«А как вы праздновали свои дни рождения, профессор?»
Снейп помолчал. Посопел носом. Закрыл глаза. Гарри понял, что наступил на какую-то болезненную мозоль.
«По-всякому, Поттер. Иногда — в лаборатории. Иногда — в классе. Иногда — под «круциатусом». Не знаю, какой вариант предпочтительней... Последний, пожалуй, самый незабываемый».
Гарри попытался представить: за всю жизнь — ни семьи, ни друзей. Работа — и Темный Лорд. И Гарри Поттер — в качестве персонального кошмара.
«Следующий ваш день рождения будет совсем другим. Я обещаю, сэр».
«К моему дню рождения, Поттер, вас здесь уже не будет. Не давайте обещаний, которые не сможете выполнить».
Гарри как будто подкинуло. Он одним прыжком выбрался из драконьего кресла и пристально посмотрел ящеру в глаза. Подколы — подколами, но это уже был откровенный наезд.
«При всем моем уважении, сэр, вы несете чушь. Никуда не собираюсь исчезать ни до вашего дня рождения, ни после».
«Вы даже не знаете, когда у меня день рождения, Поттер».
«Девятого января, сэр. Разве нет?»
Снейп молчал.
«Не знаю, почему вам кажется, что я должен исчезнуть из вашей жизни, профессор, но... Забудьте. Навсегда забудьте. От меня очень трудно избавиться, поверьте мне. И, кстати, я всегда держу свое слово».
Дракон поспешил сменить тему:
«Так что там с вашим днем рождения, Поттер? Зачем, по-вашему, приглашают гостей?»
«Чтобы общаться, сэр. Вместе посидеть за столом, вкусно поесть, выпить, вспомнить что-нибудь веселое — и не очень. Поговорить о важном. Или о пустяках. Пьяными голосами петь песни. Травить анекдоты. Признаваться в вечной любви».
Дракон мечтательно вздохнул.
«Хорошо говорите, Поттер. Хочется попробовать...»
Гарри всегда знал, при желании может уболтать кого угодно. Даже Снейпа. Он прекратил мерить шагами площадку перед пещерой, забрался обратно в свое «кресло» и подтянул колени к подбородку.
«Тогда... вот. Мое предложение, сэр. Никто не мешает нам с вами устроить собственную вечеринку. Для двоих. С жареным на углях мясом. С хорошим запасом «цуйки». С пьяными песнями при луне. Я бы счел это вполне адекватным подарком с вашей стороны, сэр».
Каким-то совсем человеческим жестом дракон поскреб камень когтем правой передней лапы. Было очевидно, что решение дается ему непросто.
«Когда?»
«Что если за неделю? Двадцать четвертого?»
«Заранее дни рождения не празднуют, Поттер. Примета плохая»
Гарри улыбнулся. Коварный План Поттера работал. Пришло время домашних заготовок:
«А мы сделаем вид, что день рождения здесь совершенно ни при чем. А празднуем мы...»
«День рождения Александра Дюма?» — подсказал дракон.
Гарри подозрительно нахмурился:
«Кто такой этот Александр Дюма? Ваш друг?»
«Поттер, нельзя же быть таким дремучим! Александр Дюма — великий маггловский писатель».
«Вы же не читаете беллетристику, сэр!»
«Дюма — это классика, а не беллетристика, чтоб вы знали, Поттер!»
«Ладно, — примирительно согласился Гарри, — закончим читать Конан-Дойля, возьмемся за этого вашего Дюма. Но пока что я категорически не желаю отмечать его день рождения».
«Тогда придумывайте сами», — кажется, дракон слегка обиделся.
Но Гарри не зря в свой последний приезд в Лондон перелопатил мерлинову кучу справочной литературы:
«А вот! 24 июля 1790 года во Франции впервые в истории было документально зафиксировано падение метеорита на Землю. Это нам подходит?»
«Метеорит? Во Франции? — Снейп ухмыльнулся. — Поттер, вы меня пугаете. Такой могучий всплеск интеллекта — явно не к добру».
«В Юго-Западной Франции, сэр, близ гасконского городка Барботан, в департаменте Жер, о чем сразу же была оповещена маггловская Академия наук и сделана соответствующая запись в летописях Шарм-Батона».
«Вы меня убедили, Поттер. Метеорит. За это стоит выпить».
Теперь оставалось выяснить только одно:
«А драконы пьют «цуйку», сэр? И как у них строятся отношения с жареным мясом?»
«Драконы — не знаю, Поттер. А у меня и с тем и с другим просто прекрасные взаимоотношения. — Дракон внимательно оглядел свое двадцатипятифутовое тело и добавил: — Но только всего побольше».
* * *
Весь день двадцать четвертого июля Гарри готовился к празднику. Как-никак — первый официально зафиксированный в истории метеорит. Это вам не день рождения какого-то дурацкого Поттера!
Прибравшись в пещере и накормив дракона, («До ужина далеко, профессор!»), отправился за «цуйкой». Три ящика «цуйки» были самым аккуратным образом отлевитированны в пещеру, туда же отправились огурцы, помидоры и пучки ароматных трав: укроп, базилик, кинза... Затем настал черед баранины.
Полдня они с Чарли жарили баранину на углях. Чарли уверял, что таким количеством можно накормить целый отряд голодных авроров и любопытствовал, сколько гостей ожидает Поттер. Гарри загадочно молчал. Но вопрос: сколько жареной баранины влезет в среднего размера гебридского черного? — оставался открытым. Ответ мог дать только глубоко научный эксперимент, каковым Гарри и предполагал заняться нынче вечером. Когда мясо приготовилось, его сложили в огромный контейнер, добавив на всякий случай заклятие стазиса, контейнер уменьшили, и гордый Поттер пошел домой переодеваться. Есть хотелось неимоверно. Нельзя сказать, чтобы во время готовки некоторые кусочки мяса не нашли свое успокоение в желудке повара, но все же Гарри старался сдерживать свои поедательские инстинкты. Как-то негоже приличному хозяину держать гостей впроголодь, а самому втихаря обжираться на кухне.
Ему все еще казалось невероятно странным, что он будет отмечать свой тридцатый день рождения в компании Северуса Снейпа. И в то же время почему-то это казалось невероятно правильным.
Гарри принял душ, вымыл голову и в меру своих слабых сил попытался изобразить из отросших за последнее время волос некое подобие приличной прически. Потом плюнул и махнул рукой. Но выглядеть все же хотелось прилично. Нескончаемый запас разномастных футболок с эмблематикой «Пушек Педдл» к случаю явно не подходил. Выход виделся только один: зеленая шелковая рубашка, подаренная Гермионой на предыдущий день рождения, так ни разу и не надеванная с тех пор. (Ибо поводов для ликования как-то в последний год не наблюдалось). Гарри полез в комод.
Зеленая шелковая рубашка («Под цвет глаз!» — смеялась Гермиона) нашлась на самом дне самого нижнего ящика. А еще там нашлась кроваво-красная книга с надписью потертым золотом: «Сказки о драконах».
«Гермиона! — подумал Гарри. — Ты — моя мойра! Или как там древние именовали своих богинь судьбы? Надо спросить у Снейпа».
С некоторых пор вся его жизнь оказалась странным образом связана с одним-единственным человеком. «Спросить у Снейпа», «рассказать Снейпу», «обсудить со Снейпом». Это, пожалуй, было еще страннее, чем общие сны или каждодневное пробуждение в кольцах драконьего тела.
Гарри взял книгу, уменьшенный контейнер с мясом, напоследок поймал свое отражение в пыльном зеркале около входа. Почему-то глаза за стеклами очков смотрели испуганно.
«Не смей раскисать, — холодным тоном, какой раньше использовал для выволочек проштрафившимся подчиненным, велел себе Гарри. — Иначе проклятый дракон сожрет тебя с потрохами. Это всего лишь День метеорита — и ничего больше».
Зеленый шелк рубашки, перекликающийся с цветом глаз, почему-то утверждал обратное. Гарри не обратил внимания.
* * *
У входа в пещеру горел костер.
Хлипкие веточки, которых Поттер — хвала Мерлину! — заготовил в достаточном количестве, жарко потрескивали, придавая вечеру какое-то совершенно особенное настроение. Казалось, привычный мир исчез, растворился во времени и пространстве, и остался вот только этот островок, на котором — плечом к плечу — сидели человек и дракон, и совсем не страшный провал пещеры темнел за их спинами, обещая убежище и покой, и бескрайний купол неба был истыкан россыпью только-только начавших проклевываться звезд.
Самое забавное, что Гарри и Снейп так и не притронулись к «стратегическим запасам»: у них было дело поважнее. Они читали сказки. Если бы кто-нибудь раньше сказал Поттеру, что однажды он, в компании профессора Снейпа, будет совершенно на трезвую голову взахлеб читать сказки о драконах, то Гарри собственноручно сдал бы фантазера в Святого Мунго. Совершенно же очевидно, что бедолагу настигла страшная зубастая белочка, и ему потребен усиленный курс детоксикации. Но реальность... Поттеровская реальность всегда отличалась некоторой извращенностью. Чего уж говорить о реальности профессора Снейпа! Так что они вот уже второй час читали сказки, лишь изредка прерываясь, чтобы подбросить в костер очередную порцию хлипких веточек. Гарри начинал думать, что в жизни профессора со сказками было ничуть не лучше, чем в его собственной. У Снейпа глаза горели азартом естествоиспытателя, как будто перед ним была не детская книжка сказок, а рецепт нового зелья, способного спасти или погубить мир. «Сказка о страже сада Гесперид», «О разрушителе корней мироздания», «О деве, не убоявшейся морской пучины».
А потом...
«Сказка о Драконе и Принцессе».
Начиналась она, как добрая половина всех на свете сказок:
«Когда-то давным-давно, когда люди еще верили в волшебство, жила-была на свете Принцесса».
Гарри сделал паузу и посмотрел на дракона: тот откровенно блаженствовал, подставив бок огню и прикрыв глаза.
«И никто не назвал бы ее прекрасной, потому что она была самой обыкновенной девушкой: не высокая, не низкая, не толстая, не худая, не злая, не добрая. Только для одного бедного Рыцаря из свиты была она воистину прекрасна. Но даже в те далекие времена бедные Рыцари не могли жениться на принцессах. И когда Король, ее отец, сговорился выдать ее за Принца из соседнего королевства, бедный Рыцарь ехал среди тех, кто провождал Принцессу в чужую страну. Там, в самом прекрасном Соборе, среди толпы радостных горожан сам Архиепископ соединил Принца и Принцессу святыми узами брака. И если у Рыцаря в тот миг не остановилось сердце, то только потому, что он знал: нельзя бросать Принцессу совсем одну в чужом королевстве. Эту милость он выпросил для себя у Короля-Отца, когда покидал Родину: остаться рядом со своей госпожой, дабы заслонять ее от опасностей и покушений. Так и случилось. Шли годы. После смерти родителей Принц стал королем, а Принцесса королевой. А Рыцарь служил молодой Королеве так же верно, как раньше служил Принцессе.
И однажды Король вызвал к себе Рыцаря и сказал: «Я ухожу в далекий поход и не знаю, когда вернусь. Защищай мою жену, свою Королеву, как будто от этого зависит твоя жизнь. Если с ней что-нибудь случится, первым умрешь ты».
И Рыцарь ответил: «Я буду защищать вашу жену и свою Королеву, сир, как будто от этого зависит моя жизнь. И даже если я умру, с ней ничего не случится».
Королю понравились эти слова, и он милостиво кивнул.
А на следующее утро Король и его верные вассалы отправились в Крестовый Поход. А Рыцарь остался защищать свою госпожу.
Только никто в том королевстве не знал, что Король вовсе не любит свою законную супругу и искренне желает ей смерти. Едва выехав за ворота королевского замка, он призвал к себе самого искусного убийцу, которого только смог найти в своей земле, и сказал:
«Пусть молодая Королева умрет от руки злодея-сарацина».
И передал Убийце кошелек с сотней золотых монет.
И Убийца в черном кивнул.
А на следующий день, когда молодая Королева гуляла по саду, с высокой дворцовой стены слетели к ней три сарацинских стрелы. Прямо в грудь молодой Королевы летели они, не зная жалости. Но тут наперерез смерти кинулся молчаливый Рыцарь, сопровождавший свою госпожу во время ее одиноких прогулок. И три сарацинских стрелы нашли цель, а молодая Королева осталась жива, потому что вошли они в грудь Рыцаря, которому придворная мода не позволяла носить доспехи. Королева, крича и плача, вбежала во дворец, а убийца скрылся в начавшейся суматохе. Только вот, когда слуги пришли в сад, чтобы забрать тело благородного Рыцаря, тела в саду уже не было. Видимо, кто-то забрал тело раньше — так решили все и даже сама Королева.
«Ты обещал, что будешь всегда охранять меня, — сказала она. — А сам обманул. Что ж, выходит, никому нельзя верить в этом мире!»
Узнав о неудавшемся покушении на свою жену, Король был в ярости. Однако долг и Божья воля вели его в Крестовый Поход, и он не мог вернуться назад, чтобы защитить свою супругу от мести проклятых сарацин.
А ночью Убийца опять стоял в королевском шатре.
«Смотри, — сказал ему Король, — Королева должна умереть. Если она умрет, ты получишь еще сто золотых монет, а если нет — умрешь ты».
И Убийца, поклонившись, вышел.
На следующую ночь, когда теплый летний ветер колыхал белые занавески в окне королевской спальни, где спала молодая Королева, по стене башни полз вооруженный до зубов сарацин. Но едва он достиг окна и собрался впрыгнуть внутрь, как с неба упала огромная зловещая тень: черный, как смоль, дракон, словно возникший из самой ночи, схватил незваного гостя своими стальными когтями, поднялся с ним высоко-высоко в небо и изо всех сил швырнул вниз.
Случилось так, как сказал Король: Королева осталась жива, а знаменитый Убийца умер.
С тех пор так и повелось: Король на своем пути в Святую Землю выискивал самых коварных убийц, но стоило им только приблизиться к Королеве, как, откуда ни возьмись, появлялся огромный черный дракон и спасал Госпоже жизнь.
И однажды они встретились на берегу моря: Королева и ее Дракон. Дракон сидел на скале, и у ног его лежал труп поверженного врага, а из груди дракона торчал острый-преострый кинжал, что предназначался Королеве.
«Давай я помогу тебе, — сказала Королева. — Ведь ты столько раз спасал мне жизнь».
И Дракон преклонил перед ней голову, и дал вынуть кинжал, и позволил приложить к ране тончайший шелковый шарф Королевы.
«Кто же ты? — спросила Королева. — Я читала, драконы не любят людей».
И тогда Дракон заговорил. Королева никогда не слышала о говорящих драконах, но голос показался ей знакомым.
«Я приехал с тобой из земли, что ты звала своим домом. Но мой дом всегда был там, где ты. И я поклялся защищать тебя от любых бед, но не могу защитить от того, кто тебе ближе, чем твои сны».
И Королева поняла, что перед ней Рыцарь. Но не поняла, от кого он не может ее защитить, и почему стал драконом.
«Твой муж — твой злейший враг, — ответил дракон. — Он женился на тебе, чтобы когда-нибудь стать королем и вашего королевства. А любит он совсем другую женщину. Уезжая, он решил избавиться от нелюбимой жены, ведь никто не заподозрил бы в убийстве отсутствующего Короля. И тогда высшие силы сжалились над тобой, но не было ни одного свободного ангела-хранителя, и они послали вместо ангела — дракона».
Это было величайшее чудо всех времен, но в груди молодой Королевы бушевали обида и боль.
И она сказала:
«Убей моего мужа, Дракон. А я стану любить тебя вечно».
Дракон не поверил ей, но ведь защитить любимую можно было только так. И он кивнул.
Дракон взлетел в небо и помчался, словно ветер, к Святой Земле, а в руке Королевы остался шарф, испачканный его кровью — самый надежный оберег от всяческих зол.
Молодой Король уничтожил немало сарацин, и многие мавританские города пали к ногам его непобедимой армии. Но однажды, когда он ехал на своем тонконогом жеребце по дороге между скалами, с неба черной тенью упал дракон и убил его. А вся непобедимая королевская армия, остолбенев от ужаса, смотрела на гибель своего государя.
Тело Короля в просмоленном гробу привезли домой и похоронили в главном Соборе рядом с гробницами его венценосных предков. А молодая Королева, выждав положенный трауром срок, вышла за его Первого Маршала и жила долго и счастливо.
А Дракон поселился в пещере высоко в горах. Но каждый раз, когда какая-нибудь опасность угрожала его Госпоже, между опасностью и Королевой вырастала крылатая тень.
Потому что нет на свете твари вернее дракона. И если уж он полюбит, то на всю жизнь.
И когда Королева умерла в глубокой старости, в тот же день и час в черной горной пещере умер дракон, потому что ему некого было больше хранить».
На движущихся картинках, украшавших сказку, склонялся перед Принцессой, защищал ее от убийц, уничтожал злого Короля огромный дракон. Если точнее, гебридский черный.
Повисла пауза, показавшаяся Гарри практически бесконечной. Пожалуй, впервые в жизни он не знал, что сказать.
«Вот мы и поняли, Поттер, — вздохнул Снейп, — что держит меня на этой земле, и почему я стал драконом... Где там ваша хваленая «цуйка»?»
* * *
«Помните, Поттер, анекдот? «Объявление в "Ежедневном Пророке":
Сегодня школа магии и чародейства Хогвартс понесла тяжелую утрату. Скончался профессор зельеварения Северус Снейп. По многочисленным просьбам учеников и преподавателей похороны состоятся в 10.00, 12.00, 15.30 и 18.00»»
Гарри, не удержавшись, хихикает.
Снейп (скромно):
«Я сам его сочинил».
Гарри ржет в голос.
«Это один из самых моих любимых, профессор! А еще вот этот: «Северус Снейп: "Как хорошо, когда в хранилище много ядов! Пока решал, каким травить проклятого Поттера — одумался"».
Теперь ржет Снейп.
«Не, Поттер, это не я, это Альбус, скотина, развлекался на спор».
Хорошая вещь — «цуйка»!
Особенно, если пить ее из серебряной чащи с рунической вязью по ободу.
Дракон заявил, что не желает, как какой-нибудь аврор, хлебать благородный напиток из бутылки, и потребовал подать ему чашу. Поттер и подал — со всем возможным уважением. Сосуд, становившийся во время приготовления радужного зелья вместилищем самых драгоценных магических субстанций, в этот раз вместил в себя целых две бутылки благословенной «цуйки» и при желании мог бы вместить и третью, но Гарри испугался, что такими темпами ящик опустошится чересчур быстро. Сам он без всяких излишних понтов пил из своей любимой кофейной кружки и не испытывал по этому поводу какого-либо дискомфорта. Кружка, конечно, вмещала гораздо меньше, чем серебряная чаша, но ведь и Гарри было далеко до дракона.
«Ну, Поттер, — очень серьезно сказал дракон пред тем, как первый раз приложится к чаше. — За День метеорита. Хорошо, что его сосчитали!»
Гарри вылил кубок в зубастую пасть и пододвинул поближе тазик с жареной бараниной.
Баранина, как и «цуйка», пошла «на ура». К третьему кубку дракон уже вовсю травил анекдоты про профессора Снейпа и первым ржал, даже если анекдоты были не смешные.
У Гарри от смеха наворачивались на глаза слезы. Впрочем, может быть, и не от смеха.
У Поттера алкоголь всегда вызывал очень странную реакцию: ему хотелось правды. В то время, как его собутыльники после очередной рюмки погружались в пучину обманов и вымыслов, находя в этом немалое утешение, проклятый Поттер начинал занудно докапываться до истины. Порой его пытались за это бить, невзирая на геройское прошлое, но вскоре оценили ужасающую бесперспективность подобного занятия: командиром отряда бывшего Героя назначили не за красивые глаза и не за былую славу. Так что вытерпеть достаточно долго пьяного Гарри мог только Рон, которому нечего было скрывать. (Во всяком случае во времена их бурной молодости это было именно так). И, как выяснилось, профессор Снейп. Которому тоже после очередной порции «цуйки» захотелось правды.
«Профессор! Можно, личный вопрос?»
Дракон весело зыркнул глазом.
«Поттер! Какие могут быть церемонии между теми, кто уже столько времени спит на одной подушке? Будем, как настоящие мужики, обсуждать подробности личной жизни?»
«Вроде того... — Гарри замялся. Одно дело — жаждать правды, и совсем другое — задавать интимные вопросы своему бывшему учителю и своему бывшему врагу. Да еще, к тому же, Северусу Снейпу. — Сэр, вы любили мою маму?»
Какое-то время дракон молчит, потом просит:
«Налейте мне еще, Поттер».
Содержимое серебряной чаши (Гарри уже не помнит, которой по счету) отправляется в бездонную пасть. Дракон закусывает бараниной. Поттер тоже пьет и закусывает. Главное в этом деле — правильная закусь. Иначе быстро упадешь под стол. Стола в наличии не наблюдается, стало быть, падать некуда. Но Гарри не хочет экспериментов. Он пьет и закусывает в правильной последовательности.
Наконец, дракон, видимо, приходит к какому-то определенному выводу:
«Закройте глаза, Поттер».
«Что?»
«Закройте глаза. Я хочу, чтобы вы не смотрели на дракона. Я хочу, чтобы вы видели меня».
Гарри устраивается поудобнее в привычно свернутом драконьем хвосте и закрывает глаза. Снейп. Профессор Снейп. Северус Снейп.
«Помните Омут Памяти, Поттер, и тот неудавшийся урок легилименции?»
«Мягко сказано, сэр».
«Я не знаю, Поттер, любил ли я вашу маму... Лили... Помните того некрасивого, похожего на вороненка мальчика в дурацкой одежде, который держал за руку самую лучшую девочку в мире? Это не было любовью. Но это было счастьем. У меня не было никого ближе Лили Эванс. У меня не было никого, кроме Лили Эванс. До тех пор, пока она не встретила вашего отца.
Джеймс Поттер хогвартского розлива был хорош, можете мне поверить! Он был весел, легок, остроумен. Ну и что, что чувство юмора у него было специфическое! Ведь он был таким... ми-и-и-лым. А я никогда в жизни не был милым. Я не любил людей, Поттер. Я их и сейчас-то не слишком люблю, если честно. И у меня не было никого, кто научил бы меня одеваться стильно. И у меня были только одни дурацкие кальсоны, которые я стирал под краном своими собственными руками при помощи куска дешевого мыла. Разве я мог конкурировать с Джеймсом Поттером? Но мне казалось, что уж она-то... Что она... Что она не предаст. А потом... Вы видели. Под деревом. Это было заклятие «Левикорпус». А придумал его Принц-полукровка. И тут же похвастался своей любимой девушке. Нет, все-таки, наверно, я любил тогда Лили Эванс. И вот этим-то самым «Левикорпусом» меня и подвесили вверх ногами...»
Гарри больно. Физически больно, как будто с него медленно-медленно снимают кожу. Он предпочел бы этого не слышать.
«Не надо, сэр».
«Всем нам иногда нужна правда, Поттер».
Гарри хочет сказать, что никогда в жизни больше не захочет правды. Пусть она сдохнет, ядовитая сука! Но ничего не говорит, только изо всех сил сжимает правую руку в кулак и прикусывает костяшки пальцев.
«Грязные кальсоны, Поттер, это — страшная сила! Никогда в жизни я не имел такого оглушительного успеха! Весь Хогвартс был мой. А она... она смотрела. И только спустя какое-то время решила... вмешаться. Вот скажите мне, если бы это вы висели вниз головой, а внизу стояла... мисс Уизли. Что бы она, по-вашему, сделала в тот момент?»
Гарри представил. Во всех кровавых деталях. И даже усмехнулся.
«Она бы их сначала убила. А потом закопала. Под тем самым деревом. Очень глубоко».
«Даже если бы это были... близнецы Уизли?»
«Этих бы она закапывала... с особым чувством».
«А если бы под тем деревом стояла мисс Грейнджер?».
«Ничего бы не изменилось, сэр. Только сначала она бы вспомнила «Фините Инкантатем». А потом — закопала бы... нахрен».
«Вам повезло... Поттер».
«Мне повезло, — понял Гарри. — У меня есть друзья. У меня была женщина, которая меня по-настоящему любила».
Дракон слегка изменил положение тела, поскреб передними лапами землю. Гарри это почувствовал, даже не открывая глаз.
«Ну... А я просто перестал верить в это глупое слово «любовь». Любовь придумали поэты, Поттер. Нет такого зверя в природе. Пустота. Вакуум. И одно желание: причинить ей боль. Такую же. И даже сильнее. И одно только слово, которое надо выплюнуть, иначе попросту задохнешься: «Грязнокровка!» Так все и закончилось. И мне даже было плевать, когда проклятые кальсоны все-таки упали в траву».
Пауза, во время которой Гарри учится дышать заново. Мир, привычный и знакомый, рассыпается вдребезги и не желает собираться вновь. И Гарри не уверен, что хочет жить в таком мире.
«Дышите, Поттер! Дышите! «И это пройдет» — сказал великий маг Соломон. И это прошло. Я нашел, чем заполнить пустоту. Темные искусства отлично подошли для этой цели. И очень кстати подвернулся харизматичный новый лидер Том Реддл, с его наукой ненависти. Но... Я не хотел смерти Лили Поттер. Верите?»
Гарри кивает. Он видел. Полезная штука — Омут Памяти. И воспоминания, отданные перед смертью... Кстати... Воспоминания.
«Но ведь Дамблдор был уверен, что вы всю жизнь любили мою... Лили».
Снейп смеется. Не весело, но вполне искренне.
«А я его обманул. Старик так верил в любовь... Поддельный Патронус, пара-тройка слезливых признаний — и вот вам история Великой Любви. Обросла душещипательными подробностями и готова к употреблению в любое время дня и ночи. Зрители рыдают».
«Так точно. Рыдают, — Гарри зябко передергивает плечами. — Мне двенадцать лет снились эти... подробности. В кошмарах».
«Простите, Поттер. Вы шли умирать. Я не мог взвалить на вас еще и эту правду».
«Правда... А в чем у нас нынче правда, профессор? Про Лили я понял. Но... Зачем-то вы ведь вернулись драконом? Ради кого?»
«Страшный вы человек, Поттер! Видели маггловский танк? Вот так же прет вперед, скотина, и остановить его может только прямое попадание чего-нибудь... очень серьезного».
«Мне говорили про танк, сэр», — Гарри невольно улыбается, вспоминая озабоченное выражение лица министра Кингсли, когда взбешенный Поттер в очередной раз пер напролом в поисках истины.
«Стало быть, вас не остановить... — вздыхает Снейп. — Налейте мне тогда еще, что ли... На трезвую голову — столько правды...»
Гарри готов поспорить про «трезвую голову» после практически целого ящика шестидесятиградусной «цуйки», но кто его знает, тонкости драконьего организма!
Гарри выливает в пасть дракона очередную серебряную чашу, дракон залихватски кхекает и закусывает порцией баранины. Гарри следует его примеру: выпивает, кхекает и закусывает. Хочется по аврорской привычке занюхать рукавом, но рукав дурацкой шелковой рубахи категорически не подходит для занюхивания: это тебе не старый добрый полевой камуфляж!
Гарри как будто стоит на краю обрыва. Хочется кричать:
«Не надо правды! Пусть все остается, как было!»
Но как было, уже ничего не будет. И Поттер делает шаг вперед, в пустоту под ногами.
«Простите, сэр... Но я иногда думал...»
«Думали, Поттер? Не замечал за вами. Это явный прогресс».
Снейп огрызается как-то вяло, без обычного вдохновенного «огонька». Ему тоже не очень хочется шагать в эту пропасть.
Гарри плотно зажмуривает глаза, стараясь выкинуть из своего сознания образ огромного черного дракона. Рядом с ним, небрежно подогнув под себя одну ногу и обхватив руками острое колено другой, сидит Северус Снейп.
«Я думал: должна же у вас быть хоть какая-то... личная жизнь. Потом. После... Лили».
Снейп невесело усмехается, опускает голову так, что черные пряди скрывают лицо. Бормочет оттуда:
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 65 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |