Published by Simon & Schuster 77 страница

В силу способности перекачивать эмоции из разрозненных идей символ является как механизмом солидарности, так и механизмом эксплуатации. Он воодушевляет людей на труд во имя общей цели. Но так как узкая группа людей занимает стратегическое положение, позволяющее ей определять кон­кретные задачи, символ становится инструментом, благодаря которому эта группа жирует за счет многих, приобретает не­уязвимость перед критикой и соблазняет людей идти на смерть во имя целей, им не понятных.

Многие аспекты нашей зависимости от символов кажутся малоприятными, когда мы думаем о себе как о трезвомыслящих, самодостаточных и способных управлять собой личностях. Тем не менее невозможно сделать вывод о том, что символы С это исключительно орудие дьявола. Для ученого и созерцателя они, несомненно, выступают в качестве стимулов. В мире действия они могут быть полезными, иной раз даже необходимыми, пусть даже эта необходимость С результат воображения. Однако когда необходимо получить немедленный результат, манипулирова­ние массами с помощью символов может быть единственным способом его добиться. Зачастую важнее действовать, чем по­нимать, что делаешь. Бывает, что действие обречено на провал, если каждый понимает суть происходящего. Существуют дела, которые не могут ждать референдума или не могут быть преданы огласке. Бывают ситуации, например, во время войны, когда нация, армия и даже командование должны вверить разработку стратегии нескольким умам, когда два противоречащих друг другу мнения, пусть одно из них и верно, гораздо опаснее, чем единственное, пусть и ложное. Ложное мнение может привести к дурному результату, тогда как два мнения могут привести к катастрофе в результате разрушения единства1.

Так, Фош и сэр Генри Вильсон2, предвидевшие серьезные

1 По вопросу секретности и единства командования имеет смысл внима­тельно ознакомиться с работой капитана Питера Райта ЗНа высшем воен­ном советеИ (Wright Peter S. At the Supreme War Council. New York, London, CP. Putman's sons, 1921) Тем не менее можно категорически не согла­ситься с его оценкой лидеров союзников,

Вильсон Генри (1864С1922) С британский фельдмаршал, главный воен­ный советник премьер-министра Ллойд Джорджа в последний год Первой мировой войны. С Прим. пер.

проблемы в армии Гофа, возникшие в связи с растянутостью резервов, поделились своими опасениями с узким кругом лиц, зная, что риск сокрушительного поражения был бы менее деструктивен, чем оживленное обсуждение этой про­блемы в газетах. Ведь в напряженных ситуациях, подобных той, что сложилась к марту 1918 года, правильный стратеги­ческий шаг значит меньше, чем уверенность в надежности командования. Если бы Фош обратился к народу, он, веро­ятно, выиграл бы в дискуссии с оппонентами, но задолго до того, как он добился бы желанного результата, армии, нахо­дящиеся под его командованием, были бы рассеяны, по­скольку зрелище скандала на Олимпе играет деструктивную и отвлекающую роль.

Но не менее пагубно и конспиративное молчание. Так, капитан Райт говорит по этому поводу следующее: ЗИменно среди высшего командования, а не на передовой чаще приме­няется искусство камуфляжа, причем здесь оно достигает своих вершин. Все начальство повсеместно замаскировано в результате неусыпных трудов бесчисленных публицистов, так что издалека мы можем принять их за наполеонов... Сместить этих наполеонов невозможно, как бы ни была низка их ква­лификация, С из-за огромной публичной поддержки, созда­ваемой им с помощью маскировки их неудач и преувеличения или придумывания успехов... Но наиболее пагубное влияние оказывает эта маскировка на самих генералов: будучи по большей части скромными и патриотичными людьми (по­скольку только такие люди выбирают благородную профессию военного), они сами, в конце концов, начинают подвергаться воздействию всеобщих иллюзий об их непобедимости, сколько бы поражений ни потерпели. Кроме того, пребывание в составе командования генералы начинают священной целью, которая, с их точки зрения, оправдывает применение любых средств... Эти средства, среди которых особое место занимает обман, в конце концов, освобождают все генеральные штабы от любого контроля. Они живут уже не во имя нации: нация живет, или, скорее, умирает, за них. Победа или поражение перестают быть их главным интересом. Для этих полунезависимых корпораций имеет значение только вопрос о том, кто будет стоять во главе: милый старина Вилли или бедный старина Генри, а также вопрос, какая партия будет доминировать: партия Шантильи или партия бульвара ИнвалидовИ1.

Но капитан Райт, который столь красноречиво и столь озабоченно высказывался по поводу опасностей умолчания, вынужден был одобрить молчание Фоша, опасавшегося пуб­лично развеять всеобщие иллюзии. В этом заключен сложней­ший парадокс, возникающий, как мы рассмотрим ниже, в результате того, что традиционный демократический взгляд на жизнь связан не с экстремальными ситуациями и опасностя­ми, а со спокойствием и гармонией. И поэтому там, где массы людей должны взаимодействовать в условиях непредсказуемой и взрывоопасной среды, необходимо обеспечить единство и гибкость на фоне отсутствия реального согласия. Это и делает символ. Он затемняет личные намерения, нейтрализует дис­криминацию и экранирует личные цели. Он сковывает лич­ность и в то же время чрезвычайно обостряет намерения группы и сплачивает ее. В состоянии кризиса ничто другое не может так сплотить группу для достижения определенной цели. Символ мобилизует массу и демобилизует личность. Он является инструментом, с помощью которого за короткое время масса выходит из состояния инерции С инерции нере­шимости или инерции опрометчивого действия. Благодаря этому ее можно вести по извилистому пути, порожденному сложностью ситуации.

Дата добавления: 2015-08-28