несколько неловким гвардейским полковником очень обычного вида - за исключением
удивительных голубых глаз - стояла прирожденная императрица, гордая и
несгибаемая,
полная сознания своего права на правление". Керенскому пришло в голову, что они
- "жертвы
системы царизма" {425}.
Мирные предложения
Гофман в дневниковой записи от 1 июня оценивает текущую войну как "очень
странную".
Местами продолжались кровавые бескомпромиссные бои, а на соседних участках фронт
фактически развалился {426}. Находясь под страшным прессом военных лишений,
австрийский император Карл начал упрекать кайзера Вильгельма в нежелании -
настаивая на
восточных аннексиях - заключать мирный договор с Россией. Кайзер ответил
союзнику: "Я
сомневаюсь в том, что Керенский склонен вступить в переговоры с нами Его
поведение и
донесения нашей разведки показывают его сервильность в отношении Антанты" {427}
. Но
император Карл и его министр иностранных дел граф Чернин продолжали верить в
возможность договориться с Керенским. Некая беседа между голландским журналистом
и
высокопоставленным русским чиновником убеждала в мирной настроенности, по
крайней мере,
части российской элиты.
Обстоятельства подстегивали Вену. На собравшемся в конце мая 1917 г.
впервые с начала
войны австрийском парламенте польские депутаты выдвинули идею независимости
Польши. А
сербы, хорваты и словенцы создали т. н. "Югославский парламентский клуб".
Чувствуя, куда
дует ветер, император Карл пообещал создать после окончания войны более
национально
ориентированную конституцию. Избежать развала государства можно было, лишь
остановив
военную бойню. И Вена видела шанс. Особенно воодушевляло австрийцев заявление
Керенского о том, что он не поддерживает итальянские и сербские цели раздела
Австро-Венгрии: "Русское правительство готово начать дружественные беседы с
австро-венгерским правительством при условии, что необходимые предложения
поступят
немедленно" {428}. Чернин был в восторге и уведомил Берлин, что намеревается
войти в
контакт с Керенским. Голландский посредник сообщил, что русские предлагают
заключить мир
на основе возвращения к статус кво. В неопубликованных документах Керенского
есть запись:
"11 июля. Попытка заключить сепаратный мир со мной". Только сорок лет спустя
А.Ф.
Керенский рассказал об этом эпизоде {429}. Но он уже был описан финским
посредником -
другом Керенского (и его доктором) Рунебергом. Последние слова Керенского были
такими: "В
нынешнем положении Россия не может выдвигать мирные предложения; Ллойд Джордж -
единственный, кто может предпринять мирную инициативу. В любом случае, вы должны
обратиться, прежде всего, к нему".
5 апреля 1917 г. начальник германского генерального штаба Гинденбург пришел
к
выводу, что существуют возможности начать мирные переговоры {430}. Надежды
возлагались
на неограниченную подводную морскую войну, создающую перелом в войне - Британия,
Франция и Россия слишком зависели от поставок морским путем. А германские
подводные
лодки сделали ареной борьбы все океаны. 14 мая немцы впервые вывели на боевые
позиции
свои танки. Имея козыри, следовало искать мира хотя бы на одном из двух своих
гигантских
фронтов. 15 мая 1917 г. Бетман-Гольвег предложил России заключить мир. Канцлер
сказал, что
его целью является достижение договоренности, которая исключала бы "любую идею
насилия", когда ни одна сторона "не ощущала бы озлобления" {431}.
Через две недели правительство России отвергло германское предложение о
перемирии.
Керенский не особенно размышлял над немецкими предложениями. Это в последующих
книгах
он скажет, что некритическая верность не является достоинством, что "заключи он
мирный
договор, мы были бы сейчас в Москве" {432}. Как член кабинета, он стоял за
союзническую
верность и доказывал это демонстративно. Идеи сепаратного мира с Россией в 1917
г.
окончательно потеряли под собой почву в июле с началом последнего с русской
стороны
наступления Брусилова.
Першинг
Первые американские солдаты начали прибывать в Британию 18 мая 1917 г. Это
были
медики, готовившие создание госпиталя. Но уже 26 мая более тысячи американских
солдат
высадились во Франции. 28 мая командующий американским экспедиционным корпусом
генерал Першинг разместился со штабом в Ливерпуле. Во время океанского перехода
он
разработал планы перемещения во Францию миллионной армии. По всем Соединенным
Штатам началась регистрация мужчин в возрасте между 21 и 30 годами. Королю
Георгу
Пятому Першинг пообещал бросить на весы войны всю американскую мощь. В Париже
прием
его был настолько восторженным, что, по мнению газет, если бы он решил
предложить себя в
качестве короля Франции, то имел все шансы. Американский друг объяснил Першингу
-
"французы дошли до предела" {433}. Беседуя с Петэном, Першинг выразился с
американской
прямотой: "Я надеюсь, что еще не поздно". Першинг оказался эффективным
организатором. 26
июня 1917 года в Сен-Назере высадились 14 тысяч американских солдат. Колонна
американцев
прошла по Парижу и направилась к могиле Лафайета, который, согласно завещанию,
был
похоронен в земле, привезенной из Америки Американский офицер объявил' "Лафайет,
мы
пришли". Першинг установил прямые связи между портовыми складами своей
прибывающей
армии и выдвинутыми вперед депо, заказал французам производство 5 тысяч
самолетов и
восьми с половиной тысяч грузовиков. Но прибытие своей армии он ожидал только в
1918 г.
На Западном фронте Хейг внес ноту оптимизма: "Мощь и выдержка немецкого
народа
напряжены до такого предела, что мы можем достичь решающей точки уже в текущем
году"
{434}. Англичане копали тоннель под германские траншеи в течение почти полугода
и 7 июня
взорвали подведенные под немцев девятнадцать мин. Десять тысяч германских солдат
были
погребены заживо. Будущий премьер, а тогда двадцатилетний рядовой Антони Иден
вспоминает крики немцев глубоко в земле. Но оставшиеся в живых немцы просто
перешли на
заранее подготовленные позиции, и стратегического значения упорный труд англичан
не имел.
Сомнения и надежды Германии
10 июня министерство иностранных дел Германии узнало от своих военных, что
они
планируют четвертою зимнюю кампанию. Представитель генерального штаба полковник
Бауэр
говорил об огромном материальном превосходстве противника - в вооружениях оно
определялось соотношением один к четырем. Было решено интенсифицировать
подрывные
усилия, направленные против России, фактор воздушного устрашения. Немцы подняли
в
воздух 23 новых бомбардировщика. Эффективность бомбардировочной авиации была
доказана.
13 июня они послали на Лондон четырнадцать бомбардировщиков на высоте четырех
тысяч
метров. Более сотни бомб было сброшено на мирные кварталы. Ничего подобного,
писали
газеты, не было 900 лет. Однако главным результатом налета стала отчетливая
германофобия
англичан. Из огромного города стали в массовом порядке высылать детей. Но
решимость
англичан была неколебима Военные хозяева Германии применили горчичный газ
Пятьдесят
тысяч снарядов с газом погубили две тысячи англичан В последующие три недели
немцы
выпустили миллион (!) снарядов с газом, но это не помогло им пробиться сквозь
окопы
англичан.
Подводная война не поставила Британию на колени. Надежды немцев на морское
удушение противника не могли быть бесконечными - трех месяцев ожиданий оказалось
достаточно. 10 июля 1917 г. ответственный за работу германской экономики Вальтер
Ратенау
произнес перед Гинденбургом и Людендорфом слова отрезвления, германские адмиралы
самообольщаются, при помощи конвоев и кораблестроительных усилий западные
союзники
выходят из тяжелого положения. Главный аргумент: верфи Америки способны
построить флот
любого тоннажа.
Во Франции решимость была на пределе. Оголяя фронт, не менее 30 тысяч
военнослужащих покинули свои траншеи и отправились в тыл. 1 июня 1917 года
взбунтовавшийся полк объявил о создании антивоенного правительства Хаос
продолжался
неделю, а затем военный трибунал под председательством Петэна жестоко осудил 23
тысячи
военнослужащих. В английском городе Лидс в начале июня 1917 г. собрался съезд
лейбористской партии, который в первой же своей резолюции поздравил русский
народ с
революцией. Присутствовавший философ Бертран Рассел восславил пацифистов за то,
что
"своим отказом идти на военную службу они показали возможность для отдельного
индивидуума противостоять всей силе государства. Это огромное открытие,
увеличивающее
достоинство человека" {435}.
Наступление Керенского
28 июня 1917 г. возвратившийся из Петрограда журналист Майкл Фарбмен
делился
своими впечатлениями в британской прессе: "Происходит усиление влияния
социалистов-экстремистов, провоцирующих недоверие к союзникам". Вдоль окон
британского
посольства прошла патриотическая демонстрация. Во главе ее шел Милюков; он
поднялся на
автомобиль и произнес речь. С балкона посольства прозвучали слова солидарности.
Но, как
пишет в воспоминаниях {436} британский посол, "на одних речах построить
продолжительное
наступление было невозможно" {437}.
Отражая внутреннюю природу русского сознания, Керенский даже в мемуарах
(десять лет
спустя) утверждает, что "возобновление активных операций русской армии спустя
два месяца
после охватившего ее паралича было продиктовано как абсолютная необходимость
внутренним
развитием событий в России" {438}. Где этот диктат? Керенский (как и Горбачев
семь
десятилетий спустя) так и не смог разобраться в потоке событий, сокрушивших его.
И не
обнаружил внутренней честности признать историческую вину. Не общая ли это
русская
болезнь? Когда Керенский говорит в мемуарах о "национальном самопознании"
русского
народа, которое якобы ожидало финального боя, он находится в плену собственных
представлений {439}. Доморощенные русские социалисты, потеряв всякую ориентацию
во
внутренней обстановке, бросили русские дивизии в наступление под пулеметы более
организованной социальной силы. 1 июля Брусилов начал свое долгожданное
наступление на
фронте шириной 80 километров, и велось оно силой 31 дивизии при поддержке 1328
орудий.
Главный удар был нанесен на юго-западном фронте и должен был быть поддержан на
других
фронтах. Цель - столица Галиции - Львов. 8 июля 1917г. генерал Корнилов сумел
пересечь
Днестр и взять Галич и Калуж, рассекая австрийский фронт. Многое предвещало
успех: 10
тысяч военнопленных в первый же день, активность чехословацких частей,
сражавшихся на
русской стороне против своих же неохотно воюющих соотечественников. Впереди
дорога шла
к карпатским перевалам, за которыми находилась венгерская граница - старый,
ставший таким
знакомым с 1914 г. путь. Почти в зоне досягаемости Корнилова оказались
галицийские
нефтяные месторождения. Австрийцы сумели собрать силы для контрнаступления
только 23
июля и, бросив все резервы, прикрыли нефтяные скважины.
Мобилизуя последние национальные силы, русское командование согласилось с
идеей
создания женских воинских частей. Мария Бочкарева возглавила первый батальон,
названный
"Женским батальоном смерти". Но такие новшества не могли переломить общей
тенденции.
Революционный хаос уже поразил части русской армии. Смятением России
воспользовались
немцы. И результаты не замедлили сказаться. Гофман записывает в дневник 17 июля:
"Взят
Калуж, и это только первые итоги подхода германских подкреплений - теперь нам
нечего
бояться". 19 июля подошедшие германские части пробили в русском фронте двадцати
километровую брешь и взяли город Злочов. 26-го на захваченные территории приехал
кайзер,
гордый еще одним доказательством превосходства своих войск. Как отмечает Гофман,
"он был,
конечно, в прекрасном настроении" {440}.
Русская армия не смогла отразить германского контрнаступления; паника
росла, и
русским пришлось оставить Тернополь и Станислав. 19 июля Керенский возвратился с
фронта
и потребовал установления полного правительственного контроля над армией.
Петербургский
Совет выдвинул условия предоставления таких полномочий: немедленное
провозглашение
республики и наделение крестьян землей После прочтения телеграммы о том, что
немцы
прорвали русский фронт, председатель правительства Львов предложил свой пост
более
молодому и энергичному Керенскому, сохранившему при этом и пост военного
министра.
В качестве реакции на попытку Терещенко и Церетели договориться с
украинской Радой в
июле 1917 г. из правительства вышли кадеты - они не могли спокойно наблюдать за
тем, как
распадается великая страна Фактически в России прекратило существование
коалиционное
правительство. Фронт исчезал на глазах; офицеров, стремившихся остановить
бегство, убивали.
Британское и бельгийское подразделения броневиков умоляли бегущих русских
остановиться.
28 июля австрийская армия вышла на прежнюю государственную границу у Гусятина.
Русское отступление продолжалось. 3 августа были потеряны Черновцы. И лишь
фронт
генерала Алексеева - к югу от припятских болот - выстоял и даже осуществил 8
августа
контрнаступление, заставив австрийцев опять униженно просить помощи немцев
Ничейная
земля между позициями противников была завалена горой трупов, и русская сторона
попросила
австрийцев о перемирии, чтобы похоронить павших Но австрийский генерал отказал в
этом,
видя в погибших воинах "наилучшее препятствие для будущего наступления" {441}.
В
жесткой русской реальности "революционная военная доблесть" стала наименее
привлекательным понятием, и Временное правительство зря искало Бонапарта
Талантливый
адвокат Керенский был им менее всех, что так жестоко и убедительно показало
будущее.
Разумеется, Запад, торопя и Милюкова и Керенского, поступал неразумно.
Французы
сделали посла Палеолога академиком, признавая талантливость его книг, но он
проиграл
главную битву своей жизни, когда не сориентировался в русской ситуации весной -
летом
1917 г., продолжая со слепым упорством толкать шаткое русское правительство в
бой, в
поражение, в пропасть. Его и Бьюкенена можно понять - Людендорф готовил решающее
наступление на Западе, и все средства казались им хорошими, лишь бы русские
отвлекали
максимум германских дивизий И все же Запад должен был быть проницательнее, не
быть
жертвой первого же внутреннего импульса. Лишь спустя сорок с лишним лет Дж.
Кеннан
признал, что западные дипломаты и политики замкнули себя в круг военной
необходимости и
не смогли подняться над повседневностью, увидеть поразительное и опасное для
Запада
состояние его несчастливого союзника {442}.
Керенский с коллегами были русскими западниками - совместная с Западом
победа
обещала благотворно сказаться на последующем внутреннем развитии России. Тяготы
настоящего они заведомо извиняли благоприятными возможностями будущего, которое
они
видели в союзе с Западом, демократическим и прогрессивным Глубоко ошибочный,
разваливающий Россию курс представлялся им единственно верным и соответствующим
глубинным русским устремлениям.
Неудачное наступление деморализовало даже наиболее стойких. В Петрограде
воцарился
политический хаос 16 июля большевики и прочие левые подняли восстание с
требованием
немедленно прекратить войну Шесть тысяч моряков Кронштадта присоединились к ним
В
течение трех дней они поставили правительственную машин} на дыбы. Дело на этот
раз
решили кадеты военных училищ, которые выступили на стороне правительства и
нанесли удар
по большевикам, в частности, по редакции газеты "Правда". Троцкий попал под суд,
а Ленин
вынужден был скрываться в Разливе.
А Керенский начинает ощущать вкус великой власти. Он переезжает со своей
гражданской женой в Зимний дворец, в покои императора Александра Третьего.
Приспущенный или поднятый красный флаг показывал, на месте ли новый владелец
царских
покоев. Он путешествует в царском поезде, восседает за огромным письменным
столом
русских царей. А поза! Рука в перчатке прекрасной кожи за обшлагом, вторая за
спиной.
Именно в это время Репин делает известный портрет. Поза не скрыла от великого
мастера
печали честолюбца, далекого от мира с самим собой. Его пресловутый оптимизм
превратился в
безответственность, скорость его решений обернулась нежеланием погрузиться в
проблему,
природное красноречие пересекло грань сугубой сентиментальности. И он не видел
главного:
партия большевиков и после июльского разгрома функционировала; Керенский ожидал
удара
справа, закрывая глаза на левый фланг, где Ленин из Разлива собирал костяк
партии, готовясь к
решительному выступлению.
16 июля 1917 г. Керенский созвал совещание командующих фронтами в
могилевской
ставке. Недовольство военных возглавил тогда командующий Западным фронтом
генерал
Деникин: "Я слышал о том, что большевизм разрушил армию. Я отрицаю это.
Большевики -
это черви, которые паразитируют на ранах армии. Армию разрушили другие, те, кто
провел
военное законодательство, разрушительное для армии, те, кто не понимает образа
жизни и
условий, в которых существует армия... Власть была отменена, офицеры унижены
Офицеров,
включая главнокомандующего, изгнали, как слуг. Военный министр однажды заметил,
что
может разогнать верховное командование в течение 24 часов Обращаясь к солдатам,
военный
министр сказал: "При царях вас гнали в бой кнутами и пулеметами. Командиры вели
вас на
бойню". Ведите Россию к правде и свету под красным знаменем свободы, но дайте
нам
возможность вести наши войска под старыми знаменами, освященными победами, чьи
ленты
целовали тысячи воинов, давая клятву верности отечеству... Это вы Опустили наши
славные
знамена в грязь, и вы должны поднять их, если у вас есть совесть" {443}.
После фиаско июльского наступления спасти себя министры-социалисты могли,
лишь
призвав к власти генерала Корнилова. В своем первом же приказе Корнилов проклял
предателей, покинувших свои позиции. Он потребовал восстановления смертной казни
для
солдат в тылу, чистки офицерского корпуса, восстановления исключительного права
офицеров
производить повышения и понижения, интеграции комиссаров в офицерский корпус,
запрета
митингов, игры в карты и большевистской литературы. Корнилов принял назначение
со
словами, что отвечает только перед своей совестью и народом в целом. Большинство
офицеров
пришло к недвусмысленному выводу, что, пока существует корень зла - советы,
русская
армия не поднимется.
Но когда полковник Нокс со статистическими данными в руках доказывал одному
из
ближайших сподвижников Керенского, что катастрофа неминуема, то услышал в ответ:
"Ваш
пессимизм основан на чистых цифрах, вы не принимаете во внимание удивительный
русский
дух" {444}.
Послы Запада рекомендовали Временному правительству быть твердым. Френсис
предлагал Терещенко расправиться с Лениным и Троцким, чтобы остановить
деморализацию
русской армии. Френсис видел шанс в назначении генерала Корнилова
главнокомандующим -
его престиж жесткого командира из народа давал надежду на восстановление
дисциплины в
войсках, в уменьшении числа социалистов (девять министров из пятнадцати) в
правительстве.
Он верил в молодого российского премьера. "Ему всего 34 года, и, если хвалы не
вскружат ему
голову, он обещает стать удивительным человеком". Но тут же посол осторожно
добавил: в
России нельзя предугадать утром того, что будет в полдень.
Консервативное большинство в британском кабинете категорически отказывалось
произвести изменение в русской политике Лондона. Решающее выяснение отношений
произошло на заседании правительства 30 июля 1917 года. Вывод был неутешителен:
"Социалисты (русские) предпочитают, скорее, вести классовую войну, чем
национальную"
{445}. В условиях напряжения всех сил нации и трудностей страны такую
переориентацию
следовало предотвратить. Основная группа английских министров увидела в курсе на
освобождение России от союзнических обязательств осквернение уже принесенных
жертв.
Германия: новый канцлер
По поручению британского правительства известный производитель вооружений
сэр
Бэзил Захароф в июле 1917 года предложил в Швейцарии полтора миллиона фунтов
стерлингов
золотом военному министру Турции Энверу-паше за подписание сепаратного мира.
Турецкий
министр некоторое время колебался. Возможно, на него в конечном счете повлияли
события в
Берлине. Созванный на внеочередную сессию германский рейхстаг 19 июля
проголосовал за
очередные военные кредиты. Германскому правительству поручалось выработать
предложения
мира "по общему согласованию и обеспечивающие постоянное примирение.
Насильственные
территориальные приобретения не согласуются с таким миром" {446}. Эта так
называемая
"Мирная резолюция" прошла 212 голосами против 126.
Послание Бетман-Гольвега германскому генеральному штабу говорит о глубоком
разочаровании: неразумно обрывать последнюю возможность достижения компромисса с
Британией. Канцлер выступил против бомбардировок Лондона. "Ни одно английское
правительство, если оно попытается договориться с Германией, не продержится и
дня".
Правящие Германией Гинденбург и Людендорф были разочарованы в оказавшемся слабым
правительстве. Это определило судьбу Теобальда Бетман-Гольвега. Новым канцлером
Германии стал прусский чиновник доктор Георг Михаэлис, выступивший против
своеволия
депутатов: "Я не думаю, что германский рейхстаг годится для того, чтобы решать
вопросы
войны и мира по собственной инициативе" {447}. Кайзер впервые за двадцать лет
принял
представителей практически всех германских партий (за исключением независимых
социалистов) и в бескомпромиссной речи огласил свои планы "второй пунической
войны"
против Британии, в которой вся Европа под германским водительством уничтожит
всевластие
предательского Альбиона. "Когда вперед выходит моя гвардия, для демократии не
остается
места" {448}.
В июле 1917 г. Михаэлис обсуждал возможности дезинтеграции Российской
империи.
Литва должна стать "независимым герцогством" во главе с германским герцогом.
Получает
развитие идея отрыва от России Украины. Контакты с украинскими националистами
установлены, и их успешное развитие зависит от обещания им Восточной Галиции.
Неуютнее
всех чувствовали себя австро-венгры: две крупнейшие державы - Соединенные Штаты
и
Россия - официально поддержали принципы национального самоопределения.
На совещании в Кройцнахе 9 августа 1914 г. германская официальная позиция в
отношении России включила в себя отрыв от России Украины на юге и Ливонии,
Эстонии и
Финляндии на северо-востоке. Генеральный штаб выразил пожелание использовать
сепаратистское движение на Украине, чтобы "спокойно и дружески повернуть ее к
нам".
Военные и политические лидеры Германии согласовали схему расширенной
Миттельойропы
вокруг четырехугольника Германия - Австро-Венгрия - Болгария и Турция,
простирающегося от Северного моря до моря Красного.
Но новый министр иностранных дел Кюльман был далек от веры военных в
возможность
поставить Британию, Америку и всех прочих на колени. Предпочтительнее был
компромисс с
Лондоном на основе трех уступок: 1) сохранение Франции как великой державы; 2)
сохранение
бельгийской независимости; 3) гарантии того, что Германия не укрепится на
бельгийском
побережье. Кюльман понимал значение Бельгии для британской политики последних
четырехсот лет, направленной на предотвращение господства одной державы в
Европе. Он
склонялся к тому, чтобы заключить мир с Западом и обратить германскую энергию на
другие
направления.
Британские сомнения
Хейг полагал, что немцы находятся на пределе человеческих возможностей, и
делал
вывод, что требуется фронтовая активизация. Его поддержал южноафриканский
генерал Смете:
наступать - моральная обязанность англичан. Хейг уверял, что совершит на Ипре в
1917 г. то,
что ему не удалось на Сомме годом ранее, благодаря двухмиллионной армии. Он не
очень
представлял себе, почему эта грозная сила должна ждать удара противника, отбивая
его газовые
атаки. Наступление Хейга началось 31 июля 1917 г. трехтысячепушечной
артподготовкой. То
была прелюдия к броску девяти британских и шести французских дивизий на
двадцатикилометровом участке. Два дня боев дали больше, чем любая из прежних
битв на
Западном фронте - 7 километров до деревни Пашендель. В плен были взяты 5 тысяч
немцев. 6
августа 3-тысячный русский отряд в качестве символа союзнической солидарности
высадился в
Шотландии для участия в боях на Западном фронте. Жестокий дождь ослабил
британский
порыв, а немцам дал возможность перегруппироваться.
И все же в Лондоне дело вовсе не виделось безнадежным. Позитивным фактором
был
выход на боевые позиции Соединенных Штатов. Да, Россия принесла большие жертвы,
она
истощена. Но она способна решить "пассивную" задачу - сохранить гигантский
фронт,
отвлекающий много германских дивизий. Лидер социалистов Гендерсон знал, как
флюидна
обстановка в Петрограде. Отвернуться от "бедной России с ее рождающейся
демократией"
значило бы, помимо прочего, подвергнуть серьезной опасности будущее самой
Британии {449}
. Антагонизированный военный кабинет послал министра-лейбориста в отставку.
Стратег и скептик, премьер-министр Ллойд Джордж уже сомневался в наличии у
России
сил и возможностей восстановить фронт. Летние месяцы 1917 г. давали скептицизму
все более
весомые подтверждения. Нужно ли в условиях растущего бессилия Керенского делать
на него
ставку? И шире - что произойдет, если русский фронт рухнет, а американские
войска все еще
будут тренироваться в своих лагерях за океаном? Можно ли позволить себе риск
потерять все
сразу? Опасения британского премьера были столь серьезны, что, пожалуй, в первый
раз Ллойд
Джордж задумывается над возможностью заключения сепаратного мира на Западе {450}
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |