать, обещаю». Фу, как низко. Фу. Я знаю, что о мне говорят во прайде, знаю, — отвернулась она. — Ах, какая забота, Манасси! Очень мило! Ай, спасибо тебе, что позаботилась о мне! Если у меня нет льва, то это не значит, что я готова отдаться кому попало! Разорвала бы ее сейчас!
Хеналу искренне засмеялся. Алени зло посмотрела на него единственным глазом, не ведая: смеется ли над нею или над чем иным?
— Пффф. Я думал, что она тебе всё сказала, как есть. Мол, так и так, нужно кое с кем…
— Заткнись! — она отвесила ему оплеуху лапой охотницы.
Он потер лапой щеку.
— Ладно, извиняй, что так вышло. Просто я привык к другому.
— К чему? — перекривила она его тон.
Хеналу попытался легко притронуться к ее груди, но львица отстранилась.
— Видишь ли, в Большом мире львицы, которых так присылают, прекрасно знают, на что идут. Им не говорят идти с кем-то «ладить». А говорят прямо, что от них требуется. И они приходят с настроем, на всё готовые. Ладно, это неважно.
— Я пойду, — сказала Алени, и действительно начала уходить. — К хвосту всё.
— Стой. Погоди… Если ты сейчас пойдешь, то конунг может быть потом недоволен. Он там, внизу, точно с кем-то разговаривает. Он тебя увидит.
— Плевать на него.
— Лучше не иди. Потом пойдешь, а я скажу, если он спросит, что всё было как полагается. Честно.
Она недоверчиво посмотрела на него, вздохнула. И села.
— Давай познакомимся. Тебя как зовут?
— Алени.
— Меня — Хеналу. Я, кстати, когда-то был союзным. Я родился в Союзе.
— Вот как? Я думала, ты — аут.
— Теперь да. Кстати, не называй меня так. Это обидно.
— Прости, — повела она ушами. — А ты не смотри на мой шрам. Смотри мне в левый глаз. А то иногда так пялятся, что так и хочется разорвать.
— Хорошо. Знаешь, я был регноранцем.
— Выходит, тебя изгнали. А за что?
— Идем, расскажу. Так вот…
Уже наступила ночь, когда к отцу пришли три сына.
— Так, мать… — сказал конунг своей львице, когда сыновья собрались возле отца полукругом. — Ты пока зайди в пещеру. У нас тут серьезный разговор.
— Я и так буду подслушивать, — прошипела та.
— Я знаю. Но всё равно иди.
Когда Манасси ушла, конунг отошел на край скалы, слушая ночных сверчков.
— Послушайте меня. Наступают трудные времена.
Он хотел, чтобы получилось драматически и веско, а вышло устало и уныло.
— Мне стало известно из нескольких источников, что на Союз идет огромная группа прайдов. Насколько я знаю, они не идут с войной, им просто нужно пройти через наши земли. Если начать защищаться, то Союз славно, но быстро погибнет. Если попробовать договориться, то Союз также погибнет и никогда уже не будет прежним. Уйти мы никуда не можем.
Сыновья переглянулись.
— Мне не с кем идти сражаться. Мы и я прекрасно знаем, что такое Союз сейчас. В древние времена в нем не могли драться лишь очень старые либо очень маленькие. А мы и наши предки насквозь погрязли в трухе.
Конунг сел и приложил лапу к левому уху, ероша гриву.
— Если мы решим собраться для драки, то я смогу взять наших хартландцев. Хотя у наших больше дурного пафоса и глупого ощущения особенности, чем реального боевого настроя. Это знаю и я, и вы знаете тоже. Еще регноранцев, хоть этому и очень обрадуются северняки. Веларийцев еще. Юнианцев, но им собираться и идти далеко. Вот и всё.
— Отец, но что случилось? Что может угрожать Союзу? Нас же целая куча и еще кучка! Что с тобой? — молвил старший сын.
— Сын мой, ты просто не знаешь, что такое «много». А про кучу и кучку — хорошо подмечено. Мы именно куча. Кучка. Только не спрашивайте меня «Почему?!». Таким я принял Союз, и таким принял Союз мой отец.
— А сколько их там? Кто на нас идет? — осведомился самый младший.
— Это около двух десятков прайдов.
Повисла гнетущая тишина.
— Но дело даже не в количестве. Я преклонюсь перед тем, кто сможет провести куда-то три прайда хотя бы три дня. Но я даже побоюсь взглянуть в глаза тому, кто ведет два десятка прайдов целыми лунами. Я буду бояться одного прайда, который способен на такое. Это должен быть каменный прайд, соединенный чем-то большим, чем просто общностью. Но их два десятка, дети мои. Два десятка, идущих вместе. Это сущее безумие, дети мои, но так говорят мои источники, и выдумать такое невозможно. Потому очень похоже на правду.
Умтай начал беспомощно и устало маяться; в эти мгновения он вовсе не был похож на грозного правителя.
— Поймите, дети мои, что Союз уже никогда не будет таким, как раньше. Если мы все уйдем со своих извечных мест, то будем другими. Если останемся, то нас останется очень немного, лучшие из нас падут, и мы опять-таки будем другими. Если примем их со словом, и уступим что-то, то снова-таки… будем другими.
— Так что делать? — задал вечный вопрос старший сын. «Старшим» он был лишь потому, что первым появился на свет, а за ним и братья.
— А они точно идут на нас? — одновременно спросил младший.
Средний молчал. Он, как никто, понимал, как это плохо.
— Да, на нас. Мы ведь на западе… с севера зажаты Большими горами… а юг пустынен и малоохотен. Я теперь начинаю понимать… Да-да. Начинаю понимать! Они ведь идут по пути стад. А мы почему живем тут? Потому что сквозь Союз всегда шли стада! Да хоть бы эти вольсунги проходили через один прайд — это мало что меняет.
— Вольсунги?
— Да. Они себя так называют. Вольсунги. А теперь я постараюсь ответить на вопрос «Что делать?», хотя еще… толком не знаю сам.
— Что же?
— Нужно сперва разузнать, что к чему, по всей западной границе. Где они, сколько их, насколько далеко… Сидеть их и просто ждать мы не можем, это ясно. Я сейчас же пошлю посыльную в Регноран с подробным описанием того, что и как нужно сделать. Пусть сделают несколько групп из разведчиц. Насколько мне известно, вольсунги… ближе всего к регноранцам. Примерно так. Но, боюсь, регноранцам самим не справиться. У нас в Хартланде нормальных разведчиц нет, и никогда не было. Потому от нас пойдут львы и ты, Ману, будешь во главе одной из групп. Я дам тебе разведчиц Иллари и Велари, я сейчас же скажу посыльным отправиться в эти прайды. Но им нужен по меньшей мере день, чтобы сюда придти, так что пока готовься. Юнианцев и Хлаалу пока беспокоить не будем, они и так в слишком далеко.
Ману, средний сын, слабо кивнул.
— А что с Делванни, пап? — суетился с вопросами младший.
— Вот это самая наша большая проблема. Это самое слабое место, и оно совсем некстати именно на юго-востоке. Как ты говорил, — конунг указал лапой на младшего сына, — нас куча и кучка. Так вот, Делванни — та самая кучка. Ману, пойдешь туда, возьмешь лучших из лучших, что знают местность востока и юго-востока. Советов Аргира не вздумай слушать — он просто тупой, и как дренгир, и как лев. Реально бери тех, в ком видишь хоть чуть сообразительности. А потом пойдешь разведать местность. Не бойся, разведчицы Иллари и Велари подскажут, если ты не будешь чего знать. Я знаю реально хороших, старых разведчиц, они пойдут с тобой…
Конунг по делу всегда говорил только с Ману. Остальные два сына были совершенно негодны ко всякому самостоятельному поступку и принятию решений: старший — балагур, любитель самок, игр и развлечений, привольной жизни; младший — суетлив, наивен, нескладен да еще суть дурак дураком.
— Разведчиц разве нет в Делванни? — наконец, озвался Ману, сузив глаза.
— Как бы есть, но считай, что нет. Обязательно смотри лично, кого берешь. И опирайся на советы тех, кого я тебе дам.
Конунг от переживания говорил неровно, сбивчиво.
— Если первые вольсунги появятся на землях Регноран, то еще ничего… Но если на Делванни — то я боюсь, как бы делваннийцы чего не выкинули… Какой-то дурацкой глупости. Скажешь им, Ману, прямо, что на Союз надвигается большая группа прайдов, и что играть в маленький, но гордый прайд не имеет смысла. Пусть принимают посыльных, если таковые будут, и пусть уходят прочь вместе с детьми и старыми, если на них идут с боем… Делваннийцы даже небольшого боя не выдержат. Хотя нет, это нужно сказать сейчас же, немедленно. Я пошлю посыльную…
— Пап, уже четыре посыльные, — с какой-то ехидцей заметил старший.
— И что? — устало переспросил Умтай, реально не поняв замечания.
— Ну, больше нет. А одна должна быть на запас, ты же сам учил.
— Запас существует для таких случаев…
На следующий день выяснилось, что Хеналу и Алени пропали, а точнее, ушли вместе. Умтай узнал это весьма необычным образом, от львенка. Тот вместе с матерью пришел к нему утром и сказал, что:
— Алени попросила меня передать конунгу «Спасибо».
— А ты когда ее видел? — даже испугался конунг.
— Рано утром, не спалось, охотился… — гордо сказал он. Потом тише добавил: — На крыс. А они через кусты шли, где я был. Ну, я спрятался, думал, что она не увидит. А она увидела! И попросила передать, и вот я передал.
— Кто — «они»?
— Она и еще какой-то незнакомый лев, что вчера пришел.
Конунг похвалил маленького за исполнительность и отпустил.
— Ну, и как это назвать? Взял, пришел себе чужак и забрал одну из лучших охотниц прайда! — разъярилась супруга Манасси, всегда думающая об охоте, пропитании, очередях охоты, детях, беременных и прочих житейских штуках. — Ты зачем ее отдал? О предки, Умтай, мне кажется, ты чем старше, тем глупее становишься! Что ты вытворяешь? Что ты делаешь?
— Перестань. Я никому ее не отдавал. Она нашла себя, что прекрасно, — меланхолично ответил он. — Все мы — рабы жизни. Ее никто не спрашивал, хочет ли она родиться в этом Союзе, в этом Хартланде, а потом получить страшную рану. Ты лишь думаешь о прайде… А что, прайд состоит из чего? Из песка? Травы? Из львов и львиц, а у каждого — своя судьба. Каждый хочет прожить жизнь хорошо. Думаешь, меня кто-то очень спрашивал, хочу ли я быть конунгом? Может, я и не хотел… А надо! Так что пусть Алени бежит с ним… Пусть летит вперед, к своим свободным мечтам. Она, может, и смогла вырваться к своему.
Львица растаяла от искренних и простых слов, а потому молвила:
— Да я так… Для приличия… Странно просто получилось. Пусть идет, пусть помогут ей предки.
— Кстати, ты слышала, о чем я вчера беседовал с сыновьями?
— Нет, если честно. Устала за день, сразу уснула. А что, было что-то важное?
— Так… Потом расскажу.
Конунг вздохнул и закрыл глаза, приглаживая гриву:
— Каждому свое.
**
В это утро, поздно проснувшись, Сэнзалли потянулась и зевнула, потом снова разлеглась. Это ее шестое утро в путешествии. Про себя отметила, что начала просыпаться от жары, когда уж солнце давно в небе. Это от недосыпа ночью: она не привыкла спать сама, не в прайде, потому любой шорох или тявканье гиены мгновенно прогоняли сон. Также иногда ночью ей не давало покоя ощущение холода в груди и под горлом; иногда Сэнзалли оборачивалась, явно чувствуя на себе чей-то взгляд, иногда видела некие ускользающие тени.
За эти дни она уже успела побывать в Иллари, куда дошла за три дня, и остальные эти два дня она ищет путь во прайд Черной луны в предгорье Больших гор; хоть Саймина и говорила, что путь прост, но, получается, не совсем.
Когда Сэнзалли ощущала на себе теплый дневной ветер саванны, или прохладный вечерний, то казалось, что ее продувает насквозь, а душу будто уносит ветром прочь, потому как не было никого другого, с кем можно держаться вместе, а мир стал пугающе большим. Только мир, зов и тени собственных сновидений, что не отпускали даже в самый яркий полдень. «Не зря ж говорят — Большой мир…». Вокруг лишь земля, добыча, саванна и небо над головой, а больше ничего.
Львов-одиночек, а особенно тех, что ходили группами, она старалась избегать, а львиц-одиночек Сэнзалли видела лишь пару раз, но те вовсе не желали общения и не проявляли к ней никакого интереса; они всегда имели какой-то измученный и недовольный вид, всегда куда-то спешили, и молодая шамани недоумевала: куда спешить, если ты одинок?.. Львицы со львятами воспринимали всё с неприкрытым подозрением, потому с ними также было невозможно сладить.
«Та-там-та-там», — тихо напевала она простенький мотив. Она в густой люцерне и на ровном-ровном месте пологого холма — это уже предгорье; и виднеются далекие горы, а больше ничего, лишь деревья и желтизна трав.
Сэнзалли вскарабкалась на дерево со странным, кривым стволом, чтобы рассмотреть мир вокруг получше и понять свое место в нем. Вдруг, прямо под деревом, в густой траве (Сэнзалли нечаянно отметила, как шамани, что это заросли редкой у нее дома воканги), она заметила льва и львицу; львица зло смотрела на нее, а лев лежал на боку, не шевелясь и не поднимая головы.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |