2 страница. – Вы сомневаетесь, что представляете существенную ценность для ее компании?

– Вы сомневаетесь, что представляете существенную ценность для ее компании? – вкрадчиво спросил Доминик.

– Не пытайтесь сбить меня с толку, этого я не говорила! – парировала Калли, борясь с желанием предложить ему закончить их словесную дуэль и заняться чем-то более приятным. В конце концов рот дан человеку не только для того, чтобы говорить им колкости. И господин Женоненавистник легко мог в этом убедиться, если бы только захотел. Ведь она уже совершенно разомлела от звука его голоса. И конечно же, от его воображаемого тела. И все же продолжать терпеть его оскорбительные намеки она больше не собиралась.

– Могу сказать с полной ответственностью, – облизнув пересохшие губы, заявила Калли, – что напряженный рабочий график меня не пугает. И я надеюсь, что мисс Уивер оценит мою преданность порученному мне делу. Но доверие – это понятие совершенно другого порядка.

– В этом вы абсолютно правы! – согласился с ней Доминик. – Но Стефания никогда не совершает необдуманных поступков. Особенно при подборе персонала в свою фирму, даже на временную работу. Сдается мне, что ей известно о вас гораздо больше, чем вы полагаете. И она возлагает на вас особые надежды.

Такое предположение, равно как и то, что он произнес подряд несколько фраз, окончательно обескуражило Калли. Получалось, что ей так и не удалось убедительно сыграть роль квалифицированной и надежной сотрудницы. Более того, она до сих пор не сумела избавиться от ощущения собственной вины за развод с Питером, хотя и понимала, что корить себя за это глупо, особенно теперь, когда люди вокруг разводятся по самым нелепым причинам, не испытывая никаких угрызений совести. Какая же она, однако, закрепощенная! Нужно продолжать бороться со своими комплексами и предубеждениями, стараться жить в духе новых веяний и вообще постоянно самосовершенствоваться! Как Стефания…

Калли вздохнула, утомленная несвоевременными мыслями, и осторожно спросила:

– Она вам что-нибудь обо мне говорила? Впрочем, какую глупость я сморозила! Будто бы вам не о чем было больше поговорить, кроме как обо мне! – Калли сдавленно хихикнула.

– Мы обсуждали самые разные вопросы, – ответил со свойственной ему загадочностью Доминик. – А какого рода сведения о себе вы предпочли бы от нее утаить?

Калли приуныла. Уж лучше бы он сразу ее изнасиловал, чем битых полчаса выпытывал у нее заветные секреты!

– Мне в общем-то даже нечего от нее скрывать, – наконец промолвила осевшим голосом она. – Вряд ли какие-то факты моей биографии имеют для нее особое значение. Вот разве что… – Калли осеклась, охваченная внезапным приступом вины и стыда за все, что хоть как-то было связано с ее неудавшейся семейной жизнью.

– Продолжайте! – тихо сказал Доминик.

Калли напряглась, изо всех сил пытаясь устоять перед соблазном выговориться и наконец-то облегчить свою истерзанную душу. Правда, она сама спровоцировала его на откровенный разговор, и он, пусть и не очень охотно, все-таки пошел ей навстречу. Правда, о самом себе он почему-то не распространялся… Но какое это в конце-то концов имеет значение! Главное, что он ею заинтересовался. Жаль только, что в темноте нельзя разглядеть его лица и догадаться, насколько глубок и искренен его интерес к ее личным проблемам. А по той интонации, с которой он задавал ей вопросы, понять было ничего невозможно, голос его звучал тихо, ровно и совершенно бесцветно. К ее удивлению, Доминик опять спросил:

– Так что же именно вам бы хотелось утаить от Стефании?

Терпение Калли лопнуло, и она выпалила на одном дыхании:

– Да хотя бы то, что полтора года назад вся моя налаженная супружеская жизнь полетела кувырком, едва лишь я, вернувшись домой, застала в столовой своего муженька наедине с девицей, присматривавшей за нашей собачкой. То, чем они занимались, расположившись прямо на обеденном столе, трудно описать словами. Скажу только, что бедный песик забился с перепугу в чулан и страшно выл там и лаял…

– Какой конфуз! – воскликнул Доминик. – Я вам сочувствую.

Калли истерически расхохоталась:

– Как, однако, метко вы оценили ту нелепую ситуацию! Да, такой пассаж действительно поверг меня поначалу в ступор! Должна признаться, что потом мне стало дьявольски обидно и досадно. А теперь мне почему-то смешно.

Но Доминик вовсе не собирался смеяться вместе с ней. Напротив, он очень серьезно произнес:

– Насколько я понимаю, именно после того происшествия у вас и возникло ощущение своей неполноценности?

– Вы не вправе ставить мне это в упрек! – воскликнула Калли, задетая за живое его вопросом.

– Я только хотел обратить ваше внимание на то, что своими поступками ваш бывший муж наглядно продемонстрировал, как он сам относился к вам и к своему супружескому долгу.

Это был оригинальный взгляд на ситуацию, и он ей понравился. Не отдавая себе отчета в том, какую чушь она несет, Калли спросила:

– А вы были женаты?

– Нет, – немедленно последовал лаконичный ответ.

Сделай Калли после этого паузу и задайся вопросом, стоит ли ей продолжать совать свой нос в личную жизнь Доминика Колберна, она бы наверняка опомнилась и прекратила этот допрос. Но духота и темнота в кабине лифта так подействовали на нее, что она допустила еще одну бестактность, спросив у него без обиняков:

– А вам доводилось заставать женщину, которая хоть что-то значила для вас, в объятиях другого мужчины?

После непродолжительного молчания Доминик ответил:

– Нет.

Сложив руки на груди, она воскликнула, едва сдерживая смех:

– Тогда вы не можете судить, каково было мне лицезреть подобную сцену! Впрочем, вам и незачем над этим задумываться, ведь для таких, как вы, женщины настолько легкодоступны, что их можно менять даже чаще, чем галстуки.

– Весьма категоричное суждение! – заметил он.

– Но ведь справедливое? – парировала она.

– Пожалуй, – пробурчал Доминик.

– Ага! – удовлетворенно воскликнула Калли. – Вот потому-то я и не верю, что люди вроде вас или Стефании способны сострадать тем, кто обделен большими возможностями. И не только материальными, но умственными или физическими. Вы, сильные мира сего, настолько уверены в себе и своих способностях, что не желаете даже задуматься, каково приходится человеку, потерявшему веру в себя. Возможно, когда-то вы и могли им сопереживать, но это было так давно, что вы уже забыли, что это такое.

Доминик промолчал, и она не преминула воспользоваться этим, чтобы разразиться очередной дерзкой тирадой, хотя внутренний голос и твердил ей, что пора прекратить нести белиберду, пока не поздно.

– Вы только не подумайте, что я была мягкотелым, бесхребетным существом, которое боготворит своего мужа и старается ему во всем угодить. До поры до времени я была нормальной, самостоятельной женщиной и не обращала внимания на его придирки и замечания. Но постепенно его высокомерные упреки и язвительные насмешки в мой адрес настолько глубоко проели мне мозги, что я стала терять веру в себя. И, только окончательно порвав с ним, я поняла, как ловко он заронил во мне сомнения в своей правоте, как искусно подорвал мою уверенность в своей полноценности, как тонко опутал узами колебаний мою волю. Но прозрение, снизошедшее на меня, не повлекло за собой мгновенной метаморфозы моей сущности. Человеку требуется продолжительное время, чтобы восстановить свои пошатнувшиеся силы и почувствовать себя полноценной личностью. Процесс оздоровления психики протекает весьма болезненно и сопровождается множеством разнообразных переживаний, главное из которых – это постоянное самобичевание, сознание вины в том, что ты позволила какому-то ублюдку проделать с тобой такой отвратительный номер. И конечно же, чувство стыда за собственную глупость.

Калли перевела дух, тряхнула головой и рассмеялась.

– Очевидно, я до сих пор еще во власти своих застарелых комплексов. Короче говоря, я хочу сказать, что не так-то просто смириться с тем, что тебя променяли на молоденькую белобрысую грудастую сучку с ненасытным передком и неуемным темпераментом. Конечно, поступив со мной так низко, Питер показал, что он гнусная гнида. Но при этом он умудрился поколебать и мою убежденность в его безусловной вине! Этот мерзавец имел наглость заявить, что он был вынужден это сделать! Да, представьте себе, именно так он и выразился, со свойственной ему рассудительностью объясняя мне, почему он занялся сексом с этой девицей на нашем семейном обеденном столе. Дескать, его толкнула на это моя неспособность удовлетворить его замысловатые сексуальные потребности. Он обозвал меня «сексуально ограниченной особой», спровоцировавшей его на поиски утешения в объятиях «девушки без комплексов», а проще говоря, бесстыдной стервы, которой ничего не стоит воспользоваться свечкой для мастурбации или появиться на публике полуобнаженной. О прочих ее вольностях мне противно даже упоминать…

Калли задохнулась от праведного негодования и закрыла рот. Последовавшей за этим паузы было достаточно, чтобы она смекнула, что зашла чересчур далеко в своем душеизлиянии, и содрогнулась.

– А вам не приходило в голову, что он просто-напросто пытался переложить свою вину на вас? – вдруг нарушил тишину Доминик. – Это опробованный и весьма эффективный способ самозащиты, но действует он лишь при условии, что противная сторона позволяет нападающему бить себя по уязвимым местам, вместо того чтобы активно обороняться.

Обескураженная такой постановкой вопроса, Калли промямлила:

– Все мы не совершенны, у каждого из нас есть свои недостатки.

– Это так, однако же он почему-то не захотел помочь вам от них избавиться, а предпочел избрать иной способ решения своих проблем, удобный и легкий. Я бы сказал, что не вы, Калли, а ваш бывший муж – ограниченный субъект, не способный ни понять, ни удовлетворить ваши потребности.

Калли улыбнулась:

– Я не рассматривала эту проблему в таком ракурсе, но чувствую, что толика истины в вашем суждении имеется.

Доминик снова замолчал. Калли вздохнула и прислонилась к обитой орехом стенке, размышляя над его словами. После развода она ходила к сексологу, но вскоре перестала его посещать, потому что не поняла ровным счетом ничего из того, что он ей советовал. Если бы врач сумел объяснить ей тогда все так же просто и понятно, она бы наверняка продолжала пользоваться его услугами.

– Мне кажется, что вы себя недооцениваете, – сказал Доминик.

Калли вздрогнула.

– Я это знаю, – честно призналась она. – Однако продолжаю наступать на те же грабли, совершая порой самоуничижительные поступки. И все по той же причине, которую я уже упомянула, – не могу быстро выкарабкаться из той помойной ямы, в которую когда-то позволила себя столкнуть. Да, чуть не забыла рассказать вам главный прикол! Питер долго не соглашался на развод! Он был уверен, что я пойму его поступок правильно и даже обрадуюсь тому, что он так удачно решил свои проблемы и больше не станет принуждать меня исполнять его гадкие прихоти. Короче говоря, он пытался мне внушить, что трахал эту Дженнифер на нашем обеденном столе и еще бог знает где исключительно ради меня. Какова наглость! – Калли перевела дух и добавила: – Но пожалуй, самое удивительное в этой истории то, что я минут пять размышляла, выслушав его тогда, нет ли в этих доводах рационального зерна. Как, однако, все это грустно!

– Я с вами не согласен, – возразил ей Доминик. – Ведь вы не сдались после того случая, продолжали бороться за свое место под солнцем и после развода. Следовательно, печальной эту историю назвать нельзя.

Калли даже опешила, озадаченная как самой постановкой вопроса, так и явно заинтересованным тоном Доминика. Какое ему, казалось бы, дело до ее личных проблем? Ведь он еще не вложил в нее ни цента!

– Но как вы можете судить обо мне, если вы меня совсем не знаете? – спросила она.

– Отчего же? Я вижу, что вы не пали духом, разведясь со своим мужем, остались целеустремленной, энергичной и привлекательной женщиной.

– Ага! Вот вы и сели на своего любимого конька!

– А вы весьма проницательны, – сказал Доминик с одобрением. – Другая бы на вашем месте либо впала в ипохондрию, либо свихнулась. А вы не пали духом и продолжаете трудиться.

Калли с легкой грустью улыбнулась, поборов желание заметить, что хорошо было бы решить еще и личные вопросы, на которые у нее пока не оставалось времени. С таким режимом работы, как теперь, вряд ли что-либо у нее изменится в этом плане и в обозримом будущем, ведь Стефания подчеркнула, прежде чем назначить ее своей личной помощницей, что существенного облегчения ей не обещает. Разумеется, она готова была терпеть и дальше, раз этого требовали сложившиеся обстоятельства, и никто был не вправе осуждать ее за это. Но все чаще, главным образом по ночам, Калли задавалась вопросом: правильно ли она поступает, отказывая себе почти во всем? Делиться своими сомнениями она, естественно, ни с кем не собиралась, во всяком случае, с мистером Колберном. А потому была поражена, внезапно услышав такие слова, сорвавшиеся у нее с языка:

– Честно говоря, карьера меня никогда особенно не волновала. Главным образом я обеспокоена проблемами иного, так сказать, личного, свойства…

И какого дьявола она опять понесла ахинею?

Разговор снова надолго заглох, казалось, кто-то невидимый накрыл их плотным черным покрывалом. Сдержав тяжелый вздох, Калли в очередной раз пожалела, что опять не удержала язык за зубами. Впрочем, с улыбкой мысленно отметила она, виной всему фрустрация, всегда провоцирующая у нее реченедержание. Научится ли она когда-нибудь придерживаться правила золотой середины?

Внезапно ей стало зябко, она поежилась и потерла плечи ладонями. Спертый воздух кабины словно бы наэлектризовался, пронизанный таинственной энергией, исходящей от скрытого темнотой источника. Калли даже почудилось, что из плотного мрака кто-то сверлит ее своим плотоядным взглядом и хищно скалит зубы. Она вяло улыбнулась, отгоняя прочь свою очередную фантазию, и с легким сожалением подумала, что так и не реализовала до сих пор своей розовой мечты. А ведь если бы ей это удалось, развила свою мысль она, то нерешительности у нее наверняка тотчас же поубавилось.

Кто-то коснулся ботинком ее ноги. Испуганно вздрогнув, она слегка отодвинулась и только потом смекнула, что это Доминик. Он опять дотронулся до нее, явно умышленно, и вкрадчиво спросил:

– А вам бы не хотелось поделиться со мной?

– Чем? – сдавленно спросила Калли, холодея от жуткой догадки. – Что вы имеете в виду?

– Ваши сокровенные желания… Вы сказали, что ощущаете некую скованность…

– Вы, наверное, меня неправильно поняли! – пылко возразила Калли. – Это мой бывший муж утверждал, что я сексуально закрепощена, сама же я так никогда не думала… Честно говоря, сейчас я даже не помню, что именно думала об этом тогда…

– Но я же не предлагаю вам рассказать мне о сексуальных прихотях вашего бывшего супруга! Поделитесь со мной своими собственными фривольными фантазиями, теми, осуществить которые вам так и не удалось.

У Калли отвисла челюсть. Нет, этого не может быть! Как ему удается проникать в ее мысли? И почему она не возмущена его высокомерной уверенностью в том, что он способен разрешить все ее проблемы? И вообще, к чему он клонит? Уж не хочет ли он предложить ей свои услуги? Она едва не разразилась истерическим смехом, но вовремя захлопнула рот. Интуиция подсказывала ей, что Доминик вправе чувствовать себя кудесником, потому что обладает колоссальной потенцией. На лице Калли расцвела самодовольная улыбка: она почувствовала, что окружающая атмосфера интенсивно впитывает в себя все ее комплексы, словно бы помогая ей быстрее раскрепоститься.

– Вам ведь хотелось поболтать! Вот и откройтесь мне, Калли Монтгомери! Поведайте мне свои заветные желания. А потом я скажу вам, стоят ли они того, чтобы пытаться их реализовать.

– Я… – пискнула Калли и закрыла рот, потому что внезапно окружающий мрак наэлектризовался так, что у нее зазвенело в ушах.

Глава 3

Стоят ли они этого? Доминик проглотил пару смачных ругательств. А с каких, собственно говоря, пор он стал думать, что поддаваться мирским соблазнам бессмысленно? Отрезвляющий ответ холодного рассудка поверг его в оторопь: апатия проявилась у него определенно не сегодня. Когда же именно им овладела эта напасть, он вспомнить не смог. Однако отчетливо осознавал, что однажды потерял всякий интерес к любым наслаждениям и выдумыванию новых ухищрений для придания свежести и большей остроты уже знакомым ему удовольствиям.

Господь свидетель, механику сладострастия он изучил досконально. Однако в один прекрасный день ему открылось, что никакой роскошный пир плоти не сравнится с тихими именинами сердца. По необъяснимой прихоти провидения, ту же горькую истину нашептал ему сегодня вечером по телефону женский голос.

Болезненно, как от оскомины, поморщившись, Доминик напряг свою измученную память, умоляя ее воссоздать события того дня, когда весь окружающий его мир поблек и потерял для него былую привлекательность. Ведь именно тогда и возникла у него навязчивая идея, что он осуществил свое земное предназначение, всего достиг и все познал, а потому должен проститься с надеждой когда-нибудь опять испытать восторг и сладкий трепет счастливчика, разгадавшего секрет эликсира вечного кайфа.

А раз так, язвительно спросил у него внутренний голос, то откуда вдруг это тягостное ощущение неудовлетворенности? И почему он избрал именно эту бедную женщину в качестве оракула, способного помочь ему достичь просветления?

– Вы меня искушаете, – с дрожью в голосе пролепетала Калли. Эту взволнованность легче всего было бы списать на духоту в лифте. Но, привыкший всегда зреть в корень, Доминик заподозрил, что покоя лишает ее некий посторонний объект. Либо субъект, а вернее – он сам.

В ее голосе не ощущалось жеманства, однако Доминика он все же вынудил внутренне напрячься. Калли Монтгомери, заурядная секретарша, безответная рабочая лошадка, безотчетно бросила вызов; ему импонировало присущее ей здоровое чувство юмора.

– Временами я становлюсь очень опасным искусителем, – вкрадчиво промурлыкал он и снова погрузился надолго в омут размышлений о загадках человеческой натуры и призрачности мирского счастья. Глубокие сомнения в правильности избранного им жизненного пути тяготили его давно. Сейчас же к ним присовокупилась и поразительная мысль, что в последнее время ему даже не приходило в голову попытаться совратить какое-нибудь очаровательное создание прекрасного пола! С каких же пор его не бросает в дрожь от одного лишь звука женского голоса? Когда же он утратил дар наслаждаться запахом бархатистой кожи и перестал ловить чувственный вздох за миг до поцелуя?

Помочь разобраться в этой чертовщине ему могла, пожалуй, только Изабелла. Да, она фактически уже и сделала это во время их многочасового телефонного марафона. И какой бес дернул его позвонить ей в Гонконг именно сегодня? Доминик саркастически ухмыльнулся: отсрочка выяснения отношений уже ничего не могла изменить, и по большому счету он должен был ее поблагодарить за ту прямоту, с которой она высказала ему все, что думает об их амурном фарсе, не унизившись при этом до оскорблений, истерик и колких упреков.

Такое великодушие давало ему повод отнести ее, несмотря на разрыв с ней, к числу своих немногочисленных друзей. Хотя сама Изабелла наверняка вздохнула с облегчением, избавившись от обременительных вериг обязанностей его невесты и любовницы.

Путы псевдосупружества давно утомили их обоих. Ему следовало хорошенько подумать, прежде чем решиться увязать свои амбициозные карьерные планы с их любовным романом. Увы, в ту пору ему казалось, что он поступает мудро. Так что теперь, жестоко поплатившись за свою недальновидность, он был вправе винить во всем лишь самого себя. Доминик горестно пожевал губами, предчувствуя другой вопрос: какой же он мужчина, если лучшее из всего, что ему удалось сделать для Изабеллы, – это отпустить ее с миром? Уж если даже такую женщину, как она, он не смог полюбить так, как обязан любить мужчина спутницу жизни, то не пора ли ему навсегда оставить в покое всех представительниц противоположного пола?

Тут в его сердце шевельнулся червь сомнений: а так уж ли верны эти логические построения, коль скоро у него не рождается желание прекратить иезуитски пытать бедную Калли Монтгомери? Не в этом ли болезненном пристрастии и кроется подоплека его душевных колебаний? Быть может, его снедает подспудное желание помочь этой секретарше, тоже опалившей крылышки над пепелищем своей сгоревшей любви и, как и он, навеки распрощавшейся со своей розовой мечтой о романтическом приключении? Но в отличие от него эта хрупкая женщина не потеряла надежду самоутвердиться посредством секса. С души Доминика словно бы упал камень, едва лишь он понял, что ему представился последний шанс реабилитироваться в собственных глазах и доказать себе, что он еще способен сделать хоть что-то хорошее для женщины. Пусть он провалился с треском в роли возлюбленного Изабеллы, сексуальных навыков у него от этого не убыло. Так почему бы ему и не поделиться с Калли именно тем, чего ей недостает, – своим богатым амурным опытом? Дав ей отменную сексуальную закалку, он тем самым вернет ей утраченную веру в свои силы и возможности.

Словно бы угадав его благородные намерения, Калли задумчиво промолвила:

– Именно этого мне и не хватает, искушать я абсолютно не способна. Но позволю себе заметить, что настоящего соблазна люди даже не замечают, иначе это был бы уже не соблазн, а банальное домогательство.

Губы Доминика вытянулись в удовлетворенной улыбке. Ай да затюканная машинистка, ай да бедная Калли Монтгомери! И как только ей так легко удается моментально поднимать ему настроение? Ведь еще недавно, в кабинете Стефании, ему хотелось утопиться в Потомаке.

– Значит, я, по-вашему, пережил свою лучшую пору? – добродушно спросил он.

Калли рассыпчато рассмеялась, и в тот же миг его сердце совершенно освободилось от оков. Их непринужденная беседа разительно отличалась от легко предсказуемой светской пикировки с завсегдатаями приемов и балов для сливок высшего общества, на которых он тоже был частым гостем. И с каждым новым мгновением ему все сильнее хотелось совратить эту милую и непосредственную секретаршу Стефании. Умерший в нем навсегда, как ему казалось, дух проказливого ловеласа воскрес в его сердце, и это стало для него еще одним приятным откровением в этот вечер.

Будто бы прочитав его мысли, Калли выпалила:

– Ручаюсь, что женщины будут млеть от одного только вашего взгляда, даже когда вам стукнет девяносто и придется ходить с палочкой.

От изумления Доминик вытаращил в темноте глаза: никто еще не льстил ему столь оригинально и тонко! Но следует ли ему трактовать этот комплимент как признание Калли своей готовности пасть жертвой его роковых чар?

– Я имела в виду, что далеко не всякому дано обольщать других, – пояснила свои слова Калли. – Вот я, например, этого дара напрочь лишена.

– Вы сомневаетесь в своей способности флиртовать и кокетничать?

– Отнюдь нет, я могу на это решиться, но только не уверена, что мое кокетство принесет желаемый результат. – Калли горестно вздохнула.

– Что же мешает вам это проверить? – живо спросил Доминик. – Или же предпочитаете пребывать в блаженном неведении?

– Честно говоря, для меня это чисто умозрительная проблема, – ответила Калли. – При моем нынешнем образе жизни у меня просто не остается времени для флирта. Посудите сами, с кем мне кокетничать, если я ежедневно работаю допоздна, а вернувшись домой, падаю на кровать и засыпаю!

– Но унывать все равно нельзя! Шанс познакомиться с кем-нибудь может возникнуть и на улице, когда вы покупаете газету, и в кафетерии, куда вы приходите в обеденный перерыв перекусить. Надеюсь, что Стефания вам это позволяет?

– Да, но только блюда нам доставляют прямо в офис!

– Прекрасно! Тогда проверьте свои способности на посыльном!

Калли прыснула со смеху.

– Это на старикашке Петерсоне? Нет уж, увольте! Лучше уж я и дальше буду пребывать в неведении, чем пополню им список своих амурных побед.

Сдержанная улыбка на лице Доминика трансформировалась в откровенный плотоядный оскал. Едва сдерживая хохот, он предложил:

– В таком случае давайте обсудим эту проблему чисто гипотетически.

– Думаете, нам удастся этим ограничиться? – сардонически спросила Калли.

Ее реплика подействовала на Доминика как дуновение свежего ветерка, развеяв остатки его сомнений в том, что обольщать она умеет. Но скажи он ей об этом откровенно, она бы ему наверняка не поверила на слово и потребовала подтвердить это делом. Видимо, в рамках умозрительных ситуаций им и в самом деле не суждено было удержаться, без проверки сухой теории живой практикой тут явно было не обойтись. Вот когда и пригодится его колоссальный опыт. Доминик расправил плечи и сдержанно произнес:

– Не будем торопить события! Для начала предлагаю рассмотреть один простой пример. Вы ловите такси и замечаете, что неподалеку то же самое пытается сделать какой-то привлекательный мужчина. Как вы поступите, чтобы он обратил на вас внимание?

Калли задумалась, Доминик расслабился и, сложив на груди руки, приготовился выслушать ее ответ. Он оказался весьма оригинальным.

– Ну, если он будет сосредоточен только на высматривании в потоке машин свободного такси, а в мою сторону даже не взглянет, я его просто проигнорирую. Зачем же знакомиться на улице с каким-то придурком?

– Справедливо, – сказал Доминик. – А вдруг он обратит на вас внимание? Что вы сделаете в этом случае?

Калли нервно хохотнула:

– Честно говоря, строить глазки, вертеть задом и трясти кудряшками я не мастерица.

– Что очень огорчительно для всей мужской половины человечества, должен я заметить, – сказал Доминик.

Калли звонко рассмеялась:

– Спасибо! Но я не настолько глупа, чтобы прибегать к пошлым ухищрениям. Мужчина, реагирующий на столь примитивные женские штучки, точно не стоит внимания.

– Должен вам возразить! Любой мужчина реагирует на условные сигналы, которые ему в том или ином виде подает женщина. Уж так устроила нас природа! Однако вашу позицию я разделяю, поскольку считаю, что замечать сигналы и отвечать на них – это не одно и то же. Но как все-таки вы бы попытались привлечь к себе его внимание?

– Пожалуй, я бы просто спросила, согласен ли он взять одно такси на двоих, – пожав плечами, ответила Калли. – Вот только вряд ли можно считать это флиртом.

– На первый взгляд действительно нет. Однако не следует и недооценивать значения благожелательной улыбки и дружелюбного тона. – Доминик снова загадочно улыбнулся. – Полагаю, что о влиянии такого фактора, как искусно подобранная одежда, не стоит даже упоминать. Вы меня понимаете?

– Вы намекаете на то, что все мужчины падки на полуобнаженные сиськи и мясистые ляжки? – без обиняков спросила Калли. – В таком случае не легче ли просто постоянно носить мини-юбку и регулярно чистить зубы до сверкающей белизны?

– Весьма рациональный подход! – с удовлетворением заметил Доминик.

Калли хихикнула и добавила:

– Но мне показалось, что мы говорим о более высоких материях, обсуждаем этот вопрос на ином, так сказать, интеллектуальном, уровне. Вы не производите впечатления мужчины, млеющего от вида любой красотки в облегающем платье.

В действительности дела у Доминика в этом смысле были совсем запущены: в последнее время его перестали привлекать любые женские фигурки. И вовсе не потому, что он хранил верность своей невесте. Ему уже не доставляла радости даже такая бесхитростная мужская забава, как любование проходящими мимо девушками. И сейчас, вновь отметив этот опасный симптом серьезного расстройства здоровья, он помрачнел и хрипло спросил:

– А какое же я произвел на вас впечатление?

Она погрузилась в молчание, а у него участился пульс. И чем дольше она раздумывала над ответом, тем сильнее билось его сердце, наполненное тревожным ожиданием. Будто бы мнение женщины, с которой он был знаком всего-то час, могло что-то для него значить! А почему бы, черт подери, и нет? Не пора ли умерить свое самомнение и начать принимать во внимание суждения и оценки других людей? Тогда, возможно, он скорее избавится от внутреннего разлада. Говорила ведь ему Изабелла, что жизнь стала бы казаться ему куда более насыщенной, полной и цельной, если бы он всерьез озаботился нуждами и чаяниями своих ближних, а не ограничивался одними лишь физическими и материальными отношениями с ними.

Прислушайся он вовремя к ее доброму совету, он бы не страдал от одиночества и тоски.

Но ему не хотелось считать себя конченым человеком. Он остался успешным бизнесменом, обладал умением в нужный момент сосредоточиться на главном, ощущал в себе прочный запас энергии. Ни в богатстве, ни в могуществе у него тоже не было недостатка. Что же касается крушения романа с Изабеллой, так не разумнее ли взглянуть на него как на полезный урок и впредь не сумасбродничать, изображая из себя жертву проказника Амура? Игра в любовь явно не для него!

Трудно сказать, куда бы завели его такие философские выверты, не промолви Калли тихим голосом:

– Вы произвели на меня впечатление мужчины из разряда главенствующих самцов. А ваш рационалистический склад ума не позволяет вам транжирить свое драгоценное время на бессмысленные развлечения и беседы. Ну, разве я не права?

Доминик тактично промолчал, однако отметил про себя, что она схватила суть его натуры – расчетливость и честолюбие. Сочтя его красноречивое молчание за знак согласия, Калли добавила:

Дата добавления: 2015-11-04