количества партийного народа заявил, что партия не может лежать вместе с
телом генерального на смертном одре, пространно намекнул на молодого
Горбачева и резко ушел в сторону, пока еще три генсека не легли под
Кремлевскую стену. А когда к власти пришел перестройщик, Козенец стал
одним из идеологов обновления СССР, но за месяц до путча ловко перекинулся
к российскому президенту и предупредил его о репетициях театрального
представления - назвал даже время премьеры.
Боялись его всегда, но после такого зловещего предсказания
президентское окружение отказало ему в ясновидении и выдвинуло версию, по
которой непотопляемый и вечный идеолог вот уже в течение тридцати лет
тайно управляет государством, ставит и снимает генсеков, президентов и
правительства.
Некоторые называли его Гришкой Распутиным, наверное, еще потому, что
он всем высшим руководителям говорил "ты", а жен своих патронов называл
мамами.
Козенец наверняка бы сделал великолепную, блистательную карьеру при
любом правителе, если бы не имел одного существенного недостатка,
несовместимого с высокими постами, как тяжелая рана с жизнью, - он не
любил немцев и американцев. Точнее сказать, ненавидел, считал эти
государства сосредоточением зла, угрожающего миру расползанием
потребительской психологии и духовным опустошением человечества.
Такие заявления приветствовались во времена коммунистического режима,
однако, перейдя в стан людей, называющих себя демократами, он ничуть не
изменил своих убеждений.
- Немцы со своей прагматичностью сеют семена еще одной революции в
Европе, - открыто говорил он, невзирая на присутствующих. - То, что они
считают цивилизацией, на самом деле таковой быть не может по той причине,
что наблюдается прогрессирующее, болезненное угасание разума. И это
явление становится общеевропейским. Нация, обеспеченная самыми
современными законами, но утратившая способность рождать поэтов и поэзию,
не может называться цивилизованной.
Американцам от Козенца доставалось еще крепче.
- Страна охвачена параноидальными идеями превосходства, - объяснял
он, пожимая плечами, мол, что тут говорить. - К сожалению, с распадом СССР
этот процесс углубляется. Освобождение от монопольной зависимости - это
еще не свобода личности. Я не знаю более заидеологизированного общества. В
северо-американских штатах не контролируется государством единственная
сторона жизни - вес тела. Право на жирность! Вы посмотрите на их женщин! -
при этом он откровенно показывал на американок, если они присутствовали.
Президенты стеснялись брать его в зарубежные поездки, но терпели и не
отпускали от себя по одной причине - Козенец озвучивал то, что они думали,
но сказать не могли, поскольку исполняли роли демократов. По оценкам
прессы, он состоял при нынешней власти своеобразным юродивым, выкликающим
правду в царские и любые другие глаза, слыл эдаким заступником
оскорбленных, униженных и обобранных. Но газетчики его недооценивали:
Козенец был символом преемственности власти, скипетром и державой, без
которых писать указы и управлять государством можно, однако сидеть на
троне нельзя.
Все его предсказания, а проще говоря, очень точный аналитический
расчет, всегда сбывался; если его посылали в третьи страны специальным
представителем, то он с блеском решал сложнейшие проблемы международных
отношений, и казалось, быть ему при властелинах до конца своих дней. Но
несколько месяцев назад президент снарядил корабль, взял свою команду,
толпу журналистов и поплыл по Волге. Сначала он выбросил за борт своего
пресс-атташе - будто бы сказал, что тот похож на чертика из табакерки (а
он и в самом деле походил!), и пока матросы вылавливали несчастного из
воды, разгневанный самодержец неожиданно увидел Козенца, и, говорят,
поднял перст указующий.
- И тебя я сброшу с парохода современности!
По рассказам очевидцев, Козенец приблизился к нему и сказал некую
фразу, которую потом толковали в самых разных интерпретациях, но смысл был
примерно такой:
- Папа, - будто бы сказал он. - А тебе пора в Горки. И о втором сроке
не мечтай.
Козенца не сбросили с корабля, а ночью высадили на первой же
пристани, но утром президент будто бы пожалел о случившемся и целый день
ходил хмурым и никого видеть не мог.
Испорченные отношения с первым лицом ничуть не повлияли на отношения
со вторым. Козенец отлично служил переводчиком премьеру, который всюду
таскал его за собой: обладая поразительным косноязычием, премьер не умел
доходчиво истолковать свою мысль, но никто не догадывался, что обратный
процесс точно такой же - надо было еще и правильно воспринимать чужую речь.
Мавр не был знаком с Козенцом, однако полученный от Бизина прямой
личный телефон, по которому звонили только близкие, оставлял надежду быть
выслушанным: говорят, независимо от опалы, его продолжали доставать все,
начиная от губернаторов.
Трубку долго не брали. Потом как-то неожиданно послышался чуть
сдавленный голос - Козенец что-то жевал.
- Я располагаю полной информацией по проблеме ценных бума! Веймарской
республики, - сразу же заявил Мавр. - Насколько мне известно, ты
интересовался этой темой и обсуждал ее с премьером.
Он понял, о чем начинается разговор, перестал жевать.
- Войтенко, это ты?
- Нет, у меня другая фамилия и мы незнакомы.
Телефон на самом деле оказался надежным - не послал и не бросил
трубку.
- Добро, что от меня требуется?
- Встретиться и обсудить.
- Обсуждать я готов, но о каком пакете идет речь?
- Это пакет Третьего рейха. Небольшая пауза могла означать, что
Козенцу стало интересно.
- Где сбежимся? - спросил он просто.
- Ровно через два часа буду стоять на Кропоткинской у постамента
памятника. Увижу - подойду сам.
- Годится!
Мавр открыл шкаф, потянулся за генеральским мундиром - Козенец
по-мальчишески любил военных, у Брежнева выпросил звание полковника, ни
одного дня не прослужив в армии, и было бы к месту явиться на встречу при
всех регалиях, однако представил, как будет стоять возле памятника, да еще
рядом с метро, где постоянный поток пассажиров, - форма засвечена,
наверняка у всех ментов по Москве ориентировки... Он достал старомодный
двубортный костюм и прежде чем надеть, перецепил с мундира Звезду Героя и
ордена Ленина.
К памятнику князю Кропоткину он подошел за полчаса до встречи,
устроился в сквере и стал наблюдать за всеми передвижениями. Тут еще
дождик со снегом пошел, начало темнеть, а ничего подозрительного вокруг не
происходило: прохожие щелкали зонтиками, машины неслись мимо, а возле
каменного изваяния никто не появлялся. Мавр дождался назначенного часа,
сделал перебор на пять минут и вышел к постаменту. И тотчас же рядом
оказался тоненький молодой человек под зонтиком, вскинул огромные глаза и
спросил фальцетом:
- Вы ждете господина Козенца?
- Кто такой? - Мавр смерил его взглядом. - Иди отсюда!
- Мне поручено доставить вас к условленному месту на Воробьевых
горах, - не отставал тот и еще пытался прикрыть голову Мавра зонтиком. -
Аркадий Степанович приносит свои извинения... Машина стоит рядом, на
Волхонке...
- Мы условились встретиться здесь. Никаких изменений быть не может.
Мавр пошел к станции метро. Глазастый догнал, забежал вперед.
- Простите, я должен сообщить... За Козенцом ведется наблюдение. Мне
приказано организовать конфиденциальную встречу.
- Я все сказал, - буркнул Мавр и влился в поток пассажиров. Молодой
человек остался за дверями.
Спустившись к турникетам, Мавр резко перешел на другую сторону и
медленно двинулся наверх. Знакомого зонтика возле входа уже не было, зато
у торговки сигаретами стоял другой: Все кругом двигалось, суетилось, а эта
широкая спина торчала, как тумба. Мавр снял шляпу, спрятал за пазуху и
направился в сторону Арбата. Снег пошел сильнее, хлопьями и различить в
текущих дорожках людей стало невозможно, однако через минуту он заметил
сзади квадратную фигуру человека с черным зонтом. Это был явный хвост -
реагировал на остановки, замедление шага и повороты и, кажется, работал в
открытую. На всякий случай Мавр сделал две сметки, и когда вышел напрямую,
снова увидел его за спиной - вроде бы звонил по мобильному телефону, руку
держал у головы. Оставалось единственное - идти на таран, что он и сделал.
Человек прикрыл лицо зонтом и хотел отступить в сторону, но Мавр поднырнул
под черный круг и сделал короткий и гулкий выдох.
Тяжелая туша механически сделала два шага и грузно осела на
заснеженный тротуар, зонтик подхватило ветром и понесло вдоль домов, а
выпавший из руки телефон завертелся волчком у самых ног. Мавр огляделся,
поднял его и тотчас свернул во двор.
Он покрутил переулками, резко меняя направление, и когда оказался на
вечернем и пустынном из-за погоды Арбате, пересек его и дворами вышел на
Садовое кольцо. И там, неожиданно и с оглядкой, запрыгнул в отъезжающий
троллейбус - вроде бы чисто.
Через две остановки он вышел у подземного перехода, перебрался на
другую сторону и поймал такси. И тут в кармане заверещал телефон. Система
была не знакома, Мавр наугад потыкал кнопки, пока не нашел нужную.
- Антонов, ты где находишься? - спросил низкий и недовольный женский
голос.
- В такси, - сказал он. - А ваш Антонов остался на улице, где-то в
районе Арбата.
На том конце замолкли, Мавр отключил телефон и тут же набрал номер
Козенца.
- Ты что, проверки мне устраиваешь? - спросил басом. - Не понял, с
кем имеешь дело?
- Откуда вы звоните? - оживленно спросил Козенец.
- Из такси, с мобильного телефона.
- Скажите ваш номер, сейчас перезвоню.
- Я не знаю номера. Телефон принадлежит вашему человеку по фамилии
Антонов. Квадратный такой...
- А где он сам?
- Прилег отдохнуть, боюсь, как бы не простудился, погода нынче...
- Перезвоню!
Вероятно, у него действительно плотно сидели на хвосте, если даже
конфиденциальному телефону он не доверял.
Таксист делал отвлеченный вид, и при этом все время стриг ушами,
поэтому Мавр попросил остановиться и вышел на улицу. Через полминуты
мобильник ожил.
- Назовите место и время, - Козенец несколько увял. - Но только
завтра.
- Сегодня, - надавил Пронский. - Сегодня или никогда. Как в
классических драмах.
- Добро... Вы - полковник Пронский? Он знал много больше, чем
предполагал Мавр.
- Ровно через сорок минут у памятника Долгорукому.
- Да, точно, вы - Пронский. Вам нравится встречаться у памятников
князьям?
- Мне нравятся хорошо освещенные места.
Мавр отпустил любопытного таксиста, поймал другую машину и поехал по
Садовому в обратную сторону. Время позволяло покататься и хотя бы немного
обсохнуть и согреться в теплых "Жигулях", однако он сразу начал ощущать
сонливое, приглушающее бдительность состояние. Не доезжая памятника он
расплатился с таксистом и снова оказался под мокрым снегом. Каменный
всадник маячил в двухстах метрах, мимо тянулась цепочка прохожих - был
всего девятый час. Мавр нашел точку, откуда хорошо просматривались подходы
и сам памятник, приготовился было к десятиминутному ожиданию, но заметил,
как у тротуара остановилась темная "Волга", из кабины появился водитель
(по крайней мере, вышел с водительской стороны), запер машину и не спеша
направился к памятнику.
Фотографии Козенца в газетах попадались часто, и всегда смутные, на
втором или третьем плане, среди лиц охранников. Должно быть, он не любил
объективы и часто отворачивался или прятался за чью-нибудь спину, как и
положено серому кардиналу. Единственный четкий снимок оказался в прессе
сразу после путча, когда он стоял на балконе Верховного Совета через
одного человека от президента, так сказать, исторический победный снимок,
но без подписи: все перечислены слева направо, а кто затесался в такой
близости от победителя - неизвестно.
Не входя в освещенный круг, Мавр остановился недалеко от памятника и
понаблюдал за человеком, который вышел из "Волги", переступил ограждение и
теперь демонстративно стоял под заснеженной головой лошади. Узнать его на
таком расстоянии, да еще сквозь порошу было невозможно, видны были только
очертания фигуры.
Мавр отступил глубже в тень, сделал круг и приблизился к "Волге". И в
это время в кармане заурчал телефон.
- Я на месте. - доложил Козенец. - Стою у ног лошади.
- Теперь иди к своей машине, - Мавр заглянул в салон - вроде бы пусто.
- Вы слишком подозрительны, Пронский, - фигура откачнулась от
памятника, ветер затрепал одежду.
- Потому и цел, - отпарировал Мавр и выключил мобильник.
Козенец остановился с другой стороны "Волги", сдернул и выбил о
колено вязаную шапочку.
- Узнаете?.. Да, рад видеть вас, - он пожал руку совсем безрадостно.
- Ключи мне. Рулить буду я.
- Согласен, - Козенец подал ключи. - Я бы поступил так же.
- В машине никаких разговоров, - Мавр открыл дверцу, сел за руль,
запустил двигатель, включил печку.
- Здесь все чисто, - Козенец развернулся к нему вполоборота. - Машина
принадлежит постороннему человеку. Пользуюсь в исключительных случаях.
Поскольку Мавр не отвечал, он тоже замолк. Мотор остыть не успел, и
благостное тепло разливалось по салону, хотя еще потряхивало от озноба.
- Хорошо, вы молчите, а я расскажу вам пока предысторию, - Козенец
достал из кармана сигареты, закурил и приоткрыл форточку. - Ценными
бумагами Веймарской республики очень живо интересовался Никита
Сергеевич... Да... Он от кого-то услышал о них, полагаю, от маршала
Конева. Жуков ведь так и не примирился с ним... А Коневу о вашей операции
доложил один из ее участников, кто остался в живых. Вышел в расположение
его армии. Имя не раскрыто до сих пор, но вы-то знаете, о ком речь? Кто
вернулся?.. Я тогда только пришел в ЦК, и мне поручили собрать информацию
о полковнике Пронском, разумеется, через КГБ. Так что я о вас знаю больше,
чем вы предполагаете. Известно даже о вашей последней встрече с маршалом
Жуковым, незадолго до его смерти... Кстати, а знаете основную причину,
почему Хрущев в буквальном смысле раздавил Георгия Константиновича? Да все
из-за этих бумаг. Назови он ваше имя, и был бы министром обороны до самой
смерти. Он не назвал... А Хрущев еще тогда замышлял взять экономику ФРГ
под свой контроль. По какой причине маршал сопротивлялся, остается
загадкой и сейчас. Может, вы ее проясните?.. Что бы было сейчас с
Германией?.. Никита Сергеевич единственный был способен на поступок, он бы
провернул эту операцию с блеском. Вспомните Карибский кризис. Тогда с СССР
считались, и если бы на фоне военного противостояния был нанесен
экономический удар, эффект был бы помощнее взрыва водородной бомбы...
Из-за несговорчивости и обиды Жукова мы упустили момент...
Мавр наугад свернул куда было удобнее и оказался на набережной Яузы.
Снег уже падал стеной, и было не понять, куда, кто и за кем едет и есть ли
слежка. Он сбавил скорость и на всякий случай пропустил несколько идущих
сзади машин, после чего свернул в первый попавшийся переулок.
- Когда вы сделали попытку посвятить в тайны империи Брежнева,
вероятно, и вам было заранее известно, что все обречено на провал. Леонид
Ильич не был государем в русском понимании этого слова. Скорее, относился
к китайскому императорскому образцу. Насколько мне известно, он вас не
принял, а вы особенно и не сожалели. А после смерти Жукова оказались
единственным и полновластным распорядителем специальных финансовых
средств. Кажется, так называется пакет акций Третьего рейха, всецело
управляемый вами?
Беспорядочно покрутив по ухабистым улочкам, Мавр остановил машину
возле какой-то промышленной зоны, напоминающей бетонный завод. Он хлопнул
дверцей и пошел вдоль панельного забора. Козенец догнал его, попробовал
поймать шаг.
- После того как вы неожиданно раскрылись в Архангельске, поднялся
невероятный переполох. Узнал об этом случайно, меня отсадили от
информации, но некоторые чиновники до сих пор считают своим долгом
докладывать обстановку... Администрация президента стоит на ушах! ФСБ и
МВД объявили план "Перехват", это когда вы ушли на Ярославском вокзале. А
вы спокойно разгуливаете по Москве...
- Мне нужна конфиденциальная встреча с президентом, - сказал на ходу
Мавр. - В течение этой недели.
Козенец такого не ожидал. Он ценил себя намного выше, окружение, само
того не желая, давно убедило его, что он - могущественный и
самостоятельный политик, способный влиять на все государственные процессы,
а тут его намеревались использовать сводником - посредником для
организации встречи.
Он знал, кто такой Пронский, и если такой человек воскрес, значит,
назревало грандиозное и, возможно, скандальное событие, и потому
претендовал только на первую роль. Это была его месть за отлучение от
власти или способ возвращения к ней.
Но Козенец ничуть не обиделся.
- Исключено, - отрезал он. - Вспомните попытку прорваться к Леониду
Ильичу. Сегодня он хуже, чем Брежнев конца семидесятых. А его толкают на
второй срок...
- Насколько сильны позиции премьера?
- К нему можно относиться как угодно. Средства массовой информации
сделали из него тупого болвана и жлоба. На самом деле умом он не блещет,
но иногда способен принимать решения, разумеется, если получит поддержку
олигархов.
Мавр предполагал, что Козенец обязательно потянет одеяло на себя.
- То есть в правительстве сейчас нет ни одного самостоятельного
человека?
- Последним независимым был Петр Аркадьевич Столыпин, но вы же
помните, что с ним случилось. Уверяю вас, никто не решится даже намекнуть
ФРГ об оплате Веймарских акций. Это приговор самому себе. Тем более,
политика сближения с Западом зашла так далеко, что теперь напоминает
сексуальные отношения. Единственный возможный путь - крепнущие позиции
молодого и зубастого олигархического капитала. Эти ребята провернут любую
финансовую операцию, но вы же не хотите обогащать богатых?.. - Козенец
остановился перед Мавром. - Извините, товарищ генерал, но вы воскресли со
своими бумагами в самое гнусное время. Выросли, как подснежник в январе.
Любую вновь возникшую структуру, будь то промышленная, финансовая или даже
возглавляемая самим Всевышним компания, но где хотя бы косвенно будут
фигурировать Веймарские ценные бумаги, не пустят на финансовый порог. Я
знаю, о чем говорю, да и вы догадываетесь, иначе бы не принимали особых
мер безопасности. Ситуация парадоксальная, как, впрочем, и вся жизнь в
России - сидеть на куче золота с протянутой рукой... Да, я примерно знаю
ваши замыслы: открыть сеть банков, создать некую империю и тогда, с высоты
финансового Монблана, заявить свои претензии... Сразу говорю - нет.
Во-первых, вас не пустят на этот рынок, ибо там уже нет свободных мест. А
потом, за вами идет настоящая охота, и рано или поздно, вас выгонят на
стрелков. Собственно, я и пошел на встречу, чтобы предупредить.
- Благодарю, - хмыкнул Мавр. - Насколько я знаю, ты сейчас свободен
от работы в кремлевской администрации?
- Свободен... Но, к сожалению, вынужден отказаться от любых ваших
предложений, - Козенец будто бы вздохнул. - Я ушел окончательно и
бесповоротно, мне скоро семьдесят. Два месяца назад сел писать книгу
воспоминаний. Есть о чем рассказать... И знаете, так увлекся! Теперь вижу
весь окружающий мир сквозь литературную призму. Вот и с вами свела судьба
совсем не случайно.
- Я не собирался делать предложений. Мне нужна встреча с премьером. А
тебе будет отдельная глава для книги.
- Как представить вас премьеру?
- А расскажи ему все, что мне сейчас, с предысторией, с интригой про
Жукова.
- Задача невероятно трудная, - стал набивать себе цену Козенец. -
Предстоит найти форму подачи и особое состояние духа. Детектив ему
подсунуть перед тем, что ли. Может, под впечатлением клюнет... Он эту
дребедень читает, как пацан, не оторвать...
Гарантией его непотопляемости было тонкое знание психологии хозяина и
умение манипулировать его состоянием. Должно быть, занятые
государственными делами люди привыкали к чуткому и все понимающему
Козенцу, и потому держали при себе.
- Встречу организую, - не сразу согласился он. - Если это поможет...
В разоренной химчистке Хортов просидел несколько минут, убеждая себя,
что киллеры после такой неудачи не станут сшиваться во дворе и постараются
убраться, прихватив с собой раненого. И все-таки было зябко выползать из
убежища и тем паче, возвращаться в свой двор. Однако где-то на улице вдруг
раздался сильный хлопок, и атмосферу пронизала ударная волна. С пистолетом
в руке он прокрался к оконному проему, затаившись, долго смотрел в темное
пространство между домами, но никакого движения не обнаружил. На соседней
улице урчала машина, по стенам бегали отблески рекламы, напоминающие
далекий пожар, а в сталинском доме из темных окон доносился плач ребенка.
Хортов выбрался из здания химчистки и окольными путями направился к
машине.
Он подождал еще минут пять, более для того, чтобы успокоиться самому,
а пока стал рассматривать трофей. Это был отечественный "Макаров", хотя
сначала показалось, какой-то импортный, в заводских условиях снабженный
глушителем, - то есть оружие специального назначения, используемое в
спецоперациях армии и-силовых органах. Вот это как раз насторожило больше
всего: второй стрелок был вооружен точно таким же! Можно сказать, шли на
задание со своим табельным оружием...
А ведь его предупреждали! И адвокат сказал, конкуренты недовольны
опубликованным материалом, и самое главное - Дара!
Хортов только сейчас вспомнил вроде бы нелепую фразу об осторожности
на дорогах и особенно во дворах жилых домов в темное время суток. Другими
словами, она сказала - не подъезжай к своему дому, там опасно! И пожалуй,
это обстоятельство, схваченное подсознанием, заставило его идти в свой
двор пешком и с повышенной бдительностью.
Убийцы ждали его возле "ракушки", точно зная, что он обязательно
поставит туда машину, и стреляли бы в тот момент, когда он вылезет из
салона машины и начнет открывать замок. Это куда надежнее, чем караулить у
подъезда, где даже ночью снуют люди, особенно, если знаешь жертву только
по фотографии.
Завтра бы во всех газетах и по "ящику" появилось бы очередное
сообщение - у своего дома застрелен еще один журналист...
Хортов осторожно вышел из здания химчистки и окольными путями
направился к машине. Глушитель он открутил и спрятал в левый карман
куртки, а в правый, под руку, положил пистолет. Вокруг было по-ночному
тихо, так что свои шаги казались громкими, откуда-то доносился
приглушенный гул и где-то далеко подвывала пожарная сирена.
Он пересек сквер, обогнул магазин на углу и вдруг увидел высокий
огненный столб на той улице, где оставил машину. Пламя было настолько
сильным, что высвечивало всегда черную арку в крепостной стене дома. Он
сразу же понял, что горит его "БМВ". Уже не скрываясь, Андрей подошел
ближе, насколько мог вытерпеть жар: крыша была вспорота, как консервная
банка, и оттуда вырывался скрученный с черным дымом поток огня. Под ногами
скрипело стекло, выброшенное взрывом, раскаленный металл коробился и
шевелился, как живой, а от горящих покрышек плавился асфальт.
Пожарная машина остановилась в десятке метров, развернувшись задом,
вывалившиеся из ее чрева люди неторопливо стали раскручивать шланг. Хортов
стоял и грел руки.
- Зачем вы тушите? - спросил он, когда из брандспойта потекла вода, -
здесь уже нечего тушить!
Офицер без боевой амуниции оказался рядом.
- Что произошло? Вы видели?
- Пожар, - невпопад сказал Хортов.
- А вы что здесь делаете?
- Это была моя машина.
Начальник караула оглядел его, отступил на шаг: теперь из разорванной
машины вырывался перегретый пар.
- Вот именно, была... Сожалею... Кто это мог сделать? У вас есть
враги?
Хортов на какое-то время отстранился, глядя, как пожарные добивают
огонь, - запахло жженой резиной и ядовитой пластмассой, и не заметил, как
подъехала милицейская машина и у черного парящего остова появились четверо
с автоматами.
- Документы на автомобиль? - спросил один из них, черный,
бесформенный, с каркающим голосом.
- Ничего не хочу, - в ответ вроде бы сказал Андрей.
Рука в перчатке оказалась под мышкой, жесткая и безжалостная.
- Садитесь в машину! Живо!
- Машина сгорела! - он вывернулся и отскочил. - Смотри!
- В нашу садись! - перчатка снова потянулся к Хортову. - Что, крыша
поехала?
- Да пошел ты! - он ударил вдоль черной руки, кулак наткнулся на
бетонный панцирь.
И в следующий миг увидел, как автоматчик рухнул на асфальт, только
бронежилет сбрякал.
Три его товарища, стоящие за остовом машины, слегка ошалели, а потом
кинулись к Хортову. Он же отскочил к пожарнику с брандспойтом, нырнул под
струю и побежал вдоль улицы.
- Стоять! - заорали вслед, и над головой треснула короткая очередь.
Андрей прыгнул в сторону, к черным липам вдоль тротуара, и прибавил
скорости. Через минуту за спиной взревел мотор, врубились фары, и в
мечущемся свете он увидел собственную тень. Впереди была улица с горящими
фонарями, по которой в обе стороны катили машины, слева - бесконечная
желтая стена дома. Его выгоняли на чистое, освещенное место, где было не
спрятаться, и тогда Хортов выскочил на проезжую часть, перебежал улицу
перед самым носом милицейской машины и с ходу залетел в проезд между
зданиями. Он слышал нещадный скрип тормозов, хлопанье дверей, а потом
дробный стук ботинок по асфальту и замедлял шаг, давал фору
преследователям, неожиданно наливаясь радостным азартом опасной игры.
- Ну, суки, давай! - крикнул он, подпустив поближе черные бренчащие
фигуры.
Его засекли, и мгновенно разделившись по парам, порскнули в тень
домов. Прячась за мусорными контейнерами, Андрей достиг угла, и оттуда, по
двору, заставленному машинами, - к соседнему дому. По пути он зацепил
какой-то автомобиль, и в гулком дворе завыла сигнализация. И на этот звук,
как на маяк, ринулась бронированная погоня. Под шумок он перескочил двор,
оказавшись в каком-то переулке, и тут увидел яркий свет милицейской
мигалки - вызвали помощь! Затаившись у перил подъезда, он пропустил
машину, затем спокойно перешел на другую сторону и оказался у здания,
затянутого зеленой ремонтной сетью. Андрей нашел дыру в заборе, поднялся
на леса и спрятался под этот занавес.
Хорошо было видно, как черные тени прочесывают дворы в квартале
напротив, а в домах, этаж за этажом, вспыхивают окна, должно быть, пошли
по квартирам. Скоро подъехал грузовой фургон, откуда посыпались омоновцы в
доспехах, разбегаясь по переулку и дворам, - ставили оцепление. Вдоль
строительного забора проскочили трое, перекрыли проходные дворы. Андрей
выждал, когда у машины никого не осталось, спустился вниз и пошел в тени
домов. На освещенном перекрестке маячил милиционер в армейской каске,
другой хозяйничал на тротуаре. Перед ними уже скопились несколько
автомобилей и группка людей, которых поставили вдоль стены и обыскивали.
Хортов резко свернул за угол и чуть не наткнулся на ствол автомата.
- На землю! - успела крикнуть камуфлированная тумба и в тот же миг
сама рухнула на асфальт. Слетевшая с головы каска завертелась волчком.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 26 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |