– Скажите, пожалуйста, а чем пахнет вот от этого сосуда? – спросила я.
– Ну уж на этот вопрос вы должны ответить сами, – покачал головой Яков Михайлович. – Неужто в гимназии вам не показывали этот аппарат?
– Ой! Теперь догадалась! Просто у нас в гимназии аппарат Петера-Якоба Кипа был значительно меньшего размера!
– Вы спросили о запахе, видимо, по причине, что ощущали его в той самой зале?
– Совершенно верно.
– Знаете, меня упоминание о запахе, схожем с запахами, выделяемыми этим аппаратом при получении водорода, навело вот на какую мысль. Если некоторое количество полученного водорода сжечь в замкнутом пространстве, ну в котле каком-то закупоренном, создать в нем высокое давление, а после выпустить эту смесь пара и газа, то получится довольно интенсивный поток воздуха. Думаю, наши физики и инженеры объяснят вам это лучше, чем я, и даже набросают чертеж такого механизма! Не желаете пообщаться?
– Желаем, но не сейчас.
– Тогда… Возможно, это покажется вам странным, но хочу вас поблагодарить за ваш визит. Он доставил мне удовольствие и оставил ощущение удовлетворенного любопытства!
– И мы вам весьма признательны. До свидания.
– Чем умнее человек, тем меньше он выставляет напоказ свои знания, и уж никак не кичится ими!
– Петя, на кого это вы намекаете? Кто у вас кичится знаниями?
– Да Светлана Андреевна! Не назову ее неумной, но образования ей недостает. И при этом изо всех сил старается показать себя образованной. Точно знаю, что она бывала и в Париже, и в других европейских городах, а по-французски изъясняется… Ужас! Страшнее, чем все эти трюки, которыми нас пугали.
– Кто-то еще два дня назад сомневался, что это трюки, и говорил про нечистую силу!
– Говорил, каюсь. Теперь мои сомнения окончательно развеяны. А вот понять, зачем нас пугали, я все еще не могу.
– Совершенно забыла, вернее не успела вам рассказать о полученных мною агентурных сведениях!
Я пересказала Пете содержание тех листков, что принес мне Иван Порфирьевич, и ту коротенькую заметку, что сама нашла в газете. Своих выводов я сообщать не стала, была уверена, что и Петя их сделает.
– Выходит, что в этом доме несколько раз за последние сорок лет устраивались гадалки и предсказательницы?
– Вызывающие духов умерших, – добавила я. – И поверьте мне, Петя, если такой балаган, цирк или варьете – назовите, как вам придется по нраву, – обустроены без оглядки на затраты, зрелища там происходят куда более увлекательные, чем в синематографе.
– А у нас сейчас показывают весьма любопытные фильмы! Но давайте закончим со столоверчателями… Э-э-э… столовертами?.. и духовызывательницами. Получается, эти самые Бушнеры оборудовали в особняке специальную залу по последнему слову науки и техники. Возможно, там целое состояние вложено в эти фокусы. Это раз. Но по неведомым нам и не очень для нас важным причинам они несколько раз уезжали из города. Спустя годы возвращались и вновь покупали дом. Вот тут не вяжется. Захотели дом купить, а хозяин взял и отказался продать. И что?
– Очень может быть, что и такое происходило. А то бы мадам М. в вашем городе побывала бы не трижды, а четырежды или все восемь раз.
– Хм… Вполне возможно.
– Тем более, что в этот раз нечто подобное происходит. Светлана Андреевна взвинтила цену до невероятной суммы. А, предположим, наследник Бушнеров решил настоять на своей цене. Уже пошли по городу слухи о заведшейся в особняке нечисти. Это и цену снижает, и конкурентов распугивает.
– Кхм, – снова многозначительно хмыкнул Петя и улыбнулся этак, что я сразу догадалась: и у него припасены свежие новости. – Наследника Бушнеров зовут скорее всего Анатолием Ивановичем Гурьевым. Прибывшим несколько недель назад с невнятными целями и ставшим лучшим другом, если не более того, госпожи Татьяны Вибе. Очень интересовался успехами Татьяны Францевны на ниве театра, всегда расспрашивал в подробностях. Проживает в «Европейской», номер не узнал, но узнать легко.
– Так, так. У вас тоже сюрприз припасен!
– Я вчера решил, что следить будет очень уж неинтересно. И, не дай бог, снова мороз ударит, так уже и невозможно станет, если не желаешь что-то себе обморозить. Взял и просто позвонил своему знакомому, который знаком и с Ольгой, и с Татьяной, да и спросил его об их знакомых.
– Петя! Послушайте, что вы несете. Ваш знакомый, их знакомый, тот, что знаком, про знакомых!
– Это я от задумчивости. Потому что стал думать, что мы с ним делать станем?
Я открыла рот рассказать о письме с угрозами, но промолчала об этом.
– Прежде нужно проверить ваши данные и саму причастность господина Гурьева ко всему этому. Хотя и не верю, что этакий букет совпадений случаен. Но…
– Что же вы задумались?
– Не могу пока объяснить толково, но у меня зародились подозрения, что проделка с портретом осуществлена совсем другим человеком. Не тем, кто пугал нас в зале. Во-первых, не мог он пробраться незамеченным в гостиную на третьем этаже. Да и незачем ему рисковать после столь успешного фокуса с этой курицей.
– Фокус как раз неуспешный. До этого все аккуратно проделывал, а тут наглупил с краской.
– Это как посмотреть. Не будь там вас…
– И вас!
– Хорошо, не будь там нас, никто бы на краску внимания не обратил, уверена. Но это отдельный разговор. Вот только что Яков Михайлович сказал, очень возможно, что использованы разные реактивы для написания светящихся букв. Короче говоря, нужно быть последовательными. Доказать причастность господина Гурьева, а уж затем выяснять, был ли второй озорник, из одной они компании или из разных.
– Ну и как мы будем доказывать причастность или непричастность господина Гурьева? Следить за ним сейчас бесполезно, в пустую залу он не пойдет.
– Нужно осмотреть флигель. Давайте прямо сейчас подъедем к Светлане Андреевне, попросим разрешения.
За разговором мы прошли добрую треть пути и с удовольствием оставшиеся две трети прошагали бы пешком, но у меня были планы на вторую половину дня, да и у Пети найдутся дела. Так что мы взяли извозчика и с ветерком домчались до особняка в Соляном переулке.
Петр Матвеевич распахнул перед нами дверь.
– А, господа хорошие, вновь пожаловали? Не боитесь после всего в залу ходить?
– Да мы не в залу. Мы к Светлане Андреевне, – объяснил Петя.
– Увы и ах, но барыни дома нету. Уехала и допоздна. Может, передать что?
– Да, передайте. Светлана Андреевна накануне обещала меня с художником познакомить, – сказала я, чтобы дать объяснение нашему визиту. – Напомните ей?
– Ну что ж, напомню. Заходить не станете?
– Наверное, не станем.
Мы попрощались и спустились по трем ступенькам крыльца. И едва не столкнулись с бродягой или с нищим. Он шарахнулся в сторону, но недалеко. Замер под нашими взглядами и протянул руку. Я достала гривенник и вложила его в ладонь, слегка коснувшись руки. Нищий закивал, глаза блеснули благодарно.
– Немой, наверное, – сказал Петя, когда мы пошли своей дорогой, а нищий своей.
– Может быть. Глаза какие у него яркие, обратили внимание? И жалобные очень.
– Жаль, что не застали госпожу Козловскую, – сменил тему разговора Петя.
– Зато есть время прогуляться.
На репетиции нам с Олегом Свиридовичем, мастером по шумам, пришлось изрядно потрудиться, прежде чем мы добились требуемого результата, при котором почти одновременно звучали раскаты грома, шумы дождя и ветра, топот копыт. Тут уже не четыре, тут по большому счету десять рук потребны. Но мы, пусть с трудом и не сразу, приноровились, хоть я и успела десять раз согласиться с мнением Арона Моисеевича, высказанным им днем в адрес нашего антрепренера и режиссера. Узурпатор! Узурпировал власть над нами и повелевает: сделайте так, сделайте этак! А то, что некоторые вещи сделать почти и невозможно, его не интересует. Но получилось у нас в результате неплохо, а в следующий раз выйдет еще лучше. До премьеры есть время, освоимся. Так что я перестала сердиться на Александра Александровича за его крики и упреки, что мы не поспеваем. Да и сердилась я не всерьез, и на себя больше, чем на него. Понятно же, что все это для успеха спектакля делается.
Устала я сильно. Тем более что пришлось проследить, чтобы маменьку в самом деле не стали окатывать водой из ведра. Но воду хоть и принесли в нескольких ведрах, тут Арон Моисеевич сказал правду, но поливали артистов из ковшика и понемногу. С расчетом, чтобы при выходе на сцену с отряхиваемых одежд летели брызги. Зато политых артистов набралось немало, и воды понадобилось тоже много.
Репетиция закончилась, актеры стали расходиться. Я направилась к господину Корсакову, чтобы просить показать мне костюм Арона Моисеевича, но тот был занят беседой с молодым человеком. Я встала в сторонке, но краем уха услышала, о чем шел разговор, и заинтересовалась.
– Да не стал бы я опасное устройство использовать, – говорил молодой мужчина. – По сути, это тот же магний, что для вспышек применяют при фотографировании. Вы же не говорите, что вспышки представляют опасность?
– Дарья Владимировна! – позвал меня Александр Александрович. – Подойдите к нам, пожалуйста. Я вот, старый ретроград, не умею оценить новшество и от него отказываюсь, может, вы нас рассудите? Речь вот о чем…
– Виновата, но я слышала разговор.
– Так мы из него секрета не делали.
– Если я все верно поняла, так нам предлагают, чтобы на сцене не только гром гремел, но и молнии сверкали?
– Так и есть.
– И вы отказываетесь?
– Снова верно.
– Так давайте посмотрим. Прямо сейчас, когда артистов уже нет и никого не обожжет, чего вы опасаетесь.
– Ну что ж, давайте рискнем. Хотя даже при отсутствии людей пожар нам не нужен. Но рискнем ради искусства. Тем более, что воды еще принесли, дабы до утра согрелась.
– Даша! Ты едешь домой? – спросила маменька.
– Ты езжай, мы тут с Александром Александровичем еще поговорим. Не волнуйся, я извозчика возьму.
Маменька ушла, и мы остались втроем.
– Ну-с, Валентин Антонович, приступайте. А мы отсюда, из зала посмотрим.
Молодой человек прошел на сцену и поставил там треножник для фотоаппарата. Приладил к нему небольшой пакетик и чиркнул спичкой. Сам, видимо, специально остался стоять рядом, чтобы показать безопасность эксперимента.
Полыхнуло не совсем так, как при фотографировании, поначалу возникло несколько слабых вспышек, затем более яркая. Очень похоже на молнию! Я бы зааплодировала, если бы сцену через мгновение не заволокло дымом. Дым довольно быстро поднялся вверх, но и в зал его попало достаточно.
– Жаль! – веско произнес антрепренер, давая понять, что от затеи он отказывается.
– Очень жаль, – согласилась я и тут же добавила, – но нужно подумать, как избавиться от дыма. Молнии должны сверху сверкать, если зажечь это приспособление под колосниками[41], может дым и не потянет на сцену и в зал?
– Готовы ли вы взобраться под самую крышу, господин изобретатель? – сурово вопросил антрепренер.
– Готов, – вздохнул изобретатель молний, – вы только покажите куда.
Вспышка из-под потолка смотрелась еще эффектнее, но дым! Дым не пожелал оставаться на колосниках под крышей и сполз-таки вниз.
– Увы и ах!
– А дозволите ли вы мне словечко вставить?
– Михалыч, что ж ты людей пугаешь? – укорил нашего швейцара господин Корсаков, вздрогнувший от неожиданности.
– Виноват, я тут потихоньку сидел, дожидался запереть за вами. Мне молния понравилась. И опять же, ни у кого такого не было, я уж сколько лет при театре, а даже не слышал! А дым можно выпустить, если в нужный момент люк над колосниками открыть. Постоянно его держать отворенным нельзя, и так сквозняков достает. А на короткое время, если, конечно, погода не испортится да мороз не ударит, можно.
– Получается, что теперь еще и тебе туда лезть, – заворчал Александр Александрович.
– Полезу. Мне для искусства ничего не трудно. Готов на жертвы за ради него!
С открытым люком все получилось превосходно. Режиссер, правда, пожелал проверить еще один раз, но у Валентина Антоновича закончились заготовленные заряды. Договорились завтра повторить все с артистами, при правильном освещении да в сопровождении шумов. На чем специалиста по молниям отпустили.
– Пора и нам по домам разбегаться, – предложил Александр Александрович.
– Еще минутку, – остановила я его, решив ничего до завтра не откладывать. – Дозвольте глянуть на тот костюм, что для Арона Моисеевича приготовили.
– Э-э-э… – недовольно протянул антрепренер. – Впрочем, проще исполнить вашу просьбу, чем спорить с вами. Тем более что он в моей гримуборной.
Костюм был не схож с шутовским. Это был костюм шута в натуральном виде. Впрочем, для преобразования его под запросы Арона Моисеевича я решила ограничиться заменой колпака с бубенчиками на не столь узнаваемую шляпу, и музыкант обретет вид, подходящий для нашей постановки, и при том не будет выглядеть шутом гороховым. Чего он явно опасался. Точнее, насмешек после этого товарищей по оркестру.
Как и обещала, я села на извозчика, но остановиться его попросила в начале нашей улицы. Захотелось пройтись и привести в порядок мысли, вертевшиеся в голове вперемешку. Про художника и портрет Светланы Андреевны, про вспышки магния, громы и молнии – все вместе и разом! Да и продышаться не мешало, потому как дыма наглотаться пришлось.
Шла я неспешно, а возле одного из самых нарядных домов, соседствующего с домом Марии Степановны, и вовсе остановилась. Принялась разглядывать деревянные кружева, украшающие карнизы. Света из окон для этого было достаточно. Равно как и для того, чтобы разглядеть парок, вылетающий из подворотни. Хорошо, что мороз усилился, пар изо рта идет клубами, почти такими же, как от сгоревшего магния.
Про письмо с угрозами я при всей насыщенности дня ни на секунду не забыла. Разве о таком забудешь? Но была уверена, что за сегодня мы не сделали ничего, что недоброжелатель мог посчитать сованием наших носов в его делишки. Вот и позволила себе прогулку в одиночестве. Но притом смотрела по сторонам внимательно, продолжала путь, лишь убедившись – опасности вблизи нет. Вот и увидела этот пар, вылетающий из чьего-то рта при дыхании. А подойдя ближе, догадалась, что дышит в подворотне не один человек, а двое. Вот и остановилась, делая вид, будто смотрю вверх, но краем глаза наблюдая за тем, что происходит впереди. Насколько у грабителей достанет терпения ждать, когда же мне надоест стоять на месте? Как тут же выяснилось, терпения у них было намного меньше, чем у меня. Из-за столба, на который была подвешена створка ворот, вышел человек. Сверкнул золотым зубом и лезвием ножа. Второй затаился. Понятно, что меня такой расклад не устраивал, нужно было выманить и второго. Особенно с учетом тени, замельтешившей напротив, на другой стороне улицы.
– Ну что, барыня-сударыня! Поиграемся?
– Во что? – весело откликнулась я, но мой беззаботный тон не смутил нападавшего.
– А я стану спрашивать, ты мне станешь отвечать. Правильно ответишь, сильно обижать не стану!
Такой поворот мне не понравился. Почти окончательно стало ясно – это не случайные ночные грабители, очень похоже, что предупреждение из письма уже исполняется. А то с чего бы со мной разговоры затевать? Да и второму не к чему таиться в стороне. Выскочили оба, гоп-стоп, жертва раздета и без денег, а грабители солидно удаляются. В крайнем случае, убегают, прыгая через заборы. Но ведь мы с Петей… Может, Петя что-то сделал, что напугало автора письма, и он решил, в свою очередь, побыстрее испугать нас?
– Спрашивай, – лениво согласилась я, снимая перчатки и пряча их аккуратно в карман.
– Смелая! Таких вот и режут за то, что ничего не боятся. Тебе было сказано, не соваться в чужие дела?
– Не было мне ничего сказано, – возмутилась я. – Я никому дорогу не переходила. И вообще, скажите Пройди Свет[42], что я здесь по частному делу, а не на гастролях. Так что пусть успокоится, помех чинить не стану ни в чем и чужого не возьму.
Вот такой ответ наконец привел грабителя в замешательство. Особенно поминание одного из самых авторитетных в городе уголовников. А я тем временем лихорадочно припоминала имена или клички других, но ничего не припоминалось. Пройди Свет кличка яркая, запоминающаяся, а остальные из немногих, что я знала, из головы выветрились.
– Эт! Таво… Ты с Сашкой, стало быть, якшалась?
– Это с каких пор он для такой шестерки, как ты, стал Сашкой, а не Александром Ивановичем? – нагло спросила я, сделав угрожающий шаг навстречу. Разбойник подрастерялся и уже не знал, что делать.
– Чего ты с ней лясы точишь?! Она тебе щас наплетет, – заговорил второй из грабителей, появляясь на виду. – Пройди Свет второй месяц в Бийском остроге отдыхает.
– А мне откуда знать? – по-прежнему нагло и напористо заявила я. – Сама только с поезда.
– А вот это правда, – согласился второй из грабителей.
Был он мелковат ростом и неширок в плечах, но двигался мягко, по-кошачьи, отчего я сразу посчитала его более опасным. Он к тому же в подтверждение моих размышлений вынул из рукава наган.
– Давай, Гусь, делай, что велено. Спросу с нас не будет.
– А чо делать-то, Кот?
– Велено было пальтецо на ленточки резать, вот и режь. А вздумает бежать или царапаться, пуля догонит.
– Ага, – сказал Гусь, сглотнул и шагнул ко мне.
Я расхохоталась, заставив Гуся вновь замереть едва ли не в испуге.
– Чего ржешь, кобылица? – спросил меня Кот.
– Да кликуха у тебя неправильная, Котяра. Нужно бы другим зверем обозвать, чтобы правильно было. А то выходит, что Гусь Коту товарищ!
– Ты кого свиньей назвала, хавронья? – взъерепенился Кот и поднял «наган».
Пока смеялась, я сумела приблизиться к нему на нужное расстояние, и мне если чего не доставало, так вот как раз таким манером поднятого и направленного на меня револьвера. Левую ладонь сверху на оружие, схватить и прижать курок, чтобы случайно не выстрелило, правой за ствол дернуть вправо и вверх. Одновременно кончиком ботинка в коленку, а каблуком по ступне. Ну и раз уж он этак удобно подставился, согнувшись от боли, его же «наганом» по голове. В последнее мгновение я сумела чуть сдержать силу удара, потому что шапка с Кота свалилась, а удар по голой голове мог закончиться печально. Пусть бы меня это и не слишком расстроило.
– Гусь, пером ее! – вякнул Кот, за что получил еще один удар носком ботинка. На этот раз я попала прямо в колено, а не чуть ниже, как в первый.
– Дык застрелит!
– Не застрелит. Забыл, что патроны вынимал, как было велено?
– Дык я ж обратно зарядил. А то мало ли чего.
Мне надоело слушать эти пустые разговоры, я в очередной раз уложила на снег попытавшегося встать Кота, резко шагнула к его сотоварищу и заломила ему кисть. Он заплясал вокруг меня, делая робкие попытки ткнуть в меня своим пером.
– Я те перышки сейчас повыщипываю, – пообещала я, делая Гусю подножку, выпуская заломленную руку, и едва он упал, сильно наступая на другую руку, державшую нож. От боли Гусь нож выпустил, я пнула его подальше.
Эти двое меня не особенно беспокоили. Но был ведь и третий. Куда, спрашивается, пропал? Удрал с перепугу?
– Даша, это я, – услышала я негромкий крик.
– Петя?
– Ну да, – сказал Петя, выходя из тени. – Я оказался прав, когда подумал, что вы что-то недоговариваете, и недоговариваете как раз про письмо с угрозами. Ну и устроил здесь засаду.
– Да зачем же так рисковать? – спросила я явную глупость.
Петя рассмеялся.
– На всякий случай. Пусть и был в вас уверен. А ну, лежать!
Последнее относилось к разбойникам, что попытались подняться и на четвереньках дать деру. Те послушно легли, но я, чтобы не мешали разговору, пригрозила:
– Я ведь выстрелю, если что. И не извольте сомневаться, попаду.
– Попадет! – радостно подтвердил Петя. – И нам за это ничего не будет. Оружие ваше и вы первые начали. Эх, свезти их, что ли, на хутор?!
– Это зачем? – попыталась подыграть я.
– Чтобы поговорить в спокойной обстановке! Опять же там и угли в печи, и клещи на конюшне. Тут же только ножик. Дрянной к тому же. Да и начнешь их сейчас расспрашивать, станут кричать и плакать. Всю улицу разбудят.
– Не станут. Не станете?
Гусь энергично закивал, а Кот зашипел, но согласился не плакать и тем более не кричать.
– Тогда скажите, кто вас прислал?
– А мы знаем?
Я легонько пнула Кота в голень, он снова зашипел, почти как настоящий кот, которого обидели, но ответил.
– Фраер какой-то, ветошный[43]. Нам именем да отчеством интересоваться не с руки, когда о таком просят.
– В харчевне небось вас сыскал[44]? – спросил Петя.
– Там. Половину денег заплатил, половину обещал завтра. Как дело сделаем.
– О, вы еще и в убытке.
– Да мы не в претензиях! – влез Гусь.
– Ладно. Где он вам деньги обещал передать?
– Да все там же.
– Во сколько?
– Днем. В два часа.
– Ну так скажите ему, что все сделали как велено, пусть платит. А мы там посмотрим на него, да и шкуру сдерем с фраера. Только оружие себе оставим.
– Дык… – дернулся было Гусь.
– Да и хрен с ним! – остановил его Кот. – А с Гнидой вы чего сделали?
– Да ничего! – пожал плечами Петя. – На той стороне валяется. Поди уже очухался. Забирайте его и валите. Только не советую про нас хоть с кем говорить.
– Да нам самим… того… не с руки.
– Ну и славно.
Кот с Гусем поднялись. Первый сильно прихрамывал, второй держался за руку.
– Эй, Кот! Вы ж такого счастья, что я одна-одинешенька ночью идти стану, не могли ожидать?
– Да уж, счастье выпало… – грабитель вдруг вместо обычного для себя шипения издал горький смешок. – Только нам все едино было, одна вы или с кем, на своих двоих или в санях подкатите. Один дело делает, второй револьвером в бок провожатому, а то и извозчику. На нем бы и укатили.
– А револьвер зачем разрядить велел? Хотя я это и сама знаю. Прощай, Кот.
Бандиты уковыляли на противоположную сторону улицы, мы остались с Петей вдвоем.
– В самом деле, зачем они револьвер разрядили? – спросил Петя.
– Да не разрядили. Гусь не послушался. А в принципе, видно есть большая разница, пугаешь ты человека незаряженным оружием или тем, которое в любой миг выстрелить может. Ой! Петя, я-то уже дома, а как же вы станете возвращаться один?
– Зачем один! Я сюда с Антоном Парфеновичем приехал. Вон он стоит в сторонке. Я к той Блохе…
– К Гниде!
– Ну да. Господи, что за гадкое прозвище? Так я к нему и не подходил даже. Мы как приехали, в дом постучались – я вам там даже на словах просил кое-что передать, вы не удивляйтесь после, – узнали, что вас нет, сани в соседнем дворе спрятали, а сами стали ждать. Вскоре эти персонажи объявились, ну мы и спрятались так, чтобы вам на помощь прийти в любой момент. Немного просчитались, ждали вас на извозчике и с другой стороны, а вы вдруг пешком! Гляжу, Антон Парфенович уже на той стороне кулаком по голове бандита пристукнул, хотел к вам побежать, да я его придержал.
– Развлечение себе решили устроить, – неожиданно для себя обиделась я. – Посмотреть, как я одна с двумя вооруженными налетчиками дерусь?
– Ну что вы! Ситуация так сложилась, что мы могли помешать или, того хуже, спровоцировать на стрельбу…
– Простите, Петя, что несправедливо о вас подумала. Это от испуга.
– Правду сказать, я за вас тоже испугался.
– Ох! Нужно домой идти, а то и там переполошатся!
Не успела я произнести этих слов, как дверь нашего дома распахнулась.
– Даша, это вы здесь? – спросила Пелагея.
– Да, тут Петр Александрович меня подвез, но мы уже прощаемся.
Пелагея поздоровалась с Петей и прикрыла дверь.
– В самом деле, пора прощаться, – сказал Петя. – А не зря мы их отпустили?
– Но я же собралась проследить, кто их подбил на такое дело. Ох, господи! Я же занята буду в это время!
– Ничего, мне не в первый раз!
– То-то и оно, что не в первый! Вдруг вас там признают, и никто тогда не скажет, чем это закончится.
– Это вы про «Белую харчевню» сказывали? – спросил Антон Парфенович, подходя ближе. – Там нужно за кем присмотреть?
– Там!
– Так я и съезжу. Пусть мне Петр Александрович все разъяснит, а я уж исполню!
Антон Парфенович уже не раз помогал нам, и меня такое решение устроило.
– Тогда давайте прощаться. До свидания, Петя. До свидания, Антон Парфенович, – сказала я и поднялась на крыльцо.
Пелагея позвала к столу, я попросила накрыть на кухне. Остальные уже отужинали, и накрывать в столовой для меня одной не стоило.
– Пелагея, скажи, пожалуйста, мне вчера письмо приносили, не ты ли принимала?
– Я и принимала.
– А кто приносил?
– Случилось что? Или письмо плохое?
– Нет-нет. Просто письмо глупое. Приглашают на чашку чая, а подписаться человек забыл. Так как мне понять, кто приглашает?
– А! Конверт тот какой-то бродяга принес. Но вручал вежливо. Я ему пятачок пообещала дать, а он отнекался и ушел.
– Да уж, я-то надеялась, что знакомый человек передавал или, скажем, посыльный из отеля. А как он выглядел?
– Да обычно. Не то, чтобы оборванец, но уже и приличным человеком не выглядит. Роста высокого, борода темная. Глаза зато светлые и жалостливые. Такого не встречала?
– Вроде нет, – ответила я, хотя едва Пелагея сказала про глаза, как вспомнила нищего, что встретился нам возле дома госпожи Козловской. И догадалась, что мне в том человеке странным показалось. Я его руки тогда коснулась, слишком мягкая на руке кожа. Та рука хоть и не самой чистой выглядела, грязь была под ногтями, но сами ногти не сломанные и подстрижены слишком аккуратно.
Если тот же самый человек накануне принес мне писанное кровью письмо, то получается, что сегодня он за нами следил. Возможно, от самого театра следил и мог, к примеру, узнать, зачем мы ходили в технологический институт. Как узнать? Да подслушать! Мы с Петей шагали, не таясь и не оборачиваясь, говорили довольно громко. Мог он к нам подойти настолько близко, чтобы слышать, о чем идет разговор? Мог! А говорили мы как раз о всех таинственных происшествиях в особняке госпожи Козловской. Так что вполне был способен решить, что, несмотря на предупреждение, свой нос мы суем слишком глубоко. Но тогда получается, что автор послания, то есть посланий, ведь Петя тоже получил подобное и тоже не стал меня лишний раз беспокоить, и человек, совершавший злые трюки в особняке, – один и тот же. Скорее всего, этот самый нищий. Которого мы уже видели, а значит, нет большой нужды посылать Антона Парфеновича в «Белую харчевню». Достаточно посетить господина Гурьева и убедиться, что наша загадка разгадана. Это если Гурьев и есть тот нищий. Но, может, они сообщники, тогда нужно будет установить их связь…
Я даже перед сном успела составить план того, что стоит делать и чего делать уже не стоит. Но на следующий день все пошло совершенно не так, как представлялось с вечера.
Репетиция вновь была тяжелой для меня, пусть и веселой. Поэтому я не удосужилась да и просто забыла сделать телефонный звонок домой Пете и передать Антону Парфеновичу, что нет нужды ехать и следить. Зато сообразила позвонить Светлане Андреевне, чтобы узнать, когда она будет дома. Трубку взял швейцар Петр Матвеевич.
– Рад услышать вас, Дарья Владимировна, пусть и по телефону, – сказал он после обычных приветствий и моего вопроса. – Только вот отвечу вам неожиданностью. Светлана Андреевна нынче поутру съехали из дому. В гостиницу «Европейская» съехали.
– В самом деле, неожиданно. Что же ее такой шаг заставило сделать?
– Да опять же с перепугу. Мало было нам напастей прежде, так еще и нонешней ночью переполох поднялся. По мне так в этот раз все понятно было – картина, из тех, что Светлана Андреевна понакупила и что мы в доме развесили, в самое неподходящее время среди ночи сорвалась и всех переполошила. А саму Светлану Андреевну перепугала до полусмерти, поскольку в ее бадуаре[45] повешена была. Я уж смотрел и так и этак, никакой нечистью или чем необычным и не пахло. И хозяйке все показывал и объяснял. Все одно съехала. Оделась поспешно и ни свет ни заря… Да налегке! Только вот сейчас обещала горничную за вещами прислать.
– Ну что ж, навестим ее в гостинице.
– Я вот сам хотел вас о том просить. Вы уж навестите, может, подбодрить чем сумеете. А то очень уж в нервическом состоянии!
– Хорошо, и подбодрить постараемся. До свидания.
Петя после уроков зашел за мной в театр и нарвался на выговор.
– Рада вам, Петр Александрович! – сказала маменька. – Но если вы и завтра вместо обеда станете разгуливать по городу, я на вас рассержусь! На тебя, Даша, я уже сердита!
– Хорошо, Ирина Афанасьевна, – вынужден был согласиться Петя. – Но позвольте нам еще и сегодня не отступать от намеченного?
– У вас, оказывается, планы заранее составлены? Ладно, угроза моя не совсем серьезная, но уж который день кряду без обеда – никуда такое не годится! Да и Пелагея расстраивается.
– И мне дома достается, – вздохнул гимназист и пообещал: – Все! Последний раз!
Мы подкатили к Пассажу Второва, где в верхних этажах располагалась гостиница «Европейская», лучшая в городе. Перед нами распахнули двери, позволили войти и, уже когда мы оказались в тепле, поинтересовались:
– Здравствуйте, господа. Вы, полагаю, с визитом?
– Совершенно верно, – откликнулась я. – Нам необходимо повидаться с госпожой Козловской. С той, что приехала сегодня ночью.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 121 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |