Купил мужик гуся к празднику и повесил в сенях

Купил мужик гуся к празднику и повесил в сенях. Проведали про то двое солдат; один взобрался на крышу гуся добывать, а другой вошел в избу. – Здорово, хозяин!

– Здорово, служба!

– Благослови колядовать!

– Колядуй, добрый человек!

Солдат начал:

А в лесе, в лесе Солдат на стреси; Стреху продрал, Гуся забрал.

Святой вечер!

А хозяину и невдогад, что солдат прямо в глаза ему смеется.

– Спасибо тебе, служивый!

Я, – говорит, – такой – коляды отроду не слыхивал. – Ничего, хозяин, завтра сам ее увидишь.

Наутро полезла хозяйка за гусем, а гусем и не пахнет давно!

Как муж отучил жену от сказок

Жил себе дворник. Он имел у себя жену, которая страсть как любила сказки, и запретила она пущать к себе в постойщики тех, кто не умел сказки сказывать. Ну, разумеется, мужу то убыточно, он и думает: «Как бы мне жену отучить от сказок!» Вот однажды в зимнюю пору, поздно ночью, идет себе старичок, весь иззяб, и просится переночевать.

Муж выбегает к нему.

– А что, – говорит, – умеешь ты сказки сказывать?

Жена не велит пущать никого, кто не умеет сказки сказывать.

Мужик видит – дело плохо, от холода чуть не мерзнет.

– Умею, – говорит.

– А долго будешь сказывать?

– Да всю ночь.

Ну, вот хорошо. Впустили мужика. Муж говорит:

– Ну, жена, вот мужик посулился всю ночь сказывать сказки, да только с тем, чтоб поперечки ему не делать и не перебивать.

Мужик говорит:

– Да, поперечки не делать, а то сказывать не буду, Вот поужинали, легли спать; мужик и начал:

– Летела сова мимо сада, села на колоду, выпила воду; летела сова мимо сада, села на колоду, выпила воду... И пошел твердить все одно и то же:

– Летела сова мимо сада, села па колоду, выпила воду...

Хозяйка слушала, слушала, да и говорит:

– Что же это за сказка, все одно и то же твердит!

– Так для чего же ты меня перебиваешь? Ведь я говорил, чтобы мне поперечки не делать; ведь это так уж сказка сказывается вначале, а там пойдет другое.

Вот муж, услыхамши это, а ему то и нужно было, скочил с лавки и давай жену колотить:

– Тебе сказано, чтоб ты не поперечила! И сказку не дала кончить!

Уж он бил-бил, бил-бил, так что жена возненавидела сказки и с тех пор зареклась сказки слушать.

Мена

Чистил мужик навоз и нашел овсяное зерно; приходит к жене, у жены изба топится. Он говорит:

– Ну-ка ты, хозяйка, поворачивайся, загребай-ка ты жар, сыпь это зерно в печь; выгреби из печи, истолки его и смели, киселю навари, отлей в блюдо; вот я и пойду к царю, понесу блюдо киселю; ну, хозяйка, не пожалует ли нас царь чем-нибудь? Вот он и пришел к царю, принес блюдо киселю; царь его пожаловал золотой тетеркой. Пошел от царя домой; идет полем; берегут табун коней. Пастух его спрашивает:

– Мужичок, где ты был?

– Ходил к царю, носил блюдо киселю.

– Чем тебя царь пожаловал?

– Золотой тетеркою.

– Променяй нам тетерку на коня.

Ну, променял, сел на коня и поехал.

Вот он едет; берегут стадо коров. Пастух говорит:

– Где ты, мужичок, был?

– Ходил к царю, носил блюдо киселю.

– Чем тебя царь пожаловал?

– Золотою тетеркою.

– Где у тебя тетерка?

– Я ее променял на коня.

– Променяй нам коня на корову.

Променял, ведет корову за рога; берегут стадо овец.

Пастух говорит:

– Мужичок, где ты был?

– Ходил к царю, носил блюдо киселю.

– Чем тебя царь пожаловал?

– Золотою тетеркою.

– Где золотая тетерка?

– Променял па коня.

– Где конь?

– Променял на коровку.

– Променяй нам коровку на овечку. Променял, гонит овцу; берегут стадо свиней. Пастух гoворит:

– Где ты, мужичок, был?

– Ходил к царю, носил блюдо киселю.

– Чем тебя царь пожаловал?

– Золотою тетеркою.

– Где золотая тетерка?

– Променял на коня.

– Где конь?

– Променял на коровку.

– Где коровка?

– Променял на овечку.

– Променяй нам овечку на свинью. Променял, гонит свинью; берегут стадо гусей. Пастух спрашивает:

– Где ты, мужичок, был?

– Ходил к царю, носил блюдо киселю.

– Чем тебя царь пожаловал?

– Золотою тетеркою.

– Где у тебя золотая тетерка?

– Я променял на коня.

– Где конь?

– Я променял на коровку.

– Где коровка?

– Я променял на овечку.

– Где овечка?

– Я променял на свинью.

– Променяй нам свинью на гуська.

Променял, песет гуська; берегут уток. Пастух говорит:

– Мужичок, где ты был?

– Ходил к царю, носил блюдо киселю.

– Чем тебя царь пожаловал?

– Золотою тетеркою.

– Где золотая тетерка?

– Я променял на коня.

– Где конь?

– Я променял на коровку.

– Где коровка?

– Я променял на овечку.

– Где овечка?

– Я променял на свинью.

– Где свинья?

– Я променял на гуська.

– Променяй нам гуська на утечку.

Променял, несет утку; ребята играют в клюшки.

– Где ты, мужичок, был?

– Ходил к царю, носил блюдо киселю.

– Чем тебя царь пожаловал?

– Золотою тетеркою.

– Где золотая тетерка?

– Я променял на коня.

– Где конь?

– Я променял на коровку.

– Где коровка?

– Я променял на овечку.

– Где овечка?

– Я променял на свинью.

– Где свинья?

– Я променял на гуська.

– Где гусек?

– Я променял на утку..

– Променяй нам утку на клюшку.

Променял, идет; пришел домой, клюшку поставил у ворот, а сам пошел в избу. Жена стала спрашивать; он рассказал все до клюшки.

– Где клюшка?

– У ворот.

Она пошла, взяла клюшку да клюшкой-то возила-возила его:

– Не меняй, не меняй, старый черт! Ты хоть бы утку принес домой!

Морока

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был матрос; служил царю верно, вел себя честно, потому и начальство его знало. Отпросился он раз с корабля походить по городу, надел свой парусинник и пошел в трактир; сел за стол и потребовал себе и вина и закусок: ест, пьет, прохлаждается! Уж рублей на десять забрал, а все не унимается: то того, то другого спрашивает.

– Послушай, служба, – говорит ему половой, – забираешь ты много, а есть ли у тебя чем рассчитаться?

– Эх, братец, о деньгах, что ли, сумневаешься? Да у меня денег куры не клюют.

Тотчас вынул из кармана золотой, бросил на стол и говорит:

– На, получай!

Половой взял золотой, высчитал все, как следует, и приносит сдачу; а матрос ему:

– Что там за сдача, братец!

Возьми себе на водку. На другой день опять отпросился матрос, зашел в тот же трактир и прогулял еще золотой; на третий день тоже, и стал он ходить туда, почитай, каждый день и все платит золотыми, а сдачи не берет, дарит половому на водку. Стал замечать за ним сам трактирщик, и пришло ему в сумнение: «Что бы это значило? Матросишка – так себе, а поди как сорит деньгами! Полную шкатулку золота натаскал!.. Жалованье мне ихнее известно, небось – не раскутишься! Верно, он где ни на есть казну обобрал; надо начальству про то донести; не ровен час – еще в такую беду попадешь, что после и не разделаешься, а пожалуй, и в Сибирь угодишь».

Вот и доложил трактирщик офицеру, а тот довел до самого генерала. Генерал потребовал к себе матроса.

– Признавайся, – говорит, – по совести, отколь золото брал?

– Да этого золота во всякой помойной яме много!

– Что ты врешь?

– Никак нет, ваше превосходительство!

Не я вру, а трактирщик; пусть покажет он то золото, что от меня получил.

Сейчас принесли шкатулку, открыли, а она полнехонька костяшек.

– Как же, братец; ты платил золотом, а очутились костяшки? Покажи, как ты сделал это?

– Ах, ваше превосходительство!

Ведь нам смерть приходит... Глядят, а в окна и в двери так вода и хлынула; все выше да выше, уж под горло подступает.

– Господи! Что же теперь делать? Куда деваться? – спрашивает с испугу генерал. А матрос в ответ:

– Коли не хотите тонуть, ваше превосходительство, так полезайте за мною в трубу.

Вот и полезли, взобрались на крышу, стоят и смотрят во все стороны: целый город затопило! Такое наводнение, чтo в низких местах совсем домов не видать; а вода прибывает да прибывает.

– Ну, братец, – говорит генерал, – верно, и нам с тобой не уцелеть!

– Не знаю; что будет – то будет!

«Смерть моя приходит!» – думает генерал, стоит сам не свой да богу молится.

Вдруг откуда не взялся – плывет мимо ялик, зацепился за крышу и остановился на том месте.

– Ваше превосходительство, – говорит матрос, – садитесь скорее в ялик, да поплывем; может, и уцелеем, авось вода сбудет.

Сели оба в ялик, и понесло их ветром по воде; день плывут и другой плывут, а на третий стала вода сбывать, и так скоро – куда только она делась? Кругом сухо стадо; вышли они из ялика, спросили у добрых людей, как слывет та сторона и далеко ль занесло их? А занесло-то их за тридевять земель, в тридесятое царство; народ все чужой, незнаемый. Как тут быть, как попасть в свою землю? Денег при себе ни гроша не имеют, подняться не на что. Матрос говорит:

– Надо наняться в работники да зашибить деньжонок; без того и думать нечего – домой не воротишься.

– Хорошо тебе, братец! Ты давно к работе привычен; а мне каково? Сам знаешь, что я генерал, работать не умею.

– Ничего, я такую работу найду, что и уменья не надо. Побрели в деревню и стали в пастухи наниматься; общество согласилось и порядило их на целое лето: матрос пошел за старшего пастуха, а генерал за подпаска. Так-таки до самой осени и пасли они деревенскую скотину; после того собрали с мужиков деньги и стали делиться.

Матрос разделил деньги поровну: сколько себе, столько и генералу. Вот генерал видит, что матрос равняет его с собою, стал на это обижаться и говорит:

– Что ж ты меня с собою равняешь? Ведь я – генерал, а ты – все-таки простой матрос!

– Как бы не так! Мне бы разделить па трое: две части себе взять, а с вас и одной довольно: ведь я настоящим пастухом был, а вы – подпаском.

Генерал осерчал и принялся всячески ругать матроса; а матрос крепился, крепился, размахнул рукой, как толкнет его в бок:

– Очнитесь, ваше превосходительство!

Генерал очнулся, смотрит – все по-старому; как был в своей комнате, так и не выходил из ней! Не захотел он больше судить матроса, отпустил его от себя; так трактирщик ни при чем и остался.

Муж да жена

Жили муж с женой, по виду будто хорошо, да как-то жена была мудрена: уйдет муж – она весела, придет – захворает; так и старается ему дело найти, куда-нибудь с рук сбыть; нынче пошлет его туда, завтра в другое место, а без него у нее гулюшки, пирушки! Придет муж – и чисто и прибрано; сама охает, больна, на лавочке лежит. Муж верит, чуть сам не плачет.

Вот раз придумала жена послать его за лекарством в Крым-град. Муж пошел. На дороге ему встрелся солдат; – Куда ты, мужик?

– В Крым-град за лечбой!

– Кто болен?

– Жена!

– Воротись, воротись безотменно; я сам дока, я пойду с тобою!

Поворотил его налево кругом, и очутился мужик опять у своего гумна.

– Сядь же ты здесь, – говорит дока, – я спроведаю, какова хворая?

Вошел на двор, приложил ухо к избе – там игры, там скоки, гульба! Забилась солдатская грудь, ударил в дверь, растворилась изба – хозяйка по ней лебедем носится, перед ней молодой парень вприсядку рассыпается, зелено винцо по столу разливается.

Пришел солдат вовремя, выпил чарку и пошел вприсядку; полюбился хозяйке: что за солдат, что за детина!

Угодлив, догадлив, словно век тут жил!

Поутру надо пирожки печь.

– Солдат, сходи на гумно, принеси соломки вязаночку, Солдат пошел; набрал соломы, завернул туда мужа, скрячил веревкой, вскинул за плечи и принес к хозяйке.

Хозяйка рада, затянула песенку:

– Пошел муж во Крым-град зелья купить, жене зельем живот лечить! Туда ему не доехать и оттуда не приехать!.. Солдат, подтягивай мне!

Солдат начал свою песню:

– Чуешь ли, солома, что деется дома?

– О, твоя нехороша, моя лучше; давай вместе: пошел муж во Крым-град зелья купить, жене зельем живот лечить.

Она поет громко, а солдат еще громче:

– Чуешь ли, солома, что деется дома? Плеть висит на стене, а быть ей на спине!

Солома почуяла, затряслась, веревка лопнула, вязанка распалась – и выскочил муж, схватил плетку и давай стегать хозяйку. Как рукой сняло – вылечил жену.

Дата добавления: 2015-11-04