Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Е. И. Холостова, доктор исторических и философских наук, про­фессор; 8 страница



' Герцен А. И. Указ. соч. Т. XXI. С. 23.

2 Там же. Т. XVIII. С. 362.

3 Там же.


Тридцать лет спустя в "Письмах к путешественнику", учтя опыт европейских революций, многочисленных попы­ток социальных преобразований, Герцен приходит к выво­ду о безнадежности, тупиковости стремления "ломать зря и устраивать общество насильно на какой-то каторжный манер... а социализм только так и разрешал вопрос". Между тем сама идея переделать мир в лучшую сторону важна для исторического прогресса: "Не только сен-симонизм и фурьеризм не прошли бесследно, но неопределенные стрем­ления, нашедшие отголосок в поэзии Гюго, в романах Сю, в целой литературе 30-х годов, женский протест Ж. Сада... все это не только разбудило людей и направило их мысли в известную сторону, но все это принялось, про­зябло и проросло старую почву"[162].

 

 

Герцен считал, что социальные идеи, всколыхнувшие мировое общественное сознание, при попытке их практи­ческого применения пережили свою "героическую интро­дукцию", столкнувшись с "дневной работой, с помехами и ошибками, с дождем, ведрами, с каменистой почвой и бо­лотами, с отклонениями и уступками, с компромиссами и диагоналями. Для этой работы нужны не кадилы и рапиды, а простые формулы разума..."[163]. Герцен полагал, что ника­кой практической пользы не принесли опыты Оуэна, Кабе, Луи Блана. Как ни устали трудящиеся от экономических условий труда, упроченных неравновесием сил, их поте­рей, рабством работы, злоупотреблением накопленных бо­гатств, но они

"...не хотят переезжать в рабочие казармы Не хотят, чтоб правительство гоняло их на барщину, Не хотят разрушать семьи и очаги, Не хотят поступиться частной собственностью"[164]. Герцену принадлежит поразительно трезвая и проро­ческая мысль, что массы людей, ратуя за новые условия жизни, ее обновление, хотят сохранить, насколько это возможно, свой привычный быт, согласия его с новыми ус­ловиями. Эти глубокие идеи Герцен продолжает развивать в обращении "К старому товарищу". Он возвращается снова к вопросу об опасности разрушения всякой собственности, особенно крестьянской. Его волнует поиск правильных форм, методов, определяющих отношение между личной и кол­лективной собственностью. "Отними у самого бедного му­жика право завещать — и он возьмет кол в руки и пойдет защищать своих, свою семью и свою волю, т. е. непременно станет за попа, квартального и чиновника, т. е. за трех сво­их злейших опекунов, обирающих его... но не оскорбляю­щих его человеческое чувство к семье, как он его понима­ет"[165].




По мнению Герцена, фурьерийские фаланстеры, ко­лонии икарийцев — последователей Кабе, "национальные рабочие" ассоциации и "государственные подряды" Луи Бла-на потерпели поражение из-за своего стремления к рег­ламентации, недооценки индивидуального начала челове­ческого быта. Подобные ошибки дискредитируют самые гу­манные идеи и могут привести массу в объятия контррево­люции. Герцен подчиняет всю проблему преобразования быта, семейных отношений, всего народного уклада жизни на гуманических началах своей теории общинного социа­лизма, которую иногда называют "русским социализмом". Он видит в общине лучшую форму организации народного быта, прибегая к явной идеализации, в целом не свойствен­ной его диалектическому стилю мышления. "Одно из дей­ствительных решений представляет русский народный быт в его современном развитии. Бедное село наше со своей скромной общинной жизнью, со своим общинным землевла­дением, наша черная Русь и крестьянская изба невольно вырезываются на сцене, с которой больше и больше исче­зают в тумане фаланстеры, икарии, национальные рабо­чие, государственные подряды"[166].

Преобразование семейных отношений, возникновение новой нравственности Герцен считает фундаментальным моментом переустройства общества. "Обыкновенно думают, что социализм имеет исключительною целью разрешение вопроса о капитале, ренте и заработной плате, т. е. об унич­тожении людоедства в его образованных формах. Это не совсем так. Экономические вопросы чрезвычайно важны, но они составляют одну сторону целого воззрения, стремя­щегося наравне с уничтожением злоупотреблений собствен­ности уничтожить на тех же основаниях и все монархичес­кое, религиозное — в суде, в правительстве, во всем обще­ственном устройстве, и больше всего — в семье, в частной жизни, около очага, в поведении, в нравственности"[167].

Для представителей "русского социализма" характерна тес­ная преемственность во взглядах. В. Белинский отмечал со­впадение своих взглядов с взглядами Герцена на нравствен­ные основания семейных отношений. Для Белинского и Гер­цена обязательным основанием семейного союза является свободно проявленное чувство между мужчиной и женщи­ной. Совпадение взглядов Белинского и Герцена на половую мораль отражено в письмах Герцена к Н. И. Огареву 1814 г. Белинского и к В. П. Боткину 1840 г. Работая над эпистоляр­ным наследием, мы обнаружили, что в одно и то же время все четверо горячо откликнулись на роман Гете "Wahl-verwandschaften (Избирательное сродство)" и критический разбор этого романа Генрихом Ретшером, немецким тео­ретиком литературы. Гете в художественной форме пока­зал личную драму героев, связанных формальными путами брака. Он осторожно поставил вопрос о возможности раз­вода. Эта постановка проблемы была столь шокирующей даже для просвещенных кругов Европы 40-х гг. XIX в., что Ретшер обвинил Гете в безнравственной попытке на­рушить "незыблемость священных брачных уз".

Независимо друг от друга Белинский и Герцен дают резкую критику филистерской позиции Ретшера, "защи­щавшего интимную святость неразумного и случайного бра­ка"[168].

В это же время Герцен пишет Огареву: "С(атин) гово­рит, что ты в восхищении от Ретшерова разбора "Wahlver-wandschaften", а я нахожу его, во-первых, ложным по идее, во-вторых, ложным по воззрению и безмерно скучным. Гете нисколь не думал писать моральную притчу, а разрешил для себя мучительный вопрос о борьбе формализма с из­бирательным средством. Брак не восторжествовал у Гете"[169]. Белинский подтверждает мнение Герцена: "Я даже готов согласиться с Герценом, что Ретшер не понял романа Ге-


 




те — что он не апология, а скорее протест против этого собачьего скрещивания с разрешения церкви"[170]. Это удиви­тельное совпадение мнений на одно и то же произведение и его критику подтверждает, что нравственная концепция "русского социализма" объективно формировалась в еди­ном гуманистическом русле и отличалась отсутствием уто­пических прожектов. Белинский и Герцен преодолели во многом утопическую ограниченность западной социалисти­ческой традиции, дав основательную критику несбыточнос­ти их социальных проектов будущих отношений между по­лами. Герцен отмечал, что "даже социализм, в своих наи­более восторженных, юношеских фазах, в сен-симонизме и фурьеризме, никогда не доходил ни до общности имуще­ства, проповедовавшейся апостолами, ни до платоновской республики подкидишей, ни до полного отрицания семьи посредством создания специальных заведений для дето­убийства во чреве матери и публичных домов безбрачия и воздержания"[171]. Герцену принадлежит замечательный афо­ризм: "И когда же это революция была безнравственной? Революция всегда сурова, доблестна по обязанности, чиста по необходимости; она всегда — самопожертвование"[172]. Ре­волюция по Герцену — это не разбой и казарма, а путь в мир новой человеческой нравственности и счастья, осно­ванного на свободе личности.

Необъятная литература о Н. Г. Чернышевском давно резко делится на исследования, посвященные его социаль­но-политическим взглядам и литературно-эстетическим. Это традиционное разделение во многом обескровило представ­ление о целостности мировоззрения Н. Г. Чернышевского.

1 Белинский В. Г. Указ. соч. Т. П. С. 578.

2 Герцен А. И. Указ. соч. Т. XX. Кн. 1. С. 60.


В свое время А. В. Луначарский точно определил цели научной и политической деятельности Н. Г. Чернышевского: "В чем заключалась та политика, за которую Чернышевс­кий сложил свою жизнь? В устранении самодержавия, крепостного права и т. д.... Почему все это так страстно хотелось ему устранить? Потому что это дало бы возмож­ность жить настоящей жизнью сердца, отдаваться подлин­ному культурному существованию, со всем его богатством переживаний. Цель политической борьбы заключается в ус­тановлении счастливого человеческого быта. Если бы такой цели не было, то зачем нужна была эта политика?"[173]

Взгляды Чернышевского на семью, эмансипацию жен­щин, половую мораль почти не изучены социологией.

Чернышевский уделял этим проблемам много внима­ния и подошел к их нравственному теоретическому реше­нию. Знаменательно, что теория семьи Чернышевского сбли­жается с идеями Ф. Энгельса. Критикуя моногамию в усло­виях социального неравенства, он писал: "Самый брак стал просто коммерческою сделкою, денежным расчетом: жених продает себя, невесту продают. При таком начале невоз­можно хорошее продолжение супружеской жизни: муж всегда неверен жене, жена почти всегда изменяет мужу, супружеское счастье — редкость, которой никто даже не верит; едва умирает человек, над его трупом начинаются ссоры и процессы из-за наследства: общественная жизнь наполнена жесточайшею враждою между родными; эта гнус­ность простирается до того, что беспрестанно возникают тяжбы у дочерей с отцами за имущество матери, у сына с матерью за имущество отца. Вот какова семейная жизнь зажиточных сословий! Для простолюдина с каждым днем уменьшается возможность иметь семейство: молодой чело­век не имеет средств содержать жену, девушка находит любовника, но не выходит замуж: супружество заменяет­ся наложничеством"[174].

Говоря о положении женщины, Чернышевский не про­сто декларирует необходимость равенства, но ищет исто­ки, причины, породившие неравенство между полами:

"Женщина играла до сих пор такую ничтожную роль в ум­ственной жизни потому, что господство насилия отнимало у нее и средства к развитию, и мотивы стремиться к разви­тию"[175].

Проблемы новой морали, любви, положения женщины очень рано начали волновать Чернышевского и прошли че­рез всю его жизнь и творчество. В дневниковой записи за 1848 г. Чернышевский отмечает: "Женщина у нас лакей, вольноотпущенник, взявший в руки своего барина или ди­тя, — три положения, все три — неестественные"[176].

Бесправное, безвыходное положение женщины отра­жено уже в неоконченной юношеской повести 1849 г. "Тео­рия и практика" и повести "Отрезанный ломоть". Основные идеи молодого Чернышевского сводились к необходимости покончить с рабством женщины прежде всего в семье. За­писывая в дневнике свои впечатления от объяснения с не­вестой Ольгой Сократовной Васильевой, Чернышевский зак­лючает: "По моим понятиям, женщина занимает недостой­ное место в семействе. Меня возмущает всякое неравен­ство. Женщина должна быть равной мужчине"[177].

Особое место в жизни и творчестве Чернышевского занимает любовь. Он относится к любви как к одной из выс­ших ценностей жизни и связывает это чувство с возможно­стью творчества. Глубокие, чистые, свободные чувства — великий стимул человеческой деятельности. Чернышевский видел в любви общественное содержание. "Никчемность в личной жизни и никчемность в общественной борьбе — это две стороны одной медали: люди впадают в пустую и гряз­ную пошлость, когда их мысль уклоняется от обществен­ных интересов"[178].

1 Чернышевский Н. Г- Указ. соч. 2Тамже.Т. 1. С. 208.

3 Там же. С. 444.

4 Там же. TV. С. 196.


В "Русском человеке на render-vous" он связывает по­ведение человека в личной жизни с его общественным лицом. "От любви должны светлеть мысль и укрепляться руки"[179]. Изучая нравственные принципы Чернышевского, важно знать его положение, "что политические интересы интересны только потому, что от них много зависит вооб­ще жизнь человека"[180].

Эта мысль — ключ ко всему творчеству Чернышевско­го. Он отдал свою жизнь за гуманистические идеалы, уве­ренный в том, что будущее сделает людей нравственно чистыми, способными к великой любви. Он не считал такую идиллию неосуществимой. "Чистейший вздор, что идиллия недоступна, она не только хорошая вещь почти для всех людей, но и возможная, ничего трудного не было бы уст­роить ее, но только не для одного человека, или не для десяти человек, а для всех"[181].

Чернышевский полагал, что только чувство составля­ет основу семейной жизни. Будучи женихом, он записывает в дневнике: "Сущность брака состоит, по моим понятиям, в искренней взаимной привязанности, все остальное — дело второстепенное"[182]. До самой смерти он сохранил свою лю­бовь к жене. Нравственное содержание его личности по­трясает. Нам посчастливилось найти в Саратовском истори­ческом архиве документ, раскрывающий некоторые неиз­вестные факты из жизни Чернышевского. В описи этот до­кумент значится под названием "Рукопись неизвестного ав­тора". Из самого текста рукописи легко установить, что автор В. Духовников — это, по-видимому, один из учени­ков Чернышевского в годы его работы учителем саратовс­кой гимназии. Духовников написал статью о Чернышевском в 1892 г. для журнала "Русская старина" в осторожном, бла­гонамеренном тоне, но она не была пропущена цензурой. Духовников восторженно рассказывает о педагогических приемах Чернышевского, который был врагом зубрежки,формалистики. "Он не спрашивал уроков, не ставил оценки ученикам, баллов в журнал и вообще пренебрегал фор­мальной стороной дела... Н. Г. представлял противополож­ность всему строю тогдашнего воспитания и обучения, и потому должен был поневоле встать в разлад со всеми ус­тановившимися обычаями и привычками. Это-то и должно было поселить к нему во многих неудовольствие и даже вражду, особенно недоволен им был директор гимназии Алексей Андреевич Мейер, который восклицал: "Какую сво­боду допускает у меня Ч.! Он говорит ученикам о вреде крепостного права. Это вольнодумство и вольтерьянство! В Камчатку упекут меня за него!"

Духовников приводит рассказ жандармского унтер-офи­цера, который он записал о жизни Чернышевского в Ви-люйской тюрьме. В камере, где помещался Чернышевский, стояло 7 кроватей, на которых он держал книги и вещи. Он получал пособие — 17 рублей в месяц, покупая самое не­обходимое, остальные деньги раздавал сторожу и урядни­ку. "Раз сторож напился пьян. Чернышевский начал горя­читься: "Он отравился", призывал всех, начал хлопотать. Когда сторож проспался, Чернышевский говорит ему: "За­чем ты себя губишь? Зачем убиваешь?" Смешной иногда был, но добрый, кажется, лучше быть нельзя, всем готов был помочь, особенно в болезни. К нему часто приезжали якуты — любили его. Приедут и спрашивают: "Есть Мико-ла?" Он сейчас ставит самовар, поит их чаем. По-якутски он не понимает, но урядники ему переводили. Чернышевс­кий осушил много болотистых мест, якуты начали на них сеять и назвали их "Миколины места".

Особенно потрясает рассказ о подарке, который при­слал Чернышевский жене из Вилюйского острога.

1 Саратовский областной исторический архив Ф 407, оп. 2, д. 2110.


"За все время он один раз только сделал долг: купил за 300 рублей шубу из чернобурых лисиц и послал жене. Деньги ему дали в ссуду из казны, потом вычитали по пяти рублей ежемесячно из пособия"[183].

Когда Чернышевский был арестован в 1862 г., ему шел всего 35-й год — самый расцвет жизни.

В крепости за три с половиной месяца он написал ро­ман "Что делать?". Он осуществил давно вынашиваемый замысел. Со времени окончания университета и до ареста Чернышевский не писал художественных произведений. Ходячее представление, будто он взялся за написание ро­мана только по цензурным условиям, совершенно не вер­но. Просто до ареста он не располагал свободным временем для обдумывания произведения в художественной форме. В романе "Что делать?" через мир чувств и отношений показан новый нравственный критерий отношений между мужчиной и женщиной. И это не просто литературная под­цензурная форма, а давно продуманная и выстраданная тема.

Как известно, сюжет романа построен на проблеме се­мейных отношений: жена полюбила друга своего мужа; муж устранился и дает ей возможность соединиться с любимым человеком, а сам, в свою очередь, полюбил другую девуш­ку и женился на ней: составились две счастливые пары, которые состоят в тесной дружбе между собой. Все увле­чены общественно-полезным трудом. В 60-е гг. XIX в. та­кой сюжет был оглушающей неожиданностью. Цензор О. А. Пржецлавский обрушился на роман, который удалось опубликовать Некрасову, прежде всего потому, что "на место христианской идеи брака проповедуется чистый раз­врат, коммунизм женщин и мужчин"[184].

Роман "Что делать?" справедливо называют памятни­ком русской социальной утопии. В романе выражена кон­цепция семьи будущего: полное равноправие супругов в труде и общественной жизни. Равенство в браке — важ­нейшее условие счастья. Семья — это свободный добро­вольный союз любящих людей. Эта мысль выражена в зна­менитом четвертом сне Веры Павловны. "Господин стеснен при слуге, слуга стеснен перед господином; только с рав­ными себе вполне свободен человек. С низшим — скучно, только с равным полное веселье... Поэтому, если ты хо­чешь одним словом выразить, что такое я, это слово — равноправность. Без него наслаждение телом, восхищение красотою скучны, мрачны, гадки; без него нет чистоты сер­дца, есть только обман чистотою тела. Из него, из равен­ства, и свободы во мне, без которой нет меня"[185].

Чернышевский великолепно показал динамику любви, ее хрупкость, подвижность. Личная трагедия героини — Веры Павловны получает смысл общественного звучания, раскрывает трагическое положение женщины в семье.

Чернышевский создает совершенно небывалую для сво­ей эпохи коллизию: в "треугольнике" — все трое достой­ные люди. Причиной кризиса в семье Лопуховых явились не дурные качества кого-либо из супругов, а свободное развитие чувств. Рахметов верно объяснил эту ситуацию: "Оба вы хорошие люди, но, когда ваш характер, Вера Пав­ловна, созрел, потерял детскую неопределенность, приоб­рел определенные черты, — оказалось, что Вы и Дмитрий Сергеевич не слишком годитесь друг для друга. Что тут предосудительного кому-нибудь из вас?"[186] Эта ситуация мо­жет быть решена людьми, свободными от лицемерия и хан­жества. Роман "Что делать?" — это гимн освобожденной любви. Чернышевский показывает новую семью, противо­поставленную мещанской затхлости семьи Розальских. Для героини Чернышевского нет семейного счастья без равен­ства в труде. Вера Павловна становится врагом. Труд как предмет гордости для женщины впервые выступает в ро­мане "Что делать?". Формула счастья четко выражена Чер­нышевским: "Равенство в любви немыслимо без равенства в труде"[187].

1 Чернышевский Н. Г. Указ. соч. Т. XI. С. 219.

2 Там же. С. 253.


Идеал семьи у Чернышевского прост и ясен — свобод­ный союз любящих людей, увлеченных общественно полез­ным трудом. Какими непривычными, ошеломляющими были эти идеи, видно из рассуждений Н. А. Добролюбова, полно­стью разделявшего взгляды своего учителя. В рецензии на роман М. И. Воскресенского "Наташа Подгорич" Добролю­бов считает, что семейные отношения составляют важней­шую основу социальной жизни: "...что ни толкуйте о раз­ных улучшениях общественной жизни, они всегда будут иметь началом и концом — отношения семейные, понимае­мые не только в смысле "супружеского блаженства", но и в значении гораздо более обширном"[188].

Добролюбов отмечает важную функцию семьи — вос­питание коллективизма, солидарности, обуздание собствен­ного эгоизма. "В семье совершается самое полное и есте­ственное слияние собственного эгоизма с эгоизмом другого и полагается основание и начало того братства, той соли­дарности, сознание которых одно только может служить прочною связью правильно организованного общества"[189].

Какое сопротивление встречало в обществе движение за эмансипацию женщин, видно из следующего высказыва­ния Добролюбова: "Почему мы, хлопоча с таким жаром о разных общественных эмансипациях, в то же время так страшно восстаем против одной мысли о семейной эманси­пации женщины? Положим, что мы справедливы, не же­лая доходить до крайностей; но отчего же рассуждать-то мы не хотим об этом? Неприлично, что ли? Полноте, по­жалуйста: ведь мы уж не ребята. Пора бы хорошенько и прямо взглянуть в лицо этому запутанному вопросу... не­ужели вечно будет продолжаться это своевольство муж­чины в семейных отношениях только потому, что он, гово­рят, занимается деятельностью общественною, которая женщине недоступна? Неужели женщина всегда должна быть страдалицей и рабой, имеющей свою долю власти толь­ко тогда, когда рассудок мужчины помрачается страстью?

Пора бы определить, не заходя далеко, хотя равенствсй одних семейных-то отношений мужчины и женщины"[190]. j

С другой стороны, эти новые идеи произвели огромное*
воздействие на современников, породив многочисленных!
последователей. Я

Под влиянием романа Чернышевского "Что делать?^ сотрудник "Современника" В. А. Слепцов, один из организа*! торов народнической "Земли и воли", создал первую рус-1 скую коммуну. Это была попытка превратить идеи ЧерныЧ шевского в жизнь. Слепцов был блестящим мастером эзоА пова языка. После ареста Чернышевского он сумел в фель-1 етонной форме в "Петербургских заметках" критиковать| самодержавие. Слепцов написал повесть "Трудное время"| в которой он изобразил семью будущего. В разгар прави­тельственной и общественной реакции В. А. Слепцов про4 должал борьбу за эмансипацию женщин. Эта деятельности вызвала резкую критику со стороны некоторых известных! литераторов. Появились так называемые "антинигилисти­ческие" романы "Никуда" Н. С. Лескова и "Взбаламучено^ море" А. Ф. Писемского. В этих романах показано, как рево^ люционеры, "нетерпеливцы", по выражению Лескова, об-^ рекающие себя на нравственное падение, совершают не-j поправимые ошибки. Не к чести Н. С. Лескова, что он пи­шет этот роман тогда, когда Чернышевский был осужден на каторгу, Писарев содержался в Петропавловской крепос* ти, Прольское восстание потоплено в море крови.

Первой жертвой ужесточившихся репрессий в 60-е гг1 XIX в. стал публицист Михаил Илларионович Михайлов, "рыцарь трудящегося народа", как называл его Н. А. Не-; красов. Михайлов был вырван из жизни, когда ему шед 33-й год, он был осужден на каторгу и через четыре года умер в остроге. Михайлов написал серию статей по жене* кому вопросу, которые, по словам Н. В. Шелгунова, "про­извели в русских умах землетрясение" и сделали Михай­лова "творцом женского вопроса"[191].

Реакционеры приходили в ужас от статей Михайлова; они начали травить его как проповедника безнравствен­ности.

Концепция семьи будущего изложена Михайловым в публицистических статьях "Парижские письма", "Лондон­ские письма", "Женщины, их воспитание и значение в об­ществе и семье", написанных во время пребывания за гра­ницей в 1858—1859 гг. Эти статьи были опубликованы в "Со­временнике". Во Франции он знакомится с произведени­ями Сен-Симона, Фурье, Луи Блана, Прудона. В Лондоне Михайлов встречается с Герценым и Огаревым. Идеей эман­сипации он "заразился" в Париже, познакомившись с писа­тельницей Женни д'Эрикуар, убежденной защитницей эман­сипации, написавшей книгу "Освобожденная женщина".

М. И. Михайлов полагал, что "полная перестройка об­щества невозможна без переделки основания его семьи; это сознавалось иногда смутно, иногда ясно всеми обществен­ными новаторами; на этом основании выросли идеи и о так называемой эмансипации женщины, скоро нашедшие путь в общество, как слишком заинтересованное в этом вопро­се"[192]. Михайлов не только обличает внедрившееся в семью лицемерие, нравственно растлевающее общество, но и ищет корни этих явлений в "антагонизме между членами семьи"[193].

Зная цензурные условия, Михайлов, поднимая вопрос об эмансипации, переводит статью Джона Стюарта Милля об эмансипации женщины со своими пояснениями и приме­чаниями. Этот прием впоследствии использует Чернышевс­кий, публикуя свой перевод извлечений из "Оснований по­литической экономии" Дж. С. Милля. В подцензурных усло­виях ни у Михайлова, ни у Чернышевского не было воз­можности прямо изложить свои взгляды. Эта статья Ми­


хайлова, камуфлированная под перевод, имеет большое теоретическое значение. Михайлов подробно знакомит рус­ского читателя с самим политическим движением за эман­сипацию женщин, которое с середины XIX в. начинает при* обретать международный характер.

Первым публичным проявлением движения за эманси­пацию, сообщается в статье, был съезд женщин американ­ского штата Огайо в 1850 г. Прошло несколько публичныз митингов, на которых были приняты следующие требова­ния:

1) равенство перед законом без различия пола и цвета;|

2) всеобщее образование; jj

 

3) доступ женщин ко всем должностям и промышлен-j ным занятиям; I

4) принятие законов о собственности, уравнивающих^ положение мужчины и женщины[194]. 't

Догадливый читатель безусловно воспринимал эти чет-<
кие демократические требования как программу русских
социалистов из лагеря Чернышевского. \

В статьях Михайлова содержатся блистательные ис­торические экскурсы, рисующие рабское положение жен-» щин у многих народов. Образно дана история нравов древ­них германцев по фольклорным источникам. На фоне этого исторического повествования делается глубокий теорети­ческий вывод: германские законы о женщинах — те же законы о собственности, которая вся была в руках муж­чин[195]. На многочисленных исторических примерах показано отсутствие у многих народов свободы выбора супруга.

"Как дочь, как жена и как мать, женщина была обрече­на на безвыходное рабство"[196], — пишет Михайлов. Женщи­ны никогда не мирились со своим положением. Они искали спасение от домашнего деспотизма и бесправия в религи­озности. Женское рабство приводило к падению нравов: женщины находили исход из своей подневольности в "кур-туазии"[197].

В статьях ни разу не упоминаются российские усло­вия, но читатель все понимал между строк. Предвидя от­ношение реакционных сил к идее эмансипации, Михайлов приводит целый ряд контраргументов, которыми обычно пользовались противники эмансипации. Эти аргументы сво­дились к трем основным:

1. Женщина не может сочетать служение обществу с материнством.

2. Эмансипация создает конкуренцию в производствен­ной сфере.

3. Общественные занятия огрубляют женщину, она по­теряет женственность.

Прошло полтора века, а аргументы против эмансипа­ции не изменились.

Михайлов вел идейный бой с противниками эмансипа­ции, которых он называл сторонниками кулачного права. Он смеется над распространенным предрассудком, что жен­щина по природе своей слабее мужчины в физическом от­ношении, следовательно, должна быть "трижды подчинена ему". Отказывать женщине в праве личной свободы, зак­рыть ей все пути к образованию, к общественной деятель­ности — значит "ставить ее ниже бессловесных животных". Надо сначала предоставить ей свободу развиваться, а по­том уже произносить суд. Каждый видит разницу между мужчиной и женщиной, но эта разница происходит не от различия в природе ума, а от различия положения, в ко­торое они поставлены[198].

Малоизвестным фактором является блестящая заочная полемика Михайлова со знаменитым европейским мысли­телем Прудоном, которого Михайлов называет "антагонис­


том женского движения". Прудон посвятил борьбе с идеей эмансипации две большие работы "О справедливости" и "Порнократия и женщины в настоящее время", последняя была в России официально издана в 1876 г.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 37 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.019 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>