Existential Psychotherapy 42 страница

Клинические проявления

Как проявляется феномен бессмысленности в глазах клинициста в повседневной терапевтической работе? Мало кто из терапевтов не со­гласится с тем, что эта жалоба распространена среди их пациентов. Выше в этой главе я цитировал наблюдения Юнга, Франкла, Мад­ди, Уолмана и Хоббса, свидетельствующие о частых жалобах паци­ентов на ощущение бессмысленности. К сожалению, систематичес­ких клинических исследований проведено мало.

Мы с коллегами несколько лет назад выполнили проект, который в какой-то степени подтверждает мнение о распространенности жалоб на ощущение бессмысленности, хотя в нем изучалась лишь неболь­шая выборка пациентов⁸⁶. Главные проблемы сорока пациентов, под­ряд обратившихся за терапией в амбулаторную психиатрическую кли­нику, были оценены на основании трех источников информации: письменного самоотчета пациента; описания, сделанного терапевтом; заключения трех клиницистов на основе видеозаписи клинического интервью с пациентом. Из сорока пациентов девять в числе своих проблем (большинство предъявило список из трех-шести проблем) так или иначе указали недостаточность смысла (например, "отсутствие

цели", "потребность в осмысленности моей жизни", "не знаю, по­чему я делаю то, что делаю", "дрейф без цели", "отсутствие направ­ления в моей жизни"). По оценке терапевта и независимых наблюда­телей, у пятерых из этих девяти пациентов действительно имелась фундаментальная проблема смысла. К этой же категории они причис­лили еще троих других пациентов (сформулировавших проблемы "от­сутствия смысла в жизни", "бесцельности" и "неопределенности жиз­ненных задач"). Таким образом, двенадцать пациентов из сорока (30 процентов) имели какую-либо серьезную проблему, связанную со смыслом (насколько можно ссудить по оценкам пациентов, терапев­тов и независимых экспертов).

Джилл Гарднер (Jill Gardner) изучила восемьдесят девять пациен­тов, обратившихся за терапевтической помощью в амбулаторную кли- нику⁸⁷. Пациентов просили указать степень важности для них каждой из шестнадцати различных причин прихода на терапию. 68 процен­тов пациентов оценили "стремление к большей осмысленности жиз­ни" как "умеренно" или "очень" важную причину. Этот пункт ока­зался девятым по рангу, опередив такие факторы, как "потребность изменить мои отношения с людьми" и "одиночество".

Бессмысленность редко рассматривается как самостоятельный кли­нический феномен — обычно ее считают проявлением какого-либо иного, первичного и более известного клинического синдрома. Дей­ствительно, Фрейд когда-то сказал: "В тот момент, когда человек усомнился в смысле жизни, он болен....Задаваясь этим вопросом, он делает не что иное, как подвергает действию некоего фермента, производящего печаль и депрессию, свой запас неудовлетворенного либидо, с которым на самом деле прежде случилось что-то другое"⁸⁸. Таким образом, бессмысленность рассматривается как симптом како­го-то более значимого базисного состояния, такого как хронический алкоголизм или другие формы наркотической зависимости, низкая самооценка, депрессия, кризис идентичности.

Но давайте обратимся к тому, что нам известно о клинических проявлениях бессмысленности. Во-первых, это их повсеместность. Практически каждый пациент, с которым я работал, либо спонтан­но выражает беспокойство по поводу отсутствия смысла в его или ее жизни, либо с готовностью отзывается на инициированное мной об­суждение этой проблемы.

Экзистенциальный вакуум и экзистенциальный невроз. Франкл раз­личает две стадии синдрома бессмысленности — экзистенциальный вакуум и экзистенциальный невроз. Экзистенциальный вакуум, или, как он иногда говорит, "экзистенциальная фрустрация" — распрост­раненный феномен, характеризующийся субъективными переживани­ями скуки, апатии и пустоты. Человек настроен цинично, лишен

чувства направленности жизни и ставит под сомнение большинство жизненных занятий. Некоторые жалуются на пустоту и смутное не­довольство, наступающие с окончанием рабочей недели ("воскресный невроз"). Свободное время заставляет человека осознать, что нет ничего, что он хочет делать. Франкл утверждает, что экзистенциаль­ная фрустрация встречается все чаще и наблюдается во всех уголках мира. Согласно одному из его исследований, "экзистенциальным вакуумом" страдают 40 процентов студентов колледжей в Вене и 81 процент студентов американских колледжей⁸⁹. В другой работе он отмечает быстрое распространение этой проблемы в таких регионах, как Чехословакия, другие страны за "железным занавесом" и Афри­ка⁹⁰. Алоиз Хабингер (Alois Habinger) сообщает о нарастании распро­страненности экзистенциальной фрустрации среди молодежи в Вене за двухлетний период (1970—1972) с 30 до 80 процентов!⁹¹. Поскольку ни в одном из этих отчетов метод исследования никак не описан (за исключением указания на "импровизированный статистический об­зор"), мы не можем воспринять эти невероятные цифры буквально, но они заслуживают внимания уже в том случае, если хотя бы отда­ленно свидетельствуют об уровне распространения экзистенциально­го вакуума.

Если пациент, в дополнение к субъективным ощущениям бессмыс­ленности, развивает явную клиническую невротическую симптомати­ку, Франкл называет это состояние экзистенциальным, или "нооген- ным", неврозом. В его основе лежит психологический "страх пустоты": если появляется отчетливый (экзистенциальный) вакуум, он заполняется симптомами. Согласно Франклу, ноогенный невроз может принять любую клиническую невротическую форму; создатель логотерапии называет возможные симптоматические картины — алкоголизм, деп­рессию, навязчивости, преступность, гиперинфляцию сексуальнос­ти, безрассудство. От традиционного психоневроза ноогенный невроз отличает то, что его симптомы манифестируют блокированную волю к смыслу. Поведенческие паттерны также отражают кризис бессмыс­ленности. Дилемма современного человека, утверждает Франкл, со­стоит в том, что инстинкты не говорят ему, что он должен делать, а традиция больше не подсказывает, что ему следует делать. Две обыч­ные поведенческие реакции на этот кризис ценностей — это конфор­мизм (делать то, что делают другие) и подчинение тоталитарности (де­лать то, что хотят другие).

Крусадерство*, нигилизм и вегетативность. Сальвадор Мадди предполагает, что значительная часть нынешней психопатологии про­

*Буквально — "крестопоходничество". — Прим. переводчика.

исходит из чувства бессмысленности⁹². (Отметим, однако, что кли­нический материал Мадди ограничен⁹³, а его базовой специализаци­ей является макротеоретическая и академическая психология.) Он опи­сывает три клинические формы "экзистенциального заболевания" (его термин для всепроникающей бессмысленности): крусадерство, ниги­лизм и вегетативность.

Крусадерство (также называемое "идеологическим авантюриз­мом"⁹⁴) характеризуется сильной склонностью выискивать для себя эффектные и важные предприятия, чтобы затем погрузиться в них с головой. Такие индивиды подобны профессиональным демонстран­там, хватающимся за любой повод "выйти на улицы", почти незави­симо от его содержания. Как только одно дело закончено, эти неис­правимые активисты быстро должны найти другое, чтобы остаться на шаг впереди преследующей их бессмысленности.

То, что "крестоносцу" почти безразлично, за что выступать, не означает, конечно, что многие или даже большинство сторонников всякого социального движения мотивированы подобным образом. Энтузиазм по отношению к социальным переменам также не следует рассматривать как защитный механизм. Но участие в социальном дви­жении обычно требует много времени и сил, а если оно включает в себя гражданское неповиновение, то зачастую опасно. После того как движение достигает своей цели, его участники, в отличие от "крес­тоносцев", обычно возвращаются к заботам повседневной жизни. Крусадерство, как описывает его Мадди, таким образом, представ­ляет собой формирование реакции: погружение индивида в деятель­ность является компульсивной реакцией на глубокое ощущение бес­цельности.

Нигилизм характеризуется активной, всепроникающей склонностью дискредитировать деятельность, имеющую смысл для других. Энер­гия и поведение нигилиста порождены отчаянием, он ищет злобного удовольствия, присущего разрушению. Процитируем Мадди:

"Он проворно докажет, что любовь не альтруистична, а эгоистична, что филантропия является способом искупить вину, что дети скорее порочны, чем невинны, что лидеры скорее тщеславны и одержимы желанием власти, чем вдох­новлены великим видением, что труд не продуктивен, а скорее являет собой тонкий покров цивилизации, скрыва­ющий монстра в каждом из нас"⁹⁵.

Нигилизм настолько обычен, полагает Мадди, что даже не при­знается как проблема — более того, он часто выступает как весьма

просвещенный, утонченный подход к жизни. Мадди ссылается на романиста и режиссера Алена Роб-Грийе (Alain Robbe-Grillet), в филь­ме которого "В прошлом году в Мариенбаде" есть кажущиеся осмыс­ленными нити, но ни одна из них не поддается попыткам кинозрите­ля обнаружить ее смысл. Этот фильм, полагает Мадди, построен так, чтобы фрустрировать любой поиск смысла и продемонстрировать тщет­ность веры в осмысленность чего бы то ни было.

Вегетативная форма экзистенциального заболевания выражает крайнюю степень бесцельности. Человек компульсивно не ищет смыс­ла в высоких делах и благородных мотивах, он также и не насмехает­ся над смыслом, в который верят другие. Вместо этого он глубоко погружается в переживание бесцельности и апатии — состояние, име­ющее широкие когнитивные, аффективные и поведенческие прояв­ления. Когнитивный компонент заключается в хронической неспособ­ности поверить в полезность или ценность какого-либо жизненного усилия. Аффективный настрой выражается в глубоком умиротворении и скуке, перемежающимися эпизодическими депрессиями. По мере того, как состояние прогрессирует, индивид погружается в безразли­чие, и периоды депрессии становятся все более редкими. Общий уро­вень поведенческой активности колеблется между низким и умеренным, но особенно характерно отсутствие избирательности поведения: для человека становится несущественным, чем он занят и занят ли чем- либо вообще.

В современной культуре вегетативная тенденция широко распро­странена. Мадди полагает, что она четко выражена в таких произве­дениях искусства, как фильмы Антониони, "Пустая земля" Т.С. Эли­ота, "Зоопарк" Эдварда Олби, "Балкон" Жана Жене. Современный фильм "Проходимец" дает особенно яркий пример апатии и бессмыс­ленности.

Индивиды с развивающимся вегетативным синдромом порой ищут терапевтической помощи в связи с сопутствующими депрессией или болезненными сомнениями. Терапевт может заметить, что такого пациента не беспокоят проблемы вины, самооценки, самоидентич­ности, так же как проявления сексуальных или агрессивных рас­стройств. Вместо этого пациент высказывает сомнения такого рода: зачем утруждать себя работой всю жизнь, если все кончается смер­тью? Зачем тратить полжизни на хождение в школу? Зачем вступать в брак? Зачем содержать семью? Зачем переносить лишения? Разве цен­ности не произвольны, а цели не иллюзорны?

Если дать этому состоянию беспрепятственно прогрессировать, пациент будет все глубже погружаться в безразличие. Он может уст­раниться от всякой связи с жизнью, став затворником, хроническим

алкоголиком или бродягой, либо приняв другой аналогичный жиз­ненный паттерн. Мадди полагает, что многие институализированные пациенты находятся в вегетативной форме переживания бессмыслен­ности, но поскольку им должен быть приклеен ярлык какого-нибудь нозологического диагноза, их состояние обычно называют простой шизофренией — термин, ныне признаваемый неправильным. Неко­торым вегетативным пациентам ставится диагноз психотическая деп­рессия. Хотя они могут не проявлять никаких признаков и симптомов депрессии, делается допущение, что раз они вегетативны, то долж­ны быть депрессивными. Мадди утверждает, что по меньшей мере какую-то долю институализированных пациентов с такими диагноза­ми или иными паллиативными ярлыками более уместно отнести к эк­зистенциально больным.

Компульсивная активность. Вышеперечисленные клинические формы бессмысленности, разумеется, обычно не наблюдаются в чи­стом виде, а представляют клиническую парадигму. Их признаки и проявления различной степени тяжести могут наблюдаться у многих пациентов, часто в сочетании с другими клиническими симптомами. По моему опыту, одной из наиболее обычных клинических форм бес­смысленности является паттерн маниакальной активности, которая настолько истощает энергию индивидуума, что проблема смысла те­ряет свою остроту. Этот паттерн связан с крусадерством, но его гра­ницы шире. Не только какое-то яркое социальное движение, но любая неодолимо привлекающая человека деятельность может быть так ка- тексирована, что послужит карикатурой на осмысленность. Если де­ятельность сама по себе не обладает характеристиками "добра", или "правильности", она рано или поздно разочарует индивида. Этот феномен, который Джеймс Пайк назвал "ложным центрированием" жизни⁹⁶, обычно становится предметом внимания клинициста тогда, когда носитель смысла обесценивается или попадает под явную угро­зу обесценивания. Существует масса примеров, когда индивид, ищу­щий смысла жизни в достижении определенного социального поло­жения, престижа, материального благополучия или власти, внезапно вынужден поставить под вопрос ценность этих целей как главного ус­тремления жизни.

Клинической иллюстрацией может послужить случай Харви, со­рокадвухлетнего пациента. Изначальный запрос Харви был необыч­ным: его привела на терапию ссора с женой из-за того, покупать ли авиабилеты первого или туристического класса. Обстоятельства ока­зались таковы. Отец Харви был компульсивно занятым торговцем, представителем среднего класса. Вся семья, в том числе и Харви, трудилась в семейном бакалейном магазине по много часов шесть-семь

дней в неделю. Постепенно дело расширялось, появились второй и третий магазин. Бизнес составлял для семьи, в том числе и для Хар­ви, содержание всей жизни. Он разделял семейную трудовую этику и воспринимал процветание семейного бизнеса как смысл своей жиз­ни. Долгие рабочие часы даже в детстве помешали ему развить важ­ные товарищеские или гетеросексуальные отношения, и к моменту окончания средней школы он ни разу не провел ночь вне дома. Его идентичность была идентичностью "пай-мальчика", который никог­да не задает вопросов, никогда не бунтует, никогда глубоко не заду­мывается о себе или о жизни.

После окончания колледжа (бизнес-курса) он занялся семейным бизнесом (его отец умер на своем посту) и его дела пошли весьма успешно. Благодаря различным обстоятельствам — экономически сверхудачному браку, великолепному и опытному партнеру, его соб­ственному осторожному уму — он создал сеть магазинов по всей стра­не, а потом продал ее за астрономическую сумму крупной корпора­ции. К тридцати годам он накопил несколько миллионов (в долларах 1965 года). В этот момент Харви мог бы позволить себе короткую передышку, мог бы расслабиться и, возможно, даже задуматься: что дальше? куда? и зачем? Вместо этого он немедленно погрузился в новое деловое предприятие, вскоре работал более семидесяти часов в неде­лю и был настолько измотан заботами о бизнесе, что его брак ока­зался под угрозой. Когда Харви пришел на терапию, у него были планы третьей империи, так как ему хотелось проверить, сможет ли он начать бизнес с нуля, с небольшим капиталом, без партнеров и советов извне (деловой эквивалент выживания в джунглях).

Харви стал осознавать определенные неприятные диссонансы. Он остался верен стилю жизни его родительской семьи: несмотря на то, что его доходы только от процентов были огромными, он выискивал по газетам распродажи и был вполне готов проехать не одну милю, лишь бы сэкономить несколько долларов на покупке телевизора.

Но понадобилась история с авиабилетом, чтобы Харви захотел повнимательнее взглянуть на свои жизненные цели. Он, его жена и еще одна супружеская пара планировали поехать в отпуск в восточные страны. Разница между ценой билета первого и туристического клас­са на двадцатичетырехчасовой полет составляла несколько сот долла­ров за каждый билет. Жена Харви, его друг (который, кстати, рабо­тал у Харви) и жена друга хотели лететь первым классом. Харви отказался тратить лишние деньги на более широкие кресла и бесплат­ное шампанское (как он это выразил) и заказал билет туристического класса, тогда как остальные трое, в том числе и его жена, летели первым классом! Харви обладал хорошим чувством юмора и понимал

комизм ситуации; все же он был глубоко обеспокоен создавшимся положением, о чем свидетельствовали тревога, бессонница и ипохон­дрические жалобы. Тогда он и обратился за психотерапевтической помощью.

В терапии эпизод с авиабилетом стал опорной точкой глубокой дискуссии о ценностях. Если деньги существуют для того, чтобы щедро расточать их в обмен на мелкие удобства, то почему Харви уби­вался, стараясь заработать больше денег? Зачем посвящать свою жизнь деньгам? У него уже есть больше, чем он может потратить, и он до­казал, что может их заработать. Он начал сомневаться в том, что было для него основополагающим смыслом в течение всей жизни. Один из первых инсайтов, полученных Харви в терапии, состоял в том, что он ложно центрировал свою жизнь, поскольку материаль­ное благополучие даже в самом лучшем случае создает лишь хрупкое ощущение жизненного смысла — ощущение, которое не выдерживает проверки.

Кризис смысла для Харви был инициирован тем, что он успешно и рано достиг своей жизненной цели (это всегда опасно в случае не­трансцендентной схемы жизненного смысла). Этому кризису могут способствовать также такие события, как конфронтация со смертью или иное чрезвычайное (пограничное) переживание, сталкивающее индивида с его экзистенциальной ситуацией и открывающее ему гла­за на иллюзорность многих смысловых систем. Значительный жизнен­ный сдвиг, в результате которого внезапно утрачиваются социальные ритуалы и традиции, также может рельефно высветить определенные ценности (например, социальные обычаи "общества"): индивид не только перестает получать внешнее вознаграждение за соблюдение ритуала, но и — что важнее — начинает осознавать относительность тех ценностей, которые он прежде считал абсолютными.

Некоторые пациенты претерпевают кризис смысла в ходе психо­терапии. В результате глубокого самоисследования и открытия в себе новых возможностей старые компульсивные паттерны подрываются и в конце концов декатексируются. Пациенты, большую часть своей жизни существовавшие в рамках жестких стереотипов, сталкиваются со свободой, от которой прежде их охраняла компульсивность. На­пример, сексуально компульсивный пациент Брюс, которого я опи­сал в главе 5, неизменно заполнял "свободное", или доступное для рефлексии время сексуальными фантазиями либо поисками. Когда в ходе успешной терапии компульсивность Брюса ослабла, а затем пол­ностью утратила свою власть над ним, он прошел через кризис смыс­ла. (Не то чтобы он прежде имел удовлетворяющее ощущение смыс­ла, но его компульсивная активность всегда обеспечивала сильное

противоядие бессмысленности — он был вовлечен. Однако содержа­ние компульсивной вовлеченности Брюса было настолько ограничен­ным и суженным, что он не мог в нем реализовать многие из своих глубинных человеческих возможностей. Поэтому, не испытывая осоз­нанного кризиса смысла, он вместо него переживал огромную экзи­стенциальную вину — вину за то, что не стал тем, чем призван был стать.)

Когда Брюс впервые встретился с жизнью непосредственно, без компульсивной активности, она показалась ему плоской, неинтерес­ной и прежде всего бессмысленной. И вот тогда много времени на терапии было уделено обсуждению целей — исследованию того, что, согласно голосу собственной внутренней мудрости Брюса, должно было стать фундаментом его жизни.

Клиническое исследование

Тест жизненной цели. В 1964 г. Джеймс Крамбау и Леонард Ма- холик (James Crumbaugh & Leonard Maholick), психологи, находящи­еся под огромным влиянием работ Виктора Франкла, опубликовали психометрический инструмент, направленный на оценку жизненной цели⁹⁷. Составленный ими опросник " Тест жизненной цели " (PIL) состоит из двадцати пунктов, которые нужно оценить по семибалль­ной шкале*. По каждому пункту позиция 4 обозначена как "нейтраль­ная", а позициям с 1 по 7 даны разные описательные названия. На­пример, первый пункт гласит: "Я обычно..." и позиция 1 определена как "ужасно скучаю", тогда как позиция 7 — как "полон жизни, эн­тузиазма". Остальные девятнадцать пунктов, с их двумя граничными "якорными" характеристиками таковы:

"Изначально в тесте имелось еще два раздела: тринадцать незаконченных пред­ложений, которые нужно было завершать, и задание написать в свободной форме о личных амбициях и целях; однако в дальнейшем исследовании использовался только первый раздел⁹⁸.

PIL-тест получил широкое применение. Он использован в каче­стве базисного средства оценки в более чем пятидесяти докторских диссертаций, посвященных теме жизненной цели; но прежде чем об­суждать некоторые результаты исследования, о котором здесь идет речь, я намерен подробно исследовать валидность этого инструмента.

Во-первых, буквальное содержание пунктов относится к несколь­ким разным понятиям. Восемь пунктов (3, 4, 7, 8, 12, 17, 20) яв­ным образом связаны со смыслом жизни (целью, миссией); шесть пунктов (1, 2, 5, 6, 9, 19) — с удовлетворенностью жизнью (жизнь скучна, рутинна, интересна или болезненна); три пункта (13, 14, 18) касаются свободы; один (15) — страха смерти; один (16) — суицидаль­ных мыслей и последний (10) — значимости жизни человека. У меня эта концептуальная неоднородность вызывает серьезные сомнения в валидности инструмента. Например, хотя удовлетворенность жизнью или размышления о самоубийстве могут иметь отношение к смыслу жизни, все же они более очевидным образом связаны с другими пси­хологическими факторами, прежде всего с депрессией. Авторы теста предоставляют мало информации о методах отбора высказываний для

теста или о закономерностях, которым подчиняются ответы по отдель­ным высказываниям. Имея в виду эти методологические недостат­ки, один рецензент высказал мысль, что единственный пункт "На­сколько осмысленна ваша жизнь?" мог бы быть столь же валидным, как и вся шкала⁹⁹.

Кроме того, PIL явно чрезмерно зависит от социальной желатель­ности (корреляционный коэффициент со Шкалой социальной жела­тельности Марлоу-Кроуна составляет 0.57.)¹⁰⁰. PIL, как подчеркива­ли критики¹⁰¹, отражает определенные ценности: например, он предполагает, что принятие на себя ответственности эквивалентно позитивному ощущению жизненного смысла. Хотя это интересная гипотеза, не очевидно, что ответственность и смысл связаны имен­но таким образом.

Чарльз Гарфилд (Charles Garfield) предъявлял PIL испытуемым из нескольких субкультур (жители гетто, инженеры, аспиранты в обла­стях психологии и религии, члены духовных общин), а затем интер­вьюировал испытуемых с высокими, низкими и промежуточными оценками по тесту, чтобы выяснить, что означал для них каждый пункт¹⁰². Отчасти в зависимости от принадлежности к определенной культуре испытуемые интерпретировали пункты чрезвычайно идиосин- кратически. Например, в связи с пунктом 9 ("Моя жизнь: пуста... [или] изобилует волнующими хорошими вещами") жители гетто дума­ли о пустых желудках, жители общин связывали слово "пуста" с по­терей Эго в медитации и блаженстве, инженеры приравняли "пусто­ту" к тупости, а аспиранты-психологи не считали "волнующее" чем-то хорошим, а связывали это понятие с возбуждением и нервной актив­ностью. Аналогичное расхождение реакций и на другие высказывания свидетельствует не только о влиянии словесной многозначности, но и о том, что тест несет высокую ценностную нагрузку и основан на положениях, заложенных в протестантской трудовой этике, акценти­рующих целенаправленное поведение, ориентацию на будущее, пред­почтение активности перед пассивностью и положительную оценку высоких уровней стимуляции.

Эта критика не просто существенна, она разрушительна, и иссле­дователи, использующие PIL, не дали на нее удовлетворительного ответа; в связи с этим высокий уровень доверия к опроснику едва ли оправдан. С другой стороны, заменить его нечем: это единственный психологический инструмент, широко используемый для системати­ческого изучения бессмысленности. Не забывая о высказанных сооб­ражениях, рассмотрим теперь некоторые выводы исследования.

Во-первых, несколько проверок валидности указывают, что резуль­таты теста удовлетворительно коррелируют с оценками терапевтами

жизненной цели у пациентов (корреляция 38) и с оценками священ­никами прихожан (47)¹⁰³. В целом у популяции пациентов оценки PIL ниже, чем у непациентов (хотя некоторые исследования заставляют в этом усомниться; например, одно из них показало удивительно ма­лую разницу показателей нуждающихся психиатрических пациентов и студентов —108 против 106)¹⁰⁴*. Кроме того, PIL, по-видимому, из­меряет независимую личностную переменную: он не имеет высокой корреляции с другими шкалами (не считая Шкалы депрессии MMPI¹⁰⁵, Шкалы распада социальных ролей (Srole Anomie), с которой отмеча­ется умеренное перекрытие показателей, и, как я уже отмечал, Шкалы социальной желательности).

PIL используют во многих клинических ситуациях, с различными популяциями. Обнаружено, что у малолетних правонарушителей и учеников старших классов, злоупотребляющих наркотиками, низкие показатели PIL. У пациентов, госпитализированных по поводу хро­нического алкоголизма и психотических расстройств, уровни PIL ниже, чем у невротических амбулаторных пациентов. Показатели PIL как у госпитализированных, так и у амбулаторных пациентов значи­тельно ниже, чем в выборке непациентов¹⁰⁹. Сообщается, что у ал­коголиков особенно низкий уровень PIL. Согласно другому исследо­ванию, показатели госпитализированных алкоголиков находились в нижней области нормы, но существенно не повышались в результате выполнения месячной лечебной программы¹¹¹. Исследование амбула­торных больных в одной из британских клиник продемонстрировало, что более невротичные и социально интровертированные пациенты (измерения проводились с помощью Личностного опросника Айзен- ка — Eysenk Personality Inventory) имеют более низкий уровень PIL. В группе нормальных студентов изучалась сексуальная адаптация и было обнаружено, что у более сексуально фрустрированных и деза­даптированных студентов уровень PIL ниже¹¹³. В одном исследовании сравнивались показатели PIL физически больных пациентов и был по­лучен интересный результат: у критически больных пациентов уровень PIL выше, чем у страдающих незначительными недугами и у непаци- ентов¹¹⁴. По предположению авторов, эти результаты указывают на то, что для критически больных пациентов близость смерти явилась сти­мулом к тому, чтобы прийти к согласию с собственной жизнью, "проработать" свои сомнения и достичь некоторого внутреннего мира.

Много исследовалась связь между социальными и религиозными установками и ценностями (Ценностный обзор Rokeach — Rokeach Value Survey). Оказалось, что низкий уровень PIL коррелирует с вы­

*Отметим, что пунктов двадцать, каждый из них имеет семибалльную шка­лу; следовательно, высший счет —140; низший —20.

сокой значимостью гедонизма, острых ощущений и комфорта¹¹⁵. Ока­залось, что высокий уровень PIL коррелирует с сильными религиоз­ными убеждениями, играющими центральную роль в жизни индиви- дуума¹¹⁶. (Однако в другом исследовании этот результат не был воспроизведен¹¹⁷.) Еще одно исследование демонстрирует корреляцию между высоким уровнем PIL и консерватизмом, антигедонизмом, религиозно-пуританскими ценностями и идеализмом¹¹⁸. Успешно поступающие в высшее учебное заведение доминиканские монахини имеют более высокий уровень PIL, чем их менее успешные коллеги¹¹⁹. Два исследования демонстрируют, что высокая цель в жизни связана с низкой тревогой смерти.

Выше уже шла речь о том, что принадлежность к значимой груп­пе, участие в значимом деле повышают ощущение осмысленности жизни. В нескольких исследованиях эта гипотеза проверялась, и было продемонстрировано, что высокий уровень PIL коррелирует с принад­лежностью к организованным группам (религиозным, этническим, политическим, а также общинным службам)¹²¹, с вовлеченностью в спорт и хобби¹²². (Однако одно исследование не обнаруживает кор­реляции между социальной активностью (демонстрации в защиту граж­данских прав) и PIL. Может ли это быть результатом присутствия в выборке "крестоносцев" Мадди?) Австралийское исследование сооб­щает о корреляции между высоким уровнем PIL и позитивным виде­нием мира, ориентацией на цель и самотрансцендентными целями (то есть интересами, выходящими за пределы материального и психичес­кого благополучия индивида)¹²⁴. Еще одно исследование указывает, что студенты с высоким уровнем PIL значительно более уверенно делают профессиональный выбор, чем те, у кого низкий уровень PIL¹²⁵. Однако исследование административных работников сферы бизнеса и медсестер не показало связи между уровнем PIL и отноше­нием к работе или рабочей мотивацией¹²⁶.

Дата добавления: 2015-08-27