Название: Когда судьба дает нам шанс 8 страница

Хотя что уж там говорить о ее состоянии? Как ни крути, а хоть и отчасти, но я виноват во всем, что предшествовало последним событиям, да и в нынешнем образе жизни Лены… Ведь, если уж говорить честно, отбросив всякую напыщенность, она вполне справедливо обвиняла меня тогда, на утро, собираясь к своему Вадиму. Оставляя ее, я убедил себя в том, что Лена – сильная, рассудительная, спокойная девушка, не нуждающаяся в постоянной опеке и не склонная к безрассудным поступкам. Девушка, способная трезво оценить ситуацию и разрешить ее. Думал, что история с боями, с похищением Липатовых и прочие неурядицы, через которые ей пришлось пройти, сделали ее взрослее, чем она была на самом деле, дали некоторый опыт, необходимый для того, чтобы впредь беречь себя от подобных глупостей. Похоже, что я создал для себя образ и поверил в него, подсознательно ища в этом самоуспокоение и прощение за свой побег. А на самом деле я просто бросил семнадцатилетнюю девчонку, не сильно нагружая себя мыслями о том, что, возможно, она нуждается во мне не только как в любимом человеке, но и как в том, кто сможет защитить ее, взять на себя ответственность за ее жизнь, судьбу, будущее, как в том, с кем она просто-напросто может почувствовать себя слабой. Да, у нее был дед, да, у нее были подруги, но это все не то… Я разрушил все то, во что эта девочка только-только начинала верить, то светлое чувство, которое зарождалось в ней. Я исковеркал ее душу, махнул рукой на ее желания, стремления, веру, я лишил ее опоры, поддержки. И, пожалуй, хватит врать себе, что я уехал лишь из благих побуждений по отношению к ней. Я испугался… Как трусливый пес унес свою задницу подальше, боясь того, что все испорчу. Нужен был разговор… Всего один разговор решил бы все наши проблемы, но я к нему не был готов! Не был уверен, что она поймет меня, воспримет мои слова всерьез. Опасался, что скорее она убедит меня в своей правоте, и тогда, поддавшись искушению, я наломаю дров, и отношения наши закончатся, так и не начавшись, оставив за собой лишь шлейф проблем и сожалений.

Думать можно было еще долго, но, взглянув на часы, я понял, что пора бы уже все-таки решиться на звонок. Циферблат показывал полпервого ночи, но в Москве, как известно, время бежит на девять часов вперед по сравнению с Нью-Йорком. Рассчитав все в голове, я кивнул сам себе, нашел нужный контакт и кликнул по изображенной на сенсорном экране трубке. Гудок, второй, третий… Сердце от волнения с каждым протяжным звуком начинало стучать все чаще. Наконец, гудки прекратились, и невидимый собеседник до боли знакомым голосом недовольно произнес:

- Алле!

- Алле, - ответил я. Все продуманные слова мигом куда-то разбежались, и единственное, что я смог сказать, было имя моего давнего коллеги. – Игорь?

- Да. А я с кем говорю? – осведомился друг, видимо, не узнав меня.

- Кто бы это там ни был… - неожиданно послышался приглушенный сонный женский голос, который я не спутал бы ни с одним другим. Его обладательницей явно была Софья. - Скажи ему, что он – бессовестный человек! Звонить в полдесятого утра в воскресенье – это же издевательство! – возмущалась Денисова. Хотя если верить Ленкиным словам о женитьбе этой парочки, то уже Рассказова.

- Игорек, это же я, Степнов Витька, - напомнил я другу, однако радостных восклицаний, увы, не услышал. Историк будто переваривал мои слова, зато на заднем плане снова заговорила Софья.

- Игореш, я пойду в душ. Присмотри за карапузами!

- Хорошо, - буркнул ей Рассказов, а вот я ответа так и не получил. Впрочем, возмущаться его отсутствием я тоже пока не мог – в голове как заезженная пластинка крутилась последняя фраза химички. Словно в подтверждение ее слов, друг неожиданно издал сдавленный звук и достаточно строго пробормотал: - Маша, сколько раз я говорил тебе, что нельзя так прыгать?

- Ну па-а-ап, - раздался протяжный детский голосок. – Доблое утло!

- Доброе! Мась, глянь, Никитка там проснулся? – попросил Игорек дочку, а я буквально на несколько секунд впал в ступор от понимания того, что у друга уже двое детей. Двое наверняка замечательных ребятишек: дочка и сын. Было даже не то что обидно, а в какой-то степени больно от понимания очень простых вещей: если бы я не уехал восемь лет назад, не бросил Ленку, у нас с ней, возможно, тоже уже могла бы быть семья и детки. Создается такое ощущение, что я и только я виноват во всем, что происходит сейчас.

- Плоснулся! – ответила девочка своим звонким голосочком, выводя меня из оцепенения.

- Ну-ка иди сюда, богатырь! – с явной улыбкой произнес Рассказов, а я лишь сжал зубы, радуясь, что друг не видит моей завистливой рожи в данный момент. – Полежи немного с папой.

- Игорь, ты про меня не забыл? – напомнил я о себе, понимая, что ждать молча могу еще очень долго.

- Ах да, прошу прощения, - спохватился мой друг. Я уже с облегчением вздохнул, готовясь к дальнейшему разговору, как вдруг получил сухое, как хлесткая пощечина: - извините, но я не знаю никаких Викторов, тем более Степновых. И знать, кстати, не хочу!

После этих слов в трубке раздались короткие гудки, которые, впрочем, довольно быстро пропали. Я недоуменно уставился на смартфон, информирующий меня о завершении вызова. Он положил трубку! Игорь положил трубку, не став меня слушать! Нет, я, конечно, понимаю, что он обижен, но, черт подери, это важно, прежде всего, не для меня – на кону стоит жизнь, счастье, здоровье Лены, и, если потребуется, я в буквальном смысле выпытаю у Рассказова всю нужную мне информацию.

Найдя в памяти смартфона уже набранный номер, я принялся вновь звонить другу, однако тот явно не желал со мной разговаривать. Первый раз он просто не взял трубку, а все мои последующие вызовы беспощадно сбрасывались, стоило только гудкам появиться в моем телефоне. Упрямый, да… но и меня уступчивым назвать нельзя. Я продолжал звонить на этот чертов номер, пытаясь намекнуть другу на то, что покоя ему не будет. У меня в голове уже был четко сформирован план действий: если Игорь сейчас выключит мобильник, я позвоню детективу и попрошу его найти мне домашний номер этого несговорчивого историка, а заодно и номер мобильного Софьи. Но это будет запасной вариант, и использую я его лишь в самом крайнем случае. Однако Чарли Бруксу не суждено было получить сегодня еще один гонорар за свою деятельность, ибо друг все-таки решил принять вызов.

- Я, кажется, объяснил, что…

- Рассказов, прекрати придуриваться! – буквально прорычал я, прервав его недовольную речь. – Мне надо с тобой поговорить!

- Правда что ли? – наигранно удивился мой собеседник.

- Правда. Послушай, я…

- Восемь лет назад, когда уезжал, ты даже не подумал о том, чтобы поговорить со мной, - саркастическим тоном заметил Игорь. – А теперь тебе это внезапно понадобилось? Знаешь, друг, - едко выделил это слово историк, - теперь разговаривать с тобой не хочу я.

- Придется, - процедил я, давая ему понять, что не отступлюсь от своей цели. – Потому что для меня это очень важно! Да и не только…

- Для меня тоже было важно, куда пропал мой друг! – воскликнул спокойный до этого собеседник. – Очень важно, Вить! Но ты не посчитал это достойным твоего внимания. Или я вру?

- Я так понимаю, - тяжело вздохнул я, осознавая, что конструктивного диалога у нас пока не получается, - что ты хочешь, чтобы я извинился? Ладно, мне не сложно: Игорь, прости, что тогда я уехал и никого не предупредил. Прости, что не звонил и потом, когда у меня все уже относительно пришло в норму. Я поступил эгоистично, признаю,- чувствуя злость не то на бывшего коллегу, не то на самого себя за то, что сейчас, спустя восемь лет, был вынужден, наконец, озвучить все это, проговорил я в трубку. - Доволен?

- Честно? Да пофигу мне на все твои слова, Вить, - невозмутимо ответил Рассказов, чем взбесил меня еще больше. – Мне на самом деле наср… - запнулся историк, по-видимому, спохватившись, что рядом с ним находятся дети, - параллельно, что такого там у тебя случилось, что ты вдруг вспомнил тех, о ком восемь лет назад даже не задумался.

- Слушай, что ты мне тут изображаешь из себя святошу непорочного? – сквозь зубы процедил я, уже плохо контролируя свои эмоции. – Я хотя бы не трахал свою ученицу и не оставлял ее на произвол судьбы, вернувшись к своей пассии как ни в чем не бывало!

В трубке воцарилась тишина. Не знаю, каким образом из меня вырвались последние фразы, ведь я совершенно не хотел переходить в нападение. Хотя может оно и к лучшему? Игорек вон вроде задумался, а это уже хорошо. Возможно, мы все-таки сможем найти точки соприкосновения и поговорить. Я ведь знаю, что Рассказову, несмотря на все, что произошло, не безразлична судьба Ленки. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. А теперь, когда карты раскрыты, и Игорь понимает, что мне тоже есть, в чем его обвинить, велика вероятность того, что он поумерит свой пыл.

- Мась, последи за Никиткой, ладно? – немного более бесцветным, чем раньше, голосом попросил друг свою дочку. – Если что, кричи – я рядом.

- Холосо! – ответила девочка, и еще несколько секунд историка не было слышно.

- Ты видел Лену? – наконец, спросил он, видимо, отойдя на безопасное от детей расстояние. – Где? Когда?

- Ну, встретились мы первый раз за эти восемь лет недели полторы назад, - припомнил я, лишний раз убеждаясь в том, что Игорь волнуется за бывшую ученицу. – Встретились тут, в Нью-Йорке.

- М-м-м… - многозначительно протянул друг. – Вот, куда тебя занесло. Впрочем, это не важно… Как там Ленка?

- Плохо, - резко ответил я, невольно воскрешая в памяти все события сегодняшнего дня и от собственного бессилия все так же злясь на недружелюбие собеседника. – У нее инфаркт миокарда. Врачи еще полностью не исключают остановку сердца, - произнес я, а сам, хоть эта информация и была для меня далеко не новой, ощутил пульсирующую боль в висках, острым чувством страха отдающую в каждую клетку моего тела.

И снова тишина. Я ждал, пока Рассказов скажет хоть что-нибудь, хоть как-нибудь обозначит свою реакцию, но этого не было. И, сколько я ни думал, так и не смог понять: то ли он находится в глубоком шоке и не может ничего сказать, то ли говорить ему попросту нечего. Когда молчание начало конкретно давить на уши, я не выдержал…

- Ну чего ты молчишь? – негромко произнес в смартфон, глядя на поблескивающие на свету осколки разбитого столика, украшающие пол. – Хотя меня тоже эта новость до глубины души потрясла.

- Да нет, - хмыкнул историк, - я как раз таки знал, что это может случиться, но не думал, что Ленка себя так быстро до этого доведет. Надеялся все же, что она за ум возьмется, перешагнет через все, поймет, что жизнь продолжается, и начнет заботиться о своем здоровье. Глупо, конечно, было на это рассчитывать, ведь она никого никогда не слушала… кроме тебя, - будто нарочно подлил Игорь масло в огонь, коим сейчас являлась моя совесть. – Ну, деда иногда, но он не знал ни о чем… да и, по сути, она слушать не слушала его… просто вид делала, а сама по-своему все…

- Подожди, объясни мне все по порядку! – буквально потребовал я, понимая, что за логикой рассуждений Игоря мне попросту не уследить. – Я ни черта не могу разобраться, у меня скоро мозг вскипит! Как могло так получиться, что у нее в ее двадцать пять уже такие проблемы?

- По порядку? Хорошо. Тогда начнем с нашей любимой темы – твой отъезд, - со смаком произнес Рассказов, будто разговоры об этом ему и вправду нравились. – Знаешь, а она ведь поначалу неплохо держалась. Мы даже удивлялись…

- Кто это «мы»? – нахмурился я, пытаясь понять, о ком говорит друг.

- Я, Ранетки, дед Лены… Она, конечно, всегда была девочкой сильной, волевой, но в этот раз, думали, что сломается, - вспоминал Игорь события восьмилетней давности. – В принципе, только насчет времени ошиблись, полагали, что все сразу случится, а она с месяц выдержала все-таки… - проговорил мой собеседник, а затем на несколько секунд замолчал, и я уже было хотел задать один из интересующих меня вопросов, но Игорь, по-видимому, собравшись с мыслями, продолжил, - она ждала тебя. К двери подбегала как собачонка, едва звонок слышала, к телефону бросалась… Все думала, что это ты. Надеялась… В окно часами могла смотреть… - приглушенно говорил Игорь, а мне с каждым его словом становилось все поганее, словно бы меня затягивало в болото, выбраться из которого было практически невозможно. – Внешне Лена старалась держаться, но, как я понял позже, все это было маской. Родителей рядом с ней не было, просить помощи она не умела, доверялась полностью только тебе, а когда ты скрылся в неизвестном направлении, она осталась одна с непонятными ей самой чувствами. Знаешь, тогда я впервые увидел ее слезы. Вначале она пыталась не показывать их, а потом не выдержала видимо… Хотя я итак прекрасно знал, что она каждую ночь рыдает в подушку, а потом пытается сделать вид, что все в порядке. С девчонками стала ссориться – вначале так, по мелочам, а потом серьезно. Они не могли понять ее, пытались растормошить, хотели вернуть ее прежнюю, только это было невозможно, а у них было еще слишком мало жизненного опыта, чтобы смириться с этим, принять это и полюбить Лену такую, какой она стала. В итоге к концу одиннадцатого класса из подруг у Лены осталась только Новикова, да и то дружбы прежней между ними уже не было.

- Лена мне говорила, что ты поддерживал ее… - пытаясь осмыслить сказанное Игорем, аккуратно вставил я короткую фразу.

- Толку от этой поддержки… - вздохнул историк. - А ведь Ленка тебя даже искать пробовала, правда так ничего и не добилась. Наверное, именно тогда, когда она уже поняла, что не сможет тебя найти, не сумеет именно у тебя выяснить причины отъезда, спортсменка твоя и потеряла ко всему интерес.

- Наркотиками она тогда баловаться начала? – спросил я, делая выводы из слов историка.

- Нет, - без какого бы то ни было удивления, ответил тот. – Наркотики вошли в ее жизнь значительно позже, когда Петру Никаноровичу стало совсем плохо, - с грустью в голосе произнес Рассказов.

- А Ленка говорила, что вы с ней после школы почти не виделись, - задумчиво произнес я, вспоминая диалог с бывшей ученицей. – Впрочем, оно и понятно, - не удержавшись, добавил я едким тоном.

- Да, мы если и пересекались, то совершенно случайно. И общение наше в такие моменты сводилось лишь к приветствию и каким-то ничего не значащим фразам, - подтвердил друг. – А про наркотики я от Леры узнал. Она с Леной общалась почти до самого ее отъезда.

- Ясно.

- Знаешь, Вить, ты, видимо, до сих пор не можешь понять, что Лена не просто любила тебя… Ты был ей самым близким другом, ты ее семьей был, - не то с простым холодом, не то с укором промолвил Игорь. – Не знаю, возможно, она бы с трудом, но пережила то, что ты бросил ее, даже не подумав о том, каково ей будет, хотя вряд ли… Но тут еще и деду опять плохо стало, - рассказывал мой бывший коллега, а я подошел к окну и посмотрел вдаль, пытаясь хоть как-то успокоить бурю эмоций в душе. – С родителями отношения тоже портиться начали. Лена всегда пыталась их понять, Вить, прощала, а вот после твоего отъезда… Она изменилась. Стала… циничнее что ли, ожесточилась. Мне кажется, что она смогла простить тебя – не поняла, почему ты так с ней поступил, не пережила этого, но смогла простить, только на других сил прощать не осталось. Все ушло на тебя. В итоге она перестала оправдывать родителей тем, что они занимаются нужным, благородным делом, перестала мириться с этим. Они были ей необходимы рядом, а их не было, - по звяканью, раздавшемуся на заднем фоне, я понял, что Рассказов, по всей вероятности, находится на кухне. – К тому же у Лены начались проблемы со здоровьем, - в голосе собеседника стали отчетливо слышны нотки сожаления. - У нее сердечко резко шалить начало. Ей первый раз плохо стало на моем уроке… как сейчас помню… Не знаю почему, но отпустить домой я ее не решился, а потом ей буквально за какие-то минуты еще больше поплохело, и тогда уже я скорую вызвал. Ее в больницу отвезли, сказали потом, что проблемы с сердечно-сосудистой системой.

- Да откуда они взялись-то? – снова взорвался я, задав наиболее интересующий меня вопрос. – Никогда никаких проблем у нее не было! Тем более с сердцем!

- Врачи сказали, что тому несколько причин, и первая из них – сильный стресс, потрясение, - стал пояснять Рассказов. – Для нее те чувства, которые она к тебе испытывала, были совсем не детской влюбленностью, Вить. Она верила тебе, думала, что как бы вы ни ругались, какие бы размолвки между вами ни были, ты всегда поддержишь ее, не оставишь ее в опасности, позаботишься и о ней, и о Петре Никаноровиче, а ты предал все это. Ну да что теперь… Если ты сам этого не понимаешь, то какого черта мне распинаться? – на выдохе усмехнулся Игорь и, не дав мне вставить и слова, продолжил: - во-вторых, курить Ленка стала как паровоз, - сказал друг, а я внимательно вслушивался в каждое произнесенное им слово. – Будто нагоняла все то, что упустила в переходном возрасте. Хотя это не было ребячеством… Просто ей нужно было чем-то заполнить пустоту, заглушить боль, и она делала это, как могла. Я ее даже винить за это не хочу. К тому же врачи говорили, что нельзя сбрасывать со счетов наследственность, Вить. Только наследственность это все ерунда! - Послышался стук, будто на том конце нарочито громко поставили чашку на стол. – Просто ее сердечко не выдержало, и все. Ты ведь не знаешь, что тут было, не видел того, что с ней происходило…

- А что с ней происходило? – с некоторой опаской все же спросил я.

- Лучше тебе этого и не знать, - сухо ответил собеседник. – Все равно уже ничего не исправить. Одно могу сказать тебе точно – ты, сам не желая того, всю жизнь ей исковеркал. Я не говорю, что я безгрешный… Не знаю, поверишь или нет, но я до сих пор корю себя за то, что случилось. Но я старался… честно старался поддержать ее, и если бы не произошло того, что произошло на злосчастном выпускном, я уверен, мы с Леной общались бы до сих пор.

- То есть поимел и из-за чувства стыда поддерживать больше не смог, - ухмыльнулся я, снова представив себе Кулемину в объятиях друга. Когда-то лучшего друга. – Замечательная логика, браво!

- Любить и вычеркнуть из своей жизни как случайную ошибку, на мой взгляд, еще лучше, - серьезным тоном, без какого-либо сарказма в голосе, парировал Рассказов. – К тому же… черт, не знаю, почему я перед тобой оправдываюсь, но… У меня Софья тогда Маськой забеременела. Я побоялся… Ты, я думаю, сам должен понимать, какие мысли ей могли прийти в голову, узнай она о том, что я к Ленке хожу и провожу с ней немало времени.

- Понимаю, - буркнул я, ставя себя на место друга и действительно прекрасно осознавая мотивы его поведения.

- С легким паром! – с улыбкой сказал Игорь своей жене и, получив от нее благодарность, быстро зашептал в телефон: - все, Вить, я больше говорить не могу. У меня к тебе лишь одна просьба: держи меня в курсе, ладно? Только не смсками. Мне правда не все равно.

- Хорошо, - согласился я, после чего услышал в трубке короткое «спасибо» и столь же короткие гудки, а в мою память ворвалась всего одна фраза, сказанная мной в прошлом: «я всегда буду рядом»…

Чувство вины усилилось раз в двадцать, совесть заставляла забывать все уроки по самоконтролю, когда-то преподанные мне Смитом и, частично, Франсуа. Я был уверен, что Игорь не понял, какого результата добился своим рассказом и просто высказыванием своего мнения, но если именно это было его целью, то у него вышло просто отменно… Впрочем, если уж говорить о целях, то и я достиг своей – хоть и не слишком подробно, но все же узнал о прошлом Лены, о причинах возникновения ее проблем со здоровьем. Теперь я хоть что-то внятное могу сказать доктору Хьюзу – возможно, эти не сильно значимые данные как-то помогут в лечении. А вообще неплохо было бы запросить из России любые медицинские документы, касающиеся Ленки и ее болезни. Да, это точно было бы не лишним.

На следующий день я снова поехал в госпиталь, дабы лично осведомиться о состоянии Лены и навестить ее, но, прежде чем идти в палату к бывшей ученице, я переговорил с доктором Хьюзом о копиях медицинских документов блондинки, которые можно было бы запросить из больницы Москвы, где Кулемина когда-то наблюдалась. Кардиолог оценил эту идею, сказав, что знания о динамике развитии болезни или каких-то осложнениях, возникших ранее, бесспорно сделают качество лечения лучше. А потом врач предложил перевести Лену в другой госпиталь, который, имея несколько отделений, все же делал упор на кардиологию. Аргументировал доктор Хьюз это тем, что там его пациентке окажут более квалифицированную помощь, ведь, несмотря на высокий уровень профессионализма этой клиники, та все же зарекомендовала себя, как инновационная во многих вопросах лечения сердечно-сосудистых заболеваний. Немного подумав, я записал название этого госпиталя в телефон, намереваясь позже лично проверить его репутацию, а уже потом, совместно с Леной и ее лечащим врачом, принимать окончательное решение.

Закончив разговор о возможном переводе Кулеминой, мы с Хьюзом направились в палату девушки. Я ощущал, как внутри меня кипела тысяча чувств и эмоций, и всеми силами старался внешне казаться невозмутимым. Мне до одури хотелось увидеть Ленку, еще больше – услышать ее голос, поймать ее взгляд, и… Господи, как же я желал сейчас обнять ее, прижать к себе, почувствовать легкий запах ее волос, тепло тела, нежное дыхание на своей коже. Буквально на секунду представляя себе, что всего этого могло больше и не быть, как самой моей бывшей ученицы, я ощущал волну колючей дрожи, проходящей по всему телу, и липкий ужас, окутывающий все внутренности и сжимающий сердце своими когтистыми лапищами.

- Доктор, - обратился я к идущему рядом кардиологу. Тот мгновенно повернул ко мне голову. – Я очень Вас прошу, сделайте все, что будет от Вас зависеть… Эта девушка… она мне очень дорога и… она должна жить! – поднял я решительный взгляд на врача.

- Я понимаю, - кивнул тот.

- Я серьезно, доктор Хьюз! Это не просто слова, - стал дальше убеждать я собеседника, потому что мне его ответ показался незначительным и пустым. – Если будет нужно, я у себя сердце готов вырвать и ей отдать, лишь бы она жила! – провел я рукой по двери палаты, рядом с которой мы и остановились.

- Мистер Степнов, я понимаю, что Вы волнуетесь за мисс Кулемину, и я уже говорил Вам – мы делаем все, что от нас требуется, - размеренно ответил мне кардиолог. – Я, как и Вы, желаю этой девушке лишь самого лучшего, поэтому и посоветовал Вам Lenox Hill Hospital. Там работают настоящие мастера своего дела, там самое новое оборудование, там уникальные техники и методы.

- Простите, - тяжело вздохнул я, понимая, что волнение дало знать о себе моей прежней несдержанностью. Подойдя к окну палаты, я наконец осмелился заглянуть туда и увидел лежащую на кровати Ленку. Она была уже в сознании, хотя весь ее вид и говорил о том, что блондинка предпочла бы еще какое-то время находиться в беспамятстве. – Я постараюсь как можно быстрее узнать, в каких больницах Лена наблюдалась, живя в Москве, - немного перевел я тему.

- Хорошо, - ответил врач. – Если я Вам больше не нужен, то я пойду по своим делам. У меня пациенты…

- Да, конечно, - ответил я и, подойдя к двери палаты, несмело толкнул ее от себя.

Реакция на мое вторжение не заставила себя ждать: Кулемина приподняла опущенные до этого веки, а увидев меня, распахнула глаза еще шире. На лице ее отразилась смесь удивления и опаски, дыхание стало поверхностным и прерывистым, а пульс, отсчитываемый аппаратом, как-то подозрительно участился. Я не спеша приближался к постели бывшей ученицы, и мне казалось, что полоска, бегающая по монитору, с каждым моим шагом набирала скорость.

- Привет, - тихо сказал я, помня предупреждения доктора Хьюза относительно состояния Лены. – Как ты себя чувствуешь?
Понимаю, что банально и, учитывая нашу последнюю встречу, вероятно, даже глупо, но для меня этот вопрос не являлся пустой данью вежливости, для меня было важно знать о состоянии этой девушки, причем не только от врачей, бесцветным голосом произносящих сухие фразы, но и от самой Лены. А она молчала… Смотрела на меня своими красивыми, зелеными глазами, в которых сейчас я отчетливо мог разглядеть всю ее боль и непонимание, и молчала. Я видел, как она напряжена, почти физически ощущал ее страх, понимал, что должен сделать для нее гораздо больше, чем могу, но вместо этого ждал ответ, словно она должна была сказать нечто иное, чем просто «плохо», «хорошо» или «нормально», будто от ее слов зависела вся моя жизнь. Хотя… Вполне вероятно, что именно так оно и было.

- Зачем ты… пришел? – хрипло спросила девушка, проигнорировав как приветствие, так и мой вопрос. – Как… как нашел меня?

- Как нашел – не важно, а пришел я потому, что… - запнулся я, подбирая правильные слова. Рука сама собой потянулась к светлым волосам Кулеминой, но блондинка, с ужасом проследив за этим жестом, вся мгновенно сжалась, будто ожидая удара. – Лен, ты чего?

- Я… я… - так и не договорила та, только закусила губу и закрыла глаза, пытаясь спрятать выступившие на них слезы. Я же, воспользовавшись этим, все же опустил свою ладонь на голову бывшей ученице и ласково погладил ее, чувствуя, как от этого простого и в то же время такого трепетного движения, все внутри меня скручивается тугим узлом, заставляя мои руки дрожать, а сердце – пропускать удары. – Чтобы твое отношение… ко мне изменилось… мне всего-то надо было… оказаться в больнице? – неожиданно, не скрывая горечи в срывающемся голосе, усмехнулась девушка. – А ведь я все та же… низкая, продажная девка… которой рядом с тобой… не место, - едва сдерживая слезы, проговорила она.

- Лен, я хочу… - только было собрался я извиниться, как дверь палаты распахнулась, являя моему взору двух людей в полицейской одежде. – Чем могу помочь? – нахмурившись, спросил я у нежданных гостей.

- Мистер Степнов? – осведомился мужчина, заглядывая в какой-то блокнот.

- Да, - еще более удивленно ответил я, пытаясь вспомнить, когда последний раз преступал черту закона. Вроде кроме банальных нарушений ПДД ничего и не вспоминалось.

- У нас к Вам есть несколько вопросов, - сказал полицейский, переводя свой взгляд с меня на Ленку. – А Вы, должно быть, мисс Кулемина?

- Да, - кое-как подтвердила та.
- Как Вы себя чувствуете? – учтиво осведомился хранитель правопорядка, а во мне этот его пустой, дежурный вопрос, произнесенный полицейским с равнодушным, безучастным видом, вызвал какую-то брезгливость и даже злость.
- Разве Вы не видите, как она себя чувствует? – стараясь не показывать своего раздражения, кинул я полный упрека взгляд на человека в форме.
- Да, мы все понимаем, но это не отнимет много времени и сил, - сухо произнес страж закона, а я лишь убедился в том, что ему и дела нет до состояния Кулеминой, а все, что его волнует, это работа, ну, или то, ради чего он появился в этом помещении.

- Мистер Степнов, - теперь уже обратилась ко мне полноватая женщина, - раз уж все нужные нам лица находятся в этой палате, то не вижу смысла медлить… У нас есть подозрения, что Вы причастны к такому состоянию мисс Кулеминой…

Знала бы эта дамочка, как много эмоций пробудила во мне одной лишь этой фразой. С одной стороны, я осознавал, что она говорит о физическом самочувствии Лены, а с другой – черт возьми, сказала – будто мысли мои прочитала. Ведь я действительно виноват. Люди с собаками не поступают так, как я повел себя с бывшей ученицей…

- Вы что… - пока я раздумывал над неоднозначностью слов женщины, подала голос с кровати Кулемина и даже попыталась изменить свое положение, но тут же поморщилась и перестала двигаться, а я, боясь, что Ленка может повторить попытку привстать, мягко опустил руку на ее плечико, дабы в случае необходимости сразу же пресечь ее действия. – Это не он! – решительно заявила она и, прикрыв глаза, перевела дыхание.

- Тогда, вероятно, Вы можете назвать или хотя бы описать человека, который имеет отношение к случившемуся? – резонно спросил мужчина, внимательным взглядом сканируя блондинку. Та измученно посмотрела на него, а ритм ее пульса снова немного сбился, что, несомненно, можно было уловить по участившемуся пищанию аппарата.

- Так, давайте это вы у нее потом спросите, - предложил я, понимая, что сейчас для допросов не самое лучшее время. Я вообще удивляюсь, как врач разрешил им сюда прийти, зная, что для полноценного разговора Кулемина еще слишком слаба, а любой стресс может усугубить ее и без того незавидное положение. – Если у вас есть какие-то вопросы ко мне, то я с удовольствием отвечу на них, только за пределами палаты. Думаю, сейчас этой девушке нужен покой…

- Тогда мы лучше чуть позже опросим вас обоих, - переглянувшись со своей напарницей, ответил мужчина, давая мне понять, что подозрение с меня пока не снято. – До свидания.

- Поправляйтесь, - добавила женщина.

Полицейские вышли из палаты, а я повернулся обратно к своей бывшей ученице. Она снова лежала с прикрытыми глазами и, по-видимому, пыталась вернуть себе спокойствие. Воспользовавшись ситуацией, я начал внимательно всматриваться в болезненное лицо девушки: синяки за счет бледности выделялись еще сильнее, разбитая губа явно чуть припухла, а вот тело блондинки сегодня все было спрятано под простынкой, так что увидеть побои на руках и прочих участках было невозможно. И если когда-то давно, в нашей прошлой жизни, после истории с боями, я мог хоть как-то помочь ей, утешить, уменьшить ее страдания, элементарно перевязать ее ушибы, то сейчас все было совершенно иначе, и, по сути, я понятия не имел, как сделать так, чтобы Лене стало хоть немного полегче.

- Ты расскажешь им про Вадима? – спросил я, нарушая повисшую в воздухе тишину. – Ведь это сделал он, я знаю, мне ты можешь не врать, - едва ощутимо провел я ладонью по спрятанному под простынкой плечу девушки. – Лена…

Дата добавления: 2015-08-28