— Лунд?
— Майер, он сел в лифт и спускается вниз. Я на лестницу. Лифт!
Где-то недалеко от Майера на первом этаже как будто проснулось и заворочалось ржавое железное чудовище. Он пересек бетонный пол, нашел лифтовую шахту: на стене кнопки, складные металлические двери, за сеткой ползут вверх и вниз тросы. Вынул «глок». Прижался к стене.
— Я у лифта, — шепнул он в телефон.
Стал слышен топот по лестнице в отдалении, но его заглушал визг металлической клетки, ползущей сверху.
В шахту упал свет, потом кабина замерла, остановившись.
Пистолет на изготовку. Теперь ждать, когда скользнут в сторону двери лифта. И тогда двигаться.
Тишина.
Майер ждал.
Ни звука.
Дуло вперед. Он выглянул из-за угла, целясь в голову воображаемого пассажира лифта.
Ничего, кроме трех стен клетки и голой лампочки под потолком.
Майер осмотрелся, но увидел только пустоту.
Растерянный, он сказал в микрофон гарнитуры:
— В лифте никого нет.
Шаги барабанной дробью вниз по лестнице, ближе и ближе.
— Я поднимаюсь к вам.
— Его здесь нет. — Ее голос звенел от страха. — Он спустился. Он с вами…
— Я иду…
Он двинулся к лестнице. И увидел, как в лицо распахивается желтая дверь из прессованных опилок. Металлические болты с сокрушительной силой ударили его в голову, в грудь, в ноги.
Крик. Вопль. Его?
Майер оказался на полу, оглушенный неожиданностью и болью.
Яростно ругаясь, он пытался сжать пальцами «глок».
Пистолет.
Его не было.
Он перекатился со стоном. Поднял голову. И увидел черный ствол. Его глаза расширились.
Оглушительный грохот выстрела. Вспышка пламени.
Яна Майера вдавило в пол, резкий кинжал боли пронзил все тело.
Конечности отказывались повиноваться, их словно приморозило к холодному бетону. И вновь над ним нависло дуло.
Он сказал…
Ничего.
Какие могли быть слова?
Он думал о младшей дочке, плачущей дома. Думал о жене и о сердитых словах, которые они сказали друг другу в их последнем разговоре.
Второй выстрел был громче первого, и после него не осталось ничего, кроме крови и боли.
И одно слово, произнесенное голосом, который умер в тот миг, когда оно прозвучало:
— Сара…
И для него все исчезло.
Лунд летела по ступеням, спотыкаясь, с криком, думая и гоня прочь все мысли, отбиваясь руками от пустоты перед собой.
Этажи потеряли счет. Добравшись до нижнего, она не могла остановиться и все бежала кругами по площадке, словно должна была найти еще ступени. Словно пустой холодный лестничный пролет вел куда-то в бесконечность.
Но нет, никуда он не вел. И всего лишь в нескольких шагах лежал Майер — недвижный силуэт на полу. И шум — кто-то убегал.
Лунд склонилась над ним.
Он дышал рывками. Из горла кровь. На груди кровь.
— Ян. Ян. Посмотри на меня.
Приложила руку к его лицу — теплая красная каша изливалась изо рта.
Легкие, сердце, подумала она.
Рванула футболку. Увидела зияющую рану.
Окровавленными руками достала из кармана телефон, позвонила.
На улице взревел двигатель.
Ждала.
Ждала.
Ждала.
«Скорая помощь». Мигалка, сирены, топот.
Они внутри. Медики в зеленых костюмах что-то делали, кричали, летали руки, отталкивали ее, чтобы не мешала.
На его лицо легла маска.
Крики.
— Еще физраствор.
Гудение, писк аппаратов. Потом вдруг, уже в карете «скорой помощи» — мир за окном поворачивается. Визжит резина.
— Кислород падает. Пульс высокий.
В его руке капельница. Большие глаза раскрыты, в них испуг.
Лунд сидела рядом на скамейке, смотрела, была за гранью слез.
— Он уходит, — сказал кто-то. — Дефибриллятор!
— Продолжать вентиляцию. Еще физраствор.
Майера качало и трясло, провода на груди.
— Готово.
Аппарат на стене.
— Разряд!
Майер дернулся.
— Еще раз!
Майер дернулся.
Руки на груди, жмут, жмут, жмут.
В ее мозгу слова: «Только живи! Только живи!»
Никто не слышит.
