калитка, за которой сразу же была река весенний разлив в некоторых местах
подтапливал сад
- Мне здесь нравится, - сказал он - Под самым носом у зенитчиков и
никто не заметит Ищи место и прячь лодку
Сыромятнов обследовал прилегающий к воде край сада и в углу обнаружил
вкопанный деревянный ящик, компостную яму, набитую садовым мусором.
Аккуратно снял верхний слой листвы и запихал туда мешок.
- А куда рацию?
- И ее определим Только бы в доме никого не было, - молитвенно
пожелал Пронский.
- Кто-то есть, - вздохнул рядом старшина. - Вышел и с собакой
возится...
Они подошли, не скрываясь, наставили оружие: человек нес собаку на
руках.
- Предъявите документы!
- Это мой дом, - объяснил тот. - Орудия поставили совсем рядом и вот,
контузило собаку...
- Идите в дом Кто там еще?
- Только мой сын, старший сын...
Его втолкнули в двери, Пронский включил фонарик В передней стоял
рослый унтер-офицер в расстегнутом мундире и с пистолетом в руке.
- Сдать оружие! - приказал капитан и в тот же миг вытащил "вальтер"
из его ватной руки.
- Это мой сын! - с гордостью сообщил человек и положил собаку на пол.
- Немедленно покажи документы офицерам! Я сейчас предъявлю свои... Если
так будут стрелять все время, наш дом развалится.
Пока Пронский рассматривал документы сына, из дверей появился папаша
в мундире пехотного майора.
- Ваш сын - дезертир!
- О нет, господин капитан. Он приехал после ранения... А я инвалид
войны! - доложил. - Имею Железный Крест...
- Только сейчас с крыши вашего дома подавали сигналы русским
самолетам, - отчеканил капитан. - Кто еще здесь живет?
- Только мы с сыном! Готовимся к эвакуации...
- Вы арестованы!
- Это недоразумение, господин капитан! - забормотал старший, однако
покорно двинулся на выход. - С нашей крыши не могли подавать сигналы...
Впрочем, да, следовало бы во время налета спускаться не в подвал, а
охранять дом... Эрнст, ты не видел посторонних на нашей усадьбе?
- Куда вы нас ведете? - спросил тот, когда уже спустились к реке и
Сыромятное растворил калитку. - Нет. Нет! Я верен... Я не дезертир! Готов
умереть!.. Хайль Гитлер!
- Умри! - Пронский выстрелил в лоб и толкнул его стволом в светлый
проем калитки.
Мгновением позже в ту же рассвеченную кипящую воду полетел и майор с
Железным Крестом. Старшина оттолкнул его ноги и закрыл калитку. Наконец-то
бомбардировщики дотянули до целей и начали разгружаться: над городом
вспыхнуло зарево, и сплошные разрывы слились в протяжный, вселенский гул.
- В Москве был, когда бомбили, - по-русски сказал Сыромятное. - И
думал, вот бы побывать в Берлине...
- Соболь сказал, ты владеешь немецким в совершенстве... В чем дело? -
Пронский нашел сухое место и сел под яблоней.
- Ненавижу этот собачий язык, - признался старшина. - А сейчас...
такое время... Нельзя держать в сердце ненависть. Чтобы не уподобиться...
Только любовь.
- Страстная неделя?
Он слегка воспрял, однако лицо было бледным в отблесках зенитного
огня.
- В этом году интересно, совпадают Пасхи, наша и католическая. Мне
кажется, это знак.
- Придется тебе, Сыромятное, взять себя в руки, забыть некоторые
убеждения. Ты на операции, а не на воскресной службе. Нельзя расслабляться
и благодушествовать. Последнее предупреждение. Ты как старик, честное
слово... Кстати, а сколько тебе?
- Возраст Иисуса Христа, тридцать три исполнилось... Соболь сказал,
вы меня вернули потому что я - верующий.
- Да, поэтому...
- А зачем вам религиозный человек? Лучше партийцев взять...
- Чтоб молился за нас, - увернулся от ответа Пронский.
- Нет, вам потребовался человек с духовным опытом. Я чувствую...
Может, потому что вы - князь?.. Кстати, первый раз в жизни вот так, с
князем разговариваю...
Пронский отвернулся.
- Скажи-ка мне, братец... От кого это ты услышал?
- Мне нельзя носить камня за пазухой, сразу хотел признаться, как
вернули в группу, - старшина поднял глаза и уж больше не опускал взгляда.
- Я вообще не привык что-то скрывать, особенно когда с человеком за линию
фронта идешь. Ничего бы, да ведь камень этот давит и трет... Перед тем,
как меня в группу отправить, "смершовец" вызвал, подполковник... Не наш
он, может, видели в штабе дивизии, шнобель такой, чтоб вынюхивать... и
всем интеллигентно улыбается?
- Не видел...
- Сволочную роль отвел мне. Для вашего княжеского уха и вовсе подлая.
Задание дал сексотить за вами. Мол, потом доложишь подробно в письменной
форме, куда ходили, что делали, как себя вели... Дескать, по той причине,
что не наш вы человек по социальному происхождению, и принадлежите к
известному княжескому роду...
- Фамилию назвал?
- Нет, не назвал... Но, говорит, ты, Сыромятное, человек верующий, а
значит, справедливый и честный. Вообще не понимает, что такое вера.
- И ты согласился присматривать за мной?
- А куда бы я делся, товарищ капитан? Это же не первый раз... Наш
смершовец заставлял меня за Остапенкой сексотить, он родом с Западной
Украины. Я такого сочинил - сразу орден дали. А так все не давали, все
наградные документы терялись...
- Но это ведь нехорошо - обманывать? Ты же дьяконом был!
- А хорошо человека втаптывать? Мужественного и смелого человека?
- Соболю доложил о встрече со СМЕРШем?
- Зачем? Я сам разберусь... Пронский послушал бомбовый гул над
Берлином.
- Незавидная у тебя роль, старшина...
- Посмотрел, как вы их в лоб бьете, сразу понял, "смершовец" не
наврал, князь вы. Княжеское у вас хладнокровие, - он присел на корточки
под деревом. - Товарищ капитан, а если откровенность за откровенность...
Мы что по Берлину-то рыскаем?.. Знаете, я не привык втемную, без четко
поставленной задачи. Давайте уж так: я от камня освободился, и вы бы
тоже... Зачем, например, лодку тут спрятали? Поплывем куда, что ли?..
Вернувшись домой, Хортов отключил телефоны и сел писать продолжение
статьи. Он даже о браслете забыл, который перетянул левую руку, и чтобы
она не отекала, приходилось постоянно шевелить кистью и восстанавливать
приток крови. Коварный цыганский подарок от души стал своеобразным
навязчивым знаком-воспоминанием: стоило забыть на десять минут, как рука
становилась деревянной. Браслет не давал покоя и ночью, и Андрей очень
быстро приучился массировать ее, не просыпаясь. Тут же он или слегка
растянулся, или ток крови был настолько сильным, что пробивался через
пережатые сосуды.
Хортову казалось, фактов для второй статьи достаточно - чего стоит
судьба старца Гедеона! А спецоперация полковника Пронского! Садясь за
компьютер - последний подарок законной жены, - он уже предчувствовал, что
дело вторым материалом не закончится - будут еще третья, четвертая серии,
поскольку непременно объявятся новые, связанные с темой люди.
Вечером он не выдержал, ушел к своей "ракушке" и позвонил по
мобильнику Кужелеву на дачу.
- Ты с адвокатом не встречался? - сразу же спросил тот.
- Нет, перенесли встречу на завтра, - Хортов сдерживался. - Боюсь,
как бы не пришлось еще разок отложить.
- Надо с ним встречаться, не откладывай. И не выключай телефон.
- Я сегодня встретился со старцем Гедеоном. Не слышал о таком?
- А чем он знаменит?
- Тем, что принимал участие в специальной операции полковника
Пронского в апреле сорок пятого. Организовывал и руководил сам Георгий
Жуков.
- Оба! - вырвалось у Кужелева, и это означало его редкую, особую
заинтересованность. - На диктофон записывал?
- Нет, скажу жене, чтоб подарила...
- За такую информацию я сам тебе подарю... Где он живет?
- Лежит в нейрохирургии, в областной, осколок из черепа достали...
- Все, завтра поедем к нему вместе. Представишь меня редактором
газеты. Прямо с утра.
- С раннего утра, пока он бодрый.
- Добро, жди звонка.
Он вошел в квартиру, автоматически запер за собой стальную дверь и
сел за компьютер. Однако через несколько минут услышал за спиной шорох, и
обернувшись, машинально спрятал браслет под обшлаг рубашки.
В проеме между комнатой и коридором стоял человек неопределенного
возраста во всем черном, вплоть до галстука. Хортов встал, но спросить
ничего не успел.
- Я референт господина Артельянца, - опередил незнакомец. - Сейчас мы
поедем к нему в офис, он ждет вас.
Протестовать было бессмысленно.
У подъезда стоял скромный джип с темными стеклами и водителем в такой
же черной одежде. Референт открыл заднюю дверцу, обозначил движение,
словно помогал сесть. На крыше включилась мигалка, и машина полетела по
осевой линии.
Насколько знал Хортов, хозяин газеты занимался бизнесом в области
медицины и фармакологии, владел соответствующими предприятиями и фабриками
и держал сеть аптек по всей стране. В редакции Артельянца называли просто
Армен, поскольку он был демократичен, любил свое детище и журналистов, а
еще потому, что мало кто мог правильно выговорить его отчество -
Ицхагехарович.
Несмотря на позднее время - десятый час, хозяин сидел за столом и
работал с бумагами. Ему было лет пятьдесят, однако его чисто кавказский
облик и подростковая фигура скрывали возраст. В противовес своему черному
окружению, одет был в светлый костюм и вместо галстука - пестрый шейный
платок (сразу стало ясно, у кого заимствовал стиль редактор газеты
Стрижак).
- А, Хортов! - воскликнул он, словно они были давно знакомы. -
Садитесь. Вы сами когда-нибудь видели эти акции?
Браслет намертво перехватил руку. Андрей сел за приставной стол и
незаметно стал двигать кистью.
- Не видел, - признался он. Артельянц достал из приоткрытого сейфа
пластиковую папку, бросил Хортову.
- Смотрите... А я сейчас вернусь.
В папке оказалось пять подлинных ценных бумаг: чтобы понять это,
достаточно было взять их в руки - плотные, посеревшие листы с
невыразительными, выцветшими от давности реквизитами Веймарской
республики. Общий их вид напоминал потасканные в карманах денежные купюры,
только большого размера.
И пахли деньгами...
У Хортова на миг сперло дыхание, а руку заломило от боли: это могли
быть акции Кацнельсона! В следующую секунду он выхватил ручку и переписал
номера первых двух бумаг на бесчувственную левую ладонь.
Хозяин вернулся через минуту, принес какой-то пакет.
- Изучили? Замечательно. Прошу вас провести журналистское
расследование. У вас есть все возможности разыскать их, а мы похлопочем,
чтобы вернуть акции настоящему владельцу.
- Хотите, чтобы я нашел бумаги, похищенные у Кацнельсона?
- Нет, этим пусть занимаются следователи. По моим сведениям сейчас в
России у совершенно разных лиц хранятся акции на общую сумму в шесть, а по
некоторым оценкам и в девять миллиардов долларов. Это по современным
котировкам. Надеюсь, для вас это достойное занятие?
- Да, мне интересно, - не сразу отозвался Хортов. - Пока удалось
выяснить лишь один факт: акции попадали в СССР через Коминтерн. Дальнейшее
их движение неизвестно.
- Но ведь у вас есть соображения по этому поводу? И доверенные люди в
компетентных структурах. А пропуска в закрытые архивы я вам передаю, - он
протянул пакет. - Там небольшая сумма денег на текущие расходы. Всякая
полученная вами информация относительно ценных бумаг должна попадать в
первую очередь ко мне на стол. В случае, если вы обнаружите держателя
акций, самостоятельно никаких действий не предпринимать. Надеюсь, вы
понимаете, наш разговор и мои поручения строго конфиденциальны.
- Понимаю...
- Желаю успеха, - Артельянц встал, но вместо руки подал визитную
карточку. - Можете звонить по этому телефону в любое время суток.
Черный референт уже стоял на пороге в ожидающей позе.
По дороге Хортов не стал смотреть, что в пакете, но едва зашел домой
и уже осознанно запер дверь, вытряхнул содержимое на стол.
Три пропуска - в архив министерства финансов, МВД и ФСБ были
подписаны первыми заместителями, а четвертый - в запасники музея
Октябрьской революции - почему-то премьером.
Небольшая сумма на текущие расходы составляла пятнадцать тысяч
долларов...
***
Перед тем как лечь спать, уже в половине второго, Хортов вспомнил о
Кужелеве и старце Гедеоне, поставил телефон в изголовье и, массируя руку,
попытался заснуть, однако возле уха задребезжал звонок Он машинально взял
трубку и услышал незнакомый голос, говорящий торопливо и сбивчиво
- Господин Хортов! Андрей Александрович! Простите, поздно... Но не
могу удержаться! Только сейчас прочитал... Не знаю, как благодарить вас!
Завтра бросаю все дела и подаю документы!
- Кто это?
- Я не представился? Простите, Андрей!.. Это говорит Донат
Кацнельсон! То есть Соплин! Да, я возвращаю свою фамилию! И буду гордиться
ей. И Соплин - будет звучать благозвучно! Как мне вас благодарить? У вас с
зубами все в порядке? Вы знаете адрес моей клиники на Ленинградском?
- Зубы в порядке, - усмехнулся Хортов. - Выбьют - непременно
обращусь. Спокойной ночи!
Он знал, что интеллигентный сын старого афериста не перезвонит,
положил трубку и умиротворенный мыслью, что хоть один человек искренне ему
благодарен, спокойно заснул.
А утром проснулся сам, не от звонка или боли - встрепенулся, взглянув
на часы - время восьмой час!
Он проверил телефон и успокоился тем, что у них с Кужелевым разные
понятия о времени, и рано может быть и в девять. Хортов умылся, оделся,
перечитал, что было написано вчера, пересмотрел пропуска, пересчитал
деньги и, не выдержав, стал названивать сам.
Полковника нигде не было, и никто толком не мог объяснить, где он.
И тут закралось подозрение, что он поехал к старцу в одиночку. Из
соображений секретности вопросов, которые намерен задать...
Телефон зазвонил лишь в половине десятого. Хортов схватил трубку,
готовый сказать все, что думает, однако услышал знакомый журчащий рык.
- Сегодня я купил газету и ваших пояснений не обнаружил. Вы
разочаровали меня, господин Хортов.
- Ну что же, я вам сочувствую, - бросил он.
- Я вам тоже, - добродушно проворчал старый лев. - Старец Гедеон
сегодня ночью скончался от сердечной недостаточности. Должно быть, вы
разволновали его вчера. Дабы исключить такие досадные потери в дальнейшем,
советую вам вести себя благоразумно. Не расстраивайте...
Хортов не дослушал и бросил трубку на аппарат. И вдруг заметил, что у
него трясутся руки, чего раньше не бывало. А левая, перехваченная золотой
косичкой, вообще отмерла и заледенела. Он пошел на кухню за водой, но
теперь зазвонил мобильник.
- Когда я говорю - не кладите трубку, - механично прорычал лев. -
Имейте терпение выслушать своего читателя.
Неизвестный таким образом поставил точку и отключился. Хортов напился
воды, несколько раз отжался от подоконника - тряска не проходила. Тогда он
вышел на улицу к своей "ракушке" и стал звонить Кужелеву, набрал сначала
его рабочий телефон, затем мобильный - нигде не отвечали.
Он бесцельно выгнал машину, сел за руль и вспомнил, как вчера ехал от
старца и радовался, и ждал завтрашнего раннего утра...
И вдруг подумал, что он живет всегда с некоторым опозданием: только
копнул тему деятельности Коминтерна и вышел на фигуру Кацнельсона, как тут
же его убрали. Стоило прикоснуться к таинственной истории полковника
Пронского и единственный раз поговорить с участником операции, как и он
умирает от сердечной недостаточности.
И от недостаточности ли?..
Кто следующий? Куда еще он опоздает?..
Хортов вернулся домой, чтобы взять деньги и документы, прыгнул в
машину и помчался в аэропорт. Браслет вроде бы чуть расслабился, и он
попробовал снять его на ходу и чуть не слетел с трассы. Пришлось оставить
эти попытки. В полупустом зале аэропорта суетливость как-то незаметно
растаяла, предчувствие дороги, как в детстве, радовало его и одновременно
располагало к определенному ритму - это все равно как шагать по шпалам.
Андрей изучил расписание, сунулся в кассы, и оказалось, билетов в
Симферополь нет на две ближайших недели - бархатный сезон был в разгаре, а
количество рейсов сократили до одного в день.
Он вспомнил об удостоверении специального корреспондента, подошел к
окошечку начальника смены, однако выяснилось, что газета не имеет брони.
Пресса в аэропорту не пользовалась уважением, на него смотрели как на
пустое место.
У начальника отдела перевозок сказали почти то же самое, правда,
записали в очередь, если кто-то откажется от полета, но не раньше, чем
через неделю.
Он побродил по залу, соображая, что еще можно предпринять - звонить
Стрижаку или самому Артельянцу нельзя, Кужелев намертво ушел со связи, и
оставалось лишь набраться хамства и предложить кассиру взятку - до
отправления рейса оставалось менее трех часов. Хортов вложил в паспорт
двести долларов, подошел к кассе. Очередь двигалась быстро, поскольку
билетов не было никуда, и все равно он добрался до окошечка, когда
объявили регистрацию и одновременно посадку.
Андрей попросил посмотреть что-нибудь на Симферополь. Грузная женщина
с круглыми глазками отлично видела деньги, но вернула все назад.
- С удовольствием бы, но сегодня выбрана даже правительственная бронь.
- А на завтра?
- Завтра и подходите.
Это была полная безнадега, судя по тону кассирши.
Длинная вереница счастливчиков давно уже выстроилась у стойки
регистрации, продвигалась быстро, минуты летели неотвратимо и
подхлестывали его в поисках вариантов. Андреи выбрал жертву среди
пассажиров - коренастого, усатого мужика с рюкзаком, но оттащить для
разговора в сторонку не смог. Пришлось объяснять ситуацию и предлагать
деньги прямо в очереди.
- За штуку баксов? Две недели торчать в Москве?..
И недоговорил, не уточнил своего отношения зашевелил усами - люди
смотрели на Хортова, с интересом и страхом, как на сумасшедшего.
- Кто уступит место за тысячу долларов. - теперь уже у всех сразу
спрашивал он. - Плюс стоимость билета?
Больше он предложить не мог - оставалось на билет в один конец:
деньги Артельянца решил не трогать.
Цепочка пассажиров неукротима текла мимо, и выстраивалась другая,
возле дверей зоны спецконтроля. Андрей отошел от стойки, пристроился возле
колонны и неожиданно для себя вспомнил свои путешествия в ранней юности,
когда было так просто пускаться в дорогу: запрыгнул в поезд, и уже в пути,
а нет - так в трюм баржи или вовсе пешком, по шпалам.
Или как с хранителем Земных Путей, по неведомым дорогам, то ли по
небу, то ли по земле - в общем, как во сне, вышли с восходом солнца с
берегов Оби и к закату оказались на реке Ура...
Он огляделся по сторонам, словно лез в чужой карман, зашел за колонну
и, чтобы отвлечься от воспоминаний, стал слушать мерцающий гулкий голос
под сводами аэровокзала. Он гремел почти все время, как особый, всегда
волнующий и зовущий в дорогу фон, как музыка, по силе одухотворения
подобная "Маршу славянки".
Хортов воспринимал лишь это высокое пение, совершенно не вдаваясь в
смысл объявлений, пока вдруг не услышал своей фамилии и что-то о
справочном бюро. Он замер, сосредоточив внимание только на голосе из
поднебесья и уже через несколько секунд готов был бежать сломя голову.
- Пассажир Хортов, вылетающий в Симферополь, подойдите к справочному
бюро, вас ожидают.
Андрей уже не задумывался над тем, кто его может ожидать, если никому
не известно, где он и куда летит. Сейчас это было не важно, не имело
никакого значения; он шел через зал по прямой, и загустевшая перед
посадкой, нервная толпа раздвигалась, образовывала коридор, и самое
странное, пропускала совершенно безмолвно. Оказавшись возле окошка
справочного, Хортов огляделся и не увидел, а почувствовал за спиной
человека.
- Здравствуй, Бродяга, - голос был тихий и чуть насмешливый.
Он быстро обернулся и наткнулся взглядом сначала на билетную книжечку
- синий, желанный флажок трепетал в чьей-то руке перед самым лицом.
- Это твой билет. Возьми!
Хортов непроизвольно отпрянул, взял билет и будто пелену с глаз снял:
перед ним была молодая женщина в коричневой, плотно обтягивающей голову
косынке из тяжелого шелка, отчего лицо казалось маленьким, а глаза
огромными...
В первое мгновение ему показалось, он знает ее, видел, встречал и,
возможно, разговаривал, и между ними есть какая-то глубинная и вечная
связь, как у матери с сыном. Но миг этот был похож на всплеск молнии -
озарил, высветил контуры неведомого мира и угас, ослепив ярчайшим световым
пятном.
И все кануло, растворилось в белом мареве...
- Иди! - ее голос будто привел в чувство. - Регистрация заканчивается!
Ни спросить, ни сказать он ничего не успел, понес перед собой билет
через толпу и оглянулся, когда оказался перед стойкой.
- Не опаздывайте, - зачем-то сказала регистраторша и выхватила из
руки книжку - должно быть, не узнала, не спросила, откуда у него билет,
хотя он около часа вертелся перед ней.
В зону спецконтроля он тоже вошел под занавес, до последней минуты
стоял среди толпы и вертел головой, выискивая головку в коричневом шелке,
пока авиа-барышня не оказалась в дверях.
- Пассажиры на Симферополь есть?
Хортов беспрепятственно прошел сквозь стальную арку и побежал
догонять виляющий хвост цепочки, стремящейся к автобусу. Уже в самолете,
когда он продавливался сквозь пластилин встречного потока и искал свое
место, схватили его за рукав жесткой и сильной рукой.
- Кто взял? Эй, кто пошел?
- Куда пошел? - Андрей увидел усатого.
- На штуку баксов?
- Никто, - с трудом вырвал руку.
Место оказалось у двери аварийного выхода - самое удобное, можно ноги
вытянуть. Хортов сел и хотя самолет еще стоял на земле, сразу же ощутил
тяжесть перегрузки; его придавило к креслу, отяжелели руки и веки
опустились сами собой.
Было полное ощущение, что он снова в промерзшем чреве баржи...
Когда же открыл глаза, лайнер уже заруливал на стоянку и в
иллюминаторе, словно продолжение грез, возникла дрожащая картинка
симферопольского аэровокзала.
***
Соленая Бухта стояла у самого моря, вытянувшись вдоль берега
единственной улицей и отгороженная от остального мира высокими, скальными
уступами с графическими росчерками виноградников. Из плотной зелени садов
торчали крыши, разлапистые пальмы и высокие столбы кипарисов - райский
уголок после московской дождливой осени. Сначала Хортов прошел поселок из
конца в конец, рассматривая дома, и на обратном пути двинулся уже
медленнее, по стороне, примыкающей садами к морю.
Старец Гедеон не знал ни адреса Пронского, ни его теперешнего имени
(а может, и знал, да сказать не успел), но дал два верных направления:
шрам от виска до горла и его лекарское занятие. Дома, как и везде на юге,
были кирпичные, разнокалиберные, опутанные виноградниками и прилепленные
друг к другу. И почти всюду высокие каменные заборы с маленькими, чаще
всего стальными калитками. Хортов постучал в одну, другую, но в ответ лишь
лаяли собаки и на улице никого - послеобеденное время, жаркое солнце,
тихий час... Наконец, достучался, но пожилая татарка не захотела
разговаривать, сказала, не понимает. Тогда он свернул в проезд к морю, где
трое парней выкладывали из бетонных блоков пристройку к домику.
- Я ищу лекаря, - сказал Андрей. - В возрасте... Массажи делает. У
него еще шрам на щеке.
Парень, что мешал раствор в железном корыте, разогнул спину, оперся
на лопату.
- Лекарь?.. Не знаю.
- Да Мавр, наверное, если шрам, - отозвался со стены другой. - Только
он массаж делает исключительно отдыхающим женщинам.
Все засмеялись.
- У него что, фамилия - Мавр?
- Да нет, вроде... Он черный такой, - парень указал мастерком. - Вон
стоят шесть кипарисов, так это у него во дворе. Дом весь в узорах... Но ты
лучше с моря зайди, через сад. А то к нему не достучаться.
С моря усадьбу отделял мощный дувал из дикого камня с кованой
калиткой, запертой на замок. Сквозь нее виднелся неубранный сад, смутные в
зелени очертания дома и времянок. Хортов вскарабкался на стену, осмотрелся
еще раз и спрыгнул на землю.
- Хозяин! - позвал он и поднял огромное яблоко - с утра во рту ни
крошки...
Из-под деревьев молча выскочила крупная овчарка, привстала на задних
лапах, будто на привязи, и гулко залаяла. Хозяин появился почти следом -
высокий, загорелый до черноты человек, о возрасте которого можно было
судить лишь по серебристо-белым волосам.
Он действительно походил на мавра, и хватило одного взгляда, чтобы
понять - адресом не ошибся: от виска к подбородку и ниже, к горлу,
тянулась глубокая складка, весьма похожая на шрам.
- Ну что, попал? - хмуро усмехнулся он и взял собаку за ошейник. -
Штаны не жалко - через забор полез?
- Здравствуйте! Сказали, у вас времянка свободная, - по дороге Андрей
придумал, под каким предлогом поселиться у Пронского.
- На воротах по-русски написано: мест нет. Читать не умеешь?
- Но у вас же никого нет, а я всего на недельку! В море покупаться...
Мавр не ответил, достал из карманчика шортов ключ и стал открывать
калитку.
- Вон море, иди купайся, - прогудел, стоя спиной к Хортову. - В этот
сезон я отдыхаю сам.
Овчарка замолчала, но держала незваного гостя под прицелом.
- Здравия желаю, товарищ полковник, - тихо сказал Андрей и откусил
яблоко.
Хозяин замер и, медленно повернув голову, глянул через плечо. Взгляд
был спокойным и даже высокомерным - признак сильного человека.
- Вы полковник Пронский, - добавил Хортов. - Александр Романович.
- Кто такой? - с усмешкой спросил он.
- Журналист из Москвы, Андрей Хортов.
- А, вот ты какой! - вроде бы обрадовался он. - Ну, а еще что
знаешь?.. Впрочем, ладно, пошли!
Пронский запер калитку и направился через сад к дому. Андрей пошел за
ним в сопровождении овчарки. Над землей, заваленной киснущими фруктами,
кружились осы.
- Видишь, что творится? - сказал полковник, безжалостно раздавливая
кроссовками переспелую айву. - Надоело, убирать не стал. Вон и виноград
потек... Пусть все в землю уйдет.
Он завел Хортова в беседку, велел подождать, а сам удалился в дом.
Отсутствовал он минут пять - время, чтобы посоветоваться с кем-нибудь или
позвонить. Вернулся с графином вина и двумя стаканами, поставил все на
столик, молча разлил и, протянув руку, сорвал горсть слив.
- Ну?.. И как ты нашел меня, журналист?.. Давай, пей, чокаться не
будем.
- Схимонах Гедеон откликнулся на публикацию, - признался Хортов:
играть с этим человеком не имело смысла. - Лежал в больнице...
- Это какой Гедеон? - сделал насмешливо-недоуменный вид.
- В миру фамилия Сыромятнов. Тот, что участвовал в операции.
- А что он язык распустил? Перед смертью, что ли?
- Да нет, еще ничего был, - Андрей отпил вина. - Только рассказал и
ночью скончался от сердечной недостаточности.
Пронский вскинул голову, взгляд теперь был жесткий и пристальный.
- А этот старик - от чего? Про которого писал?
- Инсульт, - осторожно сказал Хортов.
- Ну-ну... Пожилые люди, ничего удивительного, смерть причину найдет.
- Не так все просто. У меня есть данные, оба погибли насильственной
смертью.
- Почему, как думаешь? - это уже был экзамен.
- В обоих случаях фигурируют прямо или косвенно так называемые
Веймарские акции. Те самые, за которыми вы ходили в Берлин.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |