|
— …и им пришлось обгонять конкурентов. И теперь здесь каждый день готовят отличный двойной бекон, — закончил Оуэн, распахивая передо мной дверь. — Правда, здорово?
Я кивнула и зашла в кафе. И тут же запах стал сильнее, хотя куда уже? В маленьком, забитом столиками помещении было ужасно холодно.
— Ой. — Оуэн заметил, что я обхватила себя руками. — Забыл сказать, чтоб оделась потеплее. — Он снял куртку и протянул мне. Я хотела отказаться, но Оуэн сказал: — Здесь так холодно, чтоб люди не засиживались. И если ты уже сейчас замерзла, то через десять минут превратишься в ледышку. Держи.
Я накинула на себя куртку. Конечно, она была мне велика, и рукава полностью скрыли руки. Я посильнее завернулась в куртку. Высокая стройная официантка по имени Динн провела нас к столику у окна. Сзади него сидела женщина и, низко опустив голову, тихо кормила младенца. С другой стороны расположилась парочка нашего возраста в костюмах для бега: девчонка — блондинка с резинкой на запястье, и высокий темноволосый парень с выглядывающей из-под рукава татуировкой.
— Рекомендую блинчики с шоколадной стружкой, — сказал Ролли после того, как Динн принесла нам кофе и меню. — И побольше масла и сиропа. И бекон.
— Фу, — фыркнул Оуэн. — Я буду как всегда: яйца, бекон и печенье. Все.
Да… Свинину все-таки стоило попробовать, и, когда вернулась Динн, я заказала вафлю с беконом. Хотя я его уже так нанюхалась, что не знала, смогу ли есть.
— Вы сюда каждую неделю ходите? — спросила я, глотнув воды.
— Да, — кивнул Оуэн. — Со времен нашей первой передачи. Это традиция. И Ролли всегда платит.
— Плачу я не потому, что традиция, а потому, что я тебе проспорил, — возразил Ролли.
— И долго тебе платить? — поинтересовалась я.
— Всю жизнь, — ответил Ролли. — Я упустил свой шанс и теперь расплачиваюсь. Причем в прямом смысле слова.
— Ну, не всю жизнь, — сказал Оуэн, постукивая ложкой по стакану с водой, — а пока ты с ней не заговоришь.
— Когда еще это случится! — вздохнул Ролли.
— Когда в следующий раз встретитесь.
— Ага. — Ролли помрачнел. — В следующий раз…
Я взглянула на Оуэна.
— Мы про ту девчонку. У которой удар хороший, — пояснил он. — В июле мы встретили ее в клубе. Впервые за все время! Ролли говорил о ней, не замолкая, с тех пор, как она ему врезала…
Ролли покраснел:
— Неправда!
— И вот наконец! Она перед нами! — продолжил Оуэн. — А Ролли стормозил.
— Просто я считаю, что для знакомства необходим подходящий момент, а он бывает очень редко.
Высказать до конца свою глубокую мысль Ролли помешала (а может, и, наоборот, помогла — это как смотреть) Динн. Она принесла нашу еду. Я никогда не видела столько бекона сразу! Он был больше вафли и едва не выпадал с тарелки.
— Ну так вот, — продолжил Ролли, намазывая блинчики маслом. — Стою я, значит, думаю, как к ней подойти, и вдруг у нее со спинки стула падает свитер. Момент идеален! Но я не могу сдвинуться с места! Так и не решился.
Оуэн уже засунул в рот кусок бекона и теперь посыпал яйца перцем.
— Просто когда ты понимаешь, что вот-вот осуществится мечта всей твоей жизни, то страшно пугаешься!
Ролли пододвинул ко мне розетку с сиропом, и я полила им вафлю.
— Это точно.
— Поэтому, — сказал Оуэн, — я и предложил: поднимет свитер и заговорит с девчонкой, я буду всю жизнь платить за завтраки, струсит — будет он.
Ролли отправил в рот еще один блинчик.
— Я встал и пошел к ней. Но тут она обернулась, и я…
— …струсил, — закончил за него Оуэн.
— …испугался. Она меня заметила, я разнервничался и прошел мимо. И теперь должен всю жизнь платить за завтраки. Ну, или пока не выиграю пари, что очень маловероятно, поскольку я ее больше не видел.
— Да… Бывает же.
Ролли кивнул так же мрачно, как до этого в машине:
— Бывает…
Ушли мы из кафе только через час. Успели съесть весь бекон, и мне казалось, я вот-вот лопну. Я уселась в машину и перекинула через себя ремень. Оуэн вставил его в застежку и взялся за молоток. Его руки оказались рядом с моей талией, голова — у плеча. Я посмотрела на его темные волосы, россыпь веснушек у уха, длинные ресницы… Оуэн закрепил ремень и откинулся обратно на спинку.
Всю дорогу обратно я разглядывала в боковое зеркало Ролли. Он надевал защиту: вначале на грудь, затем наколенники, налокотники, становясь все крупнее и почти не похожим на себя. Мы затормозили неподалеку от автострады у торгового центра, где находилась секция «Укрепление», и Ролли надел шлем.
— Спасибо, что подбросил. — Ролли вылез из машины. Защита была настолько толстой, что идти он мог только очень медленно и неуверенно, растопырив руки. — Я тебе позвоню.
— Давай! — ответил Оуэн.
Мы поехали дальше. За окном мелькали деревья, а я вспоминала, как неловко себя чувствовала в первый день в машине с Оуэном. Теперь я уже не волновалась. На улице почти не было людей. Работали разбрызгиватели, из одного дома вышел за газетой мужчина в халате. «Вот тебе и подходящий момент», — подумала я, вспомнив Ролли. Надо было что-нибудь сказать Оуэну, может, поблагодарить его или дать понять, как много для меня значит наша дружба. Но только я набралась мужества и открыла рот, как Оуэн меня опередил:
— Ты послушала диски, которые я тебе записал?
— Да, — ответила я. Мы свернули на мою улицу. — Я вчера начала слушать первую песню протеста.
— И?
— Уснула. — Оуэн явно был недоволен. — Но я очень устала. Попробую еще раз и скажу тебе тогда.
— Можешь не торопиться. — Он затормозил у моего дома. — Такие дела быстро не делаются.
— Но ты мне правда дал очень много дисков!
— Десять. Это не много. Так, на закуску.
— Оуэн, да там как минимум сто сорок песен!
— Хочешь учиться? Не жди, пока музыка к тебе придет, а сама двигайся ей навстречу.
— Предлагаешь совершить паломничество? — пошутила я, но, судя по серьезной гримасе Оуэна, он шутить и не думал.
— Можно и так сказать.
— Какого рода?
— Пошли в клуб на концерт на следующих выходных? Хорошая группа, поют вживую.
Я чуть не ляпнула: «Ты что, приглашаешь меня на свидание?» Но вовремя сообразила, что Оуэн ответит правду, а знать ее я не хочу. Если «да», то что? Здорово, конечно, но страшновато. А если «нет», я буду выглядеть глупо.
— А кто думает, что группа хорошая? — спросила я.
— Я, конечно.
— Ага…
Оуэн взглянул на меня недоуменно:
— И не только я. Другие тоже. Ее организовал двоюродный брат Ролли.
— Они…
— Нет, не техно, — отрезал Оуэн. — Их песни ближе к альтернативному року, иногда веселые, иногда нет. Исполнять они будут совсем новые.
— Ну ты и описал!
— Да какая разница, как я описал! Главное, музыка хорошая, — сказал Оуэн. — И поверь, она тебе понравится.
— Посмотрим-посмотрим, — ответила я, и Оуэн улыбнулся. — И когда же выступает эта твоя группа, поющая новые песни, которые ближе к альтернативному року и иногда веселые, а иногда нет?
— В субботу вечером в «Бендоу». Пускать будут всех независимо от возраста. Открывать концерт должна другая группа, так что наша выйдет часов в девять.
— Хорошо.
— Хорошо — это значит, ты пойдешь?
— Да.
— Отлично.
Я улыбнулась. Тут в доме, на лестнице появилась Уитни в пижаме. Она зевнула, закрыв рот рукой, и пошла в прихожую. Рядом на стене мелькала ее вытянутая тень. Уитни зашла в столовую и склонилась над горшками на окне. Пощупала землю в одном из них, а второй повернула другой стороной к свету. Затем присела, сложив руки на коленях, и уставилась на горшки.
Оуэн тоже смотрел на Уитни. Интересно, что он думает? Все выглядело совсем не так, как было на самом деле. Взглянешь на другой дом и увидишь другую картинку, другую историю… Пусть это и не мое дело, но мне вдруг очень захотелось рассказать Оуэну про Уитни.
— В горшках трава. Она ее вчера посадила. Это для лечения.
Оуэн кивнул:
— Ты говорила, что она больна, а чем? Если не секрет, конечно.
— У нее анорексия.
— Ясно…
— Сейчас ей уже намного лучше, — добавила я, и это была правда. Вчера вечером Уитни съела два куска пиццы. Гораздо позже, чем я, сняв с нее жир и разрезав на много маленьких кусочков, но все-таки съела. Так что прогресс налицо. — Когда мы только узнали, что она больна, она была в ужасном состоянии. Даже лежала в прошлом году в больнице.
Мы посмотрели на Уитни. Она встала и откинула с лица прядь волос. Интересно, что теперь думает о ней Оуэн? Как повлияли на ход его мыслей мои слова? Но он оставался непроницаемым.
— Вам, наверно, тяжело пришлось, — сказал Оуэн.
Уитни обошла стол и скрылась на кухне. Но через секунду появилась снова. Все время забываю про хитрость нашего дома: вроде видно все, но определенные островки остаются скрытыми от окружающих.
— Да, очень тяжело. Я страшно испугалась.
Я не сомневалась, стоит ли говорить правду. Так получалось само собой. Не нужно было собирать волю в кулак и заставлять себя быть искренней. Оуэн взглянул на меня, и я сглотнула. А затем, как обычно, когда он меня внимательно слушал, продолжила:
— Просто Уитни очень скрытная. Никогда не скажет, что с ней что-то не так. Вот Кирстен, наоборот, вечно болтает без умолку, и, если у нее что-то случается, не хочешь, а все равно узнаешь. А вот из Уитни все приходится тянуть клещами. Или самим как-то догадываться.
Оуэн снова посмотрел на дом, но Уитни опять скрылась из виду.
— А ты?
— Что я?
— Если у тебя что-то случается, как об этом узнают твои родственники?
«Никак», — подумала я, но, конечно, не произнесла вслух. Просто не могла. А вместо этого сказала:
— Не знаю. Их надо спросить.
Мимо промчался внедорожник, подняв в воздух сложенные у обочины листья. Они ударились о ветровое стекло и упали. Я взглянула на дом. Уитни шла вверх по лестнице с бутылкой воды в руках. На этот раз она взглянула на улицу и, заметив нас, замедлила шаг.
— Мне пора, — сказала я, отстегивая ремень. — Еще раз спасибо за завтрак.
— Да не за что, — ответил Оуэн. — Не забудь про паломничество. В субботу. В девять.
— Поняла.
Я вылезла из машины и закрыла дверь. Оуэн завел двигатель, помахал мне рукой и уехал. И только на пол-пути к дому я поняла, что забыла отдать ему куртку. Обернулась, но синяя машина Оуэна уже скрылась за поворотом. Слишком поздно!
Я вошла в дом. Скинула куртку и перекинула ее через руку. И почувствовала, как что-то оттягивает карман. Засунула туда руку и нащупала нечто твердое. И сразу поняла, что это: айпод с обмотанными вокруг него наушниками. Он был весь исцарапан, а на экранчике виднелась небольшая трещина. И хотя в «Мире вафель» куртка долго пролежала на холоде, айпод все равно грел мою руку.
— Аннабель, это ты?
Я подпрыгнула и обернулась. Сверху на меня смотрела Уитни.
— Привет! — поздоровалась я.
— Ты рано встала.
— Да, — сказала я. — Я… завтракала.
Уитни взглянула на меня подозрительно:
— И когда ты уехала?
— Давно уже. — Я пошла вверх по лестнице. Уитни посторонилась, давая мне пройти, но не сильно, и мне пришлось протискиваться мимо нее. Она вдохнула воздух. Раз, другой. Учуяла бекон.
— Пойду делать уроки. — Я пошла к себе в комнату.
— Хорошо, — медленно проговорила Уитни, но с места не сдвинулась и смотрела мне вслед. Я закрыла за собой дверь.
Оуэн жить не мог без айпода, и я решила, что он очень быстро заметит его отсутствие. Поэтому, когда днем зазвонил телефон, я подумала, что это Оуэн, умирающий от нехватки музыки. Но звонила мама.
— Привет, Аннабель!
Когда мама нервничала, она старалась казаться еще более веселой. Линия аж трещала от ее напускной бойкости.
— Привет! Как там ваши дела? — спросила я.
— Все хорошо, — ответила мама. — Папа играет в гольф, а я только что с маникюра. Столько дел было! Но я все равно решила позвонить. Как вы?
С момента их отъезда она звонила третий раз, но я решила ей подыграть.
— Хорошо. Особо ничего нового.
— Как там Уитни?
— Нормально.
— Она дома?
— Не знаю. — Я слезла с кровати.
— Она что, ходила куда-то? — спросила мама.
— Может быть, — ответила я и подумала: «Ой, господи…» — Подожди минутку. — Я вышла в коридор и прижала трубку к груди. Прислушалась. Телевизор не работал, и внизу было тихо. Я подошла к комнате Уитни. Дверь была прикрыта. Я тихо постучала.
— Да?
Уитни сидела на кровати по-турецки и что-то писала в тетрадке.
— Тебя мама.
Уитни вздохнула и протянула руку ладонью вверх. Я дала ей трубку.
— Алло! Привет… Да, я дома… Хорошо… Все хорошо. Можешь больше не звонить.
Мама что-то начала говорить, а Уитни облокотилась о спинку кровати, произнося только «МММ…» и «угу». Я выглянула в окно. Хотя мы жили в соседних комнатах, от Уитни площадка для гольфа выглядела иначе, как будто это было совсем другое место. На нем сейчас мужчина в клетчатых штанах отрабатывал свинг.
— Да, хорошо. — Уитни разгладила волосы. Взглянув на нее, я в который раз отметила, как же она прекрасна. Даже в джинсах, футболке и без макияжа. От красоты просто захватывает дух. Неужели ей когда-то могло не нравиться собственное отражение в зеркале?
— Я ей передам… Хорошо… Пока.
Уитни нажала на «Выкл.» и отдала мне трубку.
— Мама просила передать, что они приедут завтра днем.
— Да, хорошо.
— На обед мы можем либо приготовить спагетти, либо сходить в кафе. — Уитни притянула ноги к груди и взглянула на меня. — Ты что думаешь?
Я помедлила с ответом, не понимая, в чем подвох.
— Да в принципе все равно. Можно и спагетти.
— Хорошо. Я чуть позже приготовлю.
— Ладно. Если хочешь, могу помочь.
— Посмотрим. — Уитни сняла с ручки колпачок и снова склонилась над тетрадкой. На первой странице было что-то написано ее почерком. Интересно что? Уитни подняла голову. — Что такое?
— Да нет, ничего. — До меня дошло, что я все еще стою в ее комнате и внимательно ее разглядываю. — Увидимся.
Я вернулась к себе, уселась на постель и взяла айпод. Как-то странно и даже неправильно, что он здесь, в моей комнате, у меня в руках… Но я все равно раскрутила наушники и включила его. Через секунду экранчик ожил. Появилось меню, и я выбрала «песни».
Их там было 9987. «Мамочки!» — подумала я. С минуту проглядывала список, и перед глазами мелькали названия песен. Оуэн как-то сказал, что во время развода родителей заглушал скандалы музыкой. Похоже, он каждый день тем же самым занимается. С десятью тысячами песен можно не бояться тишины.
Я вернулась в меню и выбрала «список композиций». Появился длинный список: «Утренняя передача 12.08», «Утренняя передача 19.08», «Песнопения (зарубежные)» и, наконец, «Аннабель».
Я перестала нажимать на кнопку. Скорее всего, здесь просто были песни с одного из дисков, который Оуэн для меня записал. Искушение, как и раньше в машине, было велико, но на этот раз я не выдержала.
Нажала на кнопку, и на экранчике появился список песен. Первая — «Дженнифер» группы «Липоу» — показалась знакомой. И «Сон Декарта» «Мизантропа» тоже. Тут до меня дошло: это песни из передачи! Которую я слушала в первый раз. Правда, она мне не понравилась. Но я ее прослушала целиком и потом обсудила с Оуэном.
Они все были здесь. Все песни по порядку, о которых мы говорили и спорили. Песнопения майя — Оуэн меня тогда впервые подбросил до дома. «Благодарю» «Лед Зеппелин» — я подбросила его. Очень много техно, все песни в стиле трэш-метал. И даже Дженни Риф. Я слушала понемногу от каждой песни и вспоминала те времена, когда я смотрела на Оуэна в наушниках и пыталась понять, что же он слушает и о чем же думает. Кто бы мог предположить, что обо мне?
Я взглянула на часы — без пяти пять. Оуэн, наверно, уже обнаружил пропажу. Но ничего страшного. Я завезу ему айпод. Мне ведь совсем не трудно!
Спускаясь по лестнице, я услышала грохот. Затем Уитни пробормотала: «Черт!» Я заглянула на кухню. Уитни засовывала кастрюлю обратно в шкаф.
— Что случилось?
— Да ничего. — Уитни выпрямилась и убрала с лица прядь волос. Перед ней стояла банка с соусом для пасты, коробка со спагетти, разделочная доска с красным перцем и огурцом и упаковка салатных листьев. — Ты уходишь?
— Да, ненадолго, — ответила я. — Если нужно, я…
— Нет, можешь идти. — Уитни взяла коробку со спагетти и, прищурившись, начала читать, что написано сзади.
— Хорошо. Вернусь к…
— Просто… — Уитни отложила коробку. — Я не знаю, в какой кастрюле готовить пасту…
Я положила куртку Оуэна на стул и подошла к шкафчику у плиты.
— В этой. — Я протянула Уитни большую кастрюлю с крышкой с дырочками. — Из нее легче сливать воду.
— А… Точно. Понятно.
Я наполнила кастрюлю водой, поставила на плиту и включила конфорку. Уитни внимательно за мной следила.
— Теперь нужно подождать. Если закроешь крышкой, будет быстрее.
Уитни кивнула:
— Хорошо.
Я подошла к стулу, на котором лежала куртка Оуэна, и остановилась там, наблюдая за Уитни. Она достала маленькую кастрюлю, выложила туда соус для пасты и поставила на плиту. Действовала Уитни очень медленно и неуверенно, как будто расщепляла атомы, что было неудивительно. Она никогда сама не готовила. Все делала мама: даже бутерброды и кашу на завтрак. Я представила, как неловко сейчас себя чувствует Уитни. Все-таки она готовит впервые, да еще и в одиночку.
— Может, тебе помочь? — спросила я. Уитни достала ложку и начала осторожно мешать соус для пасты. — Мне не трудно.
С минуту сестра молчала. Я уже подумала, что она обиделась, но тут она сказала:
— Помоги. Если хочешь, конечно.
Тем вечером мы впервые в жизни готовили с сестрой обед. Мы почти не разговаривали, Уитни лишь иногда задавала вопросы: при какой температуре подогревать чесночный хлеб и сколько спагетти варить? А я отвечала: триста пятьдесят градусов, варить все. Я накрыла на стол, а Уитни медленно и осторожно нарезала салат, сгруппировав овощи на доске по цветам. Наконец мы вдвоем сели обедать. Я взглянула на горшки на подоконнике и сказала:
— Они там хорошо смотрятся.
Уитни села за стол.
— Да. — Она взяла салфетку. На тарелке у Уитни был в основном салат и только чуть-чуть пасты, но я ничего не сказала, не хотела вести себя, как мама. — Теперь им осталось только прорасти.
Я накрутила на вилку спагетти и откусила немного.
— Очень вкусно! Просто отлично!
— Это ж паста, — пожав плечами, заметила Уитни. — Ее легко готовить.
— Не совсем, — ответила я. — Если недоваришь, будет внутри хрустеть. Переваришь, получится каша. А у тебя вышло то, что нужно.
— Правда? — спросила Уитни.
Я кивнула. Пару минут мы ели молча. Я снова взглянула на горшки и на площадку для гольфа позади них. Трава на ней была необыкновенно зеленая.
— Спасибо, — добавила Уитни.
Я не знала, благодарит ли она меня за то, что я похвалила пасту, или за салат, или просто за помощь. Мне было все равно. Я просто была рада услышать от нее «спасибо».
— Не за что.
Уитни кивнула. По дороге промчалась машина. Она затормозила у дома, и водитель взглянул на нас, прежде чем поехать дальше.
Глава одиннадцатая
— Это Аннабель!
Я еще не отпустила звонок, а Мэллори уже тут как тут. Заскрипела ручка, и дверь распахнулась.
Вначале я Мэллори даже не узнала. Слишком уж сильно она была накрашена: тональный крем, подводка, тени, очень яркая помада и накладные ресницы. На одном глазу они отклеились и прилепились к брови. На Мэллори также было обтягивающее платье без бретелек и босоножки на высоких каблуках, на которых она еле передвигалась.
Вокруг нее, уставившись на меня, сгрудились четыре девочки, все разодетые и накрашенные: невысокая брюнетка в очках, черном платье и туфлях на танкетке, две рыжеволосые близняшки с веснушками, в джинсах и коротких майках и круглолицая блондинка в вечернем платье. От девчонок жутко пахло лаком для волос.
— Аннабель! — завопила Мэллори, запрыгав на месте. Ее высокая прическа даже не покачнулась. — Привет!
— Привет! А что вы…
Закончить я не успела. Мэллори схватила меня за руку и втащила в дом. Остальные девочки отступили назад, не переставая на меня таращиться.
— Девчонки, вы представляете! Это же Аннабель Грин!
— Ты снималась в той рекламе, — сказала блондинка в вечернем платье, наморщив ярко-розовые губы.
— Ну да! А она работает на «Копфс» и в модельном агентстве!
— А зачем ты пришла? — спросила одна из близняшек.
— Ну, я тут была неподалеку и…
— Она дружит с моим братом! И со мной! — заявила Мэллори, сжав мою руку своей горячей ладошкой. — У нас сейчас будет фотосессия. Поможешь придумать позы?
— Я на самом деле ненадолго. Заехала всего на минутку.
Так я сказала Уитни после обеда. Что мне нужно кое-что завезти другу и я вернусь в течение часа. Уитни кивнула и как-то странно на меня взглянула, видимо, прикинула, буду ли я опять пахнуть беконом.
— Нравится, как я выгляжу? — спросила Мэллори, закинув руку за шею и закатив глаза. Затем снова встала по-обычному. — Мы сегодня представляем различные наряды. Я — вечерний.
— А мы — повседневный, — сказала одна из близняшек, уперев руку в бедро. Ее сестра, у которой было больше веснушек, торжественно кивнула.
Я взглянула на брюнетку в очках.
— Офисный классический, — пробормотала она, одернув черное платье.
— А я, — объявила блондинка, закружившись так, что зашуршала юбка, — наряд на помолвку.
— Нет, на бал, — возразила Мэллори.
— Нет, на помолвку! — стояла на своем блондинка, все кружась. А мне сказала: — Платье стоило…
— Четыреста долларов, мы в курсе, — недовольно перебила ее Мэллори. — Воображает о себе невесть что, потому что ее сестра — дебютантка.
— Когда мы начнем съемку? — спросила одна из близняшек. — Мне надоел повседневный наряд! Хочу платье!
— Сейчас! — раздраженно выпалила Мэллори. — Вначале я покажу Аннабель свою комнату. Потом спросим, что она думает по поводу нашего внешнего вида.
Она потащила меня по ступенькам. Девчонки, громко топая, помчались за нами.
— А Оуэн дома? — спросила я.
— Да, ходит где-то, — ответила Мэллори. Брюнетка в очках шла рядом со мной и внимательно меня разглядывала. Остальные сзади перешептывались. — Я тебе сейчас покажу фотографии с прошлого раза! Которые мы у Мишель делали. Они потрясающие! На мне был наряд в европейском стиле. Просто чудесный!
— Что за наряд? — поинтересовалась я.
— Берет и шотландская юбка. А в руках я держала французскую булку. Очень красиво.
— Я тоже хочу наряд в европейском стиле! — заявила девочка в черном. — Мой слишком скучный. И почему это ты всегда в вечернем платье?
— Теперь подожди секунду! — прошептала Мэллори у закрытой двери в свою комнату. Она встала напротив нее и прижала руки к груди. — Итак! — На одном глазу снова отклеились ресницы. — Приготовьтесь к культу моделей!
Это прозвучало как-то не очень… Я оглянулась. Девчонки молчали и не сводили с меня глаз. Я снова повернулась к Мэллори и медленно проговорила:
— Ну, давай.
Мэллори распахнула дверь:
— Гляди! Могла подумать, что у меня тут такое?
Нет, не могла. Три стены в комнате Мэллори от пола до потолка были оклеены фотографиями из журналов. Модели, знаменитости, блондинки, брюнетки, рыжие… Высокая, вечерняя, повседневная мода, мода шоу-бизнеса… Красивые лица с высокими скулами, разные позы… Целое море фотографий, вырезок с наклеенными друг на друга краями так, что стен за ними было почти не видно.
— Ну, — спросила Мэллори, — как тебе?
Я была поражена. Мэллори подтолкнула меня к стене и указала на одно из лиц. Я подошла поближе и только тогда поняла, что это я.
— Это с прошлогоднего календаря, когда ты была апрелем и фотографировалась вместе с шинами. Помнишь?
Я кивнула. Тогда Мэллори оттащила меня вправо и снова указала на вырезку. Девчонки же разошлись по разным местам. Рыженькие близняшки уселись на кровать и стали листать журналы, а блондинка и брюнетка пытались поделить стул у трюмо.
— А это вот реклама «Загара от Бока». Ее раздавали на баскетбольном матче в университете, на который я ходила в прошлом году. У тебя тогда волосы были светлее!
— Да… — У меня еще кожа была золотистого цвета. Странно. А я и думать забыла об этой рекламе. — В самом деле светлее.
Теперь Мэллори потащила меня влево. Снова замелькали фотографии.
— Но вот эта моя любимая! — сказала она. — Поэтому я повесила ее прямо над кроватью.
Я нагнулась поближе. И увидела коллаж из снимков из ролика для «Копфса»: я в форме капитана команды поддержки, на скамейке с девчонками позади, с симпатягой в смокинге под руку.
— Откуда у тебя фотографии?
— Это снимки с экрана, — гордо сообщила Мэллори, — я записала рекламу на DVD, вставила его в компьютер и сохранила отдельные фрагменты. Здорово, правда?
Я внимательнее взглянула на фотографии и, как всегда, вспомнила тот апрельский день, когда снимали этот ролик. Я была тогда другим человеком. Все было по-другому.
Мэллори отпустила мою руку и тоже нагнулась поближе.
— Обожаю эту рекламу! — сказала она. — Вначале она мне нравилась из-за формы капитана команды поддержки — я ей тем летом очень увлекалась. Но потом я влюбилась в одежду и в сам сюжет… Они чудесны!
— Тебе понравился сюжет? — спросила я.
— Да. — Мэллори повернулась ко мне. — Ты прекрасно провела лето и вот снова возвращаешься в школу.
— Понятно.
— Начинается все с того, что ты болеешь за игроков на крупном матче, готовишься к контрольным и гуляешь по двору с друзьями.
«Гуляю по двору с друзьями… — подумала я. — Да уж».
— А затем первый бал, знакомство с потрясающим парнем… То есть дальше будет только лучше. — Мэллори вздохнула, уткнувшись в фотографии. — Кажется, что у тебя очень интересная и увлекательная жизнь. В средней школе. Ты как девушка…
— …у которой есть все, о чем только можно мечтать, — закончила я, вспомнив слова режиссера.
Мэллори повернулась ко мне и кивнула:
— Точно!
Я чуть было не рассказала ей, что это неправда. Что я вовсе не та девчонка, у которой есть все, о чем только можно мечтать. Между мной и девушкой с фотографий нет ничего общего! Да и много ли найдется людей, кто живет так, как она? Один радостный эпизод сменяется другим… Нет, это точно не про меня. Я вспомнила, как пришла в сентябре в школу: как ругалась, скривив красивый ротик, Софи, как улыбался Уилл Кэш, как меня рвало на траву за корпусом. Вот что представляет собой моя жизнь.
Тут раздались тяжелые шаги, и кто-то громко вздохнул:
— Мэллори, я же тебе говорил: хочешь фотографироваться — пошли. А то мне еще над передачей работать, и я не горю желанием…
Я встала. В дверном проеме возвышался Оуэн.
— …сидеть всю ночь, — изумленно закончил он. — Привет! А ты сюда как попала?
— Она приехала ко мне на вечеринку! — заявила Мэллори.
— Что, правда? — спросил Оуэн, взглянув на меня подозрительно.
— Ты им помогаешь на фотосессии?
— Нет, я просто…
— Нам нужен фотограф! — пояснила Мэллори. — Чтобы делать групповые снимки. А теперь у нас есть еще и стилист! Это ж здорово! — Она захлопала в ладоши. — Так, все пошли вниз! Строимся для групповых снимков! Потом перейдем к индивидуальным. У кого наш список?
Темноволосая девочка встала со стула и вытащила из кармана сложенный лист бумаги.
— Вот он, — сказала она, и Мэллори забрала список себе.
— А теперь скажи серьезно, зачем приехала, — спросил меня Оуэн.
— Я живу модой, — ответила я. — Ты же знаешь.
Мэллори откашлялась.
— Вначале — повседневные наряды. — Она указала на рыженьких близняшек. — Потом официальный классический, вечерний и бальный.
— На помолвку! — поправила ее блондинка.
— Все! Вниз! — скомандовала Мэллори.
Первыми вышли близняшки, за ними последовала темноволосая девочка. Блондинка же никуда не торопилась. Спокойно встала, смерила меня взглядом и пошла к выходу.
— Привет, Оуэн! — сказала она, подметая ковер подолом платья.
Оуэн в ответ кивнул, ни капли не изменившись в лице:
— Здравствуй, Элинор.
Блондинка покраснела и бросилась прочь из комнаты. Внизу ее встретили дружным смехом.
Мэллори остановилась у двери и взглянула на нас:
— Ты, Оуэн, понадобишься мне в пять внизу вместе с фотоаппаратом. А ты, Аннабель, можешь быть нашим стилистом и следить за съемками.
— Разговаривай нормально или сама себя снимать будешь! — разозлился Оуэн.
— Начинаем через пять минут! — Мэллори бросилась вниз, громко раздавая указания подругам.
— Ух ты! — сказала я Оуэну, когда голоса девчонок стихли. — Как у вас тут все серьезно!
— Не говори! — Он уселся на край кровати. — И помяни мои слова, закончится все, как всегда, слезами! Девчонки эти не знают, что такое золотая середина!
— То есть?
— Не знают, что такое золотая середина, — повторил Оуэн, а я села рядом с ним. — Мы так на «Управлении гневом» говорим. В смысле, впадают в крайности. Либо получают, что хотят, либо нет! Либо правы, либо нет!
— Либо я представляю наряд на помолвку, либо бальное платье, — добавила я.
— Точно. Мыслить так опасно, поскольку максимализм не всегда уместен. Хотя для тринадцати лет, наверно, нормален.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |