.
Наступление Хейга захлебнулось. Англичане потеряли шестьдесят тысяч солдат за
три недели
боев. Премьер наметил контуры возможной сделки: возвращение немцам их
африканских
колоний в обмен на уход германских войск из Бельгии. На Восточном фронте, если
русский
колосс падает неудержимо, пусть будет, что будет. В беседе с одним из секретарей
короля
Георга Пятого 14 августа Ллойд Джордж дал нелестную оценку своим ведущим
полководцам.
Премьер был сторонником ухода от лобового удара по Германии и призывал искать
слабые
места противостоящей коалиции. Следовало помочь итальянцам, выйти к Австрии и
заставить
ее подписать мир.
Бьюкенен после ухода Гучкова, Милюкова, Львова теряет веру в союзнические
способности России; "Для нас пришло время сказать откровенно русскому
правительству, что
мы ожидаем сосредоточения всей энергии русских на реорганизации армии, на
восстановлении
дисциплины на фронте и в тылу". За завтраком с Керенским 11 августа 1917 г.
Бьюкенен
потребовал включения Петрограда в прифронтовую полосу, чтобы на основе законов
военного
времени восстановить в нем дисциплину. Лишь только тогда Британия будет
поставлять
российской армии артиллерийские орудия, Керенский вспылил: "Если вы намерены
торговаться насчет артиллерии и не хотите помогать России, то вам лучше сказать
об этом
сразу". Бьюкенен: "Мы не собираемся посылать на фронт артиллерию, если ее могут
захватить
германцы" {451}.
По мнению Бьюкенена, Временное правительство, отказавшись расправиться с
большевиками, упустило свой шанс в июле. Августовский состав правительства не
внушал ему
доверия. Такие блестящие люди, как Плеханов, не вошли в него, будучи, прежде
всего,
патриотами, а потом уже социалистами. Осведомленные люди вроде Гучкова
придерживались
мрачных взглядов на будущее: если война продлится до зимы, армия распадется сама
собой.
Нынешнее правительство безнадежно - у него нет шансов спасти страну. Социалисты
ведут
Россию к гибели. У России нет средств финансировать военные заказы, это должны
взять на
себя англичане и американцы, "если мы желаем, чтобы Россия выдержала зимнюю
кампанию"
{452}. Бьюкенен начал приходить к мнению, что решить задачу мог бы лишь генерал
Корнилов. В августе 1917 г. британский премьер тоже начал терять веру в
эсеровское
правительство России.
Керенский продолжал цепляться за своего самого могущественного британского
союзника. Внутри страны Керенский стремился показать, что не упускает шансов
выработки
условий мира, а вовне убеждал союзников, что речь идет вовсе не о сепаратизме
России. Но в
Лондоне, кик и в Париже, уже решили, что, если русское революционное-
руководство
попытается заочно заново определить военные цели союзников, против него следует
выступить
единым фронтом. В августе 1917 г. в качестве британского секретного агента в
Россию
прибывает писатель Соммерсет Моэм. "Моей задачей являлось вступить в контакт с
партиями,
враждебными правительству, с тем чтобы выработать схему того, как удержать
Россию в войне
и предотвратить приход к власти большевиков, поддерживаемых Центральными
державами"
{453}.
Нокс в Лондоне обрисовал кабинету министров картину угасающей России.
"Огромные
массы солдат не желают воевать; в промышленности дело приближается к анархии;
виды на
урожай катастрофические. Если Керенский выступит с предложением сепаратного
мира,
огромное большинство страны поддержит его". Русские еще не созрели для
демократии. "Им
нужно приказывать, что следует делать". Движение Корнилова нужно поддержать
{454}. Но,
похоже, этот совет уже запоздал. Керенский с яростью выступил против Корнилова,
словно
ослепнув на левый глаз.
Крах России
Буря готовилась с нескольких сторон. Лидер эсеров Чернов отказался посетить
фронт,
пока Временное правительство не примет законы, увеличивающие права и полномочия
огромной крестьянской массы России. Невиданные доселе люди возглавили страну.
Заместителем коменданта Петрограда Половцева становится рядовой Козьмин.
Петроградский
Совет сражается за Декларацию о правах солдата. В начале сентября 1917 г. немцы
нанесли на
Восточном фронте два чувствительных удара. Во-первых, после массированной
бомбардировки
они взяли Ригу. Во-вторых, они продвинулись вперед в Румынии. На фоне медленного
десанта
американцев в Европу это произвело впечатление решающего крена военной судьбы.
Восточная жертва Германии слабела на глазах - четырех месяцев революции было
достаточно,
чтобы полностью расстроить финансы русского государства. Крестьяне прекратили
платить
налоги, рабочие и служащие требовали увеличения заработной платы,
государственная казна
затрещала по всем швам. Министр финансов А. И. Шингарев отметил уменьшение
"уплаты
налогов в стране с 65 до 80%" {455}. Если в марте 1915 г. Государственный Банк
России
выпустил 160 млн. бумажных рублей, то к сентябрю 1917 г. было выпущено более 2
млрд.
рублей.
Началась агония армии. Оценка генерала Драгомирова: "Преобладающим в армии
является стремление к миру. Любой, кто пообещает мир, получит в свои руки
армию".
Керенский, словно в трансе, полагался на свое ораторское искусство, но трезвому
взору была
видна безнадежная усталость армейских частей, в которых исчезала всякая
дисциплина. Работа
эмиссаров Керенского среди войск была парализована антивоенной пропагандой
агитаторов -
большевиков. Керенский уже не осмеливался призывать войска сражаться ради победы
- он
призывал выстоять ради заключения благоприятного мира. На фронте произошла
потеря
тяжелой артиллерии и пулеметов, ощущалось истощение военных запасов, положение
приблизилось к отметке безнадежности. Застыв в страхе, Запад стремился не
предпринимать
ничего, что могло бы выглядеть как союзническое подталкивание ради
империалистических
целей.
Значительно позже Терещенко рассказал американскому послу Френсису, что 1
августа
1917 г. он получил весьма привлекательные мирные предложения от немцев и
ознакомил с
ними лишь премьера Керенского.
Если бы Россия заключила мир в августе - лишь четыре месяца спустя после
вступления
Америки в войну - Центральные державы получили бы большой шанс Преодолеть
сопротивление союзников на Западе. В августе 1917 г. мирные предложения
поступили со
стороны римского папы. В Петрограде и в Лондоне, двух важнейших столицах
коалиции,
напряженно ожидали реакции Соединенных Штатов. Посол Временного правительства в
Вашингтоне Б. Бахметьев предупредил, что России с самой большой серьезностью
относятся к
возможности прекращения кровопролития.
Америка разочаровывается в русской революции
Полковник Хауз подсказал президенту Вильсону: "Следует сделать заявление,
которое не
только обличало бы автократическую Германию, но укрепило бы позиции русских
либералов в
их стремлении превратить свою страну в могучую республику" {456}. И далее:
"Более важно в
настоящее время превратить Россию в жизнеспособную республику, чем поставить
Германию
на колени. Если внутренний раздор достигнет в России точки, когда Германия
сможет
вмешаться, тогда Германия окажется в состоянии доминировать в России и
политически и
экономически". Это привело бы к выходу монолитного блока Евразии, возглавляемого
Германией, за пределы зоны влияния США, превратило бы его в непобедимую мировую
силу.
Если же Россия выйдет из своего кризиса окрепшей республикой, Германии не
миновать своей
скорбной участи, сколько бы ни длилась война.
Гели пойти по линии, предложенной папой Бенедиктом, то Германия получит
передышку,
необходимую ей для возобновления марша к господству в Европе. В Германии "власть
принадлежит не немецкому народу, а его лишенным сострадания хозяевам. Не наше
дело
определять, как этот великий народ попал под контроль этих сил, но наше дело
обеспечить,
чтобы история остального мира не зависела более от них". Если Америке есть дело
до
процессов внутри Германии, то и в отношении России следует поступать подобным же
образом - провозгласить своим долгом воздействие на основные процессы русского
развития.
В ответе госсекретарь Лансинг фактически обвинил римского папу в
покровительстве
австрийской и германской монархий. Выступая за мирное решение в условиях боевых
действий
Центральных держав на чужой территории, Ватикан содействует планам наиболее
реакционных
сил Европы. "Интриги в России, стокгольмская конференция социалистов, пропаганда
в нашей
стране и в странах-нейтралах говорят о наличии у Центральных держав единого
плана -
поисков мира на том этапе, когда они одерживают победы в наземных сражениях, и
тогда,
когда они добиваются успехов в подводной войне" {457}. Стабильный мир с
германской
автократией невозможен. Германский империализм нацелен на Америку, на Россию, на
весь
мир.
Лансинг после бесед с возвратившимся из России Рутом сделал в августе 1917
г. вывод,
что шансы Временного правительства удержаться у власти невелики {458}. Пресса
еще
продолжала ликовать по поводу триумфа демократии в России, но Вильсон и Лансинг
уже
сделали для себя суровые выводы. Русская революция - как и французская столетие
назад -
неизбежно пройдет весь цикл от умеренности к террору и затем обратно к реакции.
Лансинг не
верил в саму возможность "обуздать события"; он убеждал президента, что "общее
ухудшение
состояния дел в России будет происходить до тех пор, пока вперед не выйдет некая
доминирующая личность" {459}.
Вильсон теперь полагал, что успех русской революции зависит от способности
Америки
противостоять искушениям заключить мир с Германией на основе компромисса. Пока
Германия не побеждена, никакой военный союз с Западом не защитит Россию от
"интриг,
тайного проникновения и открытой контрреволюции германского правительства".
Ситуация в
России требует оказания помощи силам, которые выступают за продолжение войны.
Президент
и Хауз твердо решили "не играть" с идеями расчленения Германии, не грозить
Германии
тяжелыми экономическими репрессиями. Американской дипломатии следует двигаться к
достижению собственных целей в Европе, а не в русле антантовской ненависти к
Германии.
Вашингтон должен думать о своем месте в послевоенной Европе, а не увлекаться
изобличением
врага. Эти предпосылки породили дипломатическую ноту Вильсона от 27 августа 1917
г., в
которой более отчетливо, чем прежде, применялся прием "отделения" правящих
классов
Германии, виновных в войне, от населения страны, ставшего их жертвой.
Мертвый ход
Начиная с августа 1914 г. Британия пыталась заменить в России Германию в
качестве
экономического партнера, поставщика технических специалистов и кредитов. В
августе 1917г.
Британия как бы расписывается в своей неудаче. Британские промышленники стали
закрывать
свои предприятия в России и покидать страну, оказавшуюся неуправляемой. Франция?
августа французский генеральный консул Бертран предупредил Кэ д'Орсэ о
надвигающемся
противостоянии сторон. Премьер Рибо собственноручно, в строжайшем секрете,
написал
заменившему Тома послу Нулансу, что "псе союзники чрезвычайно заинтересованы в
том,
чтобы Керенский и Корнилов сумели организовать энергичное правительство" {460}.
В снеге реально обозначившейся угрозы военного поражения перед послами
Запада
встала задача подготовить свои правительства к реальности военно-политического
паралича
России. Более всего беспокоило Бьюкенена то обстоятельство, что Керенский и его
коллеги в
правительстве лишат армию боевой силы из опасения, что она может быть
использована против
революции. "Это была бы главная и фатальная ошибка" {461}, - писал Бьюкенен. На
наступившем в конце августа 1917 г. поворотном рубеже русской истории Запад как
бы замер,
не зная, какую политику избрать в русском вопросе.
Аналитическая мысль Запада зашла в тупик. Главы правительств обратились к
своим
экспертам, но и те испытывали едва ли не раздвоение личности. Согласно оценке
Нокса,
основная масса русских войск уже не могла сражаться. Промышленность расстроена,
и рабочий
класс требует уступок со стороны работодателей и правительства. Русский
экономический
организм потерял привлекательность для Запада. В этом роковом августе Керенский
пытался
объяснить Нулансу, что ключ к пониманию русского характера следует искать у Льва
Толстого
во "Власти тьмы"; "Только коснувшись крайних глубин испытаний, мы приближаемся к
лучшим часам своей истории". Керенский пытался объяснить, что большевизм был еще
одной
"силой тьмы", которая в конечном счете пройдет. Русские люди нуждаются в
руководстве,
которое только национально признанное правительство может обеспечить {462}.
Формирование позиции Запада во многом зависело от того, на что пойдет - в
условиях
хаоса на железных дорогах и отказа крестьян сдавать зерно - Керенский. Когда
стало ясно, что
Керенский в очередной раз не готов к жестким мерам, к восстановлению дисциплины,
Запад
начал списывать его со счетов. Согласно сентябрьской оценке британского
кабинета,
Керенский, скорее, готов начать переговоры о сепаратном мире с Германией, чем
пойти на
разрыв с радикальной частью русского общества. В этой ситуации намерения
генерала
Корнилова восстановить власть в стране, наметившему программу жестких мер,
начали
приобретать в западных столицах значительную привлекательность.
Френсис встречал Корнилова, когда тот был командующим петроградским военным
округом. Генерал объяснял послу по-английски, что ему не нравится пребывание в
столице. На
Френсиса Корнилов, выходец из казацкой среды, произвел благоприятное
впечатление: он
поразил американского посла владением семнадцатью языками - мог обратиться к
каждой
национальной дивизии на ее собственном языке, Он был фаворитом военных - в
течение
нескольких лет он вырос с поста командира бригады до должности
главнокомандующего самой
большой в мире армии. Зондаж мнений армейских чинов свидетельствовал о
популярности
Корнилова в армии, где ценили его волю, цельность характера, патриотизм. Став
главнокомандующим, он расстрелял примерно сто дезертиров, выставив трупы на
обочинах
дорог с надписями: "Я был расстрелян, потому что бежал от врага и стал
предателем Родины".
Правда и то, что далеко не все среди военных коллег Корнилова восхищались им.
Брусилов
сказал, что у Корнилова "мозги овцы". Савинков подает Корнилова политической
невинностью. Но все же никто не мог опровергнуть наличие у Корнилова
практического ума,
примечательного мужества и качеств лидера. Он, как и Алексеев, верил, что люди
способны
проявить замечательное мужество, если ими руководят способные офицеры. Корнилов
в конце
июля верил только в военный контроль над российской промышленностью и железными
дорогами, запрет советов и репрессии против большевиков. Его вера в
революционное чудо
Керенского иссякла.
Корнилов въехал в Общероссийское совещание по обороне 25 августа 1917 г. в
Москве
окруженным туркменской стражей и отправился прежде всего к святым мощам в
Успенском
соборе Кремля,, где всегда молился император Николай Он указал на угрожающий
армии голод
и призвал к мобилизации всех сил нации. Послам понравилась следующая его
метафора: к
больному вызваны два специалиста, и вот мы слышим их спор и видим, что оба они
не имеют
ни опыта, ни твердых убеждений, ни четкого анализа. Генерал предложил
руководствоваться
здравым смыслом и патриотизмом Залогом успешного изменения системы власти он
видел в
осуществлении давления на Керенского со стороны союзников {463}. 27 августа
1917 г.
Корнилов обратился к России: "Русские люди, наша великая страна умирает! Все, в
ком бьется
русское сердце, кто верит в Бога, в святыни - молитесь богу за дарование
великого чуда, чуда
спасения нашей родной страны... в ваших руках жизнь вашей родной земли" {464}.
Бьюкенен пришел к выводу, что Корнилов гораздо более сильный человек, чем
Керенский, чье переутомление было ощутимо. Он уже сыграл свою историческую роль,
Керенский еще играл "в Наполеона" (во время совещания возле него всегда стояли
два
адъютанта), но уже не исключал возможности краха. Он признался британскому послу
в своей
боязни, что Россия не сможет удержаться до конца. Керенский перестал доверять
Корнилову и
имел глупость послать Марию Бочкареву узнать, нет ли у Корнилова планов военного
переворота. Мужественная женщина-воин по простоте душевной рассказала о
поручении
Керенского Родзянко и самому Корнилову, на что последний отреагировал так: "Этот
идиот не
видит, что его дни сочтены... Завтра Ленин будет иметь его голову" {465}.
Присутствующие
видели, что оба лидера вступили в бескомпромиссную борьбу, стараясь заручиться
поддержкой
союзников.
Бьюкенен: "Все мои симпатии на стороне Корнилова Он руководствуется
исключительно
патриотическими мотивами. Что же касается Керенского, то у него "две души: одна
- душа
главы правительства и патриота, а другая - социалиста и идеалиста. Пока он
находится под
влиянием первой - он издает приказы о строгих мерах и говорит об установлении
железной
дисциплины, но как только он начинает прислушиваться к внушениям второй, его
охватывает
паралич, и он допускает, чтобы его приказы оставались мертвой буквой" {466}.
Среди
британских военных генерал Батлер рекомендует поставить на Корнилова, поскольку
"Керенский - оппортунист, и на него нельзя положиться". Глава британской
разведки в России
Сэмюэл Гор именно в этот момент определил Керенского как "демагога". Лорд Роберт
Сесиль
высказал точку зрения, что "этот лидер" никогда не найдет в себе внутренних сил,
необходимых для превращения своего режима в диктуемую обстановкой военную
диктатуру.
Военный кабинет выразил ту точку зрения, что "генерал Корнилов представляет
собой
все, что является здоровым и порождает в России надежду". Бьюкенену было
рекомендовано
стимулировать попытки Временного правительства найти общую почву с Корниловым
"ради
интересов союзников и демократии вообще" {467}. Более того, Британия и Франция
на
закрытой союзнической конференции потребовали поддержки энергичного русского
главнокомандующего, предпринявшего попытку восстановления русской мощи.
Генерал Корнилов был смелым военачальником, но в деле военных переворотов
он
особого умения не показал. Отправленные на Петроград части были деморализованы.
Вследствие медленности продвижения частей Корнилова, правительство имело время
организовать гарнизон, привести солдат и матросов из Кронштадта, вооружить
тысячи рабочих
и арестовать многих сторонников Корнилова. "Мятеж" Корнилова оказался
неподготовленной
акцией. Русские люди не откликнулись на призыв Корнилова. Представители
буржуазии,
октябристы и кадеты спрятались по домам. Милюков пытался поддержать генерала, но
был
дезавуирован собственной партией. Все обличители большевиков стали немыми.
Железнодорожники расщепили посланные в столицу войска, и они стали легкой
добычей
агитаторов. К середине дня 30 августа стало ясно, что дело Корнилова обречено.
Бьюкенен:
"Выступление Корнилова с самого начала было отмечено почти детской
неспособностью его
организаторов".
Если англичане и французы готовы были приветствовать приход русского
Бонапарта, то
американские дипломаты еще не списали со счетов Керенского? В конечном счете по
требованию американского посла Бьюкенен, как дуайен дипломатического корпуса,
созвал
совещание дипломатов воюющих против Германии стран (одиннадцать стран), на
котором -
следуя логике происходящего - было решено поддержать Временное правительство
против
Корнилова. Укрепившийся Керенский назначил главнокомандующим генерала Духонина.
Военным министром стал 34-летний Верховский. Керенский остался теперь
единственным
контрагентом Запада в России.
Основа государственной организации - политическая власть - начала
ослабевать в
России. Западные посольства сходятся в том, что положение в России ухудшается с
каждым
месяцем. На фронте происходили мятежи и братания, в тылу - забастовки, грабежи и
голод.
Стране угрожало германское вторжение, революция и гражданская война. Ее сила и
место в
решении судеб Европы открыто подвергаются сомнениям. Ось Россия-Запад начинает
крушиться. Впервые с начала войны английские и французские лидеры обсуждают
стратегию
войны так, как если бы Россия не была удостоена права участия в высшем совете.
В сентябре 1917 г. в Петрограде по британской инициативе было созвано
совещание, на
котором французский, итальянский, американский и британский послы пришли к
мнению, что
ожидать кризиса сложа руки нельзя. В совместной ноте западных правительств
подчеркивалась
необходимость реорганизовать военные и экономические силы России посредством
решительных мероприятий по поддержанию внутреннего порядка, повышению
производительности промышленности, улучшению работы транспорта и восстановлению
строгой дисциплины в армии. Посол США не получил санкции своего правительства, и
к
Керенскому послы Великобритании, Франции и Италии отправились 9 октября втроем.
Рядом с
Керенским напротив послов сидели Коновалов (заместитель председателя совета
министров) и
Терещенко - министр иностранных дел. Бьюкенен посоветовал Керенскому устранить
большевиков, "и вы войдете в историю не только как главная фигура революции, но
как
спаситель своей страны" {468}.
Керенский отвечал послам по-русски, а Терещенко переводил на французский
язык:
"Настоящая война является войной народов, а не правительств, и русский народ
знает, что он
понес несказанные жертвы. Царский режим оставил страну в плачевном состоянии
дезорганизации, и было бы лучше, если бы союзники в свое время выказывали меньше
уважения к чувствам царского правительства и чаще призывали бы его к ответу за
его грехи.
Кроме того, они были плохо осведомлены и после революции колебались, продолжать
ли им
доставку военного снаряжения России. Между союзниками должно существовать
полнейшее
единение, их интересы одинаковы, и отпадение одного из них будет фатально для
всех.
Необходимо постоянство в политике; несмотря на все свои затруднения, Россия
решила
продолжать войну до конца" {469}. В заключение Керенский напомнил послам, что
"Россия
все еще великая держава".
Последний месяц в коалиции
Относительно последнего у западных союзников были уже свои сомнения. Россия
теряла
единую волю, организацию и способность действовать. Началась самая трагическая
для России
в XX в. эпоха. Ее ждал распад, гражданская война, внутреннее ослабление, потеря
внешнего
влияния. Терещенко, обращаясь к союзникам, "надеялся", что Франция не забудет
жертвы в
300 тыс. человек, которую Россия принесла в августе и сентябре 1914 г., чтобы
спасти Париж.
Он надеялся, что Италия будет с благодарностью помнить, что давление на ее
фронте было
облегчено великим наступлением Брусилова. Со своей стороны, Россия не забудет
помощи
британского флота. Встреча с послами убедила Керенского в необходимости напрямую
связаться с Ллойд Джорджем - уэльсский радикал и русский социалист-народник
найдут
общий язык. 1 октября Керенский попросил писателя-агента Сомерсета Моэма
передать
британскому премьеру строго конфиденциальную просьбу заменить посла Бьюкенена.
Но
смысл тайного послания составляла чрезвычайно откровенная оценка состояния
русских дел. В
последний раз Керенский предложил Ллойд Джорджу заключить мир с немцами "без
аннексий
и контрибуций... Если этого не будет сделано, тогда, с наступлением холодной
погоды, я не
смогу удержать армию в траншеях. Я не вижу, как мы могли бы продолжить войну.
Разумеется,
я не говорю этого людям. Я всегда говорю, что мы должны продолжать борьбу при
любых
условиях - но это продолжение невозможно, если у меня не будет что сказать моей
армии"
{470}. Российский эсминец доставил Моэма в Осло, но к премьеру он попал только
18 ноября.
А Керенский в ставке вместе с генералом Духониным и военным министром
Верховским
разработали план сокращения состава армии за счет роспуска частей, пораженных
большевизмом. Намечалось создание секретных сил для борьбы с подрывными
элементами,
обсуждались возможности формирования армии, состоящей целиком из добровольцев.
Ситуация в армии была настолько тяжелой, что Верховский пришел к нерадостному
заключению, что России придется скоро просить о перемирии (после успеха немцев,
захвативших эстонские острова 6 октября 1917 г. они были в 350 километрах от
Петрограда).
Штаб военно-морского флота России запросил о помощи британский флот. В
ответ посол
Бьюкенен советовал главе Временного правительства расправиться с большевизмом,
"и тогда
он войдет в историю не только как ведущая фигура революции, но и как спаситель
своей
страны" {471}. Керенский сказал, что расправится с большевизмом только тогда,
когда будет
спровоцирован. Керенский был зол на англичан. Король Георг Пятый принял в
Букингемском
дворце генерала Гурко - политического противника Керенского. (У англичан не было
выбора - дело шло к заключению Россией сепаратного мира). Теперь король
приглашал в
Англию Николая Романова, Керенский воспринял происходящее как оскорбление и
пригрозил
послать телеграмму с выражениями симпатии к ирландским сепаратистам Шин Фейн.
Терещенко пытался успокоить Бьюкенена словами, что Керенский, видимо, шутит
{472}.
19 октября 1917 г. Верховский оповестил кабинет министров, что "в свете
нынешних
взглядов на вопрос о мире, катастрофа неизбежна". Выступая перед центральным
комитетом
партии кадетов он признал: "При нынешних обстоятельствах продолжение борьбы
невозможно, и всякая попытка продлить войну только приблизит общую катастрофу".
Перед
подкомитетами по обороне и иностранным делам он изложил детали: не хватает
продовольствия для трех миллионов солдат, в то время как лишь полное обеспечение
питанием
и жильем могло предотвратить бегство солдат из траншей. Угасает всякий энтузиазм
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |