Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Расстанься с ней! – весь мир кричал-вопил, но я ее любил. 3 страница



Так, а это что такое?-спросила она, рассмотрев у сына под глазом синяк.

Да это так, мам,-отмахнулся мальчик.

Что это еще за «так»? Ты давай, рассказывай и не махай тут!

Ну, маам...-протянул недовольно малыш, хотя для своих девяти лет он был очень рослым

мальчиком, впрочем Аня и Маркус были оба высокими, поэтому и у сына был приличный рост.

Ну что «мам»?! Рассказывай!-потребовала Аня. Она давно уже заметила, что Мэтт часто приезжал

то со сбитыми руками, то с синяками. Маркус говорил, чтобы она не лезла, но она так не могла.

Аня очень переживала за сына, хоть он уже и был большим мальчиком, для нее он навсегда

останется ее малышом.

Да упал я,-опять отмахнулся Мэтт. Женщина поняла, что он врет, но больше не стала спрашивать.

Маркус учил сына решать свои проблемы самостоятельно, поэтому бесполезно выяснять.-Как мой

братишка?-улыбнулся Мэтти и прислонил ухо к ее животу.-Эй, друган, ты как там?

Аня заулыбалась.

Может там сестричка?!

Нее, папа сказал, что братишка!-уверенно возразил сын. Ну конечно, если папа сказал, значит так

и есть. Аня снова фыркнула:

Больше слушай своего папу! Ты кстати видел его сегодня?

Видел.-как-то недовольно буркнул Мэтт, поднимаясь с дивана, на котором сидела мать.

Что это за тон?-удивилась она.

Да ниче!

Не «ниче», а ничего! Что там случилось у вас?

Мальчик закусил губу и немного задумался, говорить или не говорить матери, но потом все же

решился.

Только папе не говори!

Аня кивнула, ели сдержав улыбку.

Он сегодня приехал и орал на меня, как не нормальный, потому что я...

Уже стучишь?-Аня и Мэтт вздрогнули, когда услышали строгий голос. Женщина подняла голову и

увидела мрачное лицо мужа. Мэтти сразу же покраснел и замолчал. Маркус вошел в кабинет,

поцеловал Аню и потом повернулся к Мэтту и недовольно на него взглянул.

Ну давай, что ты замолчал-то?-иронично обратился он к сыну. Мэтт потупился.-Значит, я орал как

ненормальный? А ты лучше расскажи, как ты себя ведешь! - Маркус не повышал голос, но его

интонация заставила поежиться даже Аню.

Марусь, ну...

Ань, не надо его защищать! Он совсем ох*рел, берегов не видит!

Аня была в шоке, таким злым Маркус никогда не был на сына.

Да в чем дело-то?

Маркус пристально посмотрел на Мэтта, от чего глаза сына наполнились слезами. Мальчик

закусил губу, чтобы не расплакаться.

Не ной! Я тебе не мать! Как выпендриваться перед всеми, так ты первый, а как отвечать за свои



поступки, так ссышь?! Если у тебя папа какая-то там «шишка», это еще не значит, что можно себя

королем чувствовать. Ты еще, мать твою..

Маркус!

Ты еще никто и звать тебя никак, а то, что ты забил парочку мячей в этом сезоне, пока ни о чем не

говорит! Если еще раз ты будешь вести себя, как зажравшийся ублюдок, я тебе такое устрою,

забудешь кто у тебя папа сразу же! Ты меня понял? Понял, я спрашиваю?

Мэтт вытер слезы и сказал твердо:

Да, отец!

А теперь иди и собирайся к Белле!

Мэтт пулей выскочил из кабинета. Аня бледная сидела и смотрела на мужа, ожидая пояснений.

Она никогда не вмешивалась, если он воспитывал ребенка, все претензии она высказывала

наедине.

Ань, не смотри ты на меня так, будто я только что совершил убийство!-поморщился Маркус.

А как я должна это все понимать?

Я не позволю ему ехать на моем горбе. С какой стати? Пусть сначала достигнет чего-то, а потом

строит из себя хоть кого. Совсем обнаглел! Ты видела, что у него с руками? Это он так добивается

своего у нас!

А это тебе никого не напоминает? Ты и этот чертов спорт воспитываете в нем жестокость! –

разозлилась Аня.

Я? Не пори х*рню, он просто избалован твоими поблажками, считает, что все ему сойдет с рук. Не

хр*на подобного, я через это уже прошел, а потому не хочу, чтобы мой сын повторял этот же путь.

Только я хотя бы кичился своими победами, а этот же паразит едет на моем успехе.

Аня тяжело вздохнула и кивнула. Она не ожидала от сына такого, а потому была расстроена, о чем

и сообщила ему, когда они поехали к Белле.

Я разочарована, Мэтт!

Мэтти поджал губы и нахмурился, почти весь вечер он не разговаривал с родителями, те тоже не

обращали на него никакого внимания, тем более, что все внимание родственников было

направленно на еще не родившегося малыша. Домой Беркеты возвращались в тишине. Вечер

прошел более-менее хорошо, конечно, присутствовала некоторая натянутость, но Аня уже к этому

привыкла, хотя ей порой так хотелось забыть обо всем и вернуть те отношения, что были когда-то,

но ничего не получалось.

Что ты думаешь насчет предложения Мегги?-спросила она у Маркуса. Сегодня свекровь поразила

ее, предложив съездить с ней в восточную Англию. Мегги родилась в графстве Норфолк в

деревушке Уолсингем, и теперь ее потянуло к истокам. Аня понимала, что таким образом она

хочет попробовать наладить отношения, зная, что невестка верующая и ей будет интересно

посетить этот паломнический центр, хоть и католический. Ане как не странно идея пришлась по

душе, на нее вдруг накатила ностальгия, ей хотелось подышать свежим, деревенским воздухом.

Побыть в окружении простых людей, побродить по лесу, по горам. Ане надоели дорогие курорты,

напыщенные люди и городская суета. Ей хотелось частично вернуться в детство. К бабушке Маркус

ей бы не разрешил сейчас съездить, а вот съездить на недельку в другое графство, мог

согласиться. Именно по этой причине Анна спросила мнение мужа. Он же удивленно ответил:

Я даже не стал воспринимать это предложение всерьез. Мы вроде бы собирались в Куршевель?

Лыжи, сноуборд....Да, сына?

Угу!-все еще с обидой ответил Мэтт.

Маркус ухмыльнулся.

Ну, это вам лыжи, сноуборды, а я то там, что буду делать? –возмутилась Аня.

Мам, да там и для тебя всяких развлечений куча!-оживился сын, он был отходчивым ребенком,

поэтому не мог долго обижаться на родителей, тем более зная, что сам виноват.

Правильно, сынок!-заговорчески подмигнул Маркус Мэтту, сын ответил отцу такой же усмешкой.

Аня возмущенно надула губы.

О, вы теперь в одной команде, да? Ну, хорошо. Можете отправляться в Куршевель, а я лично еду с

Мегги в Уолсингем!

Ну, маам!-чуть ли не в один голос воскликнули ее мужчины. Маркус иногда мог звать ее мамой,

когда она становилась особенно вредной.

Да что «мам»?! Вы всегда получает то, что хотите. Теперь моя очередь. Хоть бы раз сделали мне

приятное.-Аня притворилась, что обиделась и отвернулась к окну. Маркус и Мэтт переглянулись,

но ничего не сказали. Их противостояния продолжалось и на следующий день.

Пока они с Маркусом летели в Цюрих, они практически не разговаривали. Аня до сих пор делала

вид, что обижена. Она была настроена решительно. Ей до тошноты не хотелось ехать в Куршевель,

ей так надоели дорогущие курорты, которые они каждый раз посещали, как только у них

появлялось свободное время, что после таких поездок Аня чувствовала себя еще больше

вымотанной пристальным вниманием прессы и окружающих людей. Ей же хотелось отдохнуть и

побыть со своей семьей, а не развлекаться. Именно об этом она говорила Маркусу полночи, и

сейчас муж был погружен в свои думы. Аня надеялась, что он думает о ее предложении. Но она

так и не узнала, чем были заняты его мысли в тот момент, а после это вылетело из ее головы.

Когда они прилетели в Цюрих, сразу же занялись подготовкой к церемонии. Аня выбрала себе

зеленое платье со шлейфом. Выглядела она потрясающе, беременность придавала ей особый

шарм. Она знала, что весь вечер за ней будут пристально следить. Беременность звезды – это

событие особой важности. Быть женой Маркуса Беркета, значит быть в эпицентре внимания.

Несмотря на то, что муж больше не играл, он по-прежнему был звездой мирового масштаба. Как

Аня не любила всю эту показуху, но все же выглядеть хорошо, она была обязана.

Не успев подъехать к штаб-квартире, на них сразу же обрушился шквал вопросов, вспышек

фотокамер, криков, восторженных взглядов. Аня вновь почувствовала волнение и страх. За все эти

годы она так и не смогла привыкнуть к этому отвратительному преклонению, олицетворению

обычных людей с богами. Ей как верующей была особенно омерзительна данная картина. Но

больше всего вызывало омерзение время до начало церемонии. Все эти ужимки, вежливость,

пропитанная завистью и злобой, наигранная любезность. Аня тоже выжимала из себя милую

улыбку в ответ на приветствия и вопросы знакомых. Когда поток желающих уделить им с

Маркусом внимание схлынул, Аня глубоко вздохнула и прижалась к своему мужчине.

О, кажется, отмучились! –шепнула она ему, легонько целуя в щеку.

Не говори. Видела этого петуха Джона?-со смешком ответил Маркус.

Аня засмеялась, но тут рядом с ними раздался смущенный кашель.

Аня и Маркус повернулись, при этом улыбка не сходила с их лиц. Перед ними стояла миниатюрная

девушка, она была бледна и взволнованна. Белокурые волосы были собраны в высокую прическу,

нежно-розовое платье подчеркивало хрупкость блондинки. Девушка не была красавицей, но ее

лицо было настолько необычно, что приковывало внимание, оно было какое-то неземное,

марсианское. Кожа матово-белая, нежный овал лица, розовые не пухлые и не тонкие губы, но

больше всего поражали большие глаза. Они были разноцветные. Один синий, другой карий. Пока

Аня подмечала все эти детали, девушка что-то смущенно лепетала, Маркус скучающе кивал

головой.

Рад знакомству, мисс Войт. Позвоните мне через неделю.

Хорошо. До свидания!

До свидания.

Маркус и Аня направились к своим местам в зале. Когда они сели, Аня спросила:

Кто это такая?

Дочурка либерала Войта, папаша дал деньжонок, чтобы пропихнуть дочь. Теперь она будет писать

книгу, точнее делать вид, что пишет.

Аня удивленно вскинула бровь. Маркус небрежно пояснил:

Помнишь, я тебе говорил, что дал согласие на книгу?

Аня кивнула.

Ну вот, эта девица будет задавать вопросы.

Что-то ты к ней не очень благосклонен, а между прочим милая девушка.-Аню заинтересовало, что

Маркус так негативно настроен к этой юной особе.

Милая и не более... Во-первых, я терпеть не могу не профессионалов, во-вторых, папенькиных

дочек, а в третьих, я панически боюсь блондинок!-последнюю фразу он сказал со смехом, Аня

тоже засмеялась:

Не будь строг, она так смотрела на тебя!

Маркус усмехнулся:

Да, как будто я сейчас наброшусь на нее и сожру.

Ну, я когда тебя встретила, выглядела не лучше, наверно. У меня тоже был такой видок?

Нет, ты была пьяна в стельку и качала права. Лично у меня ты вызывала желание затащить тебя в

машину и там долго и жестко учить вежливости!-прошептал он, целуя ее шею, Аня почувствовала,

как дрожь пробегает по телу.

А какие желания вызывает эта девчонка?- проникновенно прошептала она, проводя рукой по

бедру мужа.

Желание отправить ее на съемки Властелина колец! Видела ее глаза?-давясь смехом, спросил он.

Дурачина! Симпатичная девчонка вообще-то.-захохотала она, на них стали косится люди.

Ты так говоришь, будто ты древняя старуха. Она тебя лет на пять может быть младше.

В душе, наверно, я и есть старуха.-как-то задумчиво ответила Аня, но тут же пожалела о своих

словах. Веселое настроение Маркуса испарилось, он немигающим взглядом следил за

церемонией, плотно сжав губы. Вечер прошел мрачно, всю обратную дорогу они вновь молчали.

Только на следующий день Маркус сообщил, что они едут в Уолсингем. Мэтт попытался возражать,

но суровое лицо отца пресекло все попытки. Аня была и рада, и в то же время смущена. Но

решила, что выяснит все позже.

До Нориджа они доехали за четыре часа. Аня спала, убаюканная плавной ездой и тихой музыкой в

плеере, Мегги и Мэтт о чем-то увлеченно болтали, а Маркус сосредоточенно вел машину.

Перекусив в Норидже и размяв затекшее тело, они двинулись дальше. Дорога до Уолсингема была

ужасной, также дождь со снегом не способствовали быстрой езде. Аня же вновь уснула.

Там замечательнейший дом у меня. Кстати, в деревни построили точную копию дома Святого

Семейства в Назарете, потрясающие виды, а какая рыбалка. Отдохнешь, хоть воздухом свежим

подышишь.-увлеченно рассказывала Мегги, когда Аня проснулась и вытащила наушник.

Я и в Куршевеле подышал бы, там знаешь как круто?-спорил Мэтт.

Аня обняла сына и притянула к себе. Они с Мэтти сидели на заднем сидении, а Мегги с Маркусом

впереди.

О, Эни, дорогая, ты уже проснулась. А я пытаюсь убедить нашего непоседу, что ему обязательно

понравится в Уолсингеме. Маме будет очень полезно провести немного времени в деревни, она

скоро родит тебе сестричку..

Братика!-возразил Мэтт, Аня улыбнулась, Маркус же довольно похвалил сына:

Правильно, сынок, хватит нам и одной девчонки в семье.

Да! - поддакнул Мэтти.

Ой, ну смотрите-ка! А от куда такая категоричность?-воскликнула свекровь.

А вот спросите своего сына!-поддержала ее невестка, поглаживая кудряшки сына.

Да не издевайтесь! Девочка - это же одни проблемы, что я буду с ней делать, когда она подрастет, и ей начнут названивать всякие засранцы?

Аня и Мегги захохотали.

Я же просто посажу..-но тут его голос оборвался. Аня посмотрела в лобовое стекло, сердце

замерло, как и время. Все происходило, как в замедленной съемке, а потом тишину разорвал крик

Мегги. Аня прижала сына к себе, на них с бешеной скоростью несся грузовик. Все исчезло для нее,

остался только сын, только он один, она прижимала его к себе, пытаясь защитить. В голове билась

лишь одна мысль: «Господи, все, что угодно, только пусть мой сыночек живет! Ни о чем не прошу,

только бы он был жив! Умоляю...» Обжигающая боль пронзила тело, крики оглушили, все

смешалось, все ее существо, словно разрывало и скручивало от адской боли, но руки тянулись,

искали, сердце рвалось к своему ребенку, к самому дорогому, что есть у нее в жизни. Она искала

Мэтти, своего сыночка, сквозь пелену боли, крови и слез, но его не было, сознание покидало ее,

она цеплялась за реальность, а она убегала.

Мэтти....Мэтти... мой малыш...где ты, где ты сыночек...-прошептала она,но тьма накрыла ее и

больше не было ничего, пустота.

» Глава 3

"...Тебя нет в этом мире большом

И меня уж как будто не стало.

Ты живешь только в сердце моем,

А оно уже биться устало.

Но пока я живу-жив и ты,

Мой сынок-моя боль и любовь.

Верю я, у последней черты

Обязательно встретимся вновь..."

просторы интернета

Эни. Эни. Имя моей девочки стучало в каждой клетке мозга. Меня ничего больше не

интересовало. Даже раздирающая на части боль во всем теле не беспокоила меня. Сейчас она

была заглушена страхом. Меня трясло от ужаса, я боялся посмотреть назад и в то же время я

желал этого больше всего на свете. Превозмогая рвущее ощущение, я медленно повернулся.

Дыхание тут же оборвалось, глаза заливала кровь и пот, я размазывал их по лицу, я был в каком-то

вакууме, а потом тишину разорвал вопль. Мой вопль. Я смотрел на месиво крови и загибался от

отчаянья. Все было в крови, красная влага пропитала длинные волосы, раскинутые по сидению -

единственное, что я смог рассмотреть. Я всегда ненавидел красный цвет: слишком яркий, бьющий

по глазам, кричащий, вульгарный. Цвет боли и смерти. Сейчас он меня пугал до дрожи во всем

теле. Я карабкался, рвался к ней- своей женщине. Что-то горело внутри меня, оно было сильнее

тела. Именно сейчас я понимал, что ничто так не порабощает плоть и все ее позывы, как опасность

, угроза жизни как собственной, так и близких тебе людей. Не нужно постов, молитв, наркотиков

или алкоголя. Твое тело не властно над твоим духом. Сейчас в эту самую секунду человек подобен

бесплотной оболочке. Около меня раздался приглушенный стон. Я повернул голову и увидел мать,

она осторожно двигалась и пыталась отцепить ремень, судя по ней, повреждения были

несерьезными. Я испытал облегчение, а потом... потом меня захлестнула необъяснимая горечь и

злость. Как мать ее, почему? Почему со мной, не признающим ничего святого в этой жизни, кроме

собственной семьи, и со старой женщиной все в порядке, а мой сын и жена даже не дышат?

Господи! Я рванул ремень безопасности, тело прострелило и вывернуло от резкого движения, но я

продолжал возиться с чертовым ремнем и дверцей. Главное, вытащить Анну и сына из этой

гребанной машины. Мозг терроризировала навязчивая мысль о том, что сейчас произойдет взрыв.

Мне казалось, что я все делаю до раздражения медленно. А нужно скорее, быстрее, ведь все в

крови, в чертовой крови! Боже.. Хотелось вопить, рыдать. Нужно что-то еще, но ничего не

приходило на ум, просто действовать и никаких мыслей. Я выполз, ноги свело судорогой,

задохнулся, боль все же давала о себе знать. С*ка! Но я терпел, к боли я привык. Боль –моя

подруга по жизни, впрочем, как и всех людей. Мы рождаемся через боль, самое лучшее, что с

нами случается тоже не дается просто так. А может мы и чувствуем радость за счет контраста,

который создает боль? В любом случае, мне пришлось убедиться, что все имеет цену, счастье

достается нам через страдание. Мое, по крайней мере, досталось мне так, и будь я проклят, если

лишусь его, потому что не смог совладать с физическим проявлением боли.

Вылезай из машины!- прохрипел я матери, когда выполз наружу. Легкие обжег холодный воздух.

Через пару минут, я уже пытался вытащить Анну, я резал руки об стекло. Кровь, везде была кровь.

Страх подгонял. Я старался делать все осторожно, но бездыханное тело жены, пропитанное

кровью и еще чем-то, доводило меня до безумия. Мать помогала мне. Шок не отпускал, поэтому

мы справились за считанные минуты и отползли на приличное расстояние. А потом раздался

взрыв. Мать с ужасом взирала на останки нашей машины, и сразу же у нее началась истерика,

которая окончательно добила меня.

Маркус, боже мой, Маркус...-рыдала мать, покрывая поцелуями окровавленное лицо Мэтта.

Замолчи и позвони в скорую!-рявкнул я.

Мой телефон там...-кивнула мать в сторону обломков машины, захлебываясь слезами и

раскачиваясь с Мэттом на руках. Все внутри задрожало, я сдерживался из последних сил. Я

смотрел на Анну, на мать с сыном на руках и не верил, из груди рвался крик. Я лихорадочно шарил

по карманам, пытаясь отыскать гребанный телефон. Время текло, а я знал, что время –это все.

Знал, что каждая моя заминка может стоить жизни самому дорогому, что есть в моей жизни.

Недалеко лежал перевернутый грузовик, я пополз к нему в надежде найти там средство связи. В

салоне был мужчина, женщина и девочка лет тринадцати, но мои глаза различали только кровь.

Люди копошились, когда я залез внутрь и начал шарить по их телам. Мне было плевать, я не

гнушался ничего.

Пожалуйста.. помогите моей жене и дочери.- просипел мужик. Я продолжал рыться. Он вновь что-

то сказал, я с отвращением взглянул на него, оценивая физическое состояние, которое было на

порядок лучше моего. Я сжал челюсть изо всех сил, чтобы не врезать этому козлу.

Пожалуйста, вытащите мою дочь!- прошептала женщина. В этот момент я нашел телефон и

набирал номер службы спасения. Я старался не смотреть на этих людей. Но мысли назойливо не

давали о них забыть. Если бы я взялся помогать, я бы терял время, и это когда моя жена и сын

находятся при смерти?! Надо быть дебилом, чтобы идти против себя, я не был им, а потому я не

мог да и не хотел никому сейчас помогать. К тому же все это случилось из-за этого м*дака,

скулящего, как баба, но дело сейчас не в мести. Я жесток, но не настолько! Пусть мне говорят что

угодно, но плевал я на всех и на вся. На этого мужика, который не смог найти в себе силы, чтобы

спасти собственную семью, на эту женщину, которая как мать должна рвать кишки за свое дитя, я

знаю, Анна бы в полуобморочном состоянии боролась за нашего сына. Плевал я на их ребенка,

когда мой собственный может умереть в эту минуту. Я сам был на издыхании, а потому не мог

рисковать. Я не герой и никогда им не был, я всегда был подобен животному, а сейчас, когда

инстинкты обострились- и подавно. В биологии такое называют естественным отбором, проще

говоря, выживает сильнейший. Почему им можно быть эгоистами, прося меня забыть о

собственной семье, чтобы помочь им, а мне нет? Совесть.... Удивительно, оказывается, она у меня

появилась. Но сейчас пошла она на хер! Примитивно, гадко, низко, не человечно? Пусть! Муки

совести я переживу, а вот без Эни и Мэтта мне не жить?! Пока я объяснял что-то службе спасения,

я чувствовал, что последние силы покидают меня, что выдержки не осталось, я откинул телефон и

уже ползком приблизился к Анне. Я вдыхал сладкий, отвратительный запах крови, но не

испытывал отвращения, наоборот- я впитывал ее в себя, размазывал по нашим лицам, сцеловал с

любимого лица, наша кровь смешивалась. Слезы застилали мои глаза, я тряс тело своей жены в

каком-то безумном порыве.

Эни, пожалуйста, не оставляй меня! Любимая умоляю, не надо, я не смогу, не смогу без тебя...

Очнулся я под шум криков, писка приборов. Люди в масках суетливо мелькали перед моим

замутненным взглядом.

Моя жена и сын..-прохрипел я, но меня не услышали.

Нужно срочно, ребенок задохнется!

Не получится....

Слова отдаленно долетали до меня, но я снова отключался. Возможно это по детски, но увидев

докторов, я испытал что-то сродни облегчению, а потому провалился в беспамятство. Когда я

вновь очнулся уже в какой-то захудалой больнице, мать сидела около меня, она отделалась

несколькими переломами, судя по повязкам. Глаза были залиты слезами. Страх обрушился с

новой силой, я вскочил с койки, и шатаясь, пошел к двери.

Маркус, куда ты?- бросилась ко мне мать. Я оттолкнул ее. В палату вошел какой-то врач, он

быстрым взглядом оценил ситуацию и приблизился ко мне, но я не дал ему и слово сказать.

Что с моей женой и сыном?

Мистер Беркет..

Они живы?-спросил я, начиная раздражаться, хоть и боялся услышать ответ.

Пока еще да.-врач отвел глаза, а у меня озноб пробежал по коже. –Мистер Беркет ваш сын он...

он в очень тяжелом состоянии, скорее всего, он... не выживет.Надежды никакой..

Я как рыба открывал рот и закрывал. Я смотрел по сторонам, пытаясь зацепиться за что-то, но все

ускользало, кроме чудовищной реальности, которая с каждой секундой обрушивалась на меня все

яростней, грозя раздавить своей тяжестью.

А Эни?

Ваша жена, она потеряла много крови, также сейчас проводят стимуляцию родов, будет потеряна

еще кровь. Мы провели предварительную пробу перед переливанием, у вашей жены

индивидуальная несовместимость, происходит агглютинация, мы не можем понять- в чем дело...

Что за агглютинация?-спросил я лишь бы как-то отвлечься.

Склеивание эритроцитов. В общем, ей не подходят доноры с такой же группой и резусом, но у

нее совместимость с вашим сыном. Я проверил. на всякий случай.. Но это невозможно. Они оба

так слабы.. и мы потеряем обоих..

Я больше не слушал, я не знал, что от меня хотят. Мне было понятно, что они пытаются снять с

себя ответственность, но я не мог оставить все так. Я не мог опустить руки, ничего не сделав.

Мне нужен телефон, я должен позвонить в Лондон...

Они не успеют, операция должна быть проведена в ближайший час!

А мне пох*й! Мать вашу, пусть они просто едут! У них все есть, должно быть, они помогут!- меня

трясло от ужаса и я уже ничего не соображал. Я звонил в Лондон, объяснял ситуацию, что-то

кричал, потом трубку передали нашему семейному врачу, я советовался с ним. Он пытался мне

сказать что-то, долго объяснял. Постепенно до меня дошли его туманные речи. Он предлагал

решение, точнее то, что могло дать хоть какую-то надежду на что-то, пока прилетит помощь из

Лондона, но это не было выходом. Я слушал и боялся дышать. Мне предлагались жуткие,

кощунственные вещи, но больше не было никаких альтернатив, только эта, иначе я потеряю свою

семью. Теперь я должен был выбирать между ее членами. Выбор- как гордо звучит эта мерзость!

Разве это выбор? Как я могу выбрать между любимой женщиной, матерью своих детей и сыном?

Как, черт возьми? Да как можно вообще выбирать между двумя живыми людьми? Я хотел бы

оставить все как есть, хотел бы опустить руки и быть в стороне, не причастный ни к чему. Потому

что...Такому варварству не было объяснения. Слишком больно, слишком страшно и ужасно, к тому

же незаконно. Но я решился, нет, я просто не знал иного пути, у меня его не было.

Мать и доктор смотрели на меня в ожидании. Я постарался взять себя в руки, мои губы тряслись,

голос дрожал, но я прошептал:

Они вряд ли успеют..

Мать затрясла головой и заревела с еще большей силой. Это подстегнуло меня.

Проведите прямое переливание!

Доктор уставился на меня во все глаза:

Это невозможно! Это запрещено! Это..

Я так и знал. Мой врач предупреждал меня, что за это никто не захочет браться, но я был настроен

решительно. Чего бы мне это не стоило, я заставлю, раз это единственное, что можно сейчас

сделать.

Заткнись! Если это последний шанс, то ты проведешь это гребанное переливание, иначе клянусь,

я тебя уничтожу, мне наср*ть честное слово!

Он все еще качал головой. И я надавил на главное:

У тебя есть дети, жена? – я подходил к доктору все ближе, он в ужасе смотрел на меня и бледнел с

каждым словом.

Вам нужно успокоительное...

Мне нужно, чтобы ты провел переливание, я заплачу сколько угодно! Ты это сделаешь, иначе ты

будешь на пару со мной оплакивать...

Доктор часто дышал, он нервно сглотнул и прошептал:

Оно не дает никаких гарантий, оно опасно для жизни, к тому же это однозначно, что ваша жена

вряд ли выживет после переливания, ей оно нужнее. Ваш сын у него сейчас последние минуты

возможно, поэтому в переливании не будет никакого смысла! И ваша жена сразу же умрет, если

я....

Ей и проведешь!

После этого в палате воцарилась гробовая тишина. Я словно сам себе вынес приговор. Я не видел

перед собой ничего, на меня с ужасом смотрели две пары глаз, я и сам заглядывал внутрь себя с

ужасом, я пытался найти объяснение своему решению, но я не находил его. То, что доктор сказал,

будто ей это чертово переливание нужнее, что у Мэтти в любом случае нет никаких шансов-это не

было для меня ни оправданием, ни объяснением. Где –то там голос разума шептал, что все

значительно глубже, все иначе.

Скажите...доктор, у моего сына будет...хоть какой-то шанс? Есть ли хоть какая-то надежда на то, что он сможет.. что он будет еще жить, когда прибудет помощь из Лондона?

Врач побледнел, но глаз не отвел, а потом тихо сказал:

Надежда есть всегда...

Но мне стало все ясно, я задохнулся, закусил кулак, чтобы сдержать рвущийся вопль.

Я проведу операцию, потому что... я просто это сделаю! Это не законно, запрещено, но я сделаю,

это хоть что-то...

После этих слов он вышел из палаты. Я повернулся к матери, она больше не рыдала, слезы

беззвучно катились по ее щекам. Она медленно подошла ко мне, а потом мою щеку обожгла

пощечина. Я не дернулся, смотрел ей в глаза и не отводил. Мне не в чем было каяться, не в чем

было меня упрекнуть, разве, что я ни разу не колебался в своем решении. Но эта пощечина

означала лишь знание того, что даже если бы у меня был выбор, я выбрал бы Анну. Только ее.

Мать это знала, она это читала по моим глазам. А я читал в ее. Ей хотелось заорать мне в лицо -как

нужно любить женщину, чтобы пожертвовать ради нее сыном?! Кем нужно быть?!

Я не знаю! Единственное, что я знаю, что если ее не будет, не будет смысла в моей жизни. Если ее

не станет, я сойду с ума- буду искать ее черты в каждой проходящей женщине, ловить запах и

вздрагивать в надежде, почувствовав знакомые духи, я бы замирал, прислушиваясь к шорохам в

доме, пытаясь услышать звук ее шагов. Я искал бы ее в другой, но убеждался вновь и вновь, что

она единственная для меня. Если бы не было ее, я бы не был собой. Черт возьми, да я разгадал бы

секрет бытия, чтобы создать ее! Наверно, все это отразилось на моем лице, потому что всхлипнув,

мать кивнула и обняла меня, ее тело затряслось, она разразилась новым потоком слез. Я молчал,


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.065 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>