«Уж этот Аталл меня заболтал… И знаю ведь, что Аярр так и норовит куда-то удрать!», — думала она.
В тени дроматии лежали три старые львицы вместе с хозяйкой охоты Эйта?ной: та подвернула лапу и не могла не то что охотиться, а даже быстро ходить. Сэнзалли предупредила их, что идет искать Аярра, поскольку тот пропал. Ее тон был настолько тревожен, что львицы сразу зашевелились. Пришлось потерпеть неизменные нападки:
— А ты как смотрела?
— Всего лишь отвернулась… — солгала Сэнзалли.
— Смотреть надо было, — говорила старая львица, тяжело поднимаясь. Следуя опыту жизни, она знала: чем раньше начать искать детей, тем быстрее найдутся. И нужно помочь незадачливой няне. Пропавших завсегда ищут всем прайдом.
— Беги, ищи… А мы сейчас подтянемся, — молвила Эйтана.
Когда Сэнзалли уже быстро бежала к Дальнему, то услышала рык-зов Эйтаны, что означал нечто вроде: «Собирайтесь возле меня!». Она постоянно оглядывалась по сторонам, но иногда высокая трава не давала этого сделать, потому Сэнзалли опиралась о дерево или залезала на поваленное бревно. И непременно звала его:
— Аярри!
Не поленилась и взобралась к их пещере, пещере шамани; ни Фринаи, ни Ушалы не было — куда-то ушли. Отсюда хорошо видно окрестности. Но тоже ничего, лишь заметила вдалеке молодого льва прайда У?льмара, еще подростка: у него только-только проявилась грива: тонкая полоска на шее и голове.
Сэнзалли издалека позвала его, и он, навострив уши, неспешно встретился с нею у подножья Дальнего холма. Без предисловий начала, сверкая глазами, полными беспокойства:
— Ты видел Аярра? Не пробегал здесь?
— Видел, Сэнзи. Я так и знал, — засмеялся Ульмар. — Я так и знал!
— Чего ты знал?
— Что он удрал без разрешения. Я спросил, куда спешит, а он мне ответил, мол, ему разрешили, ему сказали… Такой себе торопливый. Хо-хо.
— Так куда он убежал?! — взъярилась Сэнзалли. Нашел время для шуток!
Ульмар не страшился гнева молодой львицы; скорее, получал от него безмятежное удовольствие. С опытным и важным видом ответил:
— Известно куда. Наверное, к яме. Куда же еще.
«Ямой» львы прайда называли место, полное песка и камня-песчаника, где когда-то давно, очень давно, кто-то (история уже и не помнит, кто именно) нашел несколько красивых прозрачных камушков. Это породило неугасимый интерес львят к этому месту — они старались найти их, да побольше. Самое интересное, что находки всё же случались. Сначала мамы запрещали туда бегать, так как львята прибегали неизменно перепачканные, но потом смирились — яма от прайда не очень далеко. Поскольку львята разрыли это место вдоль и поперек, то там образовалось небольшое углубление.
— Ты почему, почему его не задержал?! — начала Сэнзалли трясти Ульмара за плечо.
— Сэнзи, чего ты, да успокойся! Сейчас его там и цапнешь за хвост. Мы тоже туда бегали в детстве, — будто вспоминая очень давние времена, сказал Ульмар.
— Я не бегала! — почему-то сказала Сэнзалли.
— Ну, ты ж девочка, а мы — львы, — хоть Сэнзалли и была старше, но он в разговоре старался держаться наравне.
Юная шамани оттолкнулась от него, бросив держать за плечо; он отшатнулся от довольно ощутимого толчка и долго смотрел ей, убегающей, вослед.
— Хм… Сэнзалли. Сэнзи. Вот какая ты. Попалась б ты мне… — подумал о чем-то своем и побрел дальше.
Она искала его долго и исступленно, даже принюхивалась, хотя знала, что это почти бесполезно. Возле ямы, на удивление, никого не было, хотя молодая шамани была почти уверена, что там и найдет виновника. Сэнзалли побежала дальше, по наитию. Немножко посомневалась: возвращаться во прайд или продолжить поиски? Почти сразу приняла решение: нужно искать. Чего возвращаться, с чем, с кем, да еще так рано? «Найду... Сила выведет», — вдруг вспомнила, что есть она — шамани. Сил у нее немного, совсем немножко, хотя… Почему немного? «Не стоит сдаваться раньше времени», — думала она. Хорошо тешить себя мыслью, что в трудный час ты будешь именно такой, как и должна быть.
Лапы вели дальше, уже ближе к границам прайда. Она не знала усталости.
«Может, уже нашелся…», — думала Сэнзи, ступая по невысокой, желто-серой траве. — «А я тут зря тревожусь. Ушел пить или кто-то его позвал, а мне забыл сказать. Наверное, так и есть… Зато вернусь во прайд, и все скажут: «Какая ж ты, Сэнзалли, осторожная, волнуешься о детях, печешься о прайде, себя не жалеешь. Хорошо!». Аярра накажут за то, что такой беспечный. Так и будет. Но еще поищу», — утешилась она мыслью. Как-то сразу стало понятно: с Аярром ничего не случится, он дома, он вернется туда, откуда ушел.
Из-под лап брызнула в разные стороны стая сурикатов, отчаянно покрикивая: Сэнзалли бесцеремонно шла прямо по их норам.
Шел день. Жгло солнце.
Вот и небольшая речушка, что условно обозначает ближние восточные границы прайда. Здесь много кустов и зарослей мирассы, а также одинокая небольшая скала, которую огибает эта река. Вода в ней совсем не пригодна для питья, здесь «плохая» вода, в ней плещутся слоны и бегемоты, но это выше по течению.
«Ох, ну я уж забрела…», — подумалось Сэнзалли. Села.
Чужой запах!
Она сразу навострила уши, привстала, оглянулась.
Вообще удивительно, как она раньше не заметила этой львицы! Та, не таясь, сидела на камне скалы, хвостом к Сэнзалли, и, кажется, просто глядела на воду. Никакое движение не нарушало ее покоя, разве что хвост, словно существуя сам по себе, слегка поднимался, а потом бессильно падал на равнодушный, горячий камень.
— Чего тебе здесь, чужая? — уверенно молвила Сэнзалли. Всё-таки это ее земли, ее родина, хоть она и знала, что при встрече странных незнакомцев лучше уйти и позвать львов, но ни в коем случае не прогонять самостоятельно. Но здесь не шайка львов, а всего лишь одна львица.
Та вздрогнула, обернулась. Сэнзалли подошла к ней на расстояние нескольких прыжков.
Худая, высокая, тонкой кости. Не длинный и не короткий хвост, темноватый окрас. Смешная деталь: она из тех, у кого не полностью сошли детские пятна на животе, такое бывает. И это в таком-то возрасте; львица уже не молода, это точно. Узкие, сощуренные, высматривающие глаза.
Сэнзалли сразу признала в ней свободную львицу, причем пришедшую сюда издалека: черты ее мордочки, черты тела и движения сразу говорили об этом. К свободным львицам союзные намного благожелательнее, чем ко львам; некоторые из них даже могут охотиться на угодьях союзных прайдов, если их присутствие ненавязчиво. Иногда они даже могут остаться на несколько дней в гостях во прайде. Так, как правило, делают те львицы, что некогда состояли в больших прайдах и умеют себя вести, поддерживать разговор, соблюдать приличия. Очень редко, но бывает, что заходят во прайд свободные, бродячие шамани: сообщить всякие новости и вообще рассказать, что есть в мире, а чего в нем нету.
Мгновение молчания. Львица немного боязливо глядела на Сэнзалли, осмотрелась по сторонам.
— Снова мы ступили на чужую землю. Извини, молодая, уже идем.
— А кто — «мы»?
— Я и моя дочь — Нера, — молвила та. После заминки добавила, чуть поклонившись: — Шамани — наш путь.
— Ох, так львица — шамани! — Сэнзалли сразу нашла в себе вежливость и благожелательность.
— Есть так, молодая ученица, — осторожно молвила львица, наблюдая за Сэнзалли: что скажет? как себя поведет?
— Пусть львица подскажет мне. Здесь не пробегал львенок, маленький еще, мне по грудь ростом?
Львица прикрыла глаза и вдохнула воздух.
— Львенок… Я чую — ты его ищешь.
— Да.
— И прайд ищет тоже, — та открыла глаза.
Сэнзалли пустилась в длинные объяснения, словно это могло как-то помочь:
— Я за ним приглядывала, только на миг отвернулась — а он уже убежал. Теперь вот бегаю, ищу… И…
— Не грусти. Он найдется, если в тебе… Если в тебе есть сила. Я не видела, и его здесь нет. Он убежал в другую сторону, и, скорее всего, его… его уже нашли.
«И я так думала», — поразилась Сэнзалли.
— Львица так думает? Кстати, смею спросить имя…
— Чье имя? Мое? — молвила львица, и почему-то обернулась. — Градива.
— Градива? — переспросила Сэнзалли, услышав непривычное имя.
— Именно.
— Я, честно говоря, тоже чувствую: он в другой стороне, — призналась Сэнзалли, стараясь унять тревогу.
Львица встала справа от нее, помотала головой и снова прикрыла глаза, прижав уши:
— Жив он, жив. Только в иную сторону побежал. Наверно, его уже нашли. Ты, молодая, просто не туда пошла искать. Обманулась. Видимо, кто-то плохо указал тебе путь либо сама себе так придумала.
— Я примерно так и чувствовала… — светлела Сэнзалли.
— Нужно верить своей силе, — мягко дотронулась львица к груди юной шамани. — Видимо, тебя… тебя что-то иное привело ко мне, раз уж нам дана… судьба встретиться, — глаза львицы часто бегали, словно она пыталась в один момент рассмотреть всю Сэнзалли.
Кроме того, Градива свершала странные заминки в речи.
— Идем, — неожиданно поманила за собой Градива, оценивающе глядя на Сэнзалли от ушей до лап. Но юная шамани не спешила с этим. Это еще куда идти и зачем?
— А где дочь львицы? — спросила Сэнзи.
Бровь львицы поднялась в удивлении.
— Ты что, ее не видела?
— Нет.
— Так вон же, — и она указала вниз.
Только теперь Сэнзалли, выглянув за краешек камня, заметила, что у самой кромки воды под скалой стоит другая львица, вся в грязи этой речушки. Она стояла по грудь в воде, глядя странным, затравленным взором на Сэнзалли.
— Эй, Нера… — неуверенно позвала ту юная шамани, но та не отозвалась, даже не пошевелилась.
Они так и глядели друг другу в глаза; на миг у Сэнзалли почернел мир вокруг, но потом всё быстро стало, как прежде.
— Она какая-то… странная, — тихим голосом молвила она, обратив взор к Градиве.
Покачав головой, та спешно молвила, словно оправдываясь:
— Я знала, что ты так скажешь… Прости ее поведение. Она слаба умом и больна душой. Это тяжкая ноша для меня. Она так и буде стоять в воде, пока сама не выйдет.
Вдруг Сэнзалли услышала, что эта Нера прыснула, а потом начала смеяться, но тут же стихла.
На миг повисло неловкое молчание.
— Вот… Видишь, — наконец, грустно сказала Градива, тяжело вздохнув.
— Печально, — прижала уши Сэнзалли в знак сочувствия.
— Ничего. Она добрая, охотиться умеет, и я ее люблю. Она тоже шамани, как ни странно. Она умеет хорошо сновидеть.
— Надо же…
— Идем, молодая. Нера так и будет стоять. Потом выйдет и будет меня ждать. Идем.
Градива соскочила со скалы и пошла на север, иногда вопросительно глядя на Сэнзалли: идет ли?
— И куда мы идем? Я должна всё же найти Аярра… — неуверенно сказала юная шамани, в то же время испытывая странный, сильный интерес к происходящему.
— Не стоит печалиться. Его, скорее всего, уже нашли. А тут, как сама видишь, его нету.
Сэнзалли осмотрелась и неуверенно согласилась:
— Верно.
— Ты, я вижу, тоже шамани.
Сэнзалли кивнула.
— Да, я учусь. Наставницу зовут Фриная…
Градива перебила:
— Фриная… Славное имя.
— Но она не дает мне столько знания, сколько я бы хотела… Сколько я бы хотела принять, осилить, взять. Я не чувствую за собой большой силы, — вдруг ни с того, ни с сего начала жаловаться Сэнзалли.
— Ты как, недовольна своей наставницей? — испытующе глянула Градива, чуть замедлив шаг.
— Не то что бы недовольна… Но мне иногда кажется, что нету у меня ничего, и от шамани у меня лишь то, что меня так называют.
— Чего ж ты хочешь? — задала извечный вопрос Градива, смахнув пыль из-под лап.
— Я не знаю. Наверное, знания. Силы. Я никого не виню в этом, — Сэнзалли прикрыла глаза, чувствуя, что звучат ее слова немного глупо. — Может, я не способна.
— Хм… Мрррр, — по-доброму замурлыкала Градива. — Да… Я просто увидела тебя и решила… что это непростая встреча. С тобой нужно побеседовать.
Молчание.
— И, возможно, дать тебе урок.
Сэнзалли вдруг вспомнила о том самом знаке. Нет-нет, здесь всё не случайно. Все эти события — лишь повод для чего-то. Может быть, этим «чем-то» и есть встреча с этой шамани? Почему она пошла именно сюда? Почему она решила, что Аярра следует искать непременно возле ямы? Ведь Ульмара она встретила возле Дальнего холма, а оттуда можно уйти куда угодно! И от ямы Аярр мог уйти куда угодно. Почему он вообще пропал именно тогда, когда здесь очутились эти двое? Да и не пропал он вовсе — это ясно. Уже вернулся туда, откуда пришел: так говорит Градива, и так чует Сэнзалли.
Она чувствовала важный момент судьбы. Сэнзалли не раз слышала истории о большой силе свободных шамани…
«Нужно быть внимательной. Не упусти ничего», — собралась она. — «Смотри хорошо, Сэнзи».
«Вирд», — вспомнила она слово, которое слышала от Ушалы. Слово, которым в Больших горах зовут судьбу, только не всякую, а свою, личную; ту самую силу, что ведет тебя и только тебя. Твою звезду. — «Вот мой вирд».
— Мне был знак, — Сэнзалли постаралась молвить это как можно весомее, с чувством. — Это случилось несколько лун назад, и…
— Не говори мне о знаке, прошу тебя, — помотала головой Градива. — Ни в коем случае. Знаки очень личная вещь. Скажи лишь такое: ты ощущала, что встретишься с некоей шамани?
— Нечто вроде того. Я вообще чего-то ждала всё это время. А может, всю жизнь.
Градива поманила ее за собой. Сэнзалли щурилась от солнца: лучи пронзили глаза. Потому слушала она слова незнакомой шамани, как в полусне:
— У тебя есть знание. Но не хватает силы. Я вот что тебе скажу, моя милая… Милая, — Градива не знала, как зовут юную шамани (Сэнзалли от волнений забыла представиться!), потому осеклась. — Тебе уже поздно догонять тех, кому судьба дала хорошую наставницу. Или наставника…
«Судьба дала!», — молнией пронзило Сэнзалли.
— …Ведь суть в том, что всякая из них передает часть силы ученице, которая вначале очень нужна. А если наставница сама не имеет силы, тогда что она передаст? Ничего. Или очень немного. Потому тебе остается надеяться лишь на себя. Охотиться за силой в одиночку. Но это крайне сложно.
— Да, я знаю. И Фриная, и Ушала говорили мне об этом. Нужно быть безупречной. Не потакать себе. Не знать страха. Иметь…
— Да-да, всё оно так. Верно. Но этого не хватит, чтобы достать силу. Видишь, кой-какое знание у тебя есть, а силы нет. Как вести себя — знаешь, а делать что-то — не можешь. Да и вообще… ээээ… — запнулась Градива на полуслове.
Молодая шамани участливо спросила:
— Что случилось?
Выглядела такая заминка нелепо, но вдруг Сэнзалли подумала, что истинная мудрость всегда слегка похожа на глупость.
— Ничего… Вот. Да и вообще, знание приходит с силой. Толку знать, если ничего не можешь. Сила, она всегда первой ступает. Верно?
— Верно.
— Потому таким шамани, как ты, остается лишь одинокая охота. Почти без всякой возможности, маленького шанса. Нелегкая, жесткая, полная препятствий.
Сэнзалли остановилась. Она сразу ощутила всю тяжелую обыденность собственной жизни.
— Что ж теперь?..
— Я ждала этого вопроса. Ты слышала это слово: «Почти».
Юная шамани навострила уши.
— Так вот, ты мне понравилась. Потому я тебе расскажу, что надо делать. Я дам тебе нихмэну. Укажу тебе, что делать.
Сэнзалли не знала этого слова, но устыдилась своего незнания. Вместо этого удивленно спросила:
— Но… зачем львица это делает? — ей действительно показалось странным, что кто-то совершенно посторонний готов тратить на нее свою жизнь и время.
— Шамани должны помогать друг другу, — немного подумав, ответила Градива. — Пойдем в тень той дроматии, зачем стоять на солнце… Идем.
Они прилегли друг напротив друга и Градива без предисловий и вступлений начала рассказывать: быстро, чуть сбивчиво, иногда саму себя поправляя, неизменно глядя Сэнзалли в глаза, делая передышки лишь на малое мгновение. Юная шамани слушала молча, не шевелясь, даже хвост не двигался. Небольшая веточка с дроматии упала ей на загривок и где-то вдалеке затявкали гиены, но Сэнзалли не обратила на всё это никакого внимания.
Улучив момент молчания, она чуть испуганно молвила, глядя в землю:
— Но я еще не делала этого.
— Значит, уже пора, — просто заключила Градива.
Всё, что Сэнзалли услышала, вогнало ее в ощутимую растерянность.
— Но с кем же?
Градива легко махнула лапой.
— С кем хочешь. Но чем их больше, тем лучше.
Сэнзалли думала долго, очень долго, но Градива сидела спокойно, без суеты и задумчиво разглядывая молодую львицу. Потом встала, повернув голову туда, где оставила Неру.
— Я не знаю, что думать… Это так… странно, — сказала Сэнзалли, не поднявшись.
Градива сощурилась и смерила ее суровым взглядом от ушей до когтей.
— Ты думала, что путь шамани прост и не требует усилий? — с напором спросила она.
— Нет-нет, просто… — потупилась Сэнзалли, неуверенная. — Я… А вреда не будет? Для…
Насмешливое выражение мордочки Градивы ясно говорило: «Нет!».
— Для них вреда не будет. Может немного поболит голова и… легкое недомогание. Всё такое. Не переживай, не о том беспокоишься. У тебя и так сил немного, потому много ты и забрать не сможешь. Понимаешь? — свободная львица отвернулась, равнодушно всматриваясь в теплую бесконечность саванны. Ветер волновал ее шерсть на загривке и ушах.
«Убедительно», — робко подумала Сэнзалли, не понимая, где в этом мире правда, а где — место для лжи.
— Кажется простым и сложным одновременно, — чуть печально сверкнули ее глаза.
— Как есть, — ответила Градива, не обернувшись.
— И моя наставница об этом не рассказывала…
— Кажется мне, что кто-то миг назад жаловался на нее, — твердо молвила Градива, чуть повысив голос. Потом смягчилась, встретившись взглядом с юной шамани: — Может, она и не знает. Скорее всего, не знает. И ее наставницы тоже этого не знали. Знание шамани хранит всякие тайны; все сразу никто знать не может. То, что я поведала тебе — одна из тайн, и она может помочь тебе; теперь это твое знание, и твори с ним, что вздумаешь.
Сэнзалли одолел сонм разных чувств. Ей и нравились, и не нравились слова этой Градивы; ей этот урок выдался странным и вполне правдивым одновременно; а мысли ее вполне хорошо ступали во след мыслей Градивы. «Что я могу знать об истинных путях шамани?», — искренне заключила Сэнзалли. — «Немногое, ведь так. И всё это… вполне возможно. Если осторожно. В этом что-то есть…».
— А как я почувствую, что сделала всё правильно? — Сэнзалли внутренне приняла всё сказанное Градивой.
— Почувствуешь. Даже увидишь, — улыбнулась та, и на миг юная шамани увидела клыки старой, опытной львицы.
Слова кончились: юная шамани пребывала в смятении и большой задумчивости, а Градиве уж пора возвращаться и идти дальше.
— Теперь иди домой. Твоя пропажа, наверное, уже нашлась. Как хоть зовут тебя? — с небольшой насмешкой спросила Градива.
Юная шамани вздрогнула от собственной невежливости:
— Ох… Искренние извинения для львицы… Сэнзалли мое имя.
— Ну хорошо, ну прекрасно. Ступай. Делай с моим уроком, что хочешь. Сделала для тебя всё, что могла, — решительно начала уходить львица Градива.
— Спасибо большое! — чуть поклонилась Сэнзалли.
— Надеюсь, эта нихмэна тебе пригодится.
Сэнзалли осторожно кивнула в знак неуверенного… но согласия, и провела взглядом уходящую в даль Градиву.
«Это так… Да это ведь так! У шамани — блеск глаз, извив тела, красота, хорошее и острое чувство, недоступность и тайна… Ясно, как день, что она может делать такое! Ясно, что я могу быть такой… и стать такой, как должна. Для этого нужна смелость. Смелость стать сильной, верной шамани», — думала Сэнзалли по пути во прайд, всё больше соглашаясь с тем, что говорила Градива.
**
Во прайде ее дожидалась большая суматоха и тревожность. Выяснилось, что Аярр вовсе не нашелся, и все уже знают — он пропал. Сэнзалли сходу забросали вопросами: «Нашла? Видела?». Юная шамани исступленно говорила, что не нашла; отчего-то ранее взявшая уверенность, что Аярр непременно нашелся, рассеялась, и теперь она бегала в поиске с львицами ее охотничьего отряда.
Ярлы тоже собрали всех львов своих яскарлов, стараясь найти Аярра.
Так продолжалось до глубокого заката. После него в ночь отправились лишь львицы.
Нечего и говорить, что Сэнзалли все расспрашивали, хаяли, злились на нее. Даже Фриная и Ушала говорили:
— Как могла ты?!
На защиту Сэнзалли попробовал встать Аталл, стараясь взять часть вины на себя:
— Это я отвлек ее. Это всё я!
Но его никто не слушал, считая, что он так говорит от симпатии и жалости.
Сэнзалли от всего этого вдруг стало действительно плохо: бросило в жар. Но прайд думал, что таким образом она лишь пытается вызвать к себе сочувствие, увильнуть. Дренгир сурово глядел на нее, львицы прайда с укором и серьезностью сверкали взглядами, наставница вместе с Ушалой скептично и недоверчиво смотрели на ученицу, но юная шамани враз истощилась, утратила силы, а потому ее отпустили, провожая взглядами, и оставили со своей печалью.
«Аярри…», — думала она. — «Что ж ты, где ж ты? Куда и зачем ты убежал, а нас тут оставил?».
«Во мне не нашлось силы найти его. Во мне ни на что не находится силы… Бесполезная ты тварь, вот кто ты. И Градива…», — подумала о сегодняшней встрече Сэнзалли. — «…и Градива была слишком хорошего мнения о тебе. Даже она думала, что мне хватит сил его найти. Она говорила, что Аярр жив. Что ж, буду жить надеждой…».
Естественно, все друзья Аярра подверглись самому пристальному расспросу. После недолгих утаиваний все признались, что не знают, куда он удрал, но предполагали: скорее всего, пошел к яме, ибо поспорил, что добудет блестящий камешек. Но, как известно, Сэнзалли была возле ямы и никого там не нашла; впрочем, знает это только сама Сэнзалли — никто в спешке не спросил, куда именно она ходила искать Аярра.
И, конечно же, юная шамани свершила тайну: никому не сказала, кого увидела во время поисков, даже родителям и наставнице — считала это слишком личным, да и попросту боялась чужого негодования: а что хорошего скажут, если узнают, что вместо рьяного поиска Сэнзалли беседовала с незнакомой львицей? Странное, пугающее и ненормальное знание, которое подарила Градива, как оказалось, досталось очень большой ценой, и Сэнзалли сознавала это; понимала, что не трать она времени на разговоры со старой шамани, то, возможно, успела бы найти Аярра. Она и сама не могла внять толку, почему столько драгоценного времени утратила в беседе с Градивой, смутно надеясь на то, что Аярр объявился и беспокоиться не о чем. Но что сделано, то сделано, время идет лишь вперед, и нет смысла сожалеть о прошлых поступках.
«И почему она говорила, что Аярр уже нашелся?.. Неужели всё же найдется? Ночью, завтра, послезавтра? Ах, было бы хорошо… как хорошо…».
Она лежала возле отца, на Южном холме, безвольно вытянув лапы. Аринай прикрыл ее сверху лапой от жестокого мира, совсем не расспрашивая, как и почему она упустила львенка из виду; мать и сестра вместе с остальными еще искали Аярра в этой ночи.
— Ты вся в огне. Ты вся из огня, — сказал для нее отец, лизнув ее щеку и потрогав ее нос своим. Добавил для простого утешения, понимая, что говорит пустое: — Доченька, Аярри найдется. Должен найтись…
Сэнзалли чуть пошевелилась.
— Отец, расскажи мне что-то…
— Что? — немного погодя, спросил он.
— Не знаю. Придумай хоть что-нибудь. Выдумай, чтоб унять грусть. А то я не могу ни уснуть, ни найти себе места, — тяжело, болезненно молвила Сэнзалли, чувствуясь всё хуже.
Аринай замолчал, не находя слов. Он подумал, что стоит пойти за Фринаей или Ушалой — пусть поглядят, отчего дочери так жарко и плохо — но вспомнил, что они ушли вместе со всеми на поиски.
Желая ее отвлечь, задумался. Потом оживился: вспомнил кое-что интересное. Нет, ему есть что поведать дочери.
— Я вот тебе рассказывал о матери моей матери — Саймири?
— Ты расскажи о ней, отец. Я должна знать о своем роде. Должна знать о роде, который так опозорила… — сомневалась она в правильности собственной жизни.
— Не говори так, — упрекнул отец.
— Я готова понести любое наказание, — чувство совести без сожаления пытало сердце.
Отец смолчал на это, а рассказал такое:
— Саймири рассказывала моей маме, что некогда в молодости, когда мама была еще маленькой, она ходила вместе с несколькими львами и львицами к севернякам. Тогда, знаешь, с ними пытались примириться. И с ними шла одна шамани. Саймири рассказывала, что северняки приняли их хорошо и учтиво. Они остались ночевать во прайде. Но один из наших львов в ту ночь по какой-то причине убил одного из северняков.
— Зачем? — слабо спросила Сэнзалли.
— Не знаю. Никто этого не видел, но к утру все северняки бы узнали о случившемся. Наши оказались… ну… как бы сказать… в ловушке. Идти не могут, потому что всё станет ясно, и ссора обеспечена. Оставаться тоже не могут — такое быстро станет явным. И шамани сказала, что пойдет и соврет, будто видела, кто это сделал. Но из-за этого ей пришлось идти куда-то с львицей убитого… После этого Саймири ее не видела. А их всё равно раскусили — один из наших, трус, признался правителю северняков о том, что произошло. И пришлось нашим быстро уходить — их чудом отпустили. Но ту шамани они больше никогда не видели. Мама рассказывала, что Саймири всегда жалела о том, что они сделали. Жалела, что не осталась сама, на худой конец. И всегда очень плакала, будто переживая всё каждый раз снова и снова. А, вот что еще… Северняки после того случая почему-то ушли со своей земли. Так говорила Саймири.
Молодая шамани внимательно слушала, не перебивая. Она вспомнила рассказ шамани прайда Иллари, и это изрядно отвлекло ее.
— А где теперь эти северняки? — тихо поинтересовалась она.
Аринай забылся от собственного рассказа, потому ответил обыденно, без тревоги:
— Не знаю. Где-то есть. На их месте теперь прайд Темной луны. Или Черной… Уже не помню. Это у илларийцев нужно спрашивать. Я точно не помню.
— Черной. Илларийцы их зовут чернолунцами, — поправила Сэнзалли.
Помолчали и подумали каждый о своем.
— Пап. А как звали ту львицу? — чуть расслабившись, спросила дочь.
— Я забыл, — ответил отец.
Сэнзалли стало жалко всех позабытых, потерянных и заблудившихся на свете; чувствуя с ними родство, она тихо заплакала — так, чтобы не слышал мир. Она не знала, как теперь будет жить с таким позором и бременем сердца; чутьем она теперь поняла, что Аярра больше никогда не найдут — такое ей пришло безмолвное знание. В ней никогда больше не будет незапятнанности и безупречности: завсегда можно вспомнить, что некогда совершилось по твоей вине, тем самым утратить покой и убить всякую радостную мысль.
Юная шамани еще раз вспоминала сегодняшний день, корила себя за то, что слишком много болтала с Аталлом.
Отец гладил ее.
— Ну как же звали ту шамани? — настойчиво и чуть капризно спросила Сэнзалли, желая знать.
— Не помню, доченька. Не помню… — беспомощно повел ушами Аринай. И действительно не помнил имени, хотя некогда мама назвала его.
Она навострила уши и вгляделась в ночь: кажется, возвращается часть львиц, что искали Аярра. Молвила, не отрывая взгляда:
— Пап, отчего ты рассказал такую печальную историю? — голос ее прозвенел в ночном воздухе; в нем были такие полутона, что Аринай испугался — это был словно голос души, вобравшей в себя все грусти и черноту.
Аринай и сам был готов укусить себя за лапу. Неужели нельзя было рассказать что-нибудь веселее, да хоть соврать? «Шакал… Взбрело ведь в голову рассказать именно это!».
— Прости, Сэнзи.
Немного смолчал, а потом добавил, встав и лишив ее тепла своей гривы и лап:
— Зря, дочь моя, мы отдали тебя учиться путям шамани. Надо было не отдавать.
Отец такого никогда не говорил. Сэнзалли яростно и ревностно спросила, утратив над собою власть:
— Это почему?!
Сэнзалли думала, что отец скажет обычные, трудные для ее ушей глупости, которые имела обыкновение говорить мать.
— Душа твоя стала слишком нежна для окружающего. Иная уже бы нашла себе оправдание. Мааши бы нашла себе оправдание. В тебе же есть чувство.
Это запало в сердце. Сэнзалли прижала уши, и, глядя в землю, молвила:
— Может быть. Может, и зря. Но шамани ступает на путь от зова, ее избирает сила. Так меня научили Ушала и Фриная. Я… не была вольна выбирать.
Аринай вздохнул, не вполне доверяя словам дочери. Он мало верил во всю эту ерунду. А то как еще это назвать? Ну, говорят шамани могут невероятные вещи. Ну, может быть. Говорить можно что угодно, но где они, где невероятности, где разительное и чудеса? Удивительное всегда далеко от нас, а обыденное — тут оно, рядом.
— А где они, Ушала и Фриная, когда тебе плохо? Думаю, сейчас наставница нужна тебе.
— Была нужна, отец, — пошла на глубочайшую, темнейшую откровенность Сэнзалли. — Теперь я сама себе наставница.
Он кивнул. Аринаю уже следовало идти: дренгир Арги?р сказал всем взрослым львам прайда собраться, когда вполне засветит луна. Сделав несколько шагов, вернулся, чтобы обнять дочь и дать ей уснуть.
«Чувствую себя пустой…», — не раз мелькало в ее сознании перед сном. — «Я всех подвела… Я подвела себя… Аярр. Градива. Аярр. Черная луна. Градива. Аярр…».
**
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |