Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

У Сары Лунд сегодня последний день ее службы. Завтра она оставляет пост инспектора отдела убийств полицейского управления Копенгагена, переезжает в Швецию и начинает новую, гражданскую жизнь. Но 19 страница



 

Бирк-Ларсен снял черную шапку, утер лицо, глядя на загруженные материалы. Решил, что можно захватить еще.

 

— Знаешь что? — Скербек оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. — Ему конец. Обещаю тебе. Слушай…

 

Он взялся рукой за куртку Бирк-Ларсена, остановил его.

 

— Мы выждем. Мы ведь уже делали это. Знаем как.

 

Внезапная ярость исказила каменные черты Бирк-Ларсена. Он схватил невысокого приятеля за комбинезон, отшвырнул к фургону, сжал его горло ладонями:

 

— Не смей так говорить. Никогда.

 

Скербек не двигался, с вызовом глядя на Бирк-Ларсена, почти как равный.

 

— Тайс, это же я. Помнишь?

 

В поле зрения замаячила фигура высокого человека. К гаражу шел знакомый им хмурый коп. В его руке зазвонил телефон. Бирк-Ларсен отпустил Скербека.

 

— Майер слушает, — сказал коп в телефон.

 

С ним была та женщина, Лунд. Верная своей манере, она шла, разглядывая все вокруг большими немигающими глазами, словно хотела увидеть и запомнить каждую мелочь.

 

Бирк-Ларсен закончил погрузку и закрыл кузов фургона. Вагн беззвучно исчез. Этим талантом он обладал еще с тех времен, когда они детьми шлялись по улицам.

 

Лунд подошла к Бирк-Ларсену:

 

— Скажите, если я могу как-то…

 

— Вы знаете, что можете для нас сделать, — сказал он.

 

Кирстен Эллер прибыла с выражением умеренного негодования на одутловатом лице.

 

— Кто-то из этих ваших ролевых моделей главный подозреваемый. В убийстве!

 

— Возможно, он невиновен.

 

— То, что вы не осудили его публично, — безумие.

 

— Я уважаю ваше мнение, но не разделяю его. Надеюсь, разногласие по одному вопросу не нарушит наше соглашение.

 

— Наше соглашение?

 

Хартманн сжал губы, ожидая продолжения. Риэ Скоугор разглядывала свои ногти.

 

— Слова на бумаге, вот что такое наше соглашение, — сказала Эллер. — Ничего больше.

 

На столе стояли чашки с кофе и круассаны. К ним едва притронулись.

 

— То есть вы выходите из альянса?

 

— Это вопрос доверия.

 

— Это вопрос принципа.

 

— Вашего принципа, не нашего. Я не собираюсь тонуть вместе с вами. Не хочу отвечать за ошибки, которых не совершала. Не буду…

 

— Что вы хотите сказать? — остановил он ее.

 

— Пока эта ситуация с учителем не разрешится, мы дистанцируемся от вашей партии. Нам придется…

 

Стук в дверь. Вошел Мортен Вебер. Выглядел он так, словно основательно прошелся по магазинам. Стильная новая куртка, красный джемпер, белая рубашка. Хартманн и Скоугор воззрились на него с недоумением.



 

— Вот документ, о котором ты просил, — сказал Вебер, подходя к Хартманну и кладя перед ним листок.

 

Все молча следили за ним.

 

Вебер спросил:

 

— Принести еще кофе?

 

Когда никто не ответил, он улыбнулся и удалился.

 

Хартманн посмотрел на цветную распечатку. Это была страница с веб-сайта Кирстен Эллер.

 

— Так о чем мы говорили, Троэльс?

 

Хартманн внимательно вчитывался в листок, принесенный Вебером.

 

— С вашего позволения, продолжу, — сказала Эллер. — Я не буду появляться на публике вместе с вами. Все совместные мероприятия отменяются, включая сегодняшний вечер.

 

Эллер собрала в стопку свои бумаги, выровняла их, убрала в портфель вместе с ручкой — приготовилась уходить.

 

— А как насчет доверия к вам?

 

— О чем вы?

 

Хартманн протянул через стол распечатку Вебера:

 

— Вы приписываете себе наши успехи в программе интеграции иммигрантов. И не где-нибудь, а на своей собственной странице в Интернете.

 

Она выхватила у него листок, прочитала.

 

— Наша инициатива настолько вам понравилась, что вы пишете о ней как о своей. — Хартманн откинулся на стуле, заложив руки за голову. — Я не против того, чтобы разделить славу, Кирстен. Но тогда придется разделить и вину. — Он наклонился вперед и с улыбкой добавил: — Вот такие меры ответственности.

 

— Это шантаж!

 

— Ни в коем случае. Это же ваш веб-сайт, не наш. Значит, вам и отвечать. Отречетесь от меня — сами поставите себя под удар. Но…

 

— Спасибо за кофе, — прошипела Эллер.

 

— На здоровье. До встречи вечером, как договаривались.

 

Они проводили ее до двери, потом пошли в штаб кампании.

 

— Ей это не понравилось, — сказала Скоугор.

 

— Мне наплевать, понравилось ей или нет. Я не собираюсь выслушивать нотации о нормах поведения от какой-то продажной политиканши, которая прыгает в постель к любому, кто ее не гонит.

 

Мортен Вебер сидел за своим столом. Хартманн подошел. Вебер не оторвал глаз от монитора.

 

— Я думал, ты бросил нас.

 

Вебер проверял свой почтовый ящик, полный непрочитанных писем.

 

— Мне стало скучно.

 

Хартманн положил на стол распечатку с сайта Эллер:

 

— Как ты догадался?

 

Вебер уставился на него, будто ответ был очевиден.

 

— Будь я руководителем ее кампании, то обязательно использовал бы успех партнеров по альянсу. Иногда очень полезно думать, как другие.

 

— Я рада, что ты вернулся, Мортен, — сказала Скоугор.

 

Он засмеялся, глядя на нее:

 

— Я тоже.

 

Квартира Кемаля в Эстербро. Команда криминалистов обследовала каждый дюйм в каждой комнате. Все, что им удалось найти, — это два отпечатка пальцев Нанны Бирк-Ларсен возле входной двери.

 

Майер хотел большего.

 

— Послушайте, — сказал старший группы криминалистов. — Мы сделали все, что можно. Тут ничего нет.

 

Лунд просматривала предварительные отчеты.

 

— А что с ботинками? — спросил Майер.

 

— Проводим анализ грязи. Уже точно известно, что она не с места преступления.

 

— А эфир? Кому придет в голову держать в доме эфир?

 

— Тому, у кого есть вертолеты.

 

Один из криминалистов вытащил из угла модель вертолета.

 

— Мужская игрушка, — сказал он. — У него таких много. Летает на смеси парафина и эфира.

 

— Соседи? — спросила Лунд. — Что они говорят?

 

— На третьем этаже что-то отмечали допоздна, и один из них видел, как Кемаль выбрасывал мусор в половине второго ночи. Это все.

 

— Мусор? — вскинулась Лунд. — В половине второго?

 

— Так он сказал.

 

Через двадцать минут прибыл Кемаль для следственного эксперимента. Он не выглядел как человек, ожидающий ареста: элегантное пальто, серый шарф. Школьный учитель даже в воскресенье.

 

— Вы утверждаете, что дальше входной двери она не проходила? — спросила Лунд.

 

— Она позвонила. Я впустил ее.

 

— А потом?

 

— Она извинилась за то, что долго не возвращала книги, которые я давал ей почитать.

 

— Вы пригласили ее войти?

 

— Нет. Мы поговорили здесь, возле двери.

 

— Тогда почему на фотографии в гостиной ее отпечатки?

 

— Я собирался циклевать полы и вынес все вещи из гостиной сюда. И фотографию класса тоже. Нанна смотрела на нее, перед тем как уйти.

 

— Почему?

 

— Не знаю. Ей захотелось по какой-то причине.

 

— А потом?

 

— Потом она ушла.

 

— Вы проводили ее из здания?

 

— Нет. Я просто закрыл за ней дверь. Здесь безопасно… — Он умолк на секунду. — Я думал, что здесь безопасно.

 

— Почему вы попросили рабочих не приходить? — спросил Майер.

 

— Мне показалось, что они запросили слишком высокую цену. Решил сделать полы сам.

 

— И вы позвонили им в половине второго ночи?

 

— Почему нет? У них автоответчик.

 

Лунд внимательно осмотрела дверь, вошла в квартиру и снова вышла.

 

— Вам звонили незадолго до прихода Нанны.

 

Темные глаза мужчины метнулись от Майера к Лунд и обратно.

 

— Да. Ошиблись номером. Я был тогда на заправке, покупал кофе.

 

Майер удивленно склонил голову:

 

— Неужели ошиблись номером? И о чем можно в таком случае болтать девяносто секунд?

 

— Ну да… — Оба полицейских видели, что Кемаль затрудняется с ответом. — Звонивший хотел поговорить с человеком, у которого этот номер был до меня…

 

— Звонок был сделан из прачечной возле вашего дома. Как вы объясните это совпадение?

 

— Никак…

 

— Вы выносили мусор, — сказала Лунд.

 

— Да, в субботу, — согласился он.

 

— В субботу в половине второго ночи. Что было в черном мешке?

 

— Старый ковер.

 

— Ковер?

 

— Да, я выбросил его, когда возвращался из квартиры на дачу.

 

Молчание полицейских вынудило его продолжить:

 

— Если это все…

 

По-прежнему молчание.

 

— Скоро здесь будет моя жена. Я бы хотел, чтобы к этому времени вы ушли.

 

— Не вздумайте сбежать, — сказал ему Майер.

 

В Управлении полиции Букард выслушал их отчет.

 

— Значит, у вас на него ни черта нет?

 

— Кемаль лжет, — сказала Лунд.

 

— Вы ничего не нашли в квартире.

 

— Он прибрался. А ее отвез в другое место.

 

Недовольный шеф мерил шагами кабинет.

 

— Куда? Вы же все проверили. Квартиру, машину, подвал, загородный дом, молодежный клуб…

 

— Шеф, если на тебя давят из избирательного штаба Троэльса Хартманна, так и скажи нам, — перебила его Лунд. — Только вежливо.

 

Букард взорвался:

 

— Мне плевать на политику! У нас нет никаких доказательств, что этот человек насильник и убийца.

 

— Кемаль лжет, — в который раз повторила Лунд. — У него должно быть другое место…

 

— Тогда найдите это место! — приказал Букард.

 

Жена Кемаля бродила по квартире, разглядывая стены, покрытые алым порошком для снятия отпечатков пальцев. Следы были повсюду.

 

Он стоял в прихожей, пока она ходила из комнаты в комнату, включая свет везде, сжимая большой живот, сердитая и растерянная.

 

— Что они искали?

 

Он не ответил.

 

— Они думают, что это ты сделал?

 

— Скоро они поймут, что ошибаются.

 

— Не понимаю, почему ты не сказал им сразу.

 

Он прислонился к стене, не отвечая на ее взгляд.

 

— Я не хотел, чтобы ты волновалась. — Он притянул ее к себе, обнял, хотя она пыталась стряхнуть с себя его руки. — Я ведь уже просил прощения. Я не могу изменить то, что сделано. Мы…

 

Она все-таки вырвалась из его объятий, все еще рассерженная. Его отвлек телефонный звонок.

 

— Рама слушает.

 

Не переставая разговаривать, он прошел в гостиную с недавно отциклеванным полом и отметками криминалистов.

 

Она терпеть не могла, когда он говорил по-арабски, не понимала ни слова.

 

Еще она терпеть не могла, когда он сердился. Это случалось так редко. Он был миролюбивым, порядочным человеком. И тем не менее сейчас она слышала в его голосе гневные нотки. Прислушиваясь к словам чужого языка, она задумалась: а так ли хорошо она знает этого человека? Сколько сторон его жизни до сих пор скрыто от нее?

 

Жучок на телефоне Кемаля зафиксировал громкий сердитый разговор. Через сорок минут перед компьютером в кабинете Лунд сидела женщина в кремовой чадре и слушала запись. Эта женщина была дежурным переводчиком. Она записала услышанное арабской вязью, посмотрела на полицейских.

 

— Что он сказал? — спросил Майер.

 

— «Ничего не говорите. Не обращайтесь в полицию, иначе будете жалеть об этом всю свою жизнь».

 

— Номер определили? — спросила Лунд Майера.

 

— Стационарный. Где-то на северо-западе.

 

Они еще раз прослушали запись. На фоне голосов различался какой-то звук. Продолжительный крик. Майер поставил запись снова — медленнее и на полную громкость. Переводчица узнала звук, кивнула головой.

 

— Это вечерняя молитва, — сказала она.

 

Майер выудил нужные данные из компьютера.

 

— Телефон зарегистрирован на имя Мустафы Аккада. Никаких правонарушений за ним не числится. Владеет небольшим бизнесом — сдает в прокат гаражи возле вокзала Нёррепорт.

 

— Скажите Свендсену, чтобы привезли Аккада сюда, — велела Лунд и пошла за своей курткой.

 

Гаражи располагались под виадуком, в грязном, пустынном районе. Металлические двери, разрисованные граффити, засыпанный мусором проезд, смрадные дренажные колодцы.

 

Группу из трех техников, работавших над замком, возглавлял Янсен — в синих бахилах поверх здоровенных ботинок, с прилипшими ко лбу рыжими волосами. Шел дождь.

 

— Только один гараж не сдан, поэтому мы решили начать с него, — сказал Янсен.

 

Лунд и Майер тоже натянули перчатки и бахилы. Замок поддался усилиям техников, дверь откатили в сторону, и Майер вошел первым, Лунд за ним. Оба включили карманные фонари.

 

В быстрых лучах света гараж казался просто складом ненужного хлама, и больше ничем. Столы, полуразобранные двигатели, конторские шкафы, тенты, удочки, мебель…

 

Лунд направилась к дальней стене. Там, помимо гипсовых статуй и моделей кораблей, хранились картины в рамах; четыре самых больших живописных полотна стояли в глубине. Это была низкопробная мазня, столь любимая владельцами дешевых ресторанов. Сложены картины были как-то странно: поставленные по две в ряд и одна на другую, рамы опирались о стену под углом градусов тридцать.

 

Лунд смотрела и думала.

 

Потом подошла ближе и отодвинула от стены все четыре картины. За ними обнаружилась дверь.

 

Она взялась за ручку, дверь оказалась незапертой и легко распахнулась. Лунд остановилась на пороге, внимательно изучая потайное помещение, ожидая увидеть прячущегося в темноте человека.

 

Это помещение было меньше и более опрятно, чем первое. Два металлических стула друг напротив друга, как будто на них недавно кто-то сидел; рядом лампа на высокой ножке со шнуром, убегающим к розетке в углу.

 

Луч фонарика еще раз обежал стены, прежде чем она шагнула внутрь, потом задвигался по полу, пока не наткнулся на потрепанный, в пятнах широкий матрас. Поверх матраса — смятый сине-оранжевый спальник и рядом на полу пепельница.

 

Ближе. Возле самодельной постели лежал плюшевый медвежонок. Она опустилась на корточки, чтобы все тщательно осмотреть.

 

— Лунд?

 

Она даже не заметила, как Майер вошел внутрь.

 

— Лунд!

 

Она подняла глаза. Он нашел желтую кофточку на молнии. С пятном крови впереди. Пятно было старым, темным и большим.

 

Желтая, подумала она. Такой цвет мог бы понравиться школьнице. Выглядит вполне по-детски.

 

Час дня. Хартманн смотрел, как члены комитета проходят мимо него в зал заседаний.

 

— Слетаются стервятники, — сказал Вебер. — Не поворачивайся к ним спиной, Троэльс.

 

— От полиции есть что-нибудь? — спросил Хартманн.

 

— Ни слова.

 

— Давай тогда поскорее покончим с этим.

 

Войдя в зал, он заметил, что все пришедшие разбились на отдельные группы. Клики и фракции — они существуют в любой партии.

 

Две женщины, остальные — мужчины, в основном среднего возраста, в деловых костюмах. Партийцы со стажем.

 

— Это собрание созывалось экстренно, — сказал Хартманн, садясь на стул во главе стола. — Так что предлагаю не затягивать.

 

Кнуд Падде нервно взъерошил курчавые волосы, бросил взгляд через стол.

 

— Да, созыв был экстренным, Троэльс, — сказал он. — Но ситуация с прессой не терпит проволочек. Шумиха вокруг…

 

— Понятно, Кнуд. Будьте любезны перейти прямо к сути вопроса.

 

— Суть вопроса — это вы.

 

Предсказание Мортена Вебера, как всегда, в точку. Это был Хенрик Бигум, кто же еще. Долговязый, неулыбчивый преподаватель экономики в университете, лысый, с жестким аскетичным лицом верховного жреца. Бигум несколько раз выдвигал свою кандидатуру на выборах в городской совет и в парламент, но ни разу не прошел дальше второго круга. Он был умным человеком и преданным членом партии, но в личном общении отличался язвительностью и страстью к интригам.

 

— Хенрик. Очень рад вас видеть.

 

В зале повисла напряженная тишина.

 

Хартманн отложил взятую было ручку, выпрямился на стуле.

 

— Хорошо, слушаем вас, — сказал он.

 

— Мы все прекрасно к вам относимся, — произнес Бигум таким тоном, будто читал смертный приговор. — Ценим проделанную вами работу.

 

— Я предвижу «но», Хенрик.

 

— Но в последнее время разумность и честность ваших поступков вызывают сомнения.

 

— Чушь. Кто так считает — вы?

 

— Многие. Факты доказывают виновность учителя. Не отстранив его от работы, вы делаете вид, что защищаете невиновного, а на самом деле защищаете себя.

 

Мортен Вебер перебил его с места:

 

— Я не вижу этого вопроса в повестке.

 

— Вопрос слишком важен, чтобы отвлекаться на формальности. Второй момент. Личное дело Кемаля не было передано полиции в самом начале расследования. — Бигум обвел взглядом собравшихся, обращаясь теперь к ним, а не к Троэльсу Хартманну. — Почему? Не значит ли это, что Троэльс что-то скрывает? И третье. Из личного кабинета Хартманна произошла утечка конфиденциальной информации. Очень важной информации. И она попала в руки людям, которые могут причинить нам вред. Мы теряем поддержку. Мы теряем доверие. Теряем голоса. Ряды наших сторонников в парламенте редеют. Можете ли вы, Троэльс, утверждать, что ситуация находится у вас под контролем? Лично мне так не кажется. Никому так не кажется.

 

Хартманн посмотрел на Бигума через стол, рассмеялся и спросил:

 

— Это все?

 

— В каком смысле?

 

— Я и не рассчитывал, что вы продемонстрируете убийственные способности Поуля Бремера, Хенрик. Но право же… И ради этого вы бросили своих студентов?

 

— Разве то, что я сказал сейчас, не правда? Сокрытие личного дела Кемаля, утечка информации, потеря популярности?

 

— Это не правда. Это вырванные из контекста события. Все эти проблемы уже решаются. Вам не о чем беспокоиться…

 

— Если Троэльс не отзовет свою кандидатуру по доброй воле, — перебил его Бигум, — я предлагаю провести съезд партии и вынести на голосование вотум недоверия.

 

— Вы это серьезно? — воскликнул Хартманн.

 

— Абсолютно.

 

— И кто же займет мое место? — Хартманн иронично прищурился. — У вас есть предложения? Вот интересно…

 

— Этим вопросом мы займемся, когда до него дойдет очередь. Вы разрушаете то, над чем мы работали…

 

— Вы не можете принимать такие решения, Хенрик! — раздался одинокий женский голос. — Это не в вашей компетенции.

 

Голос принадлежал Элизабет Хедегор, воспитательнице детского сада из Эстербро.

 

Бигуму понадобилось время, чтобы ответить. С его стороны все это было оппортунистической эскападой, ударом ножом в спину на волне текущих событий и сокровенных чаяний.

 

— Я действую на основании конституции, — наконец промямлил он. — Кнуд?

 

— В соответствии с уставом, — сказал Падде, вытаскивая из кармана экземпляр, — решает большинство голосов.

 

— А как насчет избирателей? — не сдавалась Хедегор. — Троэльс — это прежде всего их выбор. Они также должны выразить свое мнение.

 

Бигума было не узнать в обозленном старике, который набросился на Хедегор:

 

— Слушайте, мы тут ищем выход из тяжелейшей ситуации! Некоторые из нас трудятся на благо партии десятки лет. А не без году неделя…

 

Хартманн продолжал молчать, наблюдая за столкновением.

 

— Избиратели имеют право сказать свое слово, — настаивала женщина. — То, что предлагаете вы, только усугубит положение.

 

— Что может быть хуже? — воскликнул Бигум. — Наш кандидат на пост мэра замешан в деле об убийстве! Из его кабинета пропадает информация. Он принимает решения одно сомнительнее другого…

 

— Избиратели… — продолжала Хедегор.

 

— Избиратели решают, войдет ли Троэльс в совет, — вставил Падде. — Лидера кампании от партии выбираем мы сами.

 

— Итак, я предлагаю… — торжественно произнес Бигум.

 

Тайс и Пернилле Бирк-Ларсен пришли в полицию в самом начале третьего. Лунд разложила перед ними фотографии предметов, найденных в гараже. Майер стоял у нее за спиной и внимательно наблюдал за супругами.

 

— Я прошу вас сказать, знакомы ли вам эти вещи, — сказала она.

 

Рюкзачок цвета хаки — никакой реакции.

 

Красный блокнот с узором из листьев на обложке и фломастер.

 

— Нет, — сказала мать.

 

Матрас, плюшевый медвежонок и синий с оранжевым спальник.

 

Тайс Бирк-Ларсен недоуменно смотрел на один из снимков. Лунд проследила направление его взгляда: рядом с матрасом стоял стакан с недопитым апельсиновым соком, огрызок печенья на тарелке, миска с остатками чего-то похожего на карри, пепельница с несколькими раздавленными окурками.

 

— Нанна не курила, — сказал он. — И всегда меня ругала из-за сигарет.

 

Лунд передала им увеличенный снимок плюшевого медведя и связки ключей. Два ключа на пластиковом кольце в виде цветка клевера.

 

— Вы ведь уже нашли ее ключи, — заметила Пернилле.

 

— Может, у нее был второй комплект.

 

— Я никогда не видела ни одну из этих вещей.

 

Потом на стол лег снимок желтой кофточки с кровавым пятном.

 

Глаза Пернилле Бирк-Ларсен широко открылись и не мигая смотрели на фотографию.

 

— Кажется, у нее была такая, — сказала она, все еще не сводя взгляда с желтой ткани и бурого пятна на талии, рядом с замком-молнией.

 

— Вы уверены? — быстро спросила Лунд. — Вы абсолютно уверены?

 

— Похожая на такую, — сказала Пернилле, кивая.

 

— Спасибо.

 

Лунд собрала фотографии.

 

— Где он сейчас? — спросил Бирк-Ларсен. — Учитель?

 

— Его допросили, — сказала Лунд. — И он будет находиться под наблюдением, пока мы не закончим расследование.

 

Бирк-Ларсен — как всегда, в алом комбинезоне и черной куртке — встал, собираясь уходить.

 

— Что вам известно? — Пернилле хотела знать больше.

 

— Мы не можем раскрывать детали… — начал Майер.

 

— Я ее мать! — вскричала женщина. — У меня есть право…

 

— Мы не можем…

 

Его перебила Лунд:

 

— Вероятно, она пришла к нему домой после вечеринки в гимназии. Мы думаем, что у них была связь, но мы не уверены. Он перевез ее в другое место, возможно в этот гараж. Потом отвез в лес.

 

За ее спиной недовольно ворчал Майер.

 

— Спасибо, — сказал Бирк-Ларсен.

 

— Спасибо, — эхом повторила его жена.

 

Больше говорить было нечего, они ушли. Майер сел в угол кабинета и закурил. Через некоторое время он сказал:

 

— Лунд?

 

Она вновь разглядывала фотографии. Итак, у них есть предположение, кому мог принадлежать некий предмет одежды. Самое твердое доказательство на сегодняшний день.

 

— Лунд!

 

Она подняла голову и посмотрела на него. Двухдневная щетина, оттопыренные уши, блестящие круглые глаза.

 

— Вы поступили неправильно, — произнес Майер, качая головой.

 

Букард слушал рапорт Лунд и тоже качал головой.

 

— Мать узнала кофточку, — сказала Лунд.

 

— Такие кофточки могут быть у миллионов девчонок, — отмахнулся Букард. — У нас нет оснований считать, что ее носила именно Нанна Бирк-Ларсен.

 

— Кровь…

 

— Результаты анализов пока не готовы.

 

— Улик у нас достаточно, — настаивала Лунд, пока Майер стоял в стороне, не вмешиваясь.

 

— И что это за улики?

 

— Свидетель видел, как Кемаль нес что-то в свою машину.

 

— Нет, — отрезал Букард. — Все, что у вас есть, — это странный телефонный звонок поздно вечером.

 

— И тот факт, что он лжет нам!

 

— Если мы станем обвинять всех, кто нам лжет, то в тюрьме окажется половина Дании. Любой, даже самый неопытный судья камня на камне не оставит от таких улик. Найдите Мустафу Аккада. Разберитесь с этим, или мне придется искать вам обоим замену.

 

Тайсу Бирк-Ларсену надо было ехать заключать договор о работах на следующую неделю. Пернилле проводила его до машины, сама побродила под колоннадой вокруг здания Управления полиции, потом решила вернуться внутрь.

 

Она нашла Лунд на месте, в кабинете.

 

— Почему вы его не арестовали?

 

— У нас нет достаточных доказательств.

 

— Что еще вам нужно? — взорвалась Пернилле. — Вы же говорили, что она была в его квартире, потом в гараже.

 

— Мы все еще проверяем факты.

 

— А если вы больше ничего не найдете? После всего…

 

— Я вам объясняю: следствие не закончено, — сказала Лунд. — В деле ощутимый прогресс. Я понимаю…

 

— Не смейте говорить мне, что вы понимаете! — Она стояла посреди кабинета неподвижно, несгибаемо, грозя пальцем, как учитель, как мать. — Не смейте. Не говорите, что вы понимаете.

 

Снова дома. Снова у раковины, маниакально перемывая уже вымытую посуду, вытирая безукоризненно чистые поверхности.

 

Он вернулся, сел у стола молча.

 

В их маленьком квартале округа Вестербро он был кем-то вроде короля. Соседи приходили к нему пожаловаться на местных хулиганов, даже иммигранты порой стучались в дверь и умоляли Бирк-Ларсена дать совет. Когда Нанна была совсем малышкой, лет пяти-шести, она отыскала где-то на улице мальчишку-индийца и сделала маленького темноглазого оборванца своим первым другом. Его звали Амир.

 

Пернилле помнила, как они вдвоем, держась за руки, хихикали в коробе велосипеда, когда она возила их по улицам. Помнила, как Тайс разобрался с парочкой местных отморозков, когда те стали задирать Амира. Разобрался жестко, в своей манере, но это сработало.

 

Амир, которого защищал Тайс. Этот мальчик так и остался с ними, на снимке, залакированном вместе с другими на столешнице, так и ехал куда-то с Нанной в алом коробе «Христиании».

 

С Нанной…

 

— Они достанут его, — сказал он наконец. — Рано или поздно.

 

— Ты что, не знаешь, как они работают? — Она с грохотом поставила стопку тарелок в шкаф. — Про тебя они так ничего и не узнали. Ни разу…

 

Его лицо потемнело от гнева. Он поднялся, встал напротив нее:

 

— Я подвел тебя? Скажи, я плохой муж? — Его глаза были полны боли. — Плохой отец?


Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.081 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>