Башкирия в восстании пугачева

Профессор Дж. Т. Александер — один из ведущих в США специалистов по истории России XVIII в., автор книг «Autocratic Politics in a National Crisis», «Bubonic Plague in Early Modern Russia», «Catherine the Great, Life and Legend», а также многочисленных статей. В своей монографии «Emperor of the Cossacks: Pugachev and the Frontier Jacguerie of 1773—1775» (Lawrence: Coronado Press, 1973) ученый уделил большое внимание участию населения Башкирии в восстании Пугачева. Фрагменты из этой книги мы предлагаем вниманию читателя. Название статьи дано редакцией нашего журнала. Перевод с английского кандидата исторических наук И.В.Кучумова.

Башкиры — народ тюркского происхождения, исповедовавший мусульманство, к началу восстания Пугачева формально находились под российским протекторатом уже более двух столетий. Они упорно сопротивлялись русской колонизации, поднимая грандиозные восстания — настоящие колониальные войны — в 1646, 1662, 1680, 1705—1711, 1735—1740 и 1755 гг. Русские власти жестоко подавляли эти волнения с помощью армии. Неоднократно вспыхивавшие в течение 1735—1740 гг. мятежи, вызванные основанием Оренбурга, завершились истреблением одной трети башкир. Башкиры жили изолированно, у них не было единого лидера, а управляла ими родовая иерархия старшин и мулл (священников). Являясь служилым войсковым сословием, башкиры формировали отдельные армейские полки, а также ежегодно предоставляли 2000 воинов для охраны Оренбургской линии. После восстания 1755 г. им было запрещено свободно выезжать за пределы войсковых подразделений — кантонов.
В результате колонизации Оренбуржья башкиры, подобно яицким казакам, оказались окружены русскими крепостями, а их земли были скуплены за бесценок или просто захвачены русскими заводчиками, рвавшимися к полезным ископаемым Урала. Многие башкиры были этим недовольны; некоторые из них могли пойти на все, чтобы вернуться к прежним порядкам. Не далее как в 1772 г. губернатор Рейнсдорп докладывал о раскрытии башкирского заговора. Как и их соседи — яицкие казаки, башкиры только ждали удобного случая и появления лидера, чтобы дать выход своему крайнему возмущению* (1).
Пугачев решил воспользоваться таким состоянием башкир. В манифестах, переведенных на тюркский язык толмачом (переводчиком) Идоркой и его сыном Балтаем, самозванец в высокопарных фразах давал башкирам соблазнительные обещания. Называя себя «тысячью великой и высокой и государственной владетель над цветущем селении, всем от бога сотворенным людям самодержец, тайным и публичным даже до твари наградитель усердственной и в святости искусной, милостив и милосерд, сожелительное сердце имеющей государь император Петр Федорович, царь российской», самозванец призывал войсковых башкир переходить к нему на службу. Он призывал наказывать тех, кто сомневался в его истинности, прощал им грехи и одаривал «землями, водами, лесами, рыбными ловлями, жилищами, покосами и с морями, хлебом, верою и законом вашим, посевом, телом, пропитанием, рубашками, жалованьем, свинцом, порохом, и провиантом, словом всем тем, что вы желаете во всю жизнь вашу. И бутте подобными степным зверям»* (2).
Эти манифесты широко расходились в многочисленных копиях; аналогичные воззвания были направлены к калмыкам, татарам и казахам. В каждом случае манифесты повстанцев составлялись с учетом специфики тех, кому они предназначались, хотя их основной формуляр оставался неизменным. Введение, сообщавшее о «возвращении» Петра III, обещало «прощение прошлых грехов» (т.е. бунты), остерегая от повиновения действующим властям и призывая простой люд идти на службу к «истинному государю». За неповиновение указам самозванца людям грозило наказание* (3). Они, оказалось, были идеальным способом агитации. Наряду с казаками много башкир, калмыков, татар и частично казахи откликнулись на призыв самозванца. Большинство из башкир, отправленных губернатором Рейнсдорпом для защиты Оренбурга, перешли на сторону бунтовщиков. Приток коренного населения, последовавшего за самозванцем, вскоре превратил локальный казачий мятеж в восстание, охватившее всю юго-восточную границу страны.
Еще до похода на Оренбург Пугачев направил из татарского села Каргалы два манифеста башкирам. Башкирский старшина Кинзя Арсланов сразу же откликнулся на эти призывы, прибыв в начале октября в лагерь повстанцев с отрядом из 500 человек. Вскоре его примеру последовали другие башкиры. Пугачев назначил Арсланова атаманом башкир, а позже, после создания Военной коллегии, присвоил ему чин полковника башкирского полка.
В то время Кинзе Арсланову было по крайней мере пятьдесят лет. У него имелся взрослый сын Сюлявчин. Являясь с 1763 г. старшиной Бушман-Кипчакской волости, Кинзя был широко известен среди башкир Ногайской дороги — так называлась территория проживания башкир на Южном Урале* (4). Вместе с другими башкирскими вожаками он негодовал против захвата и колонизации их земель. Подобно своим товарищам, он сопротивлялся попыткам обратить их в православие, был против несения гарнизонной службы.
Самозванец тепло принял Кинзю Арсланова не только потому, что башкирский старшина был известной личностью региона, но и потому, что он умел читать и писать и хорошо владел русским языком. Это было особенно важно, ибо первоначально Пугачева интересовала агитационная работа среди башкир с целью привлечения их на свою сторону. Кинзя оказался тут весьма кстати. С середины октября он писал письма и направлял агитаторов, призывая народ к восстанию. Так, 17 октября он написал старшине Аблаю Мурзагулову, который тогда находился на Стерлитамакской пристани на реке Белой. Кинзя призвал своего соплеменника немедленно прибыть на службу «от земли потерянного царя и великого государя Петра Федоровича». Когда башкиры решили поддержать самозванца, он подтвердил: великий князь Павел Петрович привел 72000 донских казаков, чтобы помочь своему «отцу», a 11 других башкирских старшин и их люди уже присоединились к самозванцу* (5).
Эти и подобные призывы, распространявшиеся по всей Башкирии, подняли людей, в том числе сына Кинзи, Сюлявчина, на восстание. В худшем случае такая агитация вызывала замешательство среди башкир и колебания у их лидеров; в лучшем она приводила их к отказу исполнять приказы правительства и направлять делегации в Берду. Повстанческая пропаганда привела к тому, что к началу ноября 1773 г. царские власти Башкирии не смогли отправить верных башкир против восставших и опасались, как бы башкирское неповиновение не переросло в настоящий бунт. Всего за один месяц пугачевцы сорвали планы царизма превратить Башкирию в базу для контрнаступления правительственных сил.
Во многом благодаря отказу башкир поддержать царский отряд восставшие одержали победу над карательной экспедицией генерала Карра в начале ноября 1773 г. Разгром правительственных сил уничтожил последние остатки верности башкир царизму и способствовал их вовлечению в восстание. Большинство башкир, направленных к Карру, сразу же перешли к Пугачеву. Старшина Аблай Мурзагулов, получивший письмо Кинзи Арсланова от 17 октября, привел к самозванцу большой отряд. В нем находился и Салават Юлаев — сын старшины Юлая Азналина.
Башкиры массами стекались в Берду и к 15 ноября они составляли там уже 5000 человек. Пугачев и Кинзя Арсланов с радостью встречали их, собирали в особые башкирские полки и отправляли часть на север, чтобы поднять там восстание. Поэтому они назначили 21-летнего Салавата Юлаева полковником и послали его возглавить восстание в Сибирской дороге к северо-востоку от Уфы. В ноябре 1773 г. в Берду пришел мещеряк* (6) из Ногайской дороги Канзафар Усаев и на месяц стал писцом Кинзи Арсланова. За активное участие в боях под Оренбургом он получил чин полковника и был отправлен поднимать восстание в Уфимском уезде Башкирии. Немало получивших чины повстанцев было направлено из Берды с аналогичными заданиями. К концу 1773 г. их агитация превратила Башкирию в кипящий котел* (7).
Присоединение башкир к восстанию оказало большое влияние на движение в целом. Намного увеличилась его территория, значительно возросло число повстанцев, а царская власть на обширных пространствах была уничтожена. Кроме того, это способствовало изоляции Оренбурга. Надежды на то, что восстание удастся подавить местными силами при незначительной помощи им из центральной России, больше не было. Стало ясно, что без регулярной армии не обойтись, но для ее переброски требовалось время. А тем временем Пугачев продолжал развивать свою активность повсеместно.
Однако присоединение к восстанию Башкирии поставило перед его вождями новые проблемы. Наличие множества самостоятельных повстанческих отрядов осложняло их координацию и неизбежно раздробляло движение. К тому же башкиры привнесли в восстание элементы антирусских настроений. Это иногда проявлялось во враждебных акциях к русскому населению в целом без учета его социального положения или места в борьбе. Такие инциденты могли отрицательно сказаться на восстании, оттолкнуть от него русских крестьян и распылить силы повстанцев на бессмысленные действия и внутренние мелкие ссоры. Поэтому одной из главных задач повстанческой Военной коллегии было принятие решений по многочисленным жалобам на башкир. Дальнейшим шагом по координации и объединению сил русских и башкир стало назначение в конце 1773 г. Чики Зарубина командующим всеми повстанческими отрядами в регионе. Это привело к тому, что Башкирия превратилась во второй центр восстания.
В конце ноября 1773 г. отряды башкир и других мятежников стали окружать Уфу, столицу царской администрации в Башкирии. Находящийся в 225 милях севернее Оренбурга при впадении рек Уфы и Белой, город Уфа был основан в 1586 г. Спустя двести лет он все еще представлял собой захолустье, населенное немногочисленными торговцами и ремесленниками, всего не более 5000 человек. Хотя Уфа выдержала несколько осад во время предыдущих башкирских восстаний, к 1773 г. ее укрепления были в весьма плачевном состоянии. Местный гарнизон насчитывал около 1100 человек с примерно 40 пушками* (8). К началу декабря башкиры окружили Уфу, но поскольку у них было мало огнестрельного оружия, они не решались пойти на штурм и обратились к «Петру Федоровичу», чтобы он помог им взять этот ненавистный бастион царизма в самом сердце их земель. Не имея возможности покинуть Берду, Пугачев прислал вместо себя Чику Зарубина.
Переименованный в «графа Ивана Чернышева» (брата врага яицких казаков Захара Чернышева, сенатора и главы Адмиралтейства, ранее владельца нескольких медных заводов на Урале), Чика оставил воскресенских работных людей и прибыл под Уфу 14 декабря 1773 г. Он сразу же взял все управление восстанием в этих местах в свои руки. Участник казацкого бунта в январе 1772 г. и один из первых сподвижников Пугачева, Чика пользовался у яицких казаков и самозванца полным доверием, поэтому Военная коллегия повстанцев наделила его чрезвычайными полномочиями, а именно правом издавать указы и использовать собственную печать. Он также мог присваивать воинские звания, награждать, заготавливать провиант и военное снаряжение, отправлять правосудие и направлять отряды в другие места. Штаб-квартира Чики в селе Чесноковка, традиционном месте сбора башкир в нескольких милях от Уфы, стала, в сущности, второй Бердой, откуда «граф Чернышев» руководил всем северным фронтом восстания.
Чике во многом удалось объединить силы повстанцев, пресечь разбои, обуздать бесчинства войсковых башкир и распространить бунт на новые территории. Если в середине декабря 1773 г. в его подчинении было 4000 человек, то в начале 1774 г. — уже почти 12000. Откликнувшись на призывы повстанцев, в Чесноковку стекались башкиры и мещеряки, татары, удмурты и чуваши* (9), помещичьи крепостные, заводские рабочие, солдаты и казаки, и даже отдельные священнослужители. Они приходили с лошадями, продовольствием, огнестрельным оружием и боеприпасами. Вскоре у Чики было уже 25 пушек. Но, несмотря на численное превосходство, Уфу, как и Оренбург, им взять не удалось.
Под руководством Чики повстанцы 23 декабря 1773 г. в 7 часов утра начали штурм Уфы. Восьмичасовой артобстрел, сопровождавшийся неоднократными атаками повстанцев, не принес результатов. Пугачевцам пришлось вернуться в Чесноковку и целый месяц готовиться к новому штурму. Все это время они призывали горожан сдаться и не позволяли им заготавливать продовольствие, топливо и фураж. Однако у осаждавших тоже было не все гладко. Из-за сильного холода и отсутствия дисциплины они не могли постоянно следить за городом, что ослабляло его блокаду. Повстанцам не удавалось пресечь вылазки осажденных и они несли большие потери от действий горожан и артиллерии. Тем не менее, пугачевцы продолжали терроризировать Уфу; они часто обстреливали ее из пушек, а 10 января разгромили ее окрестности.
Увеличив численность войска и артиллерии, 25 января 1774 г. Чика решился на новый штурм. Чтобы поддержать свою пехоту и атаки конницы, осаждающие установили пушки в 500 ярдах от городских стен. Они по очереди атаковали Уфу с четырех сторон. Чика лично руководил заключительным штурмом. Однако защитники отразили все атаки нападавших и даже подстрелили лошадь под «графом Иваном Чернышевым». После этого Чика отступил в Чесноковку, решив, подобно Пугачеву под Оренбургом, уморить уфимцев голодом. Безуспешная блокада продолжалась до тех пор, пока в феврале и марте 1774 г. повстанцам не пришлось переключиться на отражение контратак царских войск с северо-запада.
Итак, попытка взять Уфу провалилась. Кроме того, поскольку основные силы повстанцев были скованы этой бесплодной осадой, они упустили шанс поднять восстание в других местах. Причина их поражения ясна. Пугачевцы были плохо вооружены и не владели искусством осады. У них было слишком мало пушек, особенно тяжелых осадных орудий, не хватало опытных артиллеристов, пороха и зарядов. Огнестрельное оружие было далеко не у всех пугачевцев, у многих вообще не было ничего, а конница в данном случае была бесполезна. Кроме того, у Зарубина отсутствовал опытный и дисциплинированный армейский костяк наподобие яицких казаков и пленных солдат при осаде Оренбурга. Под Уфой пугачевцы не смогли ни пресечь вылазки горожан, ни даже полностью блокировать город. Трудности сплочения башкир, крестьян, работных людей и казаков в дисциплинированную армию не позволили Чике упорядочить и подчинить единому командованию восстание в Башкирии* (10). Однако повстанцы все же смогли на несколько месяцев захватить главный промышленный центр Российской империи — Урал.
Урал в XVIII в. испытал своего рода промышленную революцию, которая в чем-то была повторена советским режимом в 1930 гг. Главным трамплином для этого экономического прыжка была металлургия, особенно железоделательная и медеплавильная. К 1750 г. Россия фактически стала мировым лидером в производстве и экспорте чугуна и была таковой до конца столетия. Снабжая армию и зарубежных потребителей (преимущественно английских), имея богатые запасы руды, леса (древесного угля), гидравлической энергии и дешевой рабочей силой, производство росло бурно и способствовало изменению экономической географии России. Далекий и экономически отсталый Урал превратился в крупнейший индустриальный регион Европы.
Действительно, из 227 горных заводов, построенных русскими предпринимателями в XVIII в., 149, или примерно две трети, находились восточнее Волги, в основном на Урале. После 1750 г. вся медь, выплавленная на частных предприятиях России, была уральского происхождения, а к 1800 г. этот регион производил 4/5 всего российского чугуна. Династии Демидовых и других заводчиков стали русскими аналогами английских Дерби, поскольку они скопили огромное состояние (одновременно получив дворянство) благодаря 54 заводам, принадлежавшим им в XVIII в. Эта промышленная экспансия наложила свой отпечаток на земли, расположенные севернее Оренбурга.
До 1743 г. в недавно образованной Оренбургской губернии, включавшей в себя Южный Урал и частично Западную Сибирь, не было ни одного металлургического предприятия. Но в последующие тридцать лет дворяне и купцы построили примерно 125 заводов, 83 из которых располагались на Урале, причем приблизительно половина из них (38) — в Оренбургской губернии. Почти треть металлургических предприятий Южного Урала была основана симбирскими купцами Иваном Твердышевым и его зятем Иваном Мясниковым. Их дуэт приносил фантастическую прибыль.
Начинавшие в качестве поставщиков водки, селитры и провизии казне, к 1744 г. Твердышев и Мясников сколотили капитал, позволивший им приобрести заброшенный Воскресенский медеплавильный завод, расположенный северо-восточнее Оренбурга. Перенесенный на новое место, он стал основой их будущей промышленной империи. За четверть века Твердышев и Мясников построили 10 металлургических заводов — 5 медеплавильных и 5 чугунолитейных. Из 11 металлургических предприятий — в 1768 г. они приобрели 6 медеплавильных заводов у разорившихся дворян — производили 23 % всей выплавленной в 1769—1772 гг. в России меди и обеспечивали работой почти 10000 человек. Ежегодная прибыль Твердышева и Мясникова на заводах Оренбургской губернии составляла от 225 до 433 %. Им благоволили местные чиновники. В 1758 г. указом Сената этим предпринимателям было пожаловано дворян ство. Они даже стали друзьями императрицы Екатерины, когда та во время своего путешествия по Волге в 1767 г. останавливалась в их роскошном особняке в Симбирске. В 1784 г. наследникам Твердышева и Мясникова досталось 10 заводов и примерно 8000 крепостных стоимостью почти 2,5 млн рублей* (11).
Большинство первых металлических заводов Урала были маленькими, но некоторые не уступали своим европейским собратьям. Так, Авзяно-Петровские предприятия Евдокима Демидова являлись крупнейшими на Южном Урале. На построенных в 1755 г. Верхне- и Нижне-Авзянском заводах имелись одна большая домна и 13 молотов, которые производили ежегодно 5400 тонн чугуна и 2900 тонн стали и обслуживались почти 6300 рабочими и крестьянами. В отличие от чугунолитейных, медеплавильные заводы обычно были поменьше. Поэтому Воскресенский завод Твердышева и Мясникова, крупнейшее предприятие такого рода на Южном Урале, в 1768—1772 гг. в среднем выплавлял 211 тонн меди ежегодно. Основная часть готовой продукции шла на чеканку медных денег. На заводе жили более 3000 крепостных; вспомогательные работники нанимались* (12).
Большинство металлургических предприятий Оренбургской губернии были построены на землях, купленных, арендованных или просто отобранных у башкир, и поэтому, как правило, были окружены крепостными стенами от нападений. Заводы, потреблявшие много древесного угля, строевого леса, руды и известняка (использовавшегося в качестве флюса), пожирали огромные ресурсы, а их потребность в рабочей силе привела к появлению в этом диком и малозаселенном регионе новых категорий населения.
После основания Оренбурга население Южного Урала стало быстро расти. Колонизация северного и центрального Урала началась еще раньше под воздействием развернутой Петром I в первой четверти XVIII в. принудительной индустриализации. Первая официальная перепись населения в 1719 г. выявила в регионе наличие приблизительно 278000 душ мужского пола. Через 50 лет их насчитывалось на севере Урала свыше 700000 душ, а общая численность превосходила 1400000 душ. Как и в других местах, большинство поселенцев были беглыми государственными крестьянами или бывшими крепостными, многие из которых являлись староверами. В ходе экспансии сюда государства местное население было превращено в государственных крестьян, хотя сельское хозяйство было не единственным видом их хозяйственной деятельности. С началом индустриализации этого пограничного региона перечень тягот, которые должны были нести эти переселенцы, увеличился, что привело к обострению социальной напряженности и вызвало, например, кунгурское восстание 1703 г., когда местному воеводе пришлось попросту бежать из города. Обострение ситуации в Башкирии породило обычное для этих мест волнение* (13).
Крепостные работники составляли основу бурной индустриализации Урала. Источники их происхождения были различными. Беглые крепостные и гулящие люди, каторжники и рекруты должны были отрабатывать свой оброк или (если они бежали туда давно) им разрешалось остаться на заводах, где они были заново внесены в налоговые ведомости и позднее стали «вечноотданными» на предприятия без права продажи отдельно от них. Заводчики-дворяне использовали на предприятиях своих или купленных крепостных. До 1762 г. недворяне не могли покупать крепостных для своих заводов, но Петр III ввел новые ограничения в практику, разрешив это делать лишь по специальному разрешению — такая политика продолжалась, как минимум теоретически, и при Екатерине* (14). Во всех этих случаях такие крепостные переселялись на заводы, получая маленькие наделы земли.
Чтобы обеспечить развитие промышленности, имперское правительство также заставляло крестьян, живших на государственных землях, по нескольку месяцев работать на казенных или партикулярных заводах. Эти «приписные» крестьяне обычно трудились в качестве рудокопов, лесорубов, углежогов и извозчиков, а их зарплата шла на уплату ими оборока и подушной подати. Поскольку оседлое население Урала было чрезвычайно разбросано, заводские деревни находились в нескольких сотнях миль от своих предприятий, что вынуждало крестьян совершать далекие переходы к месту работы. Государственные крестьяне были обязаны предоставлять работников в любое время. Они передавались заводу «на время» — что обычно означало «навсегда».
Последним источником рабочей силы были наемные работники, набиравшиеся среди нерусских народов Волго-Камского бассейна. Юридически они являлись государственными крестьянами, имевшими право выбирать род своих занятий и место жительства. Однако на самом деле они часто лишались своей свободы, становясь должниками заводской администрации, которая обычно выдавала большой денежный аванс, нанимая их на долгое время, иногда на 8—10 лет, и одновременно записывая им в долг покупку втридорога товаров в заводском магазине. Такие поселки, расположенные на территории завода, должны были привязать свободных работников к предприятиям. К тому же многие государственные крестьяне уходили работать на заводы, чтобы избежать рекрутчины; в силу того, что по указу 1766 г. заводчики могли вместо сдачи своих крепостных в рекруты заплатить за них государству компенсацию, это стали практиковать все остальные владельцы крепостных. Во время войн 1768—1774 гг., когда рекрутские наборы происходили ежегодно, уход людей на заводы стал широко распространенным явлением.
Реестр, составленный в 1777 г. правительством, дает общее представление о количестве работников, занятых в уральской металлургии, и их распределении по категориям. Из 138 заводов 122 были частными и только 16 — казенными. Всего на них насчитывалось 186035 рабочих, из них 136053 (более чем 70 %) были приписными крестьянами, 49982 — крепостными и свободными наемными работниками. Численность последних неизвестна, но можно предположить, что крепостные преобладали над наемными работниками.
Подобно крепостным крестьянам в других частях Российской империи, многие из них были недовольны своим тяжелым и бесправным положением. Они работали много часов в тяжелых условиях за нищенскую плату; женщины и дети трудились наравне с мужчинами. У тех, кто постоянно жил на заводах, было мало времени для занятий земледелием, а если оно и имелось, то крохотного размера их участка было явно недостаточно. На заводе царила суровая дисциплина, опиравшаяся на систему жестоких наказаний — порку, избиения, карцер, кандалы и т.д. Приписные крестьяне, например, страдали от особенностей феодально-капиталистического угнетения. Они должны были по 3—4 месяца в год работать на заводе за нищенскую плату. Кроме того, принудительный труд в промышленности пришелся как раз на тот период, когда цены на хлеб поползли вверх и крестьяне могли больше заработать на его выращивании, чем на заводском труде. Понятно, что они было очень недовольны.
В 1760 гг. весь Урал был охвачен волнениями работных людей. В ряде случаев властям пришлось даже применять военную силу для подавления беспорядков. Хотя царское правительство провело несколько незначительных реформ — немного повысило зарплату приписных крестьян и после 1769 г. стало платить им компенсацию за переход от дома к месту работы — это мало что изменило. Новые налоги, введенные в ходе Турецкой войны, наряду с ростом цен на хлеб усилили негодование рабочих по поводу их полупролетарского, полукрестьянского существования. Поэтому манифесты Пугачева, обещающие свободу всем, были восторженно приняты рабочим людом Урала* (15).
Известия о восстании распространялись так быстро, что 4 октября 1773 г. царские власти приказали Воскресенскому и Верхоторскому заводам, расположенным в 7 милях друг от друга и в 114 милях северо-восточнее Оренбурга, прекратить работу и приготовиться к обороне. Эта тревога вызвала замешательство. Тем временем находившиеся гораздо ближе к Оренбургу рабочие Каргалинских рудников, снабжавших сырьем Воскресенский завод, присоединились к повстанцам. Имея на руках «указ» самозванца, они 12 октября пришли на завод. Работники предприятия, уже взбудораженные слухами об «императоре», немедленно заявили о своей готовности «служить Петру III». Они помогли пугачевцам арестовать заводских приказчиков, причем одного сожгли живьем в его собственном доме, уничтожили все документы — особенно долговые расписки и обязательства — и разграбили свой и соседний Верхоторский заводы. Через три дня восставшие, уже значительно увеличившись числом, ушли, прихватив с собой 14 пушек, ядра, свинец, порох, лопаты, другие инструменты, а также серебро заводчиков, медную посуду и 30000 рублей. Около 600 мужчин влились в ряды повстанцев. Кроме того, на Каргалинских рудниках пугачевцы взяли 4 пушки, мушкеты и порох, 1000 рублей и 50 голов крупного рогатого скота. Все это очень помогло первым атакам Пугачева на Оренбург.
В той или иной мере это повторялось везде. В одних случаях рабочие заводов приглашали к себе повстанцев, в других — пугачевцы приходили сами. Пугачев рассылал свои отряды повсюду. Чика остановил Воскресенский завод к концу октября, после того, как его работники восстали. Иван Грязнов, направлявшийся вдоль реки Белой к Стерлитамакской пристани и Табынску, набирал соратников на Богоявленском и Архангельском заводах Твердышева и Мясникова. В конце октября 1773 г. люди Вознесенского завода перешли на сторону самозванца и 1 ноября часть их ушла к повстанцам.
Тем временем 17 октября Хлопуша ушел из Берды на Авзяно-Петровский завод, ненадолго задержавшись на Преображенском медеплавильном заводе. Пугачевский командир был с радостью встречен в Авзяно-Петровске, где он огласил манифест Пугачева, арестовал приказчиков и забрал с собой 500 человек, 6 пушек и много добычи. Не бесплатная раздача соли и водки, а учтивость Хлопуши привела местное население в лагерь восставших.
Позже, в декабре 1773 г., Чесноковка послала отряды пугачевцев на восток региона. Из Авзяно-Петровска Хлопуша направил отряд вверх по Белой на Белорецкий завод Твердышева, где тамошние работники заявили о признании Петра III и прислали к нему свой отряд. Однако повстанцы не довели до конца меры по привлечению завода на свою сторону, и вскоре властям удалось с помощью своих солдат из соседней Верхнеяицкой крепости восстановить порядок в Белорецке. Позднее объединенному отряду восставших башкир и русских в январе 1774 г. удалось отбить завод, но лишь после семи недель его осады, что было исключением из правил, ибо заводы региона обычно сразу переходили на сторону восставших. К востоку от Уфы Симский, Юрюзань-Ивановский и Катав-Ивановский заводы оказались в руках восставших к середине декабря 1773 г. Через несколько дней восстание перекинулось на Златоустовский и Саткинский заводы; последний на целых шесть месяцев стал повстанческим островком.
Все эти заводы снабжали повстанцев оружием, боеприпасами, провизией и людьми. С октября 1773 до января 1774 г. восстанием были охвачены 64 из 129 существовавших тогда на Урале металлургических предприятий. Новейшие исследования показывают, что эти заводы дали пугачевцам 118 пушек и 341 ружей, примерно 170000 руб. наличными, а также почти на 90000 руб. провизии, фуража и домашнего скота. Кроме того, были уничтожены долговые записи и обязательства на сумму свыше 226000 руб. Из 57888 работников этих заводов 6208 ушли к повстанцам, 4287 были убиты или пропали без вести во время восстания. Заводы дали восстанию несколько ярких руководителей. Крестьянин Воскресенского завода Григорий Туманов стал пугачевским воеводой Челябинска, а позже служил переводчиком в Военной коллегии самозванца. Алексей Дубровский являлся «секретарем» Военной коллегии и написал несколько манифестов Пугачева, Иван Петров помогал Почиталину и Горшкову составлять призывы к уральским рабочим. Кроме того, металлургические заводы являлись опорными пунктами и своеобразными полустанками повстанцев, связав между собой Берду, Чесноковку и другие центры борьбы. И они стали базами для боевых действий в соседних регионах* (16).
Пока Чика осаждал Уфу, его отряды действовали повсюду. Салават Юлаев и Канзафар Усаев наносили удары на севере в направлении Кунгура. Крещеный перс Василий Торнов привел повстанцев к Нагайбацкой крепости и позже осадил Мензелинск. Иван Белобородов организовал наступление на Екатеринбург, что северо-восточнее Уфы. Атаман и «полковник» Иван Грязнов командовал повстанцами под Челябинском, административным центром Исетской провинции в Зауралье.
Кроме этих выдающихся лидеров и сравнительно крупных отрядов, имелось множество менее известных повстанческих вожаков, которые со своими соратниками нападали на села, заводы и крепости. Восставшие двинулись на северо-запад в Прикамье, заняли Осу, Сарапул, Заинск, Воткинский и Ижевский заводы, угрожали Бирску и Мензелинску и вызвали панику в Казани.
Восстание быстро распространилось по Уралу еще до прибытия Чики в Чесноковку. Его зачинщиками были главным образом башкиры. Движение охватило и местных русских крестьян, особенно тех, кого заставляли работать на многочисленных уральских заводах. По этой причине социальный состав восстания на Урале был сложным. К борьбе башкир за национальную автономию против русской колонизации прибавилось восстание русского крестьянства против различных форм крепостного угнетения. Иногда оба эти движения помогали друг другу, ибо у башкир и русских были общие враги, а бывало и так, что между башкирами и крестьянами происходили стычки по вопросам стратегии и отношения к местному населению. Чтобы преодолеть эти трения, Чика и его подчиненные постепенно отстранили башкир от командования отрядами, заменив их своими людьми или надежными местными вожаками.
Севернее Уфы восстали тамошние башкиры. Они провозгласили «свободу», обещанную воскресшим императором, от его имени собирали людей, деньги и вооружение. В середине декабря 1773 г. Оса, а в начале января 1774 г. и Красноуфимск оказались в руках повстанцев. То же самое случилось и со многими селами и заводами Прикамья* (17). Повстанческая пропаганда была очень действенной, поскольку ей удавалось убедить крестьян, что новая власть сократит или вообще отменит выплату налогов и рекрутскую повинность, а соль и водка будут продаваться за треть прежней цены.
Эти проникновенные призывы, нацеленные против царизма, были вызваны вопиюще несправедливой фискальной политикой. В 1769 г. доходы от государственной монополии на водку и соль составляли примерно 30 % всего бюджета страны. В октябре 1769 г. цена водки неожиданно выросла на 18 %, и это только самый последний из многочисленных скачков цен за предшествующие десятилетия. Действительно, с 1724 г. доходы казны от продажи алкоголя и соли увеличились соответственно на 550 и 300 %. За этот же период времени численность податного населения мужского пола выросла мало — с 5,6 млн душ в 1719 г. до 7,4 млн в 1762 г. Поэтому рост доходов от продажи соли и водки привел к резкому увеличению налогового бремени для всего населения. Цены резко возросли в 1750—1760 гг. в связи с длительными и требовавшими огром ных расходов войнами, которые вела тогда Россия — Семилетней (1756—1762) и русско-турецкой (1768—1774)* (18). По этим причинам пугацевцы объявили о снижении цен на соль и водку и везде последовательно выполняли это обещание.
В одних случаях эмиссары повстанцев призывали крестьян и рабочих бросать работу и расходиться по домам, в других приказывали работать «на Петра Федоровича». Они завербовали священника Данилу Иванова, чтобы тот убеждал духовенство в истинности «государя» и установил соответствующие формы чтения молебенов в его честь* (19). Повстанцы везде набирали своих сторонников, иногда забирая их насильно. И эти локальные кампании способствовали распространению восстания по всему Уралу.
Возглавляемые башкиром Батыркаем Иткиновым, восставшие в январе 1774 г. двинулись на север, к Кунгуру — крупному промышленному центру и столице Пермской провинции. Они осаждали город целую неделю и трижды шли на штурм, но артиллерия защитников и отсутствие у пугачевцев огнестрельного оружия вынудили их снять осаду. Однако эта неудача стала прелюдией к более тщательно спланированному наступлению. Со своих баз в Осе и Красноуфимске повстанцы начали новую кампанию, которую возглавил молодой башкир Салават Юлаев. В те дни Чика командировал из Чесноковки казака Ивана Кузнецова возглавить кунгурский фронт, именуя его «главным российского и азиатского войска предводителем» в регионе. Пополнившись отрядом Канзафара Усаева, примерно 3000 восставших к середине января 1774 г. вновь подошли к Кунгуру.
Кузнецов и Салават Юлаев надеялись взять Кунгур без боя. Для этого они направили длинное «увещевание» руководителям города. Датированное 20 января 1774 г., воззвание Кузнецова уверяло горожан, что повстанцев прислал «наш Всероссийский государь Третий Петр Феодорович», который приказал своим отрядам защитить всех «приклонившихся к полной власти его величества» от всякого «притеснения, раззорения, обид, налог и безповиннаго кровопролития». Горожанам было приказано сдаться, и предписывалось не чинить вреда пугачевским парламентерам. Чтобы рассеять опасения жителей Кунгура относительно возможных бесчинств башкир, Кузнецов пообещал особую защиту православию и сообщил, что не пустит башкирские отряды в город* (20). Но его призыв остался без ответа, парламентеры были арестованы, и Кузнецов начал штурм.
Разделив свои силы и назначив Салавата Юлаева командовать башкирским отрядом, Кузнецов решил атаковать Кунгур с двух сторон. На рассвете 23 января повстанцы двинулись к городу. Кузнецов подошел к Кунгуру с востока и его преимущественно русские части начали обстреливать город из ружей и шести пушек. Чуть позже Салават Юлаев повел башкир в атаку с западной стороны. Повстанцы штурмовали город несколько раз и почти уже прорвались в него, но были отбиты ружейным и артиллерийским огнем защитников. Сражение продолжалось до самого вечера, пока у нападавших не закончились ядра. Общие потери повстанцев неизвестны. Салават Юлаев получил под стенами Кунгура тяжелое ранение. Хотя на следующий день башкиры попытались поджечь город, Кузнецов уже потерял веру в победу и, поссорившись с Канзафаром Усаевым, арестовал его и уехал в Чесноковку, чтобы оправдать свои действия перед Чикой.
Прибывшие 24 января в Кунгур из Казани 300 солдат во главе с майором Дмитрием Гагриным нанесли поражение повстанцам на Северном Урале. Усилившись, власти перехватили инициативу. Майоры Гагрин и Попов (исполняющий обязанности коменданта Кунгура), преследуя бежавших из-под стен города повстанцев, 30 января нанесли им поражение в селе Орда, а 19 февраля освободили от пугачевцев Красноуфимск. За исключением отдельных разрозненных действий, восстание в районе Кунгура почти полностью прекратилось к весне 1774 г.* (21)
В конце 1773 г. Грязнов прибыл на Саткинский завод, чтобы начать наступление на Челябинск. Расположенный менее чем в 100 милях восточнее Сатки, Челябинск был тогда столицей Исетской провинции — плодородной области, снабжавшей хлебом почти всю Оренбургскую линию. Его захват сулил повстанцам тройную выгоду: они могли бы пополнить свои запасы провизии, блокировать Оренбург и другие крепости, а также открыть себе дорогу в Сибирь. Вслед за Бердой и Чесноковкой Челябинск мог стать третьим центром восстания.
Пока Грязнов двигался к Челябинску, его эмиссары агитировали крестьян. Кыштымский и Каслинский заводы присоединились к восстанию и дали пугачевцам людей и военное снаряжение. 5 января 1774 г. армия Грязнова, не встретив никакого сопротивления, подошла к Челябинску. В тот же день казаки, посланные впереди отрядов Грязнова, подняли восстание в самом Челябинске. Они захватили местного воеводу, избили его, и только энергичные действия офицеров артиллерийской команды помешали им захватить город. Однако большинство взбунтовавшихся казаков сбежали и начали поднимать на восстание соседние села. Поэтому Челябинск оказался в осаде еще до появления полковника Грязнова.
В Исетской провинции Грязнов быстро собрал войско, состоявшее примерно из 5000 башкир и русских — казаков, крестьян и заводских рабочих. У них имелось много маленьких пушек. Ободренный волнениями в Челябинске, что могло бы привести к сдаче города без боя, Грязнов послал защитникам два воззвания. Эти документы, автором которых, возможно, был бывший мастеровой Григорий Туманов, были более сложными и стилистически гладкими, чем предыдущие воззвания пугачевцев. В них подробно затрагивались уже известные темы и ставились новые. Послания Грязнова акцентировали внимание на недовольстве населения заводами и призывали не проливать зря крови православных. (Грязнов, возможно, был старовером, хотя в его манифестах это никак не проявлялось). Оба документа датированы 8 января 1774 г. Первый был адресован помощнику воеводы Свербееву, а во втором, «к людям всех разрядов в Челябинск», говорилось:
«Не иное что к вам, приятныя церкве святой сыны, я простираю руку мою к написанию сего: господь наш Иисус Христос желает и произвести соизволяет своим святым промыслом Россию от ига работы, какой же, говорю я вам.
Всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия, от кого ж,— вам самим то небезизвестно. Дворянство обладает крестьянеми, но, хотя в законе Божием и написано, чтоб оне крестьян также содержали, как и детей, но оне не только за работника, но хуже почитали полян своих, с которыми гоняли за зайцами. Компанейщики завели премножество заводов и так крестьян работою удручили, что и в ссылках тово никогда не бывало, да и нет. А напротив тово, з женами и детьми малолетными не было ли ко господу слез!
И чрез то, услыша, яко изральтян от ига работы избавляет. Дворянство же премногощедраго отца отечества, великаго государя Петра Феодоровича за то, что он соизволил при вступлении своем на престол о крестьянех указать, чтоб у дворян их не было во владении, но то дворянем нежели ныне, но и тогда не пользовало, а кольми паче ныне изгнали всяким неправедным наведением. И так чрез то принужденным нашелся одиннатцать лет отец наш странствовать, а мы, бедные люди, оставались сиротами. А ныне отца нашего, хотя мы и старание прилагаем возвести, но дворянство и еще вымысел зделало назвать так дерзко бродягою донским казаком Пугачевым, а напротив того, еще наказанным кнутом и клеимы имеющим на лбу и щеках. Но естли б, други и приятныя святые церкви чада, мы были прещедраго отца отечества, великаго государя Петра Феодоровича, не самовидцы, то б и мы веры не прияли, чрез что вас уверяем не сумневатца и верить действительно и верно — государь наш истинно.
Чего ради сие последнее к вам увещание пишу: приидите в чувство и усердно власти его императорскому величеству покоритесь. Нам кровь православных не нужна, да и мы такие же, как и вы точно, православныя веры. За что нам делать междуусобныя брани? А пропади тот, кто государю не желал добра, а себе самому! Следственно, все предприятии вам уже разуметь можно, и естли вы в склонность притти не пожелаете, то уже говорю нескрытно: вверенные мне от его императорскаго величества войска на вас подвигнуть вскоре имею, и тогда уже вам, сами разсудите, можно ли ожидать прощения.
Мой совет: для чего напрасно умирать и претерпевать раззорение всем вам, гражданам? Вы, надеюсь, подумаете, что Чилябинск славной по России город и каменную имеет стену и строение — отстоитца. Не думайте, приятныя: предел от бога положен, его же никто прейти не может. А вам наверное говорю, что стоять — не устоять. Пожалуйте, не пролейте напрасно свою кровь. Орды неверные государю покорились, а мы противотворничаем...»* (22).
Этот манифест представляет особый интерес из-за красноречивого описания того, что можно назвать мотивом «странствующего царя» — рефлексией широко распространенных представлений о спасении Петра III в 1762 г., необычной религиозной окраски и использования покойного государя в качестве антидворянского символа. К тому же заметим, что во внешности Пугачева подчеркивается ее обезображенность. Также напоминается о презрительном отношении дворян к своим крепостным — тема, обессмертившая «Путешествие из Петербурга в Москву» Александра Радищева (1790).
Получив отказ горожан сдаться, повстанцы 8 и 9 января провели артобстрел Челябинска. 10 января они предприняли штурм, длившийся пять часов, но были отбиты. На следующий день Грязнов, опасаясь подхода правительственных сил, отступил на запад, чтобы перегруппировать свои силы, и поручил башкирским разъездам наблюдение за городом. Генерал Деколонг, командир Сибирской линии, 13 января с оружием в руках пробился в Челябинск, а затем оказался в том же положении, что и горожане — отрезанным от других центров и не в состоянии обуздать стремительно развертывавшееся восстание.
В конце января Грязнов вернулся, чтобы возобновить осаду, и хотя Деколонг нанес поражение повстанцам во время вылазки 1 февраля, ему не удалось снять блокаду. Опасаясь, что он окажется заблокированным в Челябинске, Деколонг решил оставить город. 8 февраля он вместе с большинством жителей тайно вышел из крепости и двинулся на восток к Шадринску. Повстанцы сразу же заняли город. Оставив в Челябинске один отряд под командованием Григория Туманова, Грязнов послал другой преследовать Деколонга, а сам ушел на запад с остатками своих соратников. О дальнейшей судьбе этого командира восставших ничего не известно.
Хотя Челябинск два месяца находился в руках восставших, его захват стал не просто обычной победой. Город превратился в опорный пункт восстания в данной местности, но у Туманова не было ни времени, ни сил, чтобы организовать повстанческое движение вокруг. Тем временем властям удалось подавить восстание севернее — вокруг Екатеринбурга, затем их отряды двинулись на юго-восток, чтобы соединиться с корпусом генерала Деколонга и другими частями, чтобы защитить Исетскую провинцию и западную границу Сибирской губернии.
Многочисленные отряды восставших, действовавшие восточнее Челябинска, из которых самым крупным и наиболее организованным был корпус атамана Михаила Ражева, постепенно были разбиты царскими войсками. Ражев не смог взять укрепленный Долматов монастырь и полностью блокировать Шадринск. В начале марта повстанцы сняли осаду с указанных населенных пунктов и отступили к Уксянской слободе, в 30 милях западнее Шадринска. Там 9 марта их наголову разбил Деколонг, уничтожив примерно 1000 и взяв в плен 158 человек. Через месяц майор Гагрин, победитель Белобородова, атакой с севера освободил Челябинск. Григорий Туманов организовал энергичную защиту города и его окрестностей, но был разбит и отступил на запад. Хотя незначительные стычки продолжались до мая 1774 г., восстание в Зауралье в основном пошло на убыль* (23).
За исключением Челябинска, повстанческие кампании севернее Оренбурга с декабря 1773 по март 1774 г. не смогли захватить ни одного из центров региона. Однако эти набеги сильно расширили территорию восстания и увеличили численность его участников. Движение больше не было локальным, оно охватило огромную территорию от Кунгура на севере до Оренбурга на юге, от Шадринска на востоке до Волги на западе — примерно 500000 кв. миль (что сравнимо с размерами современных Франции, Испании и Великобритании вместе взятых, или с американскими штатами Канзас, Миссури, Оклахома и Техас в целом). Казаки больше не были главной движущей силой бунта. Им на смену пришли башкиры, татары, русские крестьяне и рабочие заводов. Только главные повстанческие силы вокруг Уфы, Кунгура, Екатеринбурга и Челябинска насчитывали в общей сложности до 30000 человек. А если мы добавим сюда многочисленные отряды повстанцев, рассыпанные по всей этой территории, то число восставших приблизится к 50000.
Поддержание дисциплины в таком войске было нелегким делом. Особенно хватало проблем с башкирами, поскольку они не владели искусством осады и имели мало огнестрельного оружия. Кроме того, для них кампания против Оренбурга была менее важной, чем действия в Башкирии. Поэтому они, как и следовало ожидать, отвергли предложение казачьих вождей выступить против Яицкого городка еще до взятия Оренбурга. Очевидно, некоторые башкиры вышли из повиновения. Кроме того, с разрешения Кинзи Арсланова многие из них покинули Берду, чтобы принять участие в восстании на Урале, и обратно больше не вернулись. Другие совершали набеги на окрестности Оренбурга, грабя и русских помешиков, и крестьян.
Сокрушительное поражение мятежников ранней весной 1774 г. стало концом оренбургского этапа восстания. С менее чем 500 своими соратниками самозванец бежал на север от Сакмарского городка в башкирские районы Южного Урала. До прихода сюда правительственных сил повстанцы были в безопасности. Они быстро воссоздали свою Военную коллегию, чтобы выпускать воззвания к башкирам. Этим занимались Кинзя Арсланов и Иван Творогов, им помогали секретарь Иван Шундеев и писарь-толмач Григорий Туманов, бывший повстанческий воевода Челябинска, который воссоединился с Пугачевым в Вознесенском заводе в начале апреля. Знание Тумановым языков оказалось очень кстати. 4 апреля повстанческая Военная коллегия приказала атаману Белобородову, который находился где-то вблизи Саткинского завода, немедленно собрать башкир, русских и черемисов* (24). Белобородов получил это распоряжение 9 апреля и сразу же разослал курьеров с обращениями к местному населению, чтобы 11 апреля встретиться с ним в Сатке.
Обратившись к башкирам и отдав приказы своему войску, Пугачев двинулся на северо-восток по Белой. По пути в Белорецк, куда он прибыл 13 апреля и оставался там почти три недели, самозванец на короткое время сделал остановку в Вознесенском и Авзяно-Петровском заводах. За это время численность пугачевцев выросла с примерно 500 до нескольких тысяч человек. Тем временем Белобородов и его сподвижник мещеряк Бахтияр Канкаев набирали «казаков» на территории от Сатки до Красноуфимска. Салават Юлаев со своим отцом Юлаем Азналиным собрали много башкир восточнее Уфы, заняли без боя Симский завод и взяли Катав-Ивановск после двух дней осады. В начале мая у них было примерно 3000 человек, а у Белобородова — около 700 при 6 пушках. К сожалению, они были плохо вооружены; в частности, у них ощущался недостаток огнестрельного оружия и пороха. Бывший рабочий казенного завода, Белобородов решил использовать свои технические познания, чтобы организовать промышленное производство пороха в Сатке, но этого сделать не удалось из-за отсутствия серы* (25). Численность и мобильность продолжали оставаться преимуществом повстанцев.
Новые отряды мятежников, набранные Юлаевым и Белобородовым, помогли Пугачеву по двум причинам. Во-первых, они способствовали возобновлению восстания северо-восточнее Уфы, подготавливая его прибытие в этот регион, и, во-вторых, отвлекали преследователей, давая самозванцу возможность укрепить разномастное Большое войско. В апреле и отчасти в мае в Оренбурге не знали о местонахождении Пугачева; и хотя властей все больше и больше беспокоило его нахождение на свободе, они не подозревали, что самозванец готовит новое восстание. Наконец, полковник Михельсон и генерал Деколонг двинулись на эту территорию соответственно с запада и северо-востока. 6 мая Михельсон, преследуя отряд Салавата Юлаева, прошел через Симский, Усть-Катавский и Саткинский заводы. Белобородов двинулся на помощь своему башкирскому союзнику, но получил срочный приказ Военной коллегии присоединиться к самозванцу в Магнитной, одной из крепостей Верхнеяицкого участка Оренбургской линии. Поэтому Салават Юлаев оказался один на один с Михельсоном. 8 мая в 12 милях от Симского завода молодой башкирский вожак столкнулся с царским отрядом и сразу бросился в атаку. Башкиры сражались отчаянно, но после нескольких часов боя, понеся тяжелые потери, были вынуждены отступить* (26). Эта стычка, хотя и была для повстанцев неудачной, все же задержала марш Михельсона и облегчила Пугачеву возобновление его кампании.
К 2 мая у самозванца было примерно 5000 соратников, преимущественно башкир. В тот же день они покинули Белорецкий завод. Вместо похода к Верхнеяицкой крепости Пугачев повернул на юго-восток, чтобы взять Магнитную (возле современного Магнитогорска), расположенную на западном берегу Яика. Повстанцы прибыли туда 5 мая, но так как у них не было артиллерии, штурм был отбит, а Пугачев легко ранен картечью в левую руку. Однако ранним утром следующего дня осаждавшие, атаковав крепость одновременно со всех сторон, одолели ее маленький гарнизон. Победители повесили коменданта, его жену, священника и жену еще одного офицера. Они приняли оставшихся гарнизонных солдат в казаки и захватили четыре пушки и четыре бочки с порохом. Еще важнее было то, что Белобородов вскоре привел подкрепление и много пушек. Одновременно атаман Овчинников и Афанасий Перфильев пришли с 300 казаками — к большому удивлению Пугачева, получившего наконец сатисфакцию после того, как он потерпел неудачу после падения Татищевой и Яицкого городка. Овчинников и Перфильев прошли окольным путем через южную Башкирию, чтобы соединиться со своим вождем. Яицкий полк был немедленно восстановлен* (27).
Больше не являясь жалким беглецом, самозванец направился на север, чтобы поднять там восстание. Его армия подошла к Верхнеяицкой крепости, но прошла ее мимо, когда стало известно, что там находится отряд генерала Деколонга. Повстанцы шли по уральским долинам на север, а затем повернули с гор на восток, чтобы разграбить и сжечь пять маленьких форпостов на пути в Троицкую, которую они взяли 19 мая. Чтобы задержать преследователей, Пугачев приказал поджечь за собой мосты и разрешил башкирам спалить Авзяно-Петровский и Белорецкий заводы. Они с радостью выполнили его распоряжение, отпустив рабочих и крестьян со словами: «Ступайте домой, срок ваш кончился. Отцы наши, отдавшие вам эту землю, умерли, а мы не хотим более уступать ее»* (28). В конце мая 1774 г. отец Салавата Юлаева с удовлетворением предал огню Симский завод, построенный на земле, которую Твердышев и Мясников незаконно у него отобрали. Таким образом возобновленная Пугачевым кампания инициировала восстания по всему западу Исетской провинции.
В Троицке, главной крепости и таможенном пункте русско-казахской границы, повстанцы убили коменданта, офицеров и несколько солдат, полностью разграбили город и увели простой люд в свой лагерь в миле отсюда. К тому же и в этом случае они потеряли бдительность. Устроив на следующий день пир по поводу своей победы, они не заметили, как генерал Деколонг и майор Гагрин двинулись на восток от Верхнеяицкой крепости и в семь часов утра 21 мая напали на пьяных повстанцев. Казаки заняли оборону, но многие бросились бежать. Охваченные яростью солдаты безжалостно убивали всех повстанцев. Тысячи трупов усеяли местность. Лишь 70 пугачевцев, в том числе писари Иван Шундеев и Григорий Туманов* (29), были взяты в плен. Солдаты Деколонга освободили свыше 3500 пленников, захватили 28 пушек, около 1200 ядер, более тонны пороха, а также 6568 рублей денег. Однако победа царских войск была неполной. Пугачев и большинство его казацких советников спаслись* (30).
Следующие две недели были энергичной, если не смертельной игрой в прятки, ибо Михельсон решил одновременно атаковать сразу несколько повстанческих отрядов. Самозванец исчез в горах, разграбил Златоустовский и Саткинский заводы и приказал башкирам их сжечь. Хотя Михельсон однажды нагнал отряд Салавата Юлаева и дважды настигал Пугачева, ему не удалось их разбить, как и не удалось помешать им объединиться северо-западнее Сатки. Действительно, люди Михельсона были настолько потрепаны и измучены месяцем погони за восставшими, что 5 июня полковнику пришлось прекратить свой марш и вернуться в Уфу.
По статистическим данным следственных комиссий, особую роль в восстании сыграли башкиры. Как и у казаков, у них имелись причины для крупного восстания. Очевидно, что без массовой поддержки башкир восстание никогда бы не смогло ни охватить такую территорию, ни продолжаться столь долго. Во многом восстание Пугачева свидетельствовало о последнем отчаянном порыве башкир вернуть себе автономию. Их участие в пугачевщине было вызвано в первую очередь протестом против колониальной политики.
Салават Юлаев и его отец, Юлай Азналин, были схвачены в ноябре 1774 г. Они отказались признать свою вину и царским чиновникам пришлось потратить почти полгода на следствие. В июле 1775 г. Салават и Юлай были приговорены к 175 ударам кнутом — по 25 ударов в каждом из мест, где они действовали. Им вырвали ноздри, а на лицах выжгли знаки, означавшие «вор и убийца». Обезображенные, они закончили свои дни на каторжных работах в эстонском порту Рогервик* (31).
Изучая четыре великие революции в новой истории Запада, Брайнтон попутно заметил, что существовали и другие их типы. Он называет их три: реакционная, территориально-национальная и неудавшаяся революции. Позже он добавил четвертую категорию: революция, навязанная извне* (32). Согласно этим определениям, пугачевщину, возможно, следует считать неудавшейся революцией с элементами территориального восстания. Восстание Пугачева было региональным, ограниченным в основном российской юго-восточной границей и ее ближайшим приграничьем; оно никогда не было национальным движением. Ни казаки, ни башкиры не составляли нацию в современном смысле этого термина, то есть развитую нацию, выстраивающую собственную форму суверенной национальной государственности. Башкиры боролись только за свою ограниченную автономию в составе Российской империи, а не за национальную независимость.
Целью взбунтовавшихся яицких казаков было изгнание царской администрации из Яицкого городка и подтверждение их автономного статуса в составе Российской империи. Поскольку первое нападение бунтовщиков на Яицкий городок потерпело неудачу, они обратили свои взоры на Оренбург, олицетворявший власть царизма в регионе. Затем восстание перекинулось на Урал и другие соседние области, ибо восставшим требовалось подкрепление и вооружение для осады Оренбурга. Главная цель восстания с течением времени изменилась — особенно после присоединения к нему башкир — включив в себя уничтожение царской власти и ее сторонников во всем регионе.

П р и м е ч а н и я

1 О башкирах см.: Доннелли А. Завоевание Башкирии Россией: 1552—1740: Страницы истории империализма / Пер. с англ. Уфа, 1995; Чулошников А. П. Восстание 1755 г. в Башкирии. М.; Л., 1940. О политике России по отношению к исламу см.: Fisher A. W. Enlightened Despotism and Islam under Catherine II // Slavic Review. Vol. XXVII, no. 4.
2 Пугачевщина. М.; Л., 1926. T. I. C. 29-30.
3 Елеонский С. Ф. Пугачевские указы и манифесты как памятники литературы // Художественный фольклор. М., 1929. Т. IV-V.
4 Башкирия в XVIII в. состояла из четырех «дорог» (это тюркское слово означало налоговый округ): Казанской, Ногайской, Сибирской и Осинской.
5 Пугачевщина. Т. I. С. 143; Восстание Емельяна Пугачева: сборник документов. Л., 1935. С. 142—143; Усманов А. Н. Кинзя Арсланов — выдающийся сподвижник Пугачева // Исторические записки. 1962. Т. 71.
6 Мещеряки (мишари) были группой татар, первоначально живших возле Казани; позже русское правительство переселило их на башкирские земли и наложило на них различные обязанности.
7 Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: восстание Е. И. Пугачева. Л., 1966. Т. II. С.133—156.
8 Рынков П. И. Топография Оренбургская. СПб., 1762. Т. П. С. 193—199; Паллас П. С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПб., 1786. Т. II, ч. 1. С. 4-7; Camena d’Almeida P. La colonisation nisse dans les gouvcrnements d’Oufa et d’Orenbourg // Annales de Geographic. 1899. VIII, no. 38, особенно р. 130.
9 Удмурты (вотяки) — финноязычный народ, расселившийся вдоль р. Камы, особенно вокруг города Ижевска; чуваши говорят на тюркском языке и населяют территорию вдоль южного берега Волги между Нижним Новгородом (современный Горький) и Казанью, особенно вокруг города Чебоксары.
10 Пугачевщина. Т. II. С. 134—136; Овчинников Р. В., Слободских Л. Н. Новые документы о Крестьянской войне 1773—1775 гг. в России // Исторический архив. 1956. № 4. С. 132; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: восстание Е. И. Пугачева. Т. П. С. 206-235.
11 Павленко Н. И. История металлургии в России XVIII века. М., 1962. С. 227-242, 458-464, 500-501; Мартынов М. Н. Воскресенский завод в Крестьянской войне 1773—1775 гг. // Исторические записки. 1967. Т. LXXX. С. 287-288; Пугачевщина. Т. П. С. 268-270; Мартынов М. Н. Пугачевское движение на заводах Южного Урала // Записки научного общества марксистов. 1928. № 2. С- Ю4. См. также: Portal R. L’Oural au XVIII-е siecle. Paris, 1950; Пруссак А. В. Заводы, работавшие на Пугачева // Исторические записки. 1940. Т. VIII.
12 Мартынов М. Н. Пугачевское движение на уральских заводах // Записки научного общества марксистов. 1928. № 1. С. 44; Он же. Воскресенский завод в Крестьянской войне 1773—1775 гг. С. 288.
13 Кабузан В. М. Народонаселение России в XVIII-первой половине XIX в. М., 1963. Табл. 17—18. С. 161, 164. О кунгурском восстании 1703 г. см.: Преображенский А. Очерки колонизации западного Урала в XVII — начале XVIII в. М., 1956. С. 241-275.
14 На практике богатые купцы ухитрялись обходить этот запрет. Иногда им давали официальное разрешение на нелегальную покупку, иногда они покупали предприятия, на которых работали крепостные и таким образом получали крепостных работников вместе с землей и оборудованием. Демидовы, Твердышев и Мясников получили наследственное дворянство с правом владеть крепостными. К тому же некоторые богатые недворяне незаконно покупали крепостных у дворян, нуждавшихся в деньгах.
15 Portal R. Op. cit. P. 258-329; Панкратова А. М. Формирование пролетариата в России. М., 1963. Гл. XII, особенно с. 430; Blum J. Lord and Peasant in Russia from the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton, 1961. P. 308-317. См. также обзор Ольгой Крисп (Crisp) книги Р. Порталя в: The Slavonic and East European Review. 1951. Vol. XXX, no. 74 и важные замечания в: Zelnik R. E. The Peasant and the Factory // The Peasant in Nineteenth-Century Russia / ed. W. S. Vucinich. Stanford, 1968. P. 158—190.
16 Допрос пугачевского атамана А. Хлопуши // Красный архив. 1935. № LXVIII. С. 165; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: восстание Е. И. Пугачева. Т. П. С. 256-291; Мартынов М. Н Пугачевское движение на заводах Южного Урала. С. 98—100; Ушаков И. Ф. Работные люди Белорецкого завода в Крестьянской войне // История СССР. 1960. №6. С. 131—133; Андрущенко А. И. Крестьянская война 1773—1775 гг.: на Яике, в Приуралье, на Урале и в Сибири. М., 1969. С. 241, 336-337.
17 О восстании в Прикамье см.: Мартынов М. Н. Пугачевское движение на заводах При-камского края // Крепостная Россия: сборник статей. Л., 1930. С. 125—179.
18 Троицкий С. М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М., 1966. С. 214-216; Чечулин Н. Д. Очерки по истории русских финансов в царствование Екатерины П. СПб., 1906. С. 166.
19 Луппов П. Н. К истории пугачевского движения в правобережье Камы (архивные материалы) // Записки удмуртского НИИ при СНК УАССР. Ижевск, 1936. Сб. 4. С. 136—138.
20 Пугачевщина. Т. I. С. 76-81.
21 Материалы для истории пугачевского бунта // Пермский сборник. М., 1860. Кн. П. С. 1-22; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: восстание Е. И. Пугачева. Т. П. Гл. VII; Дубровин Н. Ф. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884. Т. П. С. 203-216.
22 Пугачевщина. Т. I. С. 73-75.
23 Крестьянская война в России в 1773—1775 годах: восстание Е. И. Пугачева. Т. П. С. 236-256; Мартынов М. Н. Саткинский завод во времена восстания Емельяна Пугачева // Исторические записки. 1956. Т. LVIII; Кондрашенков А. А. Крестьянство Исетской провинции в Крестьянской войне 1773—1775 гг. // Ученые записки Курганского гос. пед. института. 1958. Вып. I. О событиях в Сибири см.: Материалы для истории пугачевского бунта на окраинах бывшей Сибирской губернии. Тобольск, 1890.
24 В настоящее время их называют марийцами. Черемисы — финноязычный народ, в древности поселившийся на территориях северо-западнее Казани. Будучи государственными крестьянами, многие из них шли работать на уральские заводы.
25 Пугачевщина. Т. П. С. 329-330; Мартынов М. Н. Саткинский завод во времена восстания С. Емельяна Пугачева. С. 234-239.
26 О действиях Салавата Юлаева см.: Лимонов Ю. А. и др. Пугачев и его сподвижники. М.;Л., 1965. С. 127—129.
27 Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. III. Гл. II.
28 Цит. по: Мартынов М. Н. Саткинский завод во времена восстания Емельяна Пугачева. С. 242.
29 Отправленный в Оренбург для допроса и вынесения приговора, Туманов исчез — по-видимому был захвачен или убит казахами. Так или иначе, о его дальнейшей судьбе ничего неизвестно.
30 Восстание Емельяна Пугачева: сборник документов. С. 159—161; Пугачевщина. Т. П. С. 145—146; Записки Карла Хоецкаго // Киевская старина. 1883. Ноябрь. С. 449; Дубровин Н. Ф. Указ. соч. Т. III. Гл. II; Дмитриев-Мамонов А. М. Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири. СПб., 1907. Гл. VIII.
31 Юдин П. Л. Суд и казнь Салаватки (к истории пугачевского бунта) // Исторический вестник. 1898. Август. Т. LXXIII. О допросе Салавата см.: Пугачевщина. Т. П. С. 277-279. Имя мятежного башкира почитается в городе Салавате, основанном после второй мировой войны в 90 милях южнее Уфы.
32 Brinton С. The Anatomy of Revolution. New York, 1938 (пересмотренное изд. 1952). P. 22-25.

Дата добавления: 2015-11-04