Час спустя. Она сидела на скамье в коридоре возле операционной. Все еще липкая от его крови. Все еще растерянная после того, что случилось.
Развилки на дорогах. Сделанный выбор.
Если бы она позволила ему поехать домой к больному ребенку.
Если бы они вошли вместе, как требует каждый учебник.
Если бы…
К ней шел Брикс. Вечерний костюм, белый галстук-бабочка, нарядная рубашка.
— Я приехал, как только смог, — сказал он.
Дальше по коридору люди в зеленых хирургических костюмах тихо переговаривались из-под масок.
— Какие новости? — спросил он.
В операционную вбежала медсестра с жидкостью в пластиковом пакете.
— Еще оперируют.
Она смотрела, как входят и выходят люди. Пыталась угадать их мысли.
— Что вы делали на складе?
— Что?
Он повторил вопрос.
— Мы думали, среди вещей Метты Хауге могут быть улики. У кого-то возникла та же идея.
— Оставьте это мне, — сказал Брикс. — И на этот раз будете делать только то, что я вам скажу.
В коридоре появилась Ханна, жена Майера. Она шла как во сне, лицо неподвижное, ни кровинки.
— Где он? — спросила она.
— В операционной, — сказала Лунд. — Пойдемте, я провожу вас в приемный покой.
— Нет.
Брикс зыркнул на нее сердито. Высокий импозантный мужчина в вечернем костюме — такие моменты принадлежали ему и ему подобным. Он положил руку на плечо Ханны Майер и повел ее по коридору в приемный покой.
Лунд осталась одна смотреть им вслед.
Стояла и не двигалась, не могла двинуться.
Среда, 19 ноября
Семь тридцать, сырое утро. По мокрым городским улицам ползли бесконечные потоки транспорта. В студии недалеко от дворца Кристиансборг в прямом радиоэфире Хартманн и Бремер сошлись в очередном раунде дебатов.
Охрана окружающей среды и промышленные инновации — Хартманн продвигал свои «зеленые» позиции.
— Мы должны сделать город привлекательным для компаний, которые заботятся об окружающей среде…
— Это безумие — тормозить промышленность во имя экологии, — перебил его Бремер.
Он выглядел усталым и раздраженным. Хартманн следовал совету Риэ Скоугор — играл на обаянии: новое молодое лицо в копенгагенской администрации, спокойный, внимательный, разумный политик.
— Никто не говорит о том, чтобы тормозить…
— Но есть ли что-нибудь общее в ваших позициях? — спросила ведущая. — Так или иначе, вам придется работать вместе после выборов. Возможно ли это?
— Я могу работать с кем угодно, — провозгласил Бремер. — Вопрос только в надежности репутации Хартманна.
— Вы отвлекаетесь от темы, Бремер. Мы здесь, чтобы говорить об охране окружающей среды.
— Нет, нет и нет. Сейчас столько завязано на том убийстве. Вопросы, на которые до сих пор нет ответа…
Хартманн улыбнулся женщине, ведущей встречу.
— Мы говорили об этом уже миллион раз, — сказал он. — С меня сняты все обвинения. С моих сотрудников тоже. Полиция сама заявила об этом…
— Доверие. Вот что самое главное, — настаивал Бремер. — Как мы можем работать с человеком, в котором мы все так сильно сомневаемся?
Хартманн пожал плечами, не сводя глаз с радиоведущей:
— Меня крайне огорчает то, что вы продолжаете использовать эту трагедию в корыстных целях. В настоящее время один из достойнейших офицеров полиции находится в больнице в критическом состоянии. Сейчас не лучшее время…
— Вы довели этого беднягу до такого состояния, не я. Насколько мне известно, он не относился к числу ваших поклонников…
Секундная стрелка на больших настенных часах бежала к финишу. Хартманн точно рассчитал время своей реплики:
— Мы готовы работать со всеми, кто доказал свою добросовестность и преданность общему делу. Это исключает господина Бремера и его партию. Я сожалею, что вынужден так говорить, но уверен, что уважаемая аудитория, слышавшая последние слова мэра, меня поймет.
— Нет!..
— Благодарю вас, — сказала ведущая, — наше время истекло. А теперь…
Началась программа новостей. Поуль Бремер поднялся, с натянутой улыбкой обменялся с присутствующими рукопожатиями и ушел.
Риэ Скоугор была довольна. Хартманн прислушивался к новостям: Майер был все еще без сознания после операции и находился в реанимации.
Кто-то постучал пальцами в стеклянную перегородку студии. Эрик Салин.
Он стоял на пути к выходу, то есть Поуль Бремер не мог миновать его. Другой двери не было.
Хартманн вышел и, не останавливаясь, двинулся дальше.
— Найдется минутка, Троэльс? — спросил Салин, догоняя его.
— Вчера мы достаточно пообщались.
Он направлялся к выходу, его ждали новые встречи и новые интервью.
— Я тут поспрашивал о конверте, в котором лежала кассета с пульта охраны. Он такого же образца, как те, что используют в вашем департаменте.
Хартманн только изогнул бровь.
— Да, я специально вчера туда зашел и позаимствовал один конверт для сравнения, — добавил Салин.
— Вот как, Эрик? Уж не рассчитываете ли вы, что конверт принесет вам Пулитцеровскую премию?
Салин просиял:
— Готов разделить ее с вами.
Хартманн свернул из вестибюля к туалету.
— Эй! — крикнул ему в спину Салин. — Не против, если я зайду с вами? Чего не сделаешь ради хорошей статьи!
— Вы напрасно теряете время.
Тем не менее журналист пошел вслед за Хартманном.
— Еще я поговорил с людьми в вашем штабе. Оказывается, у них было столько встреч и переговоров, что приходилось арендовать дополнительные помещения.
Хартманн мочился, глядя на белый кафель.
— Как интересно.
— Да, я тоже так думаю. Зачем платить за аренду офисных помещений, когда у вас простаивает квартира? В наши-то тяжелые времена?
Хартманн перешел к раковине, ополоснул руки, посмотрел на свое отражение в зеркале.
— Ваша озабоченность деталями поистине восхищает.
— Не зря же говорят: дьявол кроется в деталях. И какой дьявол! Забрал кассету с видеозаписью, подержал ее у себя в преисподней, хотя… — Он сделал паузу, дожидаясь, пока Хартманн повернется и коротко взглянет на него. — Хотя она снимает с вас подозрения — на первый взгляд! Затем упаковал кассету в один из ваших конвертов и подсунул полиции. А еще полторы недели кряду этот ловкий дьявол следил за тем, чтобы никто не заходил в квартиру, где была Нанна перед самой своей смертью. И если бы не полиция, неизвестно, сколько бы еще она пустовала. — Салин ухмыльнулся отражению Хартманна в зеркале. — Вы умный человек, Троэльс. Вы понимаете, это дурно пахнет. Дурно пахнет в вашей епархии, не у Поуля Бремера.
Хартманн поднялся по лестнице обратно в вестибюль. Там его уже ждала Риэ Скоугор.
— Даже если не вы совершили это преступление, — говорил Салин, не отставая от него, — то кто-то из вашего близкого окружения поверил, что это вы, и захотел прикрыть вас. Если ваши собственные люди не доверяют вам, если они думают, что вы способны на убийство, то что…
Хартманн не выдержал, схватил журналиста за воротник синего зимнего пальто и рывком прижал его к стеклянной стене радиостудии. Скоугор успела только негромко ахнуть.
— Напечатай из этого хоть одно слово, червяк поганый, и я превращу твою жизнь в ад.
Он был крупнее Салина. Не бил никого со студенческих лет, но сейчас драка казалась совершенно естественным решением.
— Троэльс! — взвизгнула Скоугор у него за спиной и вцепилась в его рукав.
— Давай, — сказал Салин, глядя на зависший над ним кулак, ухмыляясь в лицо Хартманну. — Сделай это. Твоя ближайшая помощница спит с оппозицией, чтобы заполучить для тебя секретные документы. Кто-то из твоего доверительного окружения уверен, что ты изнасиловал и убил школьницу. Ну что? Как господин Чистюля чувствует себя теперь? Начал догадываться, что с высоты падать больнее?
Она повисла у него на руке прежде, чем он успел ударить, повисла всем весом.
Подняв руки и сияя, словно одержал победу, Эрик Салин сказал:
— Это всего лишь вопросы, Троэльс. Только и всего. Вы политик. Вы должны уметь отвечать на них.
Хартманн выругался и быстро вышел за дверь.
Скоугор осталась. Она встала перед журналистом, злая, как черт:
— Кто тебя всему этому подучил? Хотя я и сама могу догадаться.
— Публика имеет право знать.
— Публика имеет право знать правду. Только не вздумай опубликовать хоть слово из своих измышлений, Эрик. Или придется тебе снова вернуться к фотосъемке из-за портьер в чужих спальнях.
Салин зацокал языком:
— Ой, как больно.
— Я знаю, откуда ты взялся, подонок.
— Взаимно, дорогуша. — Гадкий смешок. — И неплохо бы тебе подучиться общению с прессой, Риэ. Удивляюсь я на тебя. Филлип Брессау вроде ловкий парень. Я думал, он мог бы… скажем, мог бы получше вдолбить в тебя кое-какие вещи.
Не находя слов и радуясь, что Хартманна нет рядом, Скоугор стояла перед Эриком Салином, задыхаясь от ярости.
— Или это я тоже выдумал? — спросил он.
Лунд ночевала в больнице. В восемь утра она сходила в кафе, принесла поднос с едой в отделение реанимации. Ханна Майер сидела там же, где и прошлой ночью, постаревшая лет на десять.
— Я принесла вам поесть, — сказала Лунд. — Можно присесть?
— Вчера вечером они рисовали фломастерами.
Лунд обратила внимание на ее руки в красных и синих чернильных полосках.
Красные руки. Окровавленные пальцы. Эти картины никак не уходили из ее головы.
— Они хотели развеселить свою сестренку. У нее заболело ухо.
Ее голос был тонким и хрупким, в одном шаге от всхлипа.
— Ян мне говорил. Сколько лет Мари?
— Младшую зовут Неэль. Мари — средняя.
— Значит…
Лунд пыталась вспомнить имена, Она слышала их довольно часто.
— Значит, Элли старшая?
— Элла. Ей десять.
Лунд подумала о Марке, попробовала представить, что он сейчас делает. Что думает о ней.
— Расскажите, что случилось.
— Он ждал в машине, а я пошла внутрь. А потом…
Она и сама толком не знала, что случилось: ночь, кровь… чувство вины. У нее плохо работала голова.
— Он заметил, что в здании еще кто-то есть.
Ханна Майер промокнула глаза скомканной салфеткой. Лунд хотелось обнять ее за плечи, но она не стала этого делать. К ним вышел хирург. Зеленый костюм, шапочка, на лице маска.
Жена Майера вскочила как подброшенная пружиной.
Доктор давал указания медсестре. В руке у него был рентгеновский снимок. Он приложил снимок к световому экрану у двери. Они подошли.
— Операция прошла успешно, но он потерял много крови. Смотрите, вот здесь…
Кости и ткани, разрывы и темные линии.
— Первая пуля прошла насквозь. Вторая была нацелена в сердце. Но у него в кармане лежала металлическая зажигалка…
Да, металлическая и блестящая. «Зиппо». Лунд терпеть ее не могла.
— Пуля попала в нее и изменила направление. Пробила левое легкое. Есть и другие повреждения…
Жена слабо махнула рукой в сторону снимка, где были кости, плешь и разрывы:
— Он выживет?
Он тоже посмотрел на рентген. Лунд закрыла глаза.
— Мы думаем, да. В сознание он еще не пришел. Нам необходимо провести дополнительное обследование. Пока мы не закончили…
Ханна Майер обняла его, заливаясь слезами. Лунд стало неловко, как будто она подглядывает.
Хирург вынул что-то из кармана. Серебряная зажигалка. С вмятиной, искореженная.
— Это вам. И скажите ему, что если после всего, что мы для него сделали, он снова будет курить, то в следующий раз ему придется иметь дело со мной.
Смеясь и плача, она взяла зажигалку.
— Можете пройти к нему.
Ханна Майер поспешила в палату. Лунд пошла по коридору вслед за хирургом.
— Он сказал что-нибудь?
— Я же говорил: он не приходил в сознание, пока я был там.
— Когда я могу поговорить с ним?
— Когда он проснется.
Она прищурилась. На его лице было то выражение, которое она хорошо знала, хотя не часто встречала в больницах.
Уклончивость.
— Что не так? — спросила она.
— Он серьезно пострадал. Мы все еще не знаем, насколько серьезно. Я хочу надеяться.
— Когда?
— Приезжайте вечером. Тогда посмотрим.
В машине без него было непривычно. И в кабинете тоже.
Брикс вел совещание в соседнем помещении. Она посидела минуту одна, потом вошла и стала слушать.
— К счастью, Майер жив, — говорил Брикс. — Я хочу, чтобы Леон Фреверт был найден. Прошу учитывать, что он вооружен и опасен. Упустить его нельзя. Теперь у нас есть на то и свои причины. Вопросы?
Не было.
— Хорошо. За дело.
Все разошлись, кроме Лунд, стоявшей в дверях.
— Кто бы ни был в здании, он знал, что там хранятся вещи Метты, — сказала она, когда убедилась, что они остались вдвоем. — Он прочитал в газетах о том, что мы прочесывали каналы.
Брикс был в темной рубашке с расстегнутым воротником. Сейчас она с трудом могла бы представить его в вечернем костюме. Нынче весь облик Брикса словно говорил: «Я ваш босс, и я требую от вас результатов».
— Я назначил другого инспектора вести это дело.
— Почему?
— Отправляйтесь домой. Никуда не уезжайте из города. Нам придется допросить вас.
— Брикс, я знаю больше…
— После случившегося вы не можете продолжать расследование.
— Почему?
Он мотнул головой:
— Вы что, действительно не понимаете? Вы пошли в то здание одна. Майер был застрелен из вашего оружия.
— Господи, да у меня даже не было с собой пистолета! Майер, наверное, сам взял его из машины.
Брикс поморщился:
— Зачем я должен это выслушивать? Расскажете все комиссии.
— Мы должны найти Леона Фреверта!
Он посмотрел на нее долгим жестким взглядом:
— Предоставим заниматься этим немецкой полиции. Машина Фреверта была обнаружена рядом с паромным терминалом. Мы полагаем, что вчера ночью он уплыл в Гамбург.
— С чего бы это? — тут же спросила она.
Брикс молча вышел из комнаты. Лунд пошла за ним.
— Он не поехал в Германию. У него нет паспорта — мы нашли его у него в квартире. У него совсем нет денег, потому что все свои средства он перевел во вьетнамскую валюту. Если бы он собирался куда-либо бежать…
— Так или иначе, он это сделал.
— Тот, кто стрелял в Майера, не дурак!
— Он раздобыл деньги до того, как увидел газету. Разве это не очевидно?
Он хотел попасть в свой кабинет, но Лунд стояла у него на пути.
— Нет, не очевидно.
Брикс сложил на груди руки и возвел глаза к потолку.
— Дайте мне два часа! — взмолилась она. — Мне только нужно позвонить кое-куда, во всем разобраться. Если я ничего не узнаю, то сделаю, что вы скажете.
— Начните с этого.
По коридору бежал Свендсен с бумагой в руках.
— Леона Фреверта видели на станции Хёйе-Тоструп два часа назад. У нас есть запись с камер видеонаблюдения. На него обратил внимание контролер, но он убежал.
Западная окраина города с развитой дорожной сетью. Оттуда Фреверт мог с легкостью попасть куда угодно.
— У нас есть в том районе патрульные машины? — спросила Лунд.
— Я проверю.
— Лунд… — начал Брикс.
— Он передвигается пешком, — сказала она Свендсену. — Ему потребуется машина. Свяжитесь с банками. У него нет денег. Наблюдайте за братом.
— Лунд! — крикнул Брикс.
Она обернулась к нему. И Свендсен посмотрел на него.
— Держите меня в курсе, — сказал он.
Вагн Скербек приехал в гараж в самом начале девятого утра. Пакет с красной рабочей формой лежал рядом на сиденье. Черную рыбацкую шапочку он оставил на голове.
Прихватив пакет, он вылез из алого фургона с логотипом фирмы, вручил ключи Бирк-Ларсену:
— Ключи от гаража, ворот и квартиры в пакете.
Вид у него был несчастный и усталый. Старые джинсы, черный свитер, ветровка, тоже черная. Серебряная цепь на шее.
Бирк-Ларсен кивнул:
— Понятно.
Скербек вернулся к фургону, достал еще один пакет, ярко-желтый, с названием магазина игрушек.
— Это для мальчиков, — сказал он, отдавая Бирк-Ларсену. — Делайте с этим что хотите.
— Вагн, — сказал Бирк-Ларсен, когда Скербек направился к воротам. — Вагн!
Тот остановился и обернулся, руки в карманах.
— Давай поднимемся наверх и все обсудим.
— Что нам обсуждать?
— Много чего. — Он взял его за локоть. — Пойдем.
Кухню заливал свет, льющийся через вымытое окно. Растения в горшках ожили после того, как Пернилле полила их. Все выглядело почти нормально.
Поставив на стол кофе и хлеб с сыром, она уселась рядом с Бирк-Ларсеном. Скербек курил, ни к чему не притрагивался.
— Леон кое-что рассказал нам о тебе, — сказала Пернилле. — Нам это показалось странным.
Он затянулся сигаретой.
— Я знаю, мы должны были сначала спросить у тебя. Но… — Ее глаза опять заблестели, она наклонила голову, чтобы смахнуть слезу. — Мы совсем потеряли рассудок.
— Согласен полностью.
Она посмотрела на Скербека.
— И все-таки это странно. Лично мне так кажется…
Скербек молча глядел на них.
— Леон заявил, что ты отменил крупный заказ в ту субботу, — объяснил Бирк-Ларсен.
Скербек засмеялся:
— Вот оно что. Тот парень из магазина хотел заплатить черным налом. Я могу пойти на это, только если ты мне скажешь, Тайс. Сам я не принимаю таких решений…
Они слушали его, не прерывая.
— Ну, я и сказал ему: или мы все оформляем как положено, или пусть он сам перевозит свои коробки. Может, мне не следовало…
— Полицейские сказали, что ты лгал о своей матери, — снова заговорила Пернилле.
— Да, мне они тоже это сказали. Это дядя мне всегда говорил, что она допилась до смерти. Только в прошлом году сказал правду. Бог знает зачем он это придумал. Но что… — Он затушил сигарету о блюдце. — При чем здесь это?
Среди дыма, смущения и тревоги она произнесла:
— Ни при чем…
— Эти сволочи с самого начала заставляли нас плясать под их дудку. — Бирк-Ларсен в недоумении тер седеющую голову. — В этот раз под удар попал ты. — Он посмотрел через стол. — Извини нас, Вагн.
— Извини, — повторила Пернилле тихо.
Скербек по-прежнему подавленно хмурился, играя сигаретной пачкой.
— А что вы сказали мальчикам?
— Ничего, — ответил Бирк-Ларсен.
— О черт. — Он рывком стянул шерстяную шапку, смял ее в кулаке. — Будь оно все проклято… Это я должен извиняться. Я один виноват во всем… Ведь это я привел сюда этого гада Фреверта. В агентстве…
Бирк-Ларсен только кивнул, разглядывая свои сплетенные на столе пальцы.
— Вам сказали, где он сейчас? — спросил Скербек.
— Нет. Не хочу об этом думать. Мы постараемся закончить дом поскорее и уехать отсюда. Верно?
Пернилле кивнула и добавила:
— Мы съездим туда сегодня с ребятами. Антон не хочет переезжать. Так что попробуем убедить его.
Зазвонил телефон, и она отошла, чтобы ответить. Пакет с алой формой Скербека так и лежал на стуле. Он протянул за ним руку:
— По-моему, через пятнадцать минут надо выезжать.
— Да, — согласился Бирк-Ларсен с едва заметной улыбкой.
Вернулась Пернилле.
— Это адвокат, — сказала она. — К ней обратилась полиция: они хотят приехать и проверить, был ли Леон у нас в квартире.
— Только не это. — Тяжелый кулак Бирк-Ларсена опустился на стол прямо на залакированные фотографии. — Меня тошнит уже от этих людей. Не пускай их в дом! Вагн!
Скербек залпом допил свой кофе, подхватил пакет с одеждой, заторопился вслед за Бирк-Ларсеном вниз по лестнице.
Фреверт постоянно передвигался, но просматривалось общее направление — в центр города. В управление поступило сообщение о том, что он пытался воспользоваться банкоматом в Вальбю.
— Мы опоздали всего на пару минут, — доложил Свендсен команде в совещательной комнате. — Скрылся…
— Проверьте парки, — приказала Лунд. — Не забывайте про хостелы. И еще…
Затрезвонил телефон на столе. Она сняла трубку.
— Это Лунд?
— Слушаю.
— Это Леон Фреверт.
Лунд выпрямилась, кинула быстрый взгляд на Свендсена, беззвучно, одними губами приказала: отследить звонок.
— Где вы?
— Да какая разница? Я только что услышал по радио эту чушь.
Свендсен сел за ближайший ноутбук, лихорадочно застучал по клавиатуре, одновременно надевая на голову гарнитуру.
— Я не убивал ту девушку. Вы что, серьезно?
— Нам нужно поговорить с вами, Леон.
— Вы говорите со мной. Я ее не убивал. Понятно?
— Хорошо. Давайте встретимся где-нибудь?
— И ни в кого не стрелял.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |