- Нет, Лена! – категорично ответил я, поняв, что меня пытаются мягко отшить. – Ты просто не понимаешь, что несешь, из-за сотрясения. Даже не надейся, Лен… Теперь я выполню свое обещание и всегда, слышишь, всегда буду рядом с тобой! – не обращая внимания на то, что Кулемина слушает меня с явным испугом, вероятно, из-за моего сердитого тона, закончил я свою речь.
- Ты его уже выполнил, - еще тише, чем прежде, ответила она спустя несколько секунд нашего обоюдного молчания. На мой недоуменный взгляд блондинка приложила руку к груди и проговорила: - ты всегда был рядом со мной. В самые тяжелые моменты моей жизни.
- Ленок, - хриплым от подступающих эмоций голосом, произнес я, но договорить, к сожалению, не успел.
- Мистер Степнов, время, - войдя в палату, оповестил меня кардиолог.
- Доктор Хьюз, пожалуйста, еще минутку, - взмолился я.
- Ни секунды не дам! – безапелляционно ответил врач. – Завтра наговоритесь, а сейчас мисс Кулеминой придут ставить капельницу. Вон у нее пульс какой! Небось, из-за ваших разговоров.
- Завтра мы обязательно продолжим эту тему, - предупредил я бывшую ученицу по-русски, как, собственно, и проходила вся наша беседа. Пользуясь тем, что Хьюз вышел из палаты и закрыл дверь, я нагнулся и поцеловал Лену в носик. Девушка от этого простого прикосновения вздрогнула всем телом. – Ты нужна мне, всегда была очень нужна, так что и думать не смей иначе! – предупредил ее я, прежде чем направиться на выход.
Следующий мой визит к Лене состоялся уже в Lenox Hill Hospital. Утром мне позвонил доктор Хьюз и сообщил о переводе, а уже днем я поехал в клинику, дабы навестить свою бывшую ученицу. Но прежде чем увидеться с Кулеминой, я, естественно, вначале решил познакомиться с ее новым лечащим врачом. Им оказался средних лет мужчина высокого роста и жилистого телосложения, назвавшийся Джоном Тейлором. Мы около получаса беседовали с ним о состоянии его новой пациентки, прогнозах относительно изменения ее самочувствия, предстоящей операции и прочих платных услугах. В целом новый кардиолог произвел на меня положительное впечатление – было видно, что врач, что называется, «в теме», и его компетентность опасений у меня более не вызывала. Кроме того, общаться с ним было приятно, ибо мужчина очень доходчиво доносил нужную информацию до меня, сведущего в той отрасли медицины, которая называлась кардиологией, примерно на уровне учителя ОБЖ. Узнав все нужное и важное, я получил от доктора Тейлора некоторые указания, касающиеся того, как вести себя в палате Лены, и подсказки об оплате, после чего, распрощавшись с врачом, направился к своей бывшей ученице.
Особых перемен в ее облике я не заметил: Кулемина была все также погружена в себя и немногословна. Но моих планов вовлечь ее в разговор это никак не изменило. В прошлый мой визит мы так и не договорили на одну очень важную тему, и сделать вид, что мы ее закрыли, я не мог. От того, смогу ли я донести хоть часть своих слов до Лены, хоть на долю секунды убедить ее в том, что она значит для меня гораздо больше, чем любые блага на свете, зависело сейчас слишком много, чтобы и дальше оттягивать то, что ждало своей очереди долгие восемь лет.
- Лен, давай поговорим? – тяжело вздохнул я, когда на очередной свой вопрос получил очередной односложный ответ.
- О чем? – устало спросила девушка, подняв на меня тусклый взгляд.
- О нас, - немного помедлив, ответил я, а потом добавил, - о наших отношениях, о будущем нашем.
- Не надо, Вить, - тихо проговорила Кулемина и на несколько секунд закрыла глаза. – Это пустое… И не стоит тешить меня своим великодушием, я итак знаю, что ты благородный, - произнесла она, а я почувствовал, как от одной ее фразы совесть вновь острыми зубами впивается в мою душу.
- Лен, - чуть хриплым от переполняющих меня эмоций голосом бормотнул я, а затем, прочистив горло, продолжил говорить, - ты издеваешься сейчас, да? Иронизируешь?
- Нисколько, - еле заметно помотала головой бывшая ученица. – Ты для меня навсегда останешься таким, как тогда, восемь лет назад. Благородным, честным, смелым и самым заботливым. В общем, таким, каким ты был тогда, еще в школе…
- До того, как я совершил самую глупую ошибку в своей жизни, - покачал я головой в знак того, что понимаю ее.
- Я уже говорила тебе, что для меня тот твой отъезд ничего не изменил, - немного поправила меня Лена. – Я и после продолжала тебя любить и, встретив тебя тут, узнав, как ты изменился, нисколько не охладела к тебе. Но все равно, образ Виктора Михайловича Степнова – учителя физической культуры навсегда останется для меня примером настоящего мужчины. Я никогда не разлюблю его… Хотя это вовсе не значит, что тогда ты мне был хоть чуточку дороже, чем сейчас, - тяжело вздохнув, поджала девушка губы. – Мне иногда кажется, что меня тобой за что-то наказали… прокляли… Я не принадлежу себе, не могу строить свою жизнь, распоряжаться ею. Я никогда не была свободна, хотя и, вроде бы, имела полное право на эту свободу…
- Я тоже не был свободен… - попытался прервать я монолог Лены, но она, в очередной раз вздохнув, лишь с тоской взглянула на меня и продолжила говорить.
- Когда-то я очень сильно, всем сердцем, полюбила своего учителя… Боялась этого чувства, не знала, что с ним делать, но ты раз за разом доказывал мне, что мое сердце не врет, что ты – именно тот человек, которому я могу довериться, на которого я могу положиться, с которым я могу быть собой и не стесняться этого, - Кулемина отвернулась к стене и прикрыв глаза, словно собираясь с мыслями, продолжила: - но это ничего не значит… То прошлое… Оно… Я не знаю, как это сказать, - вновь приподняла моя бывшая ученица веки и повернулась в мою сторону. - Это та же ситуация, что сложилась и у тебя. Я много думала ночью о том, зачем ты приходишь, и поняла, что ты, наверное, дорожишь, возможно, даже любишь, - сказала девушка, и я уже было обрадовался, что она наконец поверила моим словам, но продолжение фразы меня просто огорошило. – Только не меня, а ту Лену Кулемину, ученицу одиннадцатого «А» класса, лучшую спортсменку школы, «Ранетку»… Только разница между нами в том, что я люблю тебя, и мне все равно, кто ты, где, какая у тебя тачка и есть ли она вообще, мне плевать, чем ты занимаешься… да Господи, мне не важно даже то, что ты презираешь меня, но вот ты… Ты помнишь ту девочку из своего прошлого, Вить… ты любишь только ее, только ту Лену.
- Ты и есть та Лена! – возразил я ей, немного разозленный рассуждениями своей блондинки, но, заметив, как в глазах ее мгновенно появился испуг, взял себя в руки и продолжил спокойным голосом. – И я люблю тебя независимо от того, какие изменения в тебе произошли, понятно?
- Вить, да хватит уже, - в отличие от меня, плевавшего на внешнее хладнокровие, с равнодушным выражением лица пробормотала моя собеседница. Только по полоске пульса, значительно убыстрившей свой бег, я мог понять, что этот разговор для нее все-таки не ерундовый. – Ты меня совсем глупой считаешь? За эту неделю я прекрасно поняла, кто я для тебя теперь и как ты ко мне относишься. Я не говорю, что вела себя правильно… Наверное, я сама виновата в том, какое мнение у тебя обо мне сложилось. Я осознаю, кем стала, не думай… Иногда я чувствую отвращение к самой же себе, однако так уж получилось, и теперь я такая, но… Не вышвыривают так, когда любят, понимаешь? Даже животных, которые дома гадят, не выкидывают, если любят…
- Лен, - теперь уже потупил взгляд я, но Кулемина меня перебила.
- Второй шанс так уж точно дают, прежде чем навсегда отказаться от кого-либо. Я ни в чем тебя не виню, честно, - будто оправдываясь, поспешила добавить девушка. – Просто… ну не стоит ворошить прошлое. Тогда у нас ничего не вышло, а сейчас не выйдет и подавно. Ты будешь постоянно вспоминать о той, дорогой тебе Лене, сравнивать меня с ней и в один прекрасный миг поймешь, что…
- Ты и есть она! – невольно снова повысил я голос, вспоминая известную фразу «как об стенку горох». – Сколько раз…
На этих словах я резко взмахнул руками. Ленка в тот же миг отвернулась от меня и сжалась в комок, кое-как прикрыв лицо и голову. Я же секунд пять стоял в ступоре, пока до меня дошло, что я сделал не так. А за то время, пока эта догадка блуждала в поисках моего разума, моя бывшая ученица начала судорожно трястись, будто лежала сейчас не на кровати в госпитале, а голышом на самой мерзлой льдине из всех существующих. Хотя конечно трясло ее далеко не от холода…
- Лен, Ленок… - сказал я самым мягким тоном, на который сейчас был способен и, протянув руку, коснулся выглядывающего из-под одеяла плечика девушки. Это движение, кажется, лишь еще больше напугало Кулемину, и она, попытавшись отодвинуться еще дальше, тихонько заскулила от ужаса, который, по-видимому, завладел всем ее сознанием. – Леночка, прости меня, я не хотел тебя напугать, - принялся я успокаивать трясущуюся блондинку, не убирая своей руки и поглаживая ее по плечу. Взгляд же не смог обойти вниманием приоткрывшуюся спину бывшей ученицы, на коже которой виднелось несколько довольно глубоких ссадин и крупных уродливых гематом. Боже, как же, должно быть, плохо и больно было ей, когда она приходила ко мне в то злополучное утро… В душе вновь появилось желание придушить этого недомерка, а заодно и врезать в челюсть себе самому, но я быстро погасил его, понимая, что сейчас злости во мне не место. – Лен, ляг нормально, а то сейчас заденешь тут что-нибудь случайно, врачи потом ругаться будут. Обещаю больше руками тут не размахивать.
Но эти слова мало чем помогли – девушка как лежала на одном боку на краю кровати, так и не предпринимала попыток поменять положение. Решившись, я наклонился и осторожно приподнял Кулемину над постелью, намереваясь просто нормально уложить ее, и тут с бывшей ученицей случилась настоящая истерика. Она начала плакать и махать руками, моля о том, чтобы я оставил ее в покое. Причем махи ее вполне достигали цели – пару-тройку раз по роже она мне съездила. Благо ударчик у моей когда-то лучшей спортсменки сейчас был не ахти какой…
Мне в голову не пришло ничего лучше, кроме как прижать ее к себе и ждать, пока блондинка успокоится. Прошло примерно полминуты, прежде чем силы покинули Ленку, но на кровать я ее так и не опустил. Продолжал держать на руках, прижимать к своей груди и никак не хотел отстранять эту девушку от себя, хотя, безусловно, понимал, что надо. Кинул взгляд на открытый моему взору бок бывшей ученицы, сплошь и рядом покрытый синяками. От понимания того, какие мучения и страх она испытывала, когда этот урод издевался над ней, к горлу подкатил ком, а в груди стало болезненно тяжело. На худеньком теле Лены эти лиловые, а во многих местах почти черные пятна казались еще более безобразными, чем я мог представить ранее. С какой же жестокостью и силой нужно было бить эту девчонку, чтобы получить такой результат?! Сколько дерьма и ненависти должно быть в человеке, чтобы таким образом продемонстрировать свою власть и превосходство?! Неосознанно я, набрав полные легкие воздуха, тяжело вздохнул, давя в себе очередной приступ ярости, а затем, чувствуя почти физическую боль от осознания того, через какой ад пришлось пройти Лене, невесомо коснулся губами ее шелковистых белокурых волос. Еще немного подержал свою бывшую ученицу на руках и только потом аккуратно опустил все еще хныкающую блондинку на постель.
Несмотря ни на какие мои уговоры, успокаиваться Кулемина не собиралась. С одной стороны, я понимал такое ее состояние, понимал, что, не желая того, сам стал его причиной и требовать сейчас от нее спокойствия не имею права, но с другой – меня очень сильно напрягали данные кардиографа, явно сигнализирующего о том, что сердечко у моей бывшей ученицы стучит в очень сильно повышенном ритме.
- Леночка, пожалуйста, ну возьми себя в руки, - в очередной раз проговорил я, кинув опасливый взгляд на стоящую рядом технику. – Ты ведь понимаешь, что я тебя не ударю. Понимаешь ведь, я знаю, - взял я ее руку и тихонько сжал холодную ладошку. – Ну давай же, Ленок, успокойся… Ну… Спортсмены ведь не плачут, - постарался приподнять я уголки губ, пытаясь показать своей бывшей ученице, что все в порядке, но даже у меня это вышло не особо хорошо, ибо та боязнь и обреченность, что сквозили во взгляде девушки, делали меня совершенно беспомощным и заставляли будто бы чувствовать весь тот ужас, что ощущала и сама Ленка. - Ну Ленок… - буквально взмолился я, но никаких изменений так и не увидел. А между тем волнение все больше начинало давить на рассудок. Я прекрасно понимал, чем в постинфарктном состоянии могут закончиться такие скачки сердечного ритма. – Лен, если ты сейчас не успокоишься, мне придется позвать врача. Я очень переживаю за тебя, понимаешь?
Не знаю, что больше повлияло на мою блондиночку – фраза про врача или про мое волнение, но девушка реально начала приходить в себя, хотя тихие всхлипы и дрожащие губы свидетельствовали о том, что дается ей это совсем не легко. Я же, желая убедиться в том, что организм ее тоже потихоньку возвращается в норму, совсем аккуратно, так, чтобы она видела каждое мое движение, неимоверно медленно положил свою руку ей на грудь и с какой-то смесью нежности и страха почувствовал бьющееся под ладонью сердечко.
В этот день больше мы не разговаривали. Честно говоря, я уже боялся снова брякнуть или сделать что-нибудь не то, ибо истерика Кулеминой будет сниться мне теперь в кошмарах. У Ленки же этот срыв, похоже, отнял последние силы, и бывшая ученица уже за двадцать минут до окончания времени посещений погрузилась в спасительный сон, оставив меня наедине с тяжелыми мыслями, которые не покидали мою голову в течение всего оставшегося дня. Я, конечно, слышал, что женщины очень тяжело переживают насилие, но Лена… Прокручивая в памяти то утро, когда я не посчитал ее достойной моего внимания, когда не удосужился пустить даже на порог своего дома, прекрасно зная, почему она прячет глаза за темными очками, я ощущал себя последним подонком на свете. А сейчас… Да она боится даже собственной тени, а не то что меня – человека, который добил ее в тот момент, когда жизни-то в ней оставалось разве что на одно дыханье. Как же тяжело видеть ее слезы… А эта истерика ведь наверняка далеко не последняя…
Вечером к Лене я решил не приезжать, попросив врача передать ей, что я заеду завтра. Думаю, сегодня положительных эмоций при виде меня она уже точно не испытает.
На следующий день в палату я заглянул настолько осторожно, будто боялся, что Лена может с порога накинуться на меня. Но девушка даже не собиралась ругаться – наоборот, она стала еще более грустной и безразличной ко всему. Даже большой, длиной, наверное, с мою руку серый мишка «Me to you» не вызвал у блондинки никаких эмоций. Подарок за неимением другого места был водворен на постель в ногах Кулеминой, а я встал рядом с кроватью и начал пристально вглядываться в ее лицо. Боялся снова ляпнуть что-то, что ухудшит положение вещей, боялся дотронуться до светлой кожи, хотя безумно хотелось это сделать. Тему для разговора искал минут пять, прежде чем, взвесив все за и против, начать беседу.
- Скоро, наверное, менты снова заявятся, - произнес я как бы невзначай. – Ты решила, что будешь им говорить? Я не просто так интересуюсь, - поспешил я объяснить, что это не праздное любопытство, - пойми, что они и меня опрашивать будут. А мои ответы напрямую зависят от твоего решения.
- Я не расскажу им про Вадима, - тихо промолвила моя бывшая ученица одну-единственную фразу. Я мгновенно почувствовал бурю поднимающейся в душе злости, но, вовремя вспомнив предыдущий свой визит, тут же взял себя в руки.
- Почему, Лен? – так спокойно, насколько только сейчас мог, поинтересовался я.
- А зачем? – вопросом на вопрос ответила девушка. – Чтобы еще раз услышать кто я? Чтобы видеть презрение и отвращение в глазах совершенно чужих людей, которые будут убеждены в том, что я – грязная шлюха, готовая за сотню баксов и порцию текилы ублажить любого? Чтобы услышать о том, как Вадим пытался достучаться до моего разума, оградить от кокса, а я… - болезненно поморщилась девушка.
- А он пытался это сделать? – хмыкнул я.
- Он… - Лена чуть поежилась, но я прекрасно заметил этот ее жест. – Ему нужна была игрушка… И он имел ее в виде меня. А кокс… Не-е-ет, - усмехнулась Ленка настолько зловеще, что мне на мгновение стало не по себе. – Нет, Вить. С помощью кокса он мог мной управлять. Зачем ему было лишать себя такой возможности манипулировать мной? Это ему было совершенно ни к чему. Главное – чтобы я не появлялась под кайфом вместе с ним на людях, а так…
- Ты могла бы сказать все это в суде, - вздохнув, проговорил я.
- Нет, не могла бы, - поджала Кулемина губы, а во мне снова стала закипать ярость, в том числе и на саму Лену тоже. – Поверь, прежде чем я успею сказать хоть пару фраз, он представит столько доказательств своей невиновности, что я сама перестану верить в то, что говорю. Да еще и унизит прилюдно… Я не хочу этого, - опустив веки, пробормотала Лена. – Не хочу, чтобы меня снова унижали, особенно он. А у него это получится просто отлично… Невинной жертвой останется он, а я… Да Господи, он элементарно докажет, что после очередной ночи не пойми где и с кем я вернулась вот в таком виде, - дотронулась Кулемина пальчиками до своего лица. - Или еще… скажет, что в последние несколько дней мы вообще не были вместе, что он не знает, где я находилась, что делала, что он устал от моих выходок. А обвинение это… Ну, допустим, что я решила ему отомстить за разрыв или денег хочу…
- Но ведь это не правда, - довольно резко возразил я. – Найдутся люди, которые смогут подтвердить твои слова!
- Хватит! – истерично вскрикнула девушка. – Хватит… - повторила она одними губами. – Я слишком хорошо знаю этого человека, слишком, Вить. Просто пойми, что лучше оставить все как есть.
- Все, все, тихо, Ленок, - все же осторожно положил я ладонь поверх кисти своей бывшей ученицы, от чего та сначала слегка дернулась, но почти сразу же расслабилась, словно тепло моей руки успокаивало ее. - Думаешь, у тебя совсем нет шансов выиграть суд? – уточнил я, пытаясь смириться с той мыслью, что придется покрывать этого урода.
- Ни единого, - ответила блондинка, наконец переведя свой взгляд на меня. – Да и я уже не та, что была раньше. Наверное, прежде я бы не отступилась, а теперь… Я знаю, что место Вадима за решеткой, знаю, что поступаю неправильно, но мне все равно. Я боюсь его… Не хочу больше никогда видеть. Мне кажется, что если я с ним встречусь еще хоть раз, то просто свихнусь.
- Хорошо, Лен, - дал я понять бывшей ученице, что поддерживаю ее решение. – И… не нужно оправдываться. Ни передо мной, ни перед кем-либо еще. У тебя было право принять такое решение, и ты его приняла. Я не могу сказать, что рад этому, но, мне кажется, для каждого из нас в определенный момент настает время, когда быть героем становится невозможно. Это не значит, что ты плохой человек или слишком слабый… Просто так случается, Ленок.
- Н-да, - вздохнула зеленоглазая блондинка, посмотрев в белый потолок больничной палаты. – Спасибо за попытку…
- Попытку чего? – не понял я.
- Успокоить мою совесть и сделать вид, что тебе не противно от меня, - продолжая смотреть в том же направлении, пояснила девушка.
- Если бы я хотел того, о чем ты сейчас сказала, то я бы подобрал другие слова, - бросив взгляд на больничное оборудование, проговорил я. – Возможно, ты мне и не веришь, но я знаю, что чувствую, уж извини.
- Мне врач сказал, что меня скоро к операции готовить начнут, - неожиданно сменила тему Кулемина, внимательно глядя на меня снизу вверх.
- Коронарная ангиопластика? – больше утвердительно, нежели вопросительно осведомился я. Девушка еле заметно кивнула. – Это хорошо. Чем скорее тебе сделают эту операцию, тем скорее ты начнешь поправляться.
- Деньги на нее дал ты? – в лоб спросила меня бывшая ученица. Я даже на несколько мгновений растерялся от столь прямого вопроса.
- Да, - не стал врать, понимая, что Ленку обмануть навряд ли получится. – А что?
- Не стоит, - как я и догадывался, ответила блондинка. – Это не срочная операция, Вить. Я могу сделать ее, когда вернусь в Россию.
- А я думаю, что лучше сделать ее сейчас, - попытался я мягко поспорить со своей собеседницей и убедить ее в своей правоте. – В России, если эти операции и делают бесплатно, то на них наверняка записано огромное количество людей. Пока ты будешь ждать своей очереди, твое состояние снова может ухудшиться.
- Вить, ну пожалуйста… - умоляюще глядя на меня, практически прошептала Кулемина, а когда я категорично помотал головой из стороны в сторону, ее глаза и вовсе заслезились.
- Слушай, Лен, я понимаю, что тебе сейчас не слишком хочется принимать от меня помощь, но…
- Да я не поэтому! – всхлипнув, неожиданно громко воскликнула моя бывшая лучшая спортсменка. – Я… я боюсь! Мне страшно, понимаешь?
- Конечно понимаю, - ответил я, но, заметив, что полоска пульса на экранчике заскакала в убыстренном темпе, все-таки решился и, медленно наклонившись к девушке, чуть приподнял ее, прижимая к себе. – Операция – это всегда страшно, Ленок, но все будет хорошо. Я обещаю тебе. В этом госпитале самые лучшие врачи, самая современная техника, самые оптимальные ус…
- Дед умер после такой операции, - как гром среди ясного неба прозвучали глухие слова, а я, чуть отстранив от себя свою некогда лучшую спортсменку, шокированно уставился на нее. Ленка затравлено смотрела на меня, а ее чуть покрасневшие от волнения и переживаний щеки были влажными от бегущих слез. – Он и дня после нее не прожил! А теперь я… Я повторяю его судьбу.
- Не смей даже думать об этом! – снова крепко прижав к себе плачущую Кулемину, быстро зашептал я ей на ухо, хотя сердце у самого меня сейчас билось так, что мне казалось, будто его стук отражается от стен палаты. – Слышишь меня, Лен? С тобой такого не случится! Я не позволю, не допущу!
- Тебя там не будет, - проскулила девушка и захныкала еще громче. – А я… я слишком много знаю об этой операции. Перед тем… как деду ее делали… я весь интернет перерыла, - с перерывами на всхлипы рассказывала бывшая ученица. – Я не хочу, чтобы меня… оперировали, Вить… Пожалуйста, не надо!
- Ленок, но она тебе необходима, - пытался я донести до затуманенного страхом сознания блондинки, все также держа ее в своих руках. – Без нее ты не выздоровеешь… И чем раньше ее сделают, тем лучше. То… что произошло с Петром Никаноровичем, - кое-как пытался подобрать я слова, чтобы успокоить свою собеседницу, - ты же понимаешь, что это не правило, а скорее исключение из правил. Большинство подобных операций заканчиваются хорошо и позволяют людям с такими проблемами, как у тебя, вести почти полноценный образ жизни.
- Если я умру…
- Лена! – еще крепче сжал я в своих руках худенькое тельце. – Я сказал, даже не думай об этом! Все обойдется!
- …кремируй меня, - дождавшись, пока я замолчу, как ни в чем не бывало продолжила Кулемина. Лишь полоска пульса беспокойно дернулась и еще больше ускорила свое движение. – А прах отвези в Москву и подхорони к деду. Тебе ведь не сложно будет это сделать?
- Кулемина, - буквально прорычал я, но вовремя заметил, как напряглась девушка в тисках моих объятий. – Я тебе еще раз говорю, все пройдет хорошо. Тебе сделают операцию, и после нее ты быстро пойдешь на поправку. Все будет так и никак иначе, поняла меня?
- А если все-таки не так… - упрямо прошептала бывшая ученица, и я почувствовал, как рубашка, пропитавшись слезами блондинки, стала холодить грудь влагой. – Выполнишь мою просьбу? Я хочу покоиться там, в Москве, рядом с дедушкой… Он единственный, кто всегда любил и понимал меня…
- Не выполню, потому что не будет такого! – не сдавался я. – Все, разговор на эту тему закрыт! – пресек я все дальнейшие попытки Лены поговорить о возможности печального исхода операции.
- И ты… Ты помни ту девушку, которая тебе дорога, - все же не угомонилась Кулемина. – То, что сейчас… Не надо, не вспоминай. Я хочу остаться для тебя светлой, чистой, той Леной, что была прежде… Пожалуйста, помни только ее… - нервно вздрагивая от всхлипов, тихонько проговорила моя бывшая ученица, заставляя меня снова и снова чувствовать тупую боль в сердце.
- У меня есть только одна Лена, и это - ты, - поглаживая плачущую девушку по спинке, ответил я. – Перестань думать о плохом. Я по своей глупости потерял восемь лет… Восемь лет, которые мог бы провести рядом с тобой, а вместо этого занимался черти чем хрен знает где. На большее меня не хватит Ленок, - коснулся я губами светлых волос своей девочки. – Половину жизни я уже прожил… Без тебя, Лен. Вторую половину я без тебя прожить уже не смогу…
Кое-как успокоив девушку словами и объятиями, я пробыл в палате у бывшей ученицы до окончания времени посещений и, пообещав вернуться вечером, вышел из палаты, но напоследок… Напоследок я набрался смелости и оставил на щеке Кулеминой легкий поцелуй. Пульс ее от этого, конечно, резко скакнул, но быстро стал приходить в норму. Я же, улыбнувшись, положил блондинке под бок медведя и вслух наказал ему следить за Ленкой во время моего отсутствия. Возможно, мне это лишь показалось, но, уходя из палаты, я заметил, что взгляд девушки был не таким грустным и напряженным, как в тот момент, когда я только пришел к ней.
Несмотря на разыгранный перед Леной спектакль с улыбкой и полной уверенностью в светлом будущем, на душе у меня скребли кошки. Ее слова меня конкретно напугали, потому что до этого, в общих чертах зная о процедуре коронарной ангиопластики, я считал эту операцию не столь опасной, но очень эффективной. Теперь же в мою голову закрались сомнения. А что если Лена права? Может не стоит вообще делать эту гребаную ангиопластику? Может есть какой-нибудь другой, менее опасный способ? На все эти вопросы я и шел сейчас получить ответ. Путь мой лежал к кабинету доктора Тейлора – единственного человека, кто мог развеять все сомнения и страхи, либо, наоборот, заставить меня еще сильнее волноваться за любимого человечка.
- Здравствуйте, доктор Тейлор, - просунув голову в дверной проем, заглянул я в кабинет. - Можно?
- Да, мистер Степнов, - ответил кардиолог, жестом приглашая меня войти. - Чем могу помочь?
- Я хотел бы обсудить с Вами предстоящую операцию, - присаживаясь напротив собеседника, пояснил я суть своего визита.
- Ангиопластика? - уточнил врач и, получив кивок в ответ, продолжил, - хорошо, что Вы зашли. Я и сам хотел поговорить с Вами на эту тему.
- Какие-то проблемы? - нахмурившись, спросил я.
- Да в целом-то никаких... Все необходимые документы, подтверждающие согласие пациента, мисс Кулемина подписала, просто… Елена сильно переживает… Оно, конечно, понятно, ведь данная процедура, несмотря на кажущуюся простоту и отсутствие долгого реабилитационного периода после проведения, все же связана с определенным риском.
- И насколько этот риск велик? - все сильнее начинал волноваться я за оставленную в палате бывшую ученицу.
- Вам нужно понимать, что речь идет не о простом уколе или прививке, а о совершенно иных вещах. Это сердце, мистер Степнов… Определенный риск неизбежен в любом случае, даже если ангиопластику будут проводить светила мировой медицины. Еще раз повторюсь: это сердце, кровообращение… - терпеливо проговорил кардиолог.
- И все же? – пристально посмотрев на доктора Тейлора, чуть надавил я, требуя конкретики.
- Я не имею права говорить Вам, что коронарная ангиопластика – элементарнейшая операция, - вздохнул мой собеседник. – Паниковать, конечно же, не стоит, но все же вероятность осложнений, безусловно, есть. Врачи не волшебники, мистер Степнов… Даже при таком высоком уровне квалификации, каким обладает наш персонал, риск может быть достаточным, чтобы рассматривать его как реальную угрозу здоровью мисс Кулеминой, а в худшем случае – и ее жизни, - убрав со стола лежавшие перед ним бумаги, ответил доктор Тейлор, напряженно вглядываясь в мое лицо. - Я не преследую цель запугать Вас, мистер Степнов, просто хочу, чтобы Вы понимали - данный метод отнюдь не столь безобиден, как может показаться на первый взгляд.
- Тогда, может быть, есть какие-нибудь менее опасные альтернативы? - с надеждой глядя на кардиолога, но не особо веря в удачу, поинтересовался я.
- К сожалению, нет, - отрицательно покачал головой мой собеседник. - Если бы я знал какие-то более безопасные методы, способные помочь мисс Кулеминой, то не стал бы рисковать, ибо молодой возраст пациента, его вредные привычки и образ жизни тоже играют не последнюю роль в развитии осложнений, таких, например, как вазоспазм, диссекция коронарных артерий, окклюзия, - произнес врач, но, заметив мое недоуменное выражение лица, перешел на более понятный мне язык. – А у мисс Кулеминой, ко всему прочему, сейчас наблюдается синдром отмены из-за прекращения употребления кокаина, вследствие этого данной пациентке я и мои коллеги уделяем особенно пристальное внимание. Конечно же, мы уже не раз вели подобных больных, поэтому, опираясь на собственный опыт и опыт коллег из других учреждений, мы можем строить прогнозы и при необходимости принять адекватные меры, но все же, повторюсь еще раз, случай Елены довольно сложный. Но для самой мисс Кулеминой эта операция - единственная возможность жить нормальной, практически полноценной жизнью, ну, разве что с некоторыми, вполне приемлемыми ограничениями.
- Вы сказали, что Лена переживает… - задумчиво промолвил я. – Наверное, это немного не то определение. Думаю, что Вам она не говорила, но, понимаете… Лена не просто переживает – она очень боится этой процедуры, - опустив голову, зачем-то поведал я. - В свое время, после точь-в-точь такой же операции у нее умер дедушка, а он был ей самым близким родственником, вырастил ее фактически. Теперь она думает, что это убьет и ее.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 25 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |