Дракон втекает за ним:
«Что случилось, Поттер?»
«СПАТЬ», — отчетливо думает Гарри. Все потом. Завтра. День был просто бесконечно длинный. Как хвост дракона, который он привычно сворачивает в уютное гнездо, почти подхватывая засыпающего на ходу Поттера.
«Я тебе завтра все расскажу, ладно?» — сквозь подступающий сон исхитряется сказать Гарри, и, кажется, слышит в ответ:
«Спи, мой хороший...»
Дракон заботливо накрывает его защитным куполом своего крыла.
Этой ночью Поттеру не снится ровно никаких снов: ни кошмаров, ни полетов. Только иногда ему мерещится странная колыбельная, которую смутно знакомый голос напевает всю ночь, охраняя его сон.
Спи, мой милый!
Пусть звезды забудут
Дорогу к рассвету,
Пусть замрут корабли,
Всем ветрам и теченьям
Назло.
Ты ведь знаешь,
Что б ни было днем,
Мы забудем об этом.
Нынче ночь
Распростерла над нами
Драконье крыло...
* * *
Утром Гарри рассказывает Северусу все. Про палочку Олливандера. («Не впадайте в ажиотаж, Поттер. Это всего лишь совпадение». Впрочем, Гарри с некоторых пор не очень верит в совпадения). Про новый «спикер» от сиятельного Малфоя. («Забавная игрушка. Поздравляю»). Про Гермиону. На этом месте рассказа его неожиданно начинает колотить крупная дрожь. Гарри плотно обхватывает себя за плечи обеими руками и какое-то время молчит. Ему кажется, что даже при мысленной речи будет отчетливо слышно, как зубы выбивают барабанную дробь. Дракон тоже молчит. Поттер сильно опасается ехидных снейповских комментариев, но даже когда дело доходит до подробностей стремительно спланированного и осуществленного побега, дракон молчит. А потом говорит неожиданно мягко:
«Мир опять оказался не таким, каким вы его представляли, Поттер?»
Гарри снова чувствует себя потерянным подростком, которому только что сообщили, что он должен умереть во имя всеобщего счастья. И возразить, по большому счету, нечего. И умирать страшно.
«Не таким, — соглашается он. — Я по-прежнему наивный дурак?»
«Вовсе нет. Просто вы все принимаете слишком близко к сердцу».
Гарри пожимает плечами. Где твоя бронированная шкура, Поттер? — Что называется, вопрос дня.
Некоторое время дракон задумчиво сопит, потом говорит:
«Есть выход. Мисс Грейнджер нужен адвокат».
Гарри грустно улыбается:
«Фокус в том, что ей нужен не просто адвокат, а очень хороший адвокат. Самый лучший. И где его найти? Не идти же в очередной раз к Малфою... В конце концов, Паркинсон ему не чужая. Не будет он копать против нее».
Северус отвечает просто, как о чем-то само собой разумеющемся;
«У меня есть адвокат. Лучший».
«Северус! Откуда у тебя адвокат, если ты...»
«Вот уже более двенадцати лет мертв? Это вы хотите сказать, Поттер?»
В прежние времена, услышав подобные вкрадчивые интонации, Гарри обязательно попытался бы спрятаться куда подальше от грозного декана Слизерина. Теперь же он просто спокойно ждет, когда Снейпу надоест изображать злобную тварь. Надоедает, кстати, быстро. Снейп только бурчит:
«Совсем страх потерял!»
«И совесть, — очень серьезно соглашается Гарри. — Так откуда у тебя адвокат?»
«Его зовут Гарольд Кромвель. Он самый лучший адвокат Магической Британии по бракоразводным процессам. Я как-то спас его сына во время нападения Пожирателей. Но это не значит, что он будет работать задаром. И будь уверен, гонорары у него — заоблачные».
Гарри не имеет ничего против заоблачных гонораров. Его собственное состояние, половину которого он совершенно добровольно передал при разводе Джинни (вместе с домом на площади Гриммо), все еще позволяет оплатить любые гонорары. Главное, чтобы мистер Кромвель (знакомая, кстати, фамилия) согласился.
«Согласится, куда он денется. Напомните ему про Долг Жизни. Об этом знали только он и я. Он поверит».
«Северус...»
«Довольно, Поттер!»
Дракон стремительно покидает пещеру и торопливо взмывает в небо, очень явственно давая понять, что разговор окончен. А Гарри почему-то еще долго видит угловатую фигуру в черном, исчезающую за поворотом хогвартского коридора. И привычная старая мантия за спиной — как крылья.
* * *
Если визит к господину Кромвелю дело ближайшего, но все-таки будущего, то визит к Чарли Уизли — самого что ни на есть настоящего. Гарри спешит в офис господина главного драконолога и надеется, что не совершает самую большую глупость своей жизни. В конце концов, Чарли — тоже Уизли. Очень ведь может статься, что вытащив Гермиону из одной ловушки, Поттер своими руками загнал ее в другую — и что тогда?
В офисе у Чарли в кои-то веки абсолютно пусто: тишина и покой. Весь народ «в поле». Кроме самого Чарли, который до самой макушки завален бумагами и пергаментами, требующими его немедленного вдумчивого внимания. (Подумать только! А ведь когда-то Гарри всерьез считал, что у Чарли ужасно романтичная работа!) При виде Поттера на лице побежденного бюрократией директора заповедника отражается самая настоящая радость. Гарри даже становится жаль, что ненадолго.
Ненадолго.
Когда Чарли выслушивает сбивчивое повествование о происходящем в собственной семье, оформленное в несколько сумбурной стилистике «магического спикера», от его хорошего настроения не остается ничего. Гарри даже на мгновение становится страшно. Откровенно говоря, такого Чарли он не видел никогда, даже в день Последней битвы. Если бы ему в этот момент сказали, что Чарли Уизли на самом деле дракон-оборотень, то он бы поверил. Несмотря на то, что Чарли сидит очень тихо и, практически, совершенно неподвижно, с каждым произнесенным словом его глаза наливаются клубящейся тьмой, лицо выцветает, а пальцы изо всех сил стискивают край письменного стола. Гарри отчетливо слышит звук, с которым огромные алмазные когти вспарывают отполированную дубовую поверхность. Стихийный выброс магии разметывает кипы документов по всему кабинету, и, кажется, сейчас вспыхнет огонь — везде, и только дымящиеся угли останутся на месте административного здания поселка драконологов. Но Чарли сильнее собственной магии. Он останавливает выброс, загоняя стихию вовнутрь. Гарри ждет. Наконец, в тишину падает очень тихое:
— Сволочи! Ничего мне не говорили. Веришь?
Гарри кивает. Ему тоже ничего не говорили. Закономерно. Зачем будить спящий вулкан? Мало ли, что он может натворить, проснувшись.
— Мамуля при мне — просто чистейший ангел: «Ах, Гермиона — такая чудесная хозяйка! У нее в доме просто все блестит, не то, что у лентяйки Флер! А как она потрясающе готовит! А какая она умница! Рон — счастливчик!»
Гарри понимающе ухмыляется уголком рта. Не узнать кудахтанье Молли просто невозможно.
— И братик... Это каким же тупоголовым ослом надо быть, чтобы променять... ее — на всякую шваль! Паркинсон! Да она и смолоду была чуть краше среднестатистического мопса!
Гарри набирает:
— Возьмешь Гермиону на работу в заповедник?
Чарли стремительно вскакивает, летит к двери, прямо по устилающим пол бумагам.
— А то! Куда ты ее поселил?
Набирать текст на ходу (и даже на бегу) не очень удобно, но для настоящего Героя нет ничего невозможного, и Гарри отвечает:
— У себя.
И чуть не впечатывается с разбегу в спину резко затормозившего Чарли.
— Вот как... Для себя, выходит, стараешься, Поттер?
А теперь глаза у Чарли почти белые. Белые от ненависти. Чарли... Миа...
Как можно более легкомысленно Гарри крутит рукой у виска и тыкает указательным пальцем в сторону драконьей пещеры.
Чарли запускает руки в свои растрепавшиеся за последний час волосы и изо всей силы дергает, как будто хочет вырвать с корнем и их, и всякие мерзкие мысли.
— Прости.
Гарри машет рукой: «Проехали!» Что там делают взрослые мужчины, став свидетелем горькой, тщательно скрываемой тайны друга? Гарри не знает. Возможно, говорят что-нибудь бодрое, типа: «Не переживай, чувак! Ни одна телка того не стоит!».
Только вот за этакую бодрую пошлость можно ведь и по роже схлопотать. И, что характерно, за дело. А просто похлопать по плечу...
«Мир опять оказался не таким, каким вы его представляли, Поттер?»
Совершенно не таким, Северус.
Оставшийся путь до коттеджа Гарри они проделывают молча, глядя себе под ноги.
Чарли долго мнется у двери, не решаясь постучать. Вопросительно смотрит на Гарри. Тот пожимает плечами, дескать: «Я — не я, и лошадь не моя». Наконец, сжалившись над душевными терзаниями друга, стучит.
Дверь открывает Гермиона: джинсы, кроссовки, простая белая футболка, непокорные волосы собраны в небрежный хвост. Бледная, некрасивая, родная. Спотыкается взглядом о Чарли. Смотрит на него исподлобья, тоже, видимо, решая: на чьей он стороне, можно ли ему доверять. Что-то такое, похоже, все-таки написано у Чарли на лице, чего стоящему сзади Поттеру ни за что не прочитать, потому что у Гермионы вдруг начинает совершенно по-детски дрожать нижняя губа. Гарри знает: его подруга никогда не станет плакать при тех, кому не доверяет...
Чарли делает шаг вперед, в дом, оттесняет плачущую Гермиону от порога, прижимает к себе. Дверь захлопывается.
Гарри улыбается, как последний сентиментальный дурак, глядя в прозрачное осеннее небо. Высоко-высоко, почти на грани видимости, в небе кружит черная точка. Гарри хочется верить, что это дракон.
* * *
Сентябрь сменился октябрем. Гарри крутился, как белка в колесе, но не всегда все успевал: развод Гермионы, подготовка пещеры к зиме, полеты на драконе, общение с детьми. И — совсем уж неожиданно — зельеварение. Какой бешеный пикси покусал Чарли, можно было только догадываться. Но однажды тот заявился в пещеру и самым небрежным тоном заявил:
— Поттер! Кончилась твоя счастливая жизнь. У меня уволился зельевар.
— Не могу постичь, какое отношение это имеет ко мне? — Гарри скопировал излюбленное выражение лица профессора Снейпа: заломленная бровь и изничтожающий взгляд. И руки — на груди. Дракон в углу неприлично хрюкнул.
Чарли подозрительно покосился на развеселившуюся зверюгу, но не отступил.
— Если ты смог сварить то, что вытащило этого красавца с того света, то уж обычное Перечное как-нибудь осилишь. Равно как и другие микстуры-мази. Да и шикарному оборудованию грех простаивать...
Гарри понятия не имел, как реагировать на подобные заявления: то ли смеяться, то ли плакать, то ли бить по наглой рыжей начальственной морде...
Неизвестно, какой бы вариант, в конечном итоге, он предпочел, но в это время в голове раздался задумчивый голос дракона:
«А ведь он прав, Поттер. Вместе мы с вами вполне справимся».
И Гарри понял, что пропал. За возможность снова заниматься зельями вместе со Снейпом он, как ни странно, вполне мог бы заложить свою, якобы бессмертную, душу любому желающему.
Так что, если в жизни Гарри Поттера и была какая-нибудь фраза, сопровождающая его на особо крутых поворотах судьбы, то как раз вот эта самая: «и понеслось». И понеслось...
Насчет Перечного зелья Чарли ни капли не слукавил: это был хит сезона. С наступлением холодов оно оказалось на пике популярности в местной колдомедицине. И, заодно, еще три-четыре десятка препаратов разной степени сложности. Снейп ликовал и потирал свои драконьи лапы каждый раз, когда волосы на голове несчастного Поттера вставали дыбом от очевидной сложности очередной поставленной перед ним задачи. Нечего было и надеяться, что Гарри будут водить за ручку и просто диктовать порядок необходимых действий. Можно было заставить Снейпа сменить человеческую шкуру на драконью, но заставить его сменить методы преподавания оказалось в разы труднее. Перед тем, как нырнуть с головой в рецепт какого-нибудь особо заковыристого зелья, Поттера порой посещало странное, на первый взгляд, желание, нацепить на себя камуфляж, зеленый берет и прочие регалии маггловской Королевской морской пехоты. Дескать, «боже, храни королеву», «идущие на смерть приветствуют тебя» — и все такое. Ему казалось, что только нечто совсем радикальное способно придать ему чуть больше уверенности в собственных силах. Пещера неумолимо обрастала книжными полками. К сожалению, роскошная библиотека по зельям профессора Снейпа канула в небытие уже довольно давно, поэтому начинать приходилось практически с нуля. Во «Флориш и Блоттс» его встречали, как родного. В лавках, торгующих ингредиентами для зелий, узнавали до того, как он открывал дверь. У Гарри голова шла кругом. Но когда зелье в одном из котлов уже можно было переливать в подходящую для хранения посуду, и оно выглядело, пахло и текло именно так, как предписывала рецептура, а в голове раздавалось сдержанное: «Молодец, Поттер...» — жизнь обретала смысл. А когда ему пришлось варить особо сложный состав, в который, в качестве одного из компонентов, опять требовалось добавлять кровь зельевара, и состав этот вышел что надо и даже спас жизнь глупому мальчику Марко, сунувшемся следом за отцом в вольер, где дракониха охраняла кладку... От мальчика, по правде сказать, тогда мало что осталось. Все думали, что не выживет. Даже были в этом уверены. Кроме Снейпа. Он презрительно фыркнул и сказал: «К столу, Поттер. Быстро. И мистера Уизли — ассистентом. В школе он был небезнадежен». Через три часа Чарли умчался в больницу, унося с собой заветный фиал, а Гарри рухнул в заботливо подставленное кольцо драконьего хвоста: ноги не держали.
«Мы справились, Северус?»
«Завтра будет видно, Поттер».
Они справились
Чарли потом говорил, что это было настоящее чудо. Гарри фыркал, не хуже дракона. Он не очень доверял чудесам. Но ощущение счастья, переполнявшее его в тот день, было куда сильнее, чем после победы над Волдемортом. И куда чище.
* * *
В конце октября прилетела сова от Малфоя: «Заказ готов. С тебя — внятное объяснение, зачем тебе это нужно». Гарри поежился. Кажется, наступал очередной момент истины. С возрастом Гарри стал ненавидеть эти самые «моменты истины». Это только в наивной юности кажется, что стремительный взлет на баррикады мгновенно решает все проблемы и дает ответы на все вопросы. А также моральное право смотреть свысока на тех трусливых, осторожных взрослых, что не спешат рубить с плеча.
Только «не рубить с плеча» — это ведь для него непозволительная роскошь, не так ли? Даже теперь.
«Что вам от меня надо, Поттер? Права на публикацию мемуаров «Моя жизнь с профессором Снейпом»? Благословение на эксклюзивное интервью в «Ежедневном пророке»: «Интимные тайны Северуса Снейпа»? Отпущение всех грехов — на сто лет вперед?»
Снейп находится на грани истерики. У него ощущение, что его собирается предать единственный близкий человек. Уже предал. В чем-то он даже прав, наверное.
Гарри вполне мог бы посочувствовать Северусу, если бы не был твердо уверен: Малфой должен знать правду.
И не из-за дурацкого «спикера». А потому что, если с Поттером что-либо случится, то на всем белом свете не останется никого, кто знал бы правду о черном драконе. И Северусу грозит абсолютное одиночество.
«Если с вами что-нибудь случится, Поттер, девяносто девять процентов из ста за то, что я сдохну первым. Даже в маггловском мире, как мне однажды объяснили, первым всегда перегорает предохранитель».
«Я могу просто и примитивно сломать ногу и не иметь возможности сообщить об этом. Впасть в кому. Меня могут похитить. Запереть в психушке. В Азкабане. Да мало ли что!»
«Поттер, остановитесь. Я... согласен. Если вам так будет спокойнее, Мерлин с ней, с конспирацией. В конце концов, кто же ему поверит, если что... Такой кромешный бред. Правда?»
Гарри почему-то показалось, что победа далась ему слишком легко. Не очень-то он и хотел — такой победы... Когда и кого заботили твои желания, Поттер?
Он подошел к дракону, прижался щекою к его щеке.
«Спасибо».
«Опять сантименты, Поттер! Идите уже. Драко заждался».
* * *
— Поттер, ты серьезно?!
Никогда еще Гарри не видел такого странного выражения на лице Малфоя: смесь ужаса, недоверия и восхищения.
— Дракон — это Снейп?
Гарри молча пожал плечами: не хочешь — не верь. Какие тут могут быть доказательства? Перед Малфоем лежала огромная — размером со среднюю столешницу, клавиатура для «спикера». (Или сам «спикер»? — Гарри еще не понял). И на каждой здоровенной клавише переливался потрясающей красоты драгоценный камень. А все вместе выглядело, как целая россыпь разноцветных драгоценных камней.
— Это что еще за роскошества «Тысячи и одной ночи»?
Малфой почесал подбородок. Покрутил в бледных пальцах пижонское перо.
— «Спикер», дорогуша. Для Снейпа, как я теперь знаю.
— А камни?
Малфой самодовольно вздернул нос.
— Драконы не различают букв, ты сам сказал, Поттер. Зато они отлично различают камни. С высоты несколько сотен метров любой дракон отличит бриллиант от рубина. Каждому камню — свой звук. Не заморачивайся, тебе и не надо понимать. Профессор... Он поймет.
Гарри почувствовал, как где-то глубоко внутри аккуратно распрямляется туго стянутая пружина.
Нынешняя встреча проходила все в том же белом кабинете Малфоя, и огромный черный прибор вносил в сияющий интерьер весьма ощутимый диссонанс. Гарри улыбнулся — впервые, с того момента, как начал свой невеселый рассказ. Драко вскочил, несколько раз нервно пробежался по кабинету, поводил палочкой возле странного сооружения, напоминающего куб-переросток, сунул свой острый нос в бар, открывшийся в недрах куба.
— Выпьешь?
Гарри покачал головой. Не дошел он еще до той стадии отчаяния или пофигизма, которая позволяла пить посреди белого дня. А Малфой, видимо, как раз дошел, потому что стакан виски был опустошен во мгновение ока без всяких аристократических церемоний — и снова наполнен. Подумав, Драко прихватил из бара всю бутылку сразу и с некоторым облегчением плюхнулся обратно в объятия своего белоснежного кожаного супер-мега-эргономичного кресла. Отхлебнул из стакана. Помолчал. Посмотрел сквозь виски на свет.
— Значит, теперь вы, наконец, вместе?
Пришел черед озадачится Поттеру:
— Что значит «наконец»?
Драко гадко хмыкнул, на секунду отчетливо напомнив Гарри старые добрые времена, когда дружба была вечной, а ненависть — чистой.
— А что значит «вместе», тебя уже не интересует, Поттер?
— Поверь, Хорек, что значит «вместе», я как раз догадываюсь. Расскажи про «наконец».
— Ну, так он же на тебя запал еще в Хогвартсе... А ты был такой слепой дурак...
— А ты, Малфой, стало быть, не был? — Гарри ощутил, что его накрывает волной какого-то нехорошего чувства, весьма напоминающего ревность. — Следил за каждым его шагом? Каждым движением? Каждым взглядом? Изводился, что смотрит не на тебя?
— Поттер, очнись! — рявкнул Малфой. — Я не гей!
— Представляешь, — Гарри очаровательно улыбнулся, — я тоже.
Малфой посмотрел на него с сомнением.
— А про «вместе» все-все знаешь... Очень странно для убежденного натурала. Опять ты, Поттер, скотина, разобьешь ему сердце... Хобби у тебя такое, что ли?
Малфой прикончил второй стакан и налил себе третий. Гарри поежился. Разговор выходил каким-то совсем странным.
— Почему ты думаешь, что разобью?
— Потому что ты, в очередной раз, занимаешься благотворительностью. Спасаешь сирых и убогих. Заботишься о драконе — и о своей больной совести. Отдаешь долги. А ему... Ему нужна эта проклятая штука — любовь.
— Что ты знаешь о любви, Малфой?
— Я, наверное, мудак, Поттер. И ничего не знаю об этой вашей любви. У меня нормальная жена. Нормальная жизнь. Я вообще не очень понимаю, как можно любить кого-то. А уж как можно любить мужика... бр-р-р... Но... Когда он там, в Хогвартсе, смотрел на тебя, Поттер, и думал, что этого никто не видит... Я однажды был в Азкабане. Когда отец уже умирал, нам разрешили одно посещение. Широкий жест Министерства. С-суки... Мама надела свое самое лучшее платье под уличную мантию. То, в котором она принимала гостей незадолго до войны. Она хотела, чтобы он запомнил ее вот такой... Самой красивой. И он, будь уверен, запомнил. Мой отец, наверное, не был хорошим человеком. Он, если честно, и отцом был не очень. Но мама для него всю жизнь была... Я не знаю слова. Придумай сам. Так вот, к чему я это все... Он стоял с другой стороны решетки и смотрел. Ему было трудно стоять. Он стоял, вцепившись в прутья, из последних сил. Но... Он смотрел на нее. Мне, своему сыну, он сказал: «Будь достойным наших предков, Драко». А ей... Он не сказал ничего. Только смотрел. Я потом долго вспоминал: где уже мог видеть этот взгляд. Так Снейп смотрел на тебя, Поттер, когда думал, что его никто не видит. А ты... — Драко опрокинул в себя третий стакан. Поморщился. Пожевал губами. — Ты — хренов гриффиндорец с дурацкими представлениями о чести.
— Я... — пальцы Гарри в нерешительности зависли над клавиатурой. — Чушь ты порешь, Малфой. При чем тут честь, долг, еще что-то... Мы с ним летаем. Вместе. По ночам. Ты летал с кем-нибудь вместе?
— Это похоже на секс?
Гарри улыбнулся.
-Это в разы круче любого секса, Малфой.
— Все равно, Поттер, — Драко решительно тряхнул челкой, — ты — человек, он — дракон. Даже если ты вдруг однажды решишь поменять ориентацию... (Что вряд ли...) Вам ничего не светит.
Он снова потянулся к бутылке, но Гарри успел первым: инстинкты квиддичного ловца продолжали работать как надо.
— Хватит. Потом будешь жалеть.
— Я уже жалею, Поттер, что связался с тобой... Отдай выпивку.
Гарри стало любопытно:
— А чего тогда связался?..
— Из-за него. Из-за Снейпа. Проклятого Слизеринского змея. Он не хотел, чтобы мы с тобой враждовали. Устроил мне тогда... после смерти Дамблдора... серьезное промывание мозгов на тему истинных и ложных ценностей. Ты у него, Поттер, оказывается, был среди истинных... До сих пор вон, помню.
Гарри погладил рукой огромную черную клавиатуру, сияющую, как звездное небо.
— Ничего. Зато теперь у дракона будет вполне себе человеческий голос. Хорошо бы еще, чтобы был похож на его собственный. По себе знаю: приятно.
— Вот где я тебе, интересно, нарою голос профессора Снейпа? Он при жизни интервью на колдорадио, в отличии от некоторых, не давал.
Гарри почесал кончик носа. Подумал.
— А ты поройся по маггловским киноархивам. Наверняка можно найти какого-нибудь актера с похожим тембром. Я даже, кажется, как-то слышал что-то такое в кино. Помнится, даже вздрогнул тогда: актер чем-то на Снейпа похож, и голос... Жаль, не помню фильм.
— Я найду, — отмахнулся Малфой. — Верни уже бутылку, Поттер.
Пожав плечами, Гарри возвернул заветную емкость на стол. Бутылка дорогого, явно коллекционного Balvenie, заслуживала большего, чем тупое выхлестывание впавшим в меланхолию Малфоем.
— Стакан, — решительно бросил он задумчивому хозяину. Все-таки, как ни крути, хорошо быть зельеваром. Не надо ни у кого клянчить дозу Антипохмельного: всегда есть запас...
— Дело, — согласился Малфой.
И понеслось.
* * *
Одна фраза из этого странного разговора с Малфоем еще много дней спустя не давала Поттеру покоя. Нет, не про любовь. Про любовь он к тому моменту и сам все отлично знал. Про то, что ничего хорошего не может выйти при всем желании, если один из любящих — человек, а другой — дракон. У него и раньше возникала крамольная мысль: попытаться вернуть Снейпу человеческий облик, а теперь... Теперь он просто-напросто не мог ни о чем другом думать. Не получалось.
«Раз — дракон, два — дракон...» — считал он по ночам, борясь с основательно подзабытой за последнее время бессонницей.
«Спите уже, Поттер! — раздраженно шипел дракон. — Завтра дел — по горло! Что за ерунда вас опять терзает?»
А вот этого Гарри как раз объяснить и не мог.
«Не обращай внимания, Северус...»
«Глупый мальчишка!»
Даже шатер драконьего крыла не мог прогнать проклятую бессонницу. Даже драконья колыбельная...
Спи, мой милый!
Слова утешенья
Пусты и неважны.
Если плачется — плачь,
Но — во сне,
Там никто не поймет.
Все пройдет,
Даже это.
И ты улыбнешься однажды
И сорвешься
В безумный — волшебный —
Драконий полет.
«Драконьи сны» перестали сниться. Под утро Поттер забывался в противном сером нигде, чтобы на следующее утро снова впрячься в знакомые до зубовного скрежета мысли.
Он честно перечитал все, что в местной, очень серьезной библиотеке могло иметь отношение к волновавшей его проблеме. Или там действительно ничего не было, или он плохо искал. И только один человек среди его многочисленных знакомых умел искать хорошо. Даже просто гениально. Гермиона. Гермиона, у которой, если честно, и без того забот был полон рот: развод, обустройство на новом месте, работа с драконьим молодняком. Чарли... Гарри понятия не имел, что там между ней и Чарли, оба хранили загадочное молчание, и внешне все выглядело вполне обыденно. Но ведь что-то там должно было происходить? Или нет? Короче говоря, с любой точки зрения Гермиону следовало оставить в покое. Если бы не Снейп. Если бы не... Северус. Заточенный в теле дракона. Навсегда. В бездонной темнице своего собственного тела. Своего собственного одиночества. Выхода не было.
И Гарри пошел к Гермионе.
— Гарри, ты не заболел?
«Да что они, сговорились что ли?! Им бы дуэтом выступать с Малфоем! Сейчас еще виски из кухонного шкафчика достанет».
— Нет. Просто смертельно серьезен.
Гермиона сидела за кухонным столом, как-то грустно подперев щеку кулачком, и в глазах ее плескалась воистину вселенская скорбь. Вообще-то, Гарри с удовольствием отметил, что за прошедшее время подруга сильно изменилась в лучшую сторону. Во всяком случае, она куда больше напоминала себя прежнюю, чем та бледная тень, что от переживаний чуть не сломала пополам свою собственную волшебную палочку во время их первого визита к мистеру Кромвелю. Гарри подумал, что все-таки был абсолютно прав, притащив ее в Румынию. Пусть это и стоило ему, в итоге, доброго расположения отдельных членов семейства Уизли.
— Гарри, ты хочешь сказать, что твой дракон — это профессор Снейп?
Даже способность Гермионы задавать бесконечные вопросы в поисках наиболее точной информации нынче почему-то практически не раздражала.
Гарри кивнул.
— И ты хочешь узнать, нельзя ли вернуть его обратно в человеческое тело? Извини, но, по-моему, это звучит, как кромешный бред. Ты уверен?
Нет, иногда все-таки раздражала.
— Да. Уверен. Ты поможешь?
— Помогу, разумеется. Гарри, ты, вообще, о чем?
Гермиона поставила на стол какие-то совершенно волшебные плюшки, вазочку с шоколадными конфетами, варенье (абрикосовое — ам-м-м!), кружки с дымящимся чаем. Гарри за время своего проживания в пещере с драконом, который всем разносолам решительно предпочитал только что убитую дичь, совсем отвык от таких вот чисто домашних посиделок и теперь немного млел, несмотря на всю серьезность обсуждаемой проблемы.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |