|
Она оглядела комнату — стены, совсем недавно увешанные снимками, пустые полки, на которых она выращивала цветы и зелень, светлый прямоугольник вместо пробковой доски.
Пернилле Бирк-Ларсен поняла, что плачет, но не знала почему. Знала только, что это легкие слезы и что они ненадолго. Черная страшная рана, которая открылась после смерти Нанны, начинала понемногу — час за часом, день за днем — затягиваться. Она не исчезнет, но больше не будет источником постоянной боли, превратившись в старый привычный шрам, в часть их жизни.
— Ты будешь скучать по этой квартире? — прошептал он хрипло ей на ухо.
— Только по счастливым дням. И в новом доме нам тоже будет хорошо.
Он вытер ее мокрые щеки толстыми, грубыми пальцами. Она крепко обнимала его.
— Или даже еще лучше, милая. Я буду стараться.
— Конечно. Я знаю.
Через двадцать минут она забрала Антона из гостей. Он не выглядел усталым. И не выглядел счастливым.
— Ты не забыл, что я просила тебя много не есть? Папа готовит нам угощение.
— Не ел много.
— Ты раздал приглашения на новоселье?
— Да.
Она встретилась с ним взглядом в зеркале заднего вида, улыбнулась:
— И девочкам тоже?
— И девочкам.
Он вздохнул. Он не хотел говорить. А она хотела.
— Уже ремонтируют подвал, — сказала Пернилле. — Знаешь, дом правда будет очень красивый.
Он мотнул головой из стороны в сторону. И стал смотреть на залитый дождем Вестербро.
— Ты все еще сердишься на дядю Вагна за то, что он рассказал нам? — Она на секунду оторвалась от дороги, оглянулась назад. — Теперь, когда мы знаем, что никакого паспорта нет, все будет хорошо.
— Кто-то забрал его раньше, — произнес он ясным детским голоском, от которого у нее перехватило дыхание. — Кто-то.
— Нет! Никто не забрал! Господи… Антон, зачем ты все это придумываешь?
Он зарылся в куртку.
— Никто не брал паспорт. Иногда… — Она все поглядывала на него в зеркало. По крайней мере, он слушал. — Иногда мы видим то, чего на самом деле нет.
Теперь он сам смотрел в зеркало, стараясь найти ее глаза.
— Ведь это так, Антон?
Мальчик сидел в автомобильном кресле, обхватив себя руками, и смотрел ей прямо в глаза, отраженные зеркалом.
— Зачем кому-то его брать? — тихо, пугаясь своего голоса, спросила она.
— Чтобы ты и папа не огорчались.
Он все еще смотрел на ее отражение.
— И кто же это мог быть?
Молчание.
— Кто?
— Я никогда ни на кого не ябедничаю. Никогда. — И Антон опять уткнулся в окно.
Когда они вернулись домой, он сразу побежал по лестнице наверх. Пернилле зашла в их маленькую контору за стеклянной перегородкой. Вытащила расписания и календари, нашла списки заказов за ту неделю.
В графе на субботу стояло название магазина канцтоваров. И рядом номер телефона. Она позвонила, включился автоответчик.
— Это Пернилле Бирк-Ларсен. Мы должны были выполнить ваш заказ. Один из наших сотрудников отменил его. Я бы хотела обсудить с вами это недоразумение. Перезвоните, пожалуйста. Спасибо.
Лунд оставила машину в двух кварталах от Хумлебю, в тупиковой аллее, вдали от проезжей части. Потом, накинув капюшон, пошла через дождь по узкому тротуару к дому Бирк-Ларсенов. Он стоял на углу, еще закрытый защитным полиэтиленом и строительными лесами. Перед входом был припаркован красный фирменный фургон. Внутри горел свет.
Дверь была открыта. Она вошла без стука. На первом этаже никого. Только банки с краской, стремянки, кисти…
Звук шагов. Кто-то поднимался из подвала.
Лунд остановилась в гостиной и ждала. По лестнице медленно шел Вагн Скербек. Он задержался на верхней ступени, в черной шапке и футболке, заляпанной краской, лицо скрыто тенью. В руках у него был ящик с инструментами.
— Простите, что отвлекаю вас, Вагн…
— О, черт. Опять вы…
Он проскользнул мимо нее к дальней стене комнаты, занялся своими делами, повернувшись к ней спиной.
— У меня всего несколько вопросов. О Леоне Фреверте.
— Давайте побыстрее. Мне пора на день рождения крестника.
— То сообщение, которое Леон оставил на автоответчике в субботу. Оно сохранилось?
Скербек вышел на освещенное место, качая головой:
— Вы что, не разговариваете друг с другом у себя в полиции? Тот коп тоже об этом спрашивал.
— Ответьте мне.
— Нет, я его стер. Не знал, что оно так важно. Просто кто-то отпросился с работы.
Он стал убирать инструменты в чемоданчики, скрупулезно вкладывая каждый в предназначенную ему ячейку.
— Что именно он сказал?
— Да уже три недели прошло. Разве можно вспомнить десятисекундное сообщение от…
— Попробуйте.
Скербек задрал голову к потолку:
— Что-то насчет того, что заболел. И что не мог прийти в те выходные.
— Что-нибудь еще?
— Нет. И я не перезванивал ему. Терпеть не могу таких работничков. Хорошо, что клиент сам отменил заказ.
Лунд напряженно думала, пройдя от одной наполовины окрашенной стены к другой.
— А какой у него был голос? Может, он был испуган? Вам ничего не показалось странным? Он не сказал о…
— Это было обычное сообщение на автоответчике. И голос у него был обычный.
Она всматривалась в его морщинистое и все же очень молодое лицо. Серебряная цепочка, печальные, почти страдальческие глаза.
— Он не упоминал Нанну?
— Неужели вы думаете, я бы вам не рассказал?
Он вытер руки обрывком ткани, посмотрел на часы, потом на синюю куртку, брошенную в углу.
— Почему он позвонил на телефон фирмы, а не вам?
— Все звонят на тот номер. Если там не отвечают, то звонок переходит ко мне.
— Понятно.
Она думала. Пыталась представить.
— Значит, Леон Фреверт звонит в контору, думая, что ответит Тайс или Пернилле. А вместо этого попадает на вас.
Он перестал тереть руки тряпкой. Перестал вообще что-либо делать, замер, глядя на нее.
— Нет. Он попал на мой автоответчик. Я же вам говорил. Я был у дяди, а сообщение услышал только на следующее утро, когда пришел на работу.
Лунд думала.
— Это все? — спросил Скербек. — Мне нужно везде погасить свет. Сегодня у Антона день рождения. Я должен быть с ним, и даже вы мне не сможете помешать.
— Да, конечно, конечно…
Он побежал вниз по лестнице. Она спустилась вслед за ним в подвал. Там была старая дверь с ключом в замке.
— Леон никогда не упоминал девушку по имени Метта Хауге? — спросила она.
Он снимал временное освещение, сматывал провод.
— Нет.
— Он не состоял в какой-нибудь банде?
— Я не знаю! Послушайте, нас всех уже тошнит от ваших вопросов. Ясно вам? — Он поставил ногу на ступеньку стремянки, стал завязывать шнурок на ботинке. — Мы хотим забыть все это.
Лунд оглядывала подвал.
— И об этом выродке Фреверте тоже забыть. И о том, что он сделал. Не хотим об этом думать.
Новые, недавно уложенные доски на полу пружинили и блестели. Было заметно, что их подгоняли небрежно, явно в спешке. Всю дальнюю стену уже обшили панелями, три остальные пока не трогали.
— Хватит с нас всего этого дерьма…
Он стоял уже возле лестницы, натягивал куртку, собираясь уходить.
— Так что оставьте нас в покое. После всего, что пережила эта семья…
Сара Лунд вышла на середину комнаты и начала медленно оборачиваться вокруг на триста шестьдесят градусов.
— Дайте им прийти в себя.
Она остановилась и посмотрела на него. Их было только двое в пустом доме в Хумлебю.
Сначала ее насторожили глаза Вагна Скербека. В них появилось что-то, чего не было минуту назад. Он что-то понял.
Должно быть, в ее лице это тоже отразилось, когда и она поняла.
— Что не так? — спросил Скербек.
Все инструменты — молотки, отвертки, стамески — были около него. Она старалась не смотреть. Старалась не бояться.
— Что не так? — повторил он.
Скербек был умным человеком, она догадывалась об этом с самого начала. Он посмотрел на себя, на куртку, которую только что надел. Старая. Темно-синяя. С логотипом зимней Олимпиады. И надпись…
«САРАЕВО 1984».
Мимо дома по улице проехала машина. В синеватое окно подвала сочился свет фонарей. По тротуару шагали люди, она слышала тарахтение колес по брусчатке — коляска или, может быть, велосипед «Христиания». Смех, стук открываемой двери соседнего дома.
— Что-то еще хотели? — спросил Вагн Скербек.
Ей не сразу удалось разлепить вмиг запекшиеся губы, наконец она выговорила:
— Нет.
Потом двинулась к лестнице и к тяжелой двери с замком и ключом в нем.
В его голове что-то происходило, и она не хотела знать, что именно.
Он встал у нее на пути.
Умный человек. Возможно, напуганный не меньше ее самой. Его кадык ходил вверх и вниз, на лбу блестела пленка пота.
— Так мы договорились? — спросил Скербек. — На этом все? Конец?
Она не могла отвести глаз от его слишком моложавого лица. Там были скорбь и стыд. И было понимание того, кто он такой.
Лунд осмотрелась еще раз и сказала:
— Пожалуй, да, это все. Вы правы, Вагн.
Только тогда он нарочито медленно отступил в сторону.
Ее трясло, когда она оказалась на улице. Пересекла дорогу, нашла через полсотни метров еще один пустующий дом, в котором шел ремонт, прислонилась спиной к закопченной стене. И только тогда заметила, что у нее стучат зубы.
Ей пришлось ждать всего три или четыре минуты. В доме Бирк-Ларсенов погасло последнее освещенное окно. На тротуар вышел Скербек, посмотрел направо, налево и забрался в алый фургон, бросив рядом на сиденье яркий пакет. Фургон уехал.
Лунд посмотрела на свой мобильный, но звонить не стала. Она вернулась к дому Бирк-Ларсенов, нашла заднюю дверь. Подобрав кирпич, она разбила стекло, вынула по одному осколки, нащупала с другой стороны ключ и открыла замок.
Она решила позвонить Янсену — тому самому рыжеволосому криминалисту, которому Брикс доверил материалы по делу Метты Хауге.
Хороший парень, спокойный, очень молчаливый. Она попросила его приехать, войти в дом через заднюю дверь с разбитым стеклом и найти ее, ориентируясь на шум.
Она решила начать со стены. Новую обшивку нетрудно будет снять с помощью инструментов. Если на старой стене сохранились следы крови, она увидит это. Сложнее было с полом — накрепко прибитые деревянные доски ей самой не оторвать.
К тому времени как он появился, она уже сорвала треть панелей, все вокруг было завалено обломками. Пока ничего не удалось обнаружить, кроме старой штукатурки. Хотя и недавно вымытой, судя по разводам.
— Да, в кружок «Умелые руки» ты точно не ходила, — сказал Янсен. — Бюлов знает номер твоей машины. Приказано арестовать тебя на месте и доставить в управление прямиком к нашим веселым друзьям из крыла напротив.
Вероятно, это была самая длинная тирада, которую она слышала из его уст.
— Мне не справиться с полом, — сказала она, вручая ему лом. — Можешь начать отсюда?
Янсен работал с ней уже много лет. И он умел видеть, как она.
— Ай-яй-яй, — сказал он, разглядывая новые доски. — Кто-то очень торопился.
— Ты кому-нибудь говорил?
— Ну да, говорил. Что поехал домой.
— Там наверху есть еще инструменты, если понадобятся.
— Они найдут тебя, Лунд.
Она попыталась ему улыбнуться:
— Спасибо. Дай мне свой телефон.
Он протянул ей аппарат.
— А много досок нужно снять?
— Пока что-нибудь не найдем, — сказала она и поднялась по лестнице, чтобы телефон поймал сигнал.
Бюлов, не зная, где искать Лунд и на ком сорвать раздражение, снова был в кабинете Брикса.
— Если вы знаете, где Лунд, клянусь, я упеку вас вместе с ней.
Брикс невозмутимо смотрел на следователя прокуратуры.
— Она звонила, но не сказала, где находится.
— Вы засекли звонок?
— Лунд считает, что девушку убил не Фреверт. И не он стрелял в Майера.
— В Майера она сама стреляла.
Брикс даже не стал возражать на это.
— Судя по всему, Фреверта убили.
— Мне нужна Лунд! Отследите звонок.
— Ее мобильный выключен. Она не идиотка, как вам почему-то кажется. Лучше ее в этом здании никто не умеет выслеживать людей.
— Она подделала документы, Брикс. Она сбежала. Спятила. И все равно… — Он сорвался на крик: — Все равно ей кто-то помогает отсюда. Если я узнаю, что это вы…
У Брикса зазвонил мобильный телефон. Он посмотрел на номер, тут же поднес аппарат к уху.
— Это Лунд. Вы можете говорить?
— Извини, дорогая, кажется, я не успею в театр. Подожди минутку.
— Что, по-вашему, скажет министр юстиции, когда узнает об этом? — заходился бессильным криком Бюлов.
Брикс молча взирал на него.
— Вы будете смотреть балет до конца своей жизни! — выпалил Бюлов и, гневно топая, покинул кабинет.
— Вы нашли фотографию? — спросила Лунд.
— Вы должны немедленно приехать сюда.
— Я знаю, куда отвезли Нанну из квартиры и где ее избивали и насиловали. Я знаю, кто это, Брикс. Вагн Скербек. Пришлите мне команду криминалистов.
— Мы нашли паспорт девушки…
— Это Вагн подбросил его. У нас нет на это времени. Присылайте людей.
Брикс выглянул в коридор: Бюлов был все еще там, распекал сотрудников отдела.
— Куда присылать?
— На Кюхлерсгаде в Хумлебю.
— В дом Бирк-Ларсенов?
— Да. Нужно спешить. Вагн знает, что я вычислила его.
Нагромождение пластиковых пакетов, коробок, красочных упаковок — Антон открывал подарки. Удочка, игрушечный катер, набор юного волшебника, карандаши и книги. Лотта снова была с ними, помогала накрывать на стол. Тайс Бирк-Ларсен в поварском фартуке разливал напитки — вино для взрослых, апельсиновый сок для мальчиков.
Запеченный картофель и свиной окорок были уже готовы. Он достал мясо из духовки, отставил в сторону.
— Пусть потомится еще немного, как ты считаешь? — спросил он Пернилле.
Она смотрела, как он достает фольгу, заворачивает мясо.
— Я говорила с Антоном о паспорте.
От его благодушного настроения не осталось и следа.
— Что? Паспорта там не было. Мы проверили.
— Антон думает, что его взял Вагн.
Он продолжал возиться с окороком, но уже без всякого желания.
— Мы же решили больше не говорить об этой чепухе.
Мальчики начали препираться из-за чего-то, Лотта пыталась их успокоить.
— Я оставила сообщение той компании, чей заказ отменил Вагн. В ту субботу.
Он заглаживал края фольги и не смотрел на нее.
— Зачем тебе это? Да еще сегодня, когда у Антона день рождения…
Ее большие глаза вспыхнули. Она подошла к нему вплотную и впилась взглядом в его лицо:
— Потому что происходит что-то странное, Тайс! Разве ты не чувствуешь? Разве…
Он быстро поцеловал ее. Колючие щеки, запах выпитого пива. Слишком много пива, подумалось ей.
Лотта спрашивала, чем еще помочь. В это время Бирк-Ларсену позвонили.
— Посмотри, как там картошка, — попросила сестру Пернилле.
Он буркнул в трубку:
— Где ты, черт возьми? — Потом послушал, почесал нос и пошел вниз.
У ворот гаража стояла большая деревянная будка, новенькая, с ценником, который Вагн Скербек поспешно сорвал при виде Тайса Бирк-Ларсена.
— Что ты задумал?
Скербек сверкнул на него глазами:
— Не кричи, испортишь ребенку сюрприз.
Он расправил брезентовое полотнище, набросил его поверх будки с довольной ухмылкой.
— Случайно ехал мимо магазина, а они выставили эту штуку на улицу, вот я и подумал…
Бирк-Ларсен заглянул под брезент, ощупал будку.
— Небось стоит целое состояние.
— Мальчики обрадуются.
Вагн улыбался. Он был не похож на себя обычного — черный пиджак и белая рубашка сделали его более взрослым, более серьезным, что ли.
— Я всегда хотел, чтобы у меня был щенок. — Улыбка на его лице казалась какой-то странной. — Но мы обычно не получаем того, чего хотим.
— Господи, о чем ты? У нас нет собаки.
— Я заказал вам щенка. Из Польши!
Бирк-Ларсен в голубом фартуке поверх его лучшей рубашки сердито хмурился:
— Ты заказал щенка из Польши?
— Да. Ты разве не помнишь, что я могу достать все, что угодно, Тайс? Я знаю одного парня, который привозит их…
— Вагн…
— Только не злись. Собака просто класс. Породистая и все такое. Сюрприз что надо.
— Большой сюрприз, — проворчал Бирк-Ларсен. Он осмотрел гараж. — Ну и где она?
— Сегодня вечером можно забрать. Съездим вдвоем, сразу после ужина. — Он показал на собачью будку. — А это пусть постоит под брезентом, пока нет собаки, ладно?
Бирк-Ларсен только покачал головой. Ему показалось, что он слышит какое-то царапанье и шорох. Пора снова разложить крысиный яд, подумал он.
— Это все равно что еще одного ребенка завести.
— Дети — это чудо, — сказал Скербек. — Дети — это все. Мне нужно подписать открытку для Антона.
— А потом они вырастают. Ну ладно, мне надо с мясом закончить. — Он глянул в сторону конторы. — Фу ты, черт, забыл перевести звонки наверх.
— Сегодня же праздник, Тайс.
— Работа есть работа.
— Ладно, я переключу, — сказал Скербек. Он занес ручку над ярко-желтой открыткой. — Только допишу. А ты иди к ребятам.
Бирк-Ларсен ушел, и Скербек стал писать поздравление для Антона. Из конторы донеслось знакомое приветствие автоответчика:
— Вы позвонили в компанию по перевозкам Бирк-Ларсена. Пожалуйста, оставьте сообщение.
Гудок.
— Добрый вечер, — раздраженно произнес мужской голос. — Это Хенрик Поульсен из «Канцтоваров».
Скербек оторвался от открытки, убедился, что он один в гараже, и быстро вошел в контору.
— Вы звонили насчет нашего заказа в первые выходные ноября, — продолжал голос. — Честно говоря, мы были сильно разочарованы. Заявку мы сделали заранее, подготовились, а в последний момент от вас позвонил человек и все отменил. У нас возникли большие сложности. Если вам нужна дополнительная информация, можете позвонить мне домой. Номер…
Скербек дождался конца сообщения, потом вынул из аппарата кассету с пленкой, сунул в карман пиджака. После чего не забыл переключить звонки на квартиру.
Риэ Скоугор показывала ему результаты последнего опроса. Она снова была бодрой и оживленной. Все шло так, как и предсказывал Вебер: в гонке их было только двое, и вел Хартманн. Болезнь Бремера вызвала сочувствие, но не поддержку и не только не уменьшила шансы Хартманна на победу, а даже увеличила их.
— Я поговорила с одним знакомым из полиции, — добавила Скоугор. — Там что-то происходит, но к нам не имеет отношения.
Хартманн достал графин с бренди, налил себе в бокал, молча отпил.
— Паниковать совершенно нет оснований. Все, о чем тут распинался Эрик Салин, — это полная ерунда. Всего лишь…
Он смотрел на нее долгим взглядом.
— Пустая болтовня… — добавила она почти шепотом. — Может, поговорим наедине, Троэльс?
Вебер поднялся, чтобы уйти.
— Мортен останется, — сказал Хартманн.
Бренди было старым и дорогим. Горло опалило огнем, в голову ударил жар.
— Мне жаль, — сказала она, — если ты считаешь, будто я в чем-то подвела тебя.
Хартманн глотал крепкую золотистую жидкость и вспоминал тот черный вечер на Сторе-Конгенсгаде. Он чувствовал тогда примерно то же самое, что и сейчас, — как будто ничто в его жизни не имеет значения. Как будто его кубарем несет навстречу его судьбе и он ничего не может поделать.
— Я дам тебе шанс, Риэ. Или скажи мне правду о пленке и о квартире — и мы пойдем в полицию. Или будь готова в одиночку отвечать за последствия.
Скоугор недоуменно смотрела на него. Мортен Вебер ерзал на стуле. Он попробовал вмешаться:
— Что за?..
Но Скоугор оборвала его:
— Я сама разберусь. О чем ты говоришь, Троэльс?
— Только не лги мне больше. Я все знаю. В тот вечер ты отправилась меня искать. Приехала на Сторе-Конгенсгаде. Зайдя в квартиру, ты поняла, что случилось что-то плохое. В следующий понедельник, когда к нам заявилась полиция, ты подумала, что не следует пускать туда никого неделю-другую, пока все не утрясется.
Она засмеялась:
— Ты еще больший выдумщик, чем эта Лунд. Я была на конференции.
— Но не раньше десяти.
— Если это очередная сплетня от Бремера…
— Тебе кто-то из парламента посоветовал так поступить? Твой отец? Это он приказал тебе замести следы, чтобы никто не помешал его марионетке карабкаться вверх?
Риэ Скоугор не могла вымолвить ни слова.
— Или ты сама решилась на такое ради своей карьеры?
Яркие глаза наполнились слезами.
— Как ты мог такое подумать?
— В твоем контракте есть пункт о недопустимом поведении. Поезжай домой и изучи его. Я больше не хочу тебя здесь видеть — ни в этом кабинете, ни где-либо еще. Все понятно?
Он встал и отошел к окну, забрав с собой бокал с бренди. Там, в отблесках голубого неона, спиной к ней он сделал глоток.
Она робко пошла за ним.
— Если бы я решила, что это ты убил ту девушку…
Хартманн не обернулся.
— Неужели ты думаешь, что я осталась бы с тобой? Все, что я делала, было ради нас…
При этих словах Хартманн развернулся и закричал с горящими глазами:
— Я знаю, ради чего ты это сделала! Я знаю, чем я был для тебя. Ступенькой на лестнице. Средством для достижения цели.
— Троэльс…
— Убирайся!
Вебер уже стоял у нее за спиной, обнимал за плечи, потихоньку направляя к двери.
— Не трогай меня, Мортен! — взвизгнула она и вырвалась из его рук.
Хартманн вернулся к окну, посмотрел на город за стеклом.
— Для тебя имеют значение только избиратели, — бросила ему в спину Риэ Скоугор. — Тебе не нужна любовь. Тебе нужно обожание толпы…
— Просто уйди, — сказал он, не поворачиваясь.
И тогда она ушла. Ушла вместе с его единственным шансом заполучить Копенгаген. Битва проиграна. Единственная победа, которая что-то значила в его жизни, стала недосягаемой.
Когда он вернулся за графином, чтобы налить себе еще бренди, то думал, что находится в кабинете один.
Потом услышал какой-то звук — Мортен.
— Троэльс, — произнес тот, — нам надо поговорить.
— Вызови машину, — сказал Хартманн. — Я съезжу в больницу к Бремеру.
— Нам надо поговорить…
В его голове вспыхнуло пламя, но на этот раз алкоголь был ни при чем. Хартманн бросился на невысокого человека с воплями, как безумный, он был вне себя, вне того аккуратного, наманикюренного синтетического манекена, в которого давно уже превратился.
— Хоть кто-то в этом долбаном здании может молча сделать то, что я прошу?
— Конечно, Троэльс. Я только хотел…
Хартманн швырнул бокал с недопитым бренди в окно. Стекло разбилось, в кабинет ворвался холодный зимний воздух, омыл его лицо, охладил голову.
Освобождения от страданий можно добиться разными способами: с помощью алкоголя, активных действий, физического наслаждения любви. Но в конце концов все сводится к одному и тому же — к пустоте.
— Извини, — тихо произнес он своим прежним голосом. — Я просто думал, что она… — Он пнул ботинком куски стекла на полу. — Я думал, что она хотела меня, а не… — Он посмотрел на плакат на стене, с которого улыбалось его молодое красивое лицо. — А не его.
— Они все хотят только его, — печально сказал Вебер. — Это политика. Здесь не нужны реальные люди. Всем нужны лишь символы, иконы, все хотят наблюдать за их взлетами и падениями и говорить: да они же сами все это затеяли, они же совсем как мы — уязвимые, смертные и лживые. Вот в какую игру мы играем.
— Расскажи полиции о квартире. О видеозаписи. Мы препятствовали правосудию, пусть Брикс сам решает, что с этим делать.
— Прямо сейчас? Уже поздно. И ты собирался навестить Бремера. Может… Я не знаю. Давай подумаем, нет ли способа уладить дело так, чтобы всем…
— Нет, Мортен, такого способа нет.
— Троэльс, если мы пойдем с этим в полицию, тебе конец. Ты упадешь с пьедестала, и у тебя больше не хватит времени, чтобы забраться туда снова.
Хартманн мрачно посмотрел на него.
— Звони в полицию, — приказал он. — Не смей больше ничего… улаживать.
Янсен оторвал уже почти треть досок. Лунд разглядывала обнажившийся бетонный пол. Оба полицейских были засыпаны опилками, штукатуркой и щепками.
Лунд встала на колени, прижалась щекой к холодному полу, заглядывая под еще не вскрытые доски.
— Дай мне переноску.
Она положила яркую лампу между двумя досками и стала всматриваться в освещенное пространство под полом, уходящее к дальней стене.
— Мне кажется, эту часть делали раньше остальных, — сказала она. — Где, черт возьми, Брикс с помощью? — Она вытянула руку. — Гвоздодер.
Янсен вручил ей инструмент, она поддела край доски, отжала кверху. С другой стороны к доске приложился ломом Янсен, и еще один ряд уложенного Вагном Скербеком нового пола оказался снятым.
— Что-нибудь видишь? — спросил он.
— Думаю, прежде чем класть доски, он сначала вымыл пол. И стены тоже, скорее всего.
Она встала на ноги. Бело-черный свитер был весь в пыли и щепках.
Снаружи послышался шум подъезжающих машин, в окна подвала упал свет фар.
— Давно пора, — сказала Лунд. — Снимай остальное, и тогда посмотрим, что у нас есть.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |