Картезианская лингвистика

Если в 1950-х гг. кого-нибудь из психологов можно было поставить рядом с Дж. Уотсоном по степени радикальности взглядов, то это был Ноам Хомски. В лингвистике Хомски возродил то, что называл рационалистической программой Декарта, предложив крайне формальное представление о языке как органе, посредством которого рассудок выражает сам себя, и воскресив представление о врожденных идеях. Поскольку Хомски считал язык рациональной особенностью, уникальной для человека, он вступил в конфликт с бихевиористскими толкованиями языка.

Атака на «Вербальное поведение». Со времен Декарта язык рассматривали как особую проблему любой механистической психологии. Студент К. Л. Халла Спенс подозревал, что язык может оказаться непригодным для законов научения человека, полученных на базе исследования животных. В 1955 г. неформальный бихевиорист Ч. Осгуд отозвался о проблемах смысла и восприятия как о «Ватерлоо современного бихевиоризма» и в ответ попытался создать теорию опосредования языка, применимую только к людям (С. Osgood, 1957). Философ Н. Малкольм (Norman Malcolm, 1964), с симпатией относившийся к бихевиоризму, рассматривал язык как «существенное различие между человеком и низшими животными».

Но Скиннер не был согласен с картезианскими взглядами, которые частично разделяли даже его соратники-бихевиористы. Одной из задач книги «Вербальное поведение» было показать, что язык, хотя и являющийся сложной формой поведением, можно объяснить, исходя только из принципов поведения, сформулированных на базе изучения животных. Следовательно, Скиннер отрицал специфику вербального поведения и наличие фундаментальных различий между человеком и низшими животными. Подобно тому как эмпирик Д. Юм пробудил И. Канта от его догматического сна и повел на защиту трансцендентного разума, юмовская трактовка языка в изложении Скиннера вызвала контратаку рационалистов, заявивших о том, что бихевиоризм не просто ограничен, но и неверен. Более того, вместо него была выдвинула рационалистская трактовка языка. В следующем разделе мы рассмотрим новую психолингвистику; здесь же мы суммируем результаты атаки рационализма на «Вербальное поведение».

Глава 9. Закат бихевиоризма, 1950-1960 313

В 1959 г. журнал Language опубликовал большой обзор книги Скиннера «Вербальное поведение», написанный молодым и неизвестным лингвистом по имени Ноам Хомски. Хомски нападал не только на работу Скиннера, но и на эмпирические идеи в лингвистике, психологии и философии вообще. Он назвал произведение Скиннера доведением бихевиористских теорий до абсурда и мифологией, а не наукой (цит. по: L. Jakobovits and M. Miron, 1967). Это были слова гневного революционера, и обзор Хомски стал, возможно, единственной влиятельной статьей но психологии, вышедшей в свет после бихевиористского манифеста Дж. Уотсона в 1913 г.

Основной смысл критики Хомски в адрес книги Скиннера заключался в том, что это произведение представляет собой «упражнение в говорении двусмысленностей». Фундаментальные технические термины Скиннера — стимул, ответ, подкрепление и т. д. — обладают установленным значением в экспериментах по научению животных, но, вопреки заявлениям Скиннера, без серьезной модификации их нельзя распространить на человека. Хомски утверждал, что, если попытаться использовать термины Скиннера в строго техническом смысле, можно продемонстрировать, что они неприменимы к языку, а если придать этим терминам метафорическое расширение, они становятся настолько неопределенными, что это ни в коей мере не улучшает традиционных лингвистических представлений. Хомски методично нападал на каждую концепцию Скиннера, но мы рассмотрим только два примера: его анализ стимула и подкрепления.

Очевидно, что для любого бихевиориста правильные определения стимулов, контролирующих поведение, очень важны. Но определение стимула представляет большую трудность, ее отмечали и Торндайк, и другие ученые. Следует ли определять стимулы в чисто физических терминах, независимых от поведения, или же в терминах их воздействия на поведение? Если мы примем первое определение, то поведение выглядит не подчиняющимся законам, поскольку очень немногие стимулы в такой ситуации могут воздействовать на поведение; если же мы примем второе определение, то поведение становится по определению подчиняющимся законам, поскольку тогда бихевиористы рассматривают только те стимулы, которые постоянно определяют поведение. Хомски обратил на эту проблему особое внимание. Во-первых, он указал, что говорить, будто каждый фрагмент вербального поведения находится под контролем стимула, с научной точки зрения бессмысленно, поскольку мы всегда можем обнаружить некоторый стимул для любой ответной реакции. Человек смотрит на картину и говорит: «Это Рембрандт, не так ли?» Скиннер утверждал бы, что определенные тонкие свойства картины определяют ответ. Но человек мог сказать и: «Сколько это стоит?»; «Это не гармонирует с обоями»; «Вы повесили ее слишком высоко»; «Это отвратительно!»; «У меня дома есть точно такая же»; «Это подделка» и так далее, практически до бесконечности. Не имеет значения, что сказано, можно обнаружить некоторое свойство, которое «контролирует» поведение. Хомски утверждал, что при таких обстоятельствах не существует предсказания поведения и уж наверняка нет серьезного контроля. Система Скиннера вовсе не представляет собой шага вперед в области научного контроля поведения, на что претендует.

314 Часть IV. Научная психология в XX веке

Хомски также указывал, что определение стимула, данное Скиннером, становится безнадежно туманным и метафоричным по мере удаления от строгой обстановки лаборатории. Скиннер говорит о «регуляции поведения удаленными стимулами», при которой стимул вовсе не должен контактировать с говорящим, и утверждает, что употребление грамматических форм прошедшего времени определяется неуловимым свойством стимулов, о которых мы говорим, как о действии в прошлом. Но какие физические измерения определяют действие в прошлом? Хомски утверждал, что в данном случае Скиннер не сказал ничего нового о предполагаемой регуляции вербального поведения стимулами.

Затем Хомски рассмотрел подкрепление, еще один термин, которому легко дать определение в обычных экспериментах по оперантному научению в терминах получения пищи или воды. Хомски утверждал, что применение Скиннером этого термина по отношению к вербальному поведению весьма туманно. Рассмотрим представление Скиннера об автоматическом самоподкреплении. Разговор с самим собой автоматически представляет собой самоподкрепление; именно поэтому люди это делают. Подобным же образом говорят, что мышление является поведением, которое автоматически воздействует на своего обладателя и, следовательно, служит подкреплением. Рассмотрим также то, что можно назвать «отдаленным подкреплением»: для писателя, которому не удается добиться признания при жизни, подкреплением может быть ожидание позднейшей славы. Хомски (N. Chomsky, 1959/1967, р. 153) утверждал, что «представление о подкреплении вообще утратило какой-либо смысл...» Человек может получать подкрепление, хотя не производит никакого ответа (мышление), подкрепляющий «стимул» совсем не обязательно должен соприкасаться с «подкрепляемым человеком» (отдаленное подкрепление), а может и вообще не существовать (автор может никогда не добиться успеха).

Хомски не считал книгу Скиннера «Вербальное подкрепление» с изложением подлинной научной гипотезы. Его острая и жесткая критика, в сочетании с собственной позитивной программой, ставила целью ниспровержение бихевиористской психологии, а не ее либерализацию, как это имело место в случае с Н. Миллером, или расширение ее границ, к чему призывал К. Роджерс. Хомски полностью отрицал бихевиоризм.

Язык и разум. Разделяя рационалистские, картезианские взгляды, Хомски (N. Chomsky, 1966) придерживался мнения, что никакой бихевиористский подход не в состоянии справиться с бесконечной созидательностью и подвижностью языка. Он утверждает, что можно понять творчество, лишь признав тот факт, что язык представляет собой систему, управляемую правилами. Частью психических процессов человека является набор грамматических правил, который позволяет генерировать новые предложения, соответствующим образом комбинируя лингвистические элементы. Таким образом, каждый человек может генерировать бесконечное количество предложений посредством повторного применения грамматических правил, точно так же как человек может бесконечно генерировать числа, многократно применяя правила арифметики. Хомски утверждает, что язык человека нельзя понять до тех пор, пока психология не опишет правила грамматики, психические структуры, лежащие в основе говорения и слушания. Поверхностный би-

Глава 9. Закат бихевиоризма, 1950-1960 315

хевиористский подход, который изучает лишь речь и слушание, но пренебрегает внутренними правилами, руководящими речью и слушанием, неадекватен.

В попытке возродить картезианский рационализм в XX в. Хомски выдвинул нативистскую теорию научения языку, в дополнение к формальной, управляемой правилами, теории языка взрослых. Он предположил (N. Chomsky, 1959,1966), что дети обладают биологическим устройством для приобретения конкретного языка, которое руководит научением родному языку в возрасте от 2 до 12 лет. Таким образом для Хомски, как и для Декарта, язык является уникальной принадлежностью людей. В одном аспекте нативизм Хомски еще последовательнее, чем у Декарта: Декарт предполагал, что люди обладают языком, потому что они (единственные среди животных) могут думать и выражать себя в языке, тогда как Хомски считает, что сам по себе язык, а не более общая способность к мышлению, — это видо-специфичный признак человека. Вскоре после того, как Хомски предложил свои взгляды на обсуждение, психологи-бихевиоралисты возродили старый проект Ламетри по обучению языку обезьян. Для этого использовались язык символов, компьютерные языки и системы значков. Результаты проекта оцениваются очень противоречиво (Т. Н. Leahy and R. J. Harris, 2000), но ясно, что, хотя обезьяны могут усвоить грубую коммуникацию посредством символов, они не в состоянии научиться чему-то, хотя бы отдаленно напоминающему человеческий язык.

Идеи Хомски оказали чрезвычайно большое влияние на психолингвистику, быстро и полностью вытеснив бихевиористские подходы — как теорию опосредования, так и взгляды Скиннера. Многие психологи пришли к убеждению, что бихевиористские взгляды были ложными, и занялись обновленными исследованиями языка в духе идей Хомски. Техническая система Хомски, описанная в работе «Синтаксические структуры» (вышедшая в свет в 1957 г., тогда же, когда и «Вербальное поведение»), предлагала новую теорию, на базе которой планировались исследования. Исследования шли друг за другом, и на протяжении всего лишь нескольких лет идеи Хомски породили намного больше эмпирических работ, чем взгляды Скиннера. Противоречивый нативизм Хомски стимулировал исследование языка детей. Влияние, оказанное Хомски, великолепно описал Джордж Миллер. В 1950-х гг. Миллер был приверженцем бихевиористской картины языка, но личное знакомство с Хомски побудило его к отказу от старой парадигмы. В 1962 г. он писал: «В процессе моей работы я, похоже, стал очень старомодным психологом. Сейчас я верю, что разум — это нечто большее, чем просто англосаксонское слово из четырех букв; человеческий разум существует, и работа психологов и состоит в том, чтобы его изучать» (р. 762). Разум, изгнанный Дж. Уотсоном в 1913 г., вернулся в психологию усилиями стороннего человека — Ноама Хомски. Акцент Хомски на управляемую правилами природу языка помог формированию позднейших теорий обработки информации, которые объявили, что правилам подчиняется все поведение в целом.

Дата добавления: 2015-11-04