Медвежий праздник

Семейно-бытовые праздники Ханты и Манси

В духовной культуре ханты большое значение имеет культ медведя и связанный с ним комплекс мифов и обрядов, называемый «медвежий праздник» или «медвежьи игры».

Медведь, по преданию ханты, - предок-родственник. Первоначально этот праздник проводился только членами одной общины, но со временем он стал общенародным. В нем много сходного с медвежьим праздником манси. Он также приурочен к зимнему солнцестоянию (начало) и весеннему равноденствию и проводится как периодически, так и по случаю добычи медведя на охоте. Вторая форма праздника сохраняется и сейчас. С «медвежьим праздником» связаны богатый фольклор, народная хореография, песенное искусство и народный театр.

МЕДВЕЖИЙ ПРАЗДНИК

Звенят по снежному насту полозья легких нарт, мчат нас берегом Ляпина, самого рыбообильного притока Северной Сосьвы. Быстро бегут олени, поводя ноздрями в сторону синих зубцов Урала на горизонте, откуда дует свежий «ветер каслания» (перегон оленьих стад на новое пастбище) Мы летим, зарывшись в меховые доспехи, к таежной хозяйке — волшебнице миснэ (Миснэ – это добрые лесные великанши, помогающие людям). Богиня ожидания, она приютит в своих владениях и уставшего охотника, и продрогшего путника. Но как найти ее дом в этой лесной сказке со священными деревьями, на которых вырезаны таинственные личины? Как услышать ее зов? Быть может, он в этом скрипе полозьев или свисте ветра в лицо? А может быть, нужно искать миснэ не под покровом снежного леса, не в шуме кедров, а в тепле домашнего очага, в песнях мансиек, поддерживающих это тепло, чтобы обогреть ушедших на охоту или рыбалку мужей и сыновей?

Мы спешим с мансийским поэтом Юваном Шесталовым на главный охотничий праздник — самый архаичный и таинственный из всех, что сохранились у народов нашей страны,— на Медвежьи пляски, или игры, как называют его манси — маленький народ охотников, рыбаков и оленеводов, живущий в северной сибирской тайге. Именно об этом празднике писал Л. И. Толстой: «...недавно я прочел рассказ о театре у дикого народа вогулов. Одним из присутствовавших описывается такое представление: один большой вогул, другой маленький, оба одеты в оленьи шкуры, изображают один — самку оленя, другой — детеныша. Третий вогул изображает охотника с луком и на лыжах, четвертый голосом изображает птичку, предупреждающую оленя об опасности. Драма в том, что охотник бежит по следу матки с детенышем. Олени убегают со сцены и снова прибегают. Такое представление происходит в маленькой юрте. Охотник все ближе и ближе к преследуемым. Олененок измучен, жмется к матери, мать лижет ему рану. Охотник натягивает другую стрелу. Зрители, как описывает присутствующий, замирают, и в публике слышатся тяжелые вздохи и даже плач. И я по одному описанию почувствовал, что это было истинное произведение искусства».

Этот праздник нельзя предсказать или вычислить по календарю, ведь чтобы он состоялся, должен быть убит медведь. «Убит медведь» — манси никогда бы так не сказал: зачем поминать всуе имя хозяина тайги, своего великого предка, услышит, — обидится. Лучше сказать «вортолнут» — «в лесу живущий»:

По тайге летают сказки,

По тайге легенды бродят,

Как охотники медведя,

Встретив, хитростью «низводят».

В деревнях расскажут манси,

Как медведя «опускают».

Но никто сказать не смеет,

Что медведя — убивают...

«Низведен» медведь, «опущен»,—

Он поддался ненароком,—

Голова его большая

На столе лежит широком.

И тогда его мужчины

Как героя восхваляют,

Духом леса называют,

Куньей песней развлекают,

Птичьей пляской провожают.

Эти стихи Ювана Шесталова, полотна его замечательных земляков-художников Константина Панкова и Геннадия Раишева, таежные предания и легенды, книги историков и этнографов завораживали, звали в даль расстояний и времен, манили на древний праздник, в котором природа возвращает человека в свое лоно, в свой миропорядок, и он вновь сливается с нею за масками зверя. Конечно, с высоты полета над тайгой весь этот мир лесных тайн можно охватить теперь одним взглядом вместе с новыми городами, нефтяными вышками и газопроводами. Предания медвежьего следа вплетаются тонкой нитью в огромное пестрое сказочное полотно других времен и народов, а в далекие века и былые обряды невольно заглядывает свет сегодняшнего.

Немало лет прошло с тех пор, как видели в этих местах настоящий Медвежий праздник — живы были тогда еще старики, знавшие весь сложный сценарий представления, все его песни и причуды. Игрались Медвежьи пляски после удачной охоты и позже. Играются редко и сейчас — в сильно упрощенном виде. И вот задумано было восстановить этот полузабытый праздник, пригласить на него в село Сосьвинская знатоков и лучших исполнителей ролей Медвежьих игр со всего Ханты-Мансийского автономного округа, а это по площади — почти вся Украина. Для такого случая из самой просторной избы, как положено, вынесли все лишнее. В передний угол поставили «священный» стол, на котором будет возлежать медвежья голова. Для украшения комнаты и стола использовали непременные атрибуты праздника — узорчатые берестяные короба, орнаментированные изделия из оленьего меха и бисера, а местный школьный музей народного искусства предоставил лучшие экспонаты — обрядовую медвежью люльку, резную деревянную посуду, великолепный старинный мансийский инструмент со струнами из оленьих жил — санквылтап, что значит «звенящий». Родственный финскому и эстонскому кантеле, схожий с нашими гуслями, он, вероятно, является одним из древнейших музыкальных инструментов. Игра на нем неизменно сопровождала Медвежьи пляски, шаманские камлания (с помощью специального питья, танцев, пения и ритмических ударов в бубен шаман приводит себя в особое экстатическое состояние, во время камлания душа шамана якобы совершает путешествие в мир духов), а из мансийских сказок известно, что волшебный санквылтап делает всесильным того, кто владеет им. Хотя Медвежьим пляскам свойственен довольно строго определенный порядок, но, как и на всяком народном празднике, его участникам представляется возможность импровизации, неожиданных сценок, острых шуток — они-то и придают ему ту злободневность, которая соединяет древние обряды с сегодняшней жизнью.

Готовили в селе к скорому торжеству и праздничную одежду. Полотно в этих краях когда-то ткали из прочного и теплого волокна крапивы. Теперь, конечно, материя покупная, но покрой остался традиционным: для женщин — длинное, прямое, сшитое рубахой платье — цветное, со сборками у кокетки, рукава с манжетами тоже присборены, по подолу вышита кайма. Но самое красивое в этом наряде — расшитые разноцветным бисером нагрудные украшения. Мужчины носят такого же старинного покроя рубахи — длинные, навыпуск, подпоясанные цветной тесьмой, с узорчатой кокеткой и аппликациями из мелких треугольничков. Замечательно красива и верхняя одежда манси — шубы-ягушки, а также обувь, особенно меховая: кисы — высокие мягкие сапожки из оленьей шкуры, отделанные орнаментом из камуса — меха на ногах оленя.... И вот настал, наконец, долгожданный миг, когда подкатили к крыльцу нарты, в которых на разостланной медвежьей шкуре красовалась клыкастая голова хозяина тайги.

Праздник начался! Встречать нарты собралось полсела. Прогремели семь положенных выстрелов, и замелькали в воздухе снежки — в целях очищения необходимо обрызгать друг друга водой или осыпать снегом. Ведь встречают не простого зверя, а грозного предка, который может возродиться после смерти, и, чтобы душа убитого вортолнута не принесла людям вреда, нужно очиститься перед ней, а затем умилостивить ее, задобрить — в этом традиционный смысл Медвежьего праздника. Голове оказывают всевозможные почести — к ней наклоняются для прощания, ее бережно вынимают из саней, торжественно передают с рук на руки и с ритуальной борьбой у двери вносят в дом, где водружают на «священный» стол среди яств — хлеба, печенья, конфет, рыбы, оленьего мяса. Перед ней ставят блюдце с курящейся чагой — целебным березовым наростом: это тоже обряд очищения. Почетные места с обеих сторон стола занимали раньше старик — руководитель праздника или шаман и охотник, который «привел» на праздник «в лесу живущего».

В костюме шамана сегодня Юван Шесталов. По правую руку от него — один из лучших охотников — Петр Иванович Юхлымов. Дальше вдоль стен сидят на лавках помощники охотника, музы канты, зрители. Центр комнаты свободен для танцев и представлений. Густая бахрома шаманской шапочки скрывает лицо Шесталова, в руках у него появляется бубен, в который он бьет все быстрее и быстрее. Вот «шаман» выходит в круг, и начинается таинство древнего танца. Наверное, туда, ввысь, на седьмое небо стремится попасть он — в обитель творца мира великого Торума, сыном которого был медведь. Очень давно, когда люди не умели еще добывать огонь, жил медведь вместе с отцом за облаками и, видя оттуда землю, менявшую свой наряд с белого на зеленый, думал, что жизнь на земле интереснее, чем среди звезд. Трижды просил медведь своего могущественного отца отпустить его на прогулку вниз, пока тот не согласился и спустил сына в люльке на землю. Проголодался медведь на земле, стал проситься обратно, но родитель бросил ему лук, стрелы и огонь и повелел жить на земле, добывая себе пищу, и чинить справедливый суд над теми, кто творит зло. А в случае, если сам сын поступит несправедливо, то человек учинит расправу над ним. Медведь не внял предупреждениям отца, много натворил бед. Убил его один из семи братьев-охотников, забрал у него лук, стрелы и огонь, которыми с тех пор и стали пользоваться люди. Так рассказывает легенда.

Теперь медведя «убил» охотник и лучший исполнитель обрядовых песен на Медвежьих праздниках Петр Юхлымов — ему первому и извиняться за это перед головой, просить у нее прощения. Поэтому, согласно обычаю, он встает и обращается к Когтистому Старику: «Ты прости, это не я тебя убил, это ружье мое выстрелило, а его, ты же знаешь, сделали не мы. Так что убили тебя нечаянно, больше такого не случится». Под осуждающим взглядом медвежьих глаз вступаются за своего друга и остальные охотники. Юхлымов поет длинную протяжную охотничью песню, а затем три охотника исполняют обрядовый танец, из которого мы узнаем про медвежье житье-бытье на небе и на земле, узнаем обо всех перипетиях охоты — как выследили и подстерегли зверя, как убили его семью стрелами. Магическая цифра неизменно сопровождает все обряды праздника и заставляет вспомнить Большую Медведицу с ее семью звездами. После ритуальной части начинается костюмированное представление: звенит санквылтап, скачут, вертятся, курлыкают, кудахчут фигуры в берестяных масках с длинными острыми носами, изображая ставящего капкан охотника, вытягивающего сеть рыбака, лесных жителей, оленей, петухов.

Архаика перемежается с днем сегодняшним — обрядовые песни сменяют комические сценки, высмеивающие горе-охотников, попавших в собственный капкан, или неудачника-рыболова, провалившегося в полынью. В небольшом поселке каждый на виду, и намеки актеров не составляют загадки для окружающих: то и дело изба оглашается дружным смехом. Если в маскараде выступают, по обычаю, только мужчины, то в сменивших его плясках с удовольствием принимают участие и женщины. Поют под струнные звуки местные солистки — вначале взрослые, а затем и девочки. Давно уже длится праздник, — раньше его отмечали по нескольку дней, точнее, ночей,— а программа далеко еще не исчерпана. Из тесноты избы ему пора уже вырваться наружу, в широкий заснеженный двор, где варится в котлах над костром оленина. «Шаман» поджигает спичкой соломенный хвост «лисе» с берестяным носом, и та с шумом и криком выбегает из избы, увлекая за собой народ. Что означает этот заключительный обряд, никто из присутствующих не помнит, однако в образе красной лисы в мансийских сказках выступает огонь, полученный людьми от сына Торума.

Выйдя из тепла избы во двор, праздник не убавил пыла, и представление продолжалось: скакали в людском кругу «олени» в розовых платьицах, натягивал тугой лук охотник, и падал замертво «лось» в красной шелковой рубахе, читал свои стихи о родном крае и его жителях Шесталов. Вынесенная на улицу мохнатая голова покоилась теперь на столе в окружении посуды с вареной рыбой, дымящейся олениной и другими блюдами, приготовленными для всех пришедших на праздник.

Из какой дали времен и стран пришел этот таежный карнавал? Может быть, он родствен белорусскому празднику «комоедицы», на котором крестьяне, нарядившись в вывернутые наизнанку шубы, исполняли ритуальный танец, подражающий движениям просыпающегося от зимней спячки медведя? Или весеннему медвежьему празднику древних греков «комедией» («комос» по-гречески — «медведь»), к которому, как считают, восходят и славянские «комоедицы», и современное название — «комедии»? А может быть, он уводит к древнейшим ритуалам, происходившим в священных «медвежьих» пещерах времен палеолита? Ведь культ медведя возник на заре человечества как культ возрождения всего живого, и вполне вероятно, что медвежьи ритуалы неандертальцев, схожие в деталях с культом медведя у сибирских народов,— это вообще первые праздники человека. Но об этом может поведать только миснэ...

ПРАЗДНИКИ НАРОДА ХАНТЫ

ПРОВОДЫ ЛЕБЕДЯ

Мало кому известно, что у народа ханты существует кроме почитаемого дня "Ворна хатла" - "Вороньего дня", еще один праздник – Проводы Лебедя, который посвящен встрече и проводам священной птицы – лебедя. Этому событию предшествует праздник, сопровождаемый особым ритуалом.

Вот что рассказал И.С. Посохов, пожилой человек, по национальности ханты о ритуале такого праздника Проводов Лебедя, свидетелем которого он был однажды осенью.

Накануне жители юрт договорились о времени выезда на праздник.

В день праздника подъехали к священному месту, и мужчины-охотники оповестили о своем приезде тремя залпами из охотничьих ружей. Попечитель святого места, услышав стрельбу, вышел на берег встречать нарядно одетых гостей. Приехавшие, причалив лодки к дощатому мостику, шли вереницей в деревню по тропе, выстланной ветками и сеном.

Затем женщины поджигали сложенные дрова, на доску у костра ставили съестное. Спиртным окропляли огонь, бросали по монетке в костер и после этого выстраивались в ряд и, посылая поклоны, нашептывали:

"Ты наша священная птица, мы в гости к тебе пришли и от чистого сердца все, что нужно, с собой принесли... Скоро настанет разлука, покинешь край свой родной... Мы ждем твоего возвращения весной. На своих могучих крыльях несись над горами, тайгой! Ясного неба желаем тебе над нашей прекрасной землей".

Потом женщины поворачивались через правое плечо, заканчивая ритуал, и начинали трапезу.

В стороне на колышке были подвешены узелки с подарками. Это было общее место для совершения обряда. Стар и мал толпой, стояли тут и просили лебедя принять их подарки.

Основной обряд проводился на священном месте, куда разрешено было ходить только мужчинам. Здесь совершалось жертвоприношение. Это место было основано с незапамятных времен далекими предками.

Мужчины привели жертвенное животное, привязали его под кряжистый краснотал, а на другом дереве уже был сделан примитивный стол, под ним пропущены жерди между ветками дерева. Попечитель святого места расставил угощение, развязал узелки с подарками, каждую вещь, обволакивая дымом тлеющей чаги. развешивал на жерди. Присутствующие бросали на стол по монетке, вставали напротив стола, кланялись. Затем попечитель вывел животное и начинал водить его по ходу солнца.

- Ац! - раздавался призывный клич после каждого оборота - и семь раз эхо разносило этот клич...

В заключение праздника один из организаторов нанес на четырехгранной палочке количество людей от каждой семьи, чтобы потом разделить поровну расходы, связанные с обрядовым ритуалом, потом достал из котла кусок шеи, сердца и глаз принесенного в жертву животного, наколол их на отростки шеста, приставил его к столу, приделанному к дереву.

На этом праздник закончился.

ПРАЗДНИКИ НАРОДА МАНСИ

Наибольшим почитанием из животных пользуется медведь. Существовали периодические (с декабря по март) и спорадические (по поводу удачной охоты на медведя) медвежьи праздники – сложный комплекс обрядов, связанных с охотой на медведя и поеданием его мяса. Цели участников разнообразны, они включали в себя стремление снять с себя вину за убийство медведя и поедание его мяса, а также пожелание благодаря медведю и другим героям праздника добиться благополучия. Праздник включал в себя мифологические и бытовые интермедии, представления в масках, складывающихся народный театр, а также кукольные представления. В настоящее время медвежий праздник сохраняется как наиболее популярное и любимое развлечение.

Календарные праздники приурочены к православным датам. На Благовещение 7 апреля отмечается Вороний день - Урине хотэл эква, связанные со стремлением к воспроизводству жизни, благополучие к семье, в первую очередь детей. В конце мая – в начале июня (в разные числа) отмечались праздники рыболовов, включавшие соревнования на лодках и шаманские камлания и ритуально подготавливавшие рыболовный промысел. С охотничьим промыслом, главным образом с началом пушной охоты, были связаны осенние праздники, в первую очередь Покров, включавшие жертвоприношения в пещере или на горе (для чего использовали т.н. «шаманские» горы – археологические памятники). Праздником оленевода является Ильин день, в который совершают жертвоприношение оленей. В настоящие время традиционные праздники воспринимаются манси как одно из средств возрождения своей культуры.

ПРАЗДНИКИ НАРОДА МАНСИ

ВОРОНИЙ ДЕНЬ

Весна на Севере наступает бурно. О ней возвещают яркие солнечные дни, ручьи и громкое карканье ворон. Все ждут прилета птиц. Они приносят тепло и солнце. Ворона прилетает одной из первых, в апреле, когда еще лежит снег и бывают заморозки. Своим криком она как бы пробуждает природу и, кажется, приносит саму жизнь. Наверное, поэтому обские угры — ханты и манси — считают эту птицу покровительницей женщин и детей и посвящают ей специальный праздник.

В вороньей песне, записанной на реке Северной Сосьве, есть такие слова: «С моим появлением маленькие девочки, маленькие мальчики пусть родятся! На ямку с таловыми гнилушками (из их люлек) я присяду. Замерзшие руки свои отогрею, замерзшие ноги свои отогрею. Долгоживущие девочки пусть родятся, долгоживущие мальчики пусть родятся!» По обычаям хантов и манси за всеми вещами маленьких детей нужно строго следить, чтобы с ребенком не случилось несчастье. Это касается и тех предметов, которые младенцу уже не нужны. Поэтому мокрый цап (стружки мягкой древесины, которые насыпали в люльку под меховую подстилку) каждая семья складывала в кучку на окраине селения вокруг пенька. Ханты считали, что ворона, прилетев с юга, в холодные дни греет лапки на этих теплых стружках и приговаривает: «Побольше бы детей на землю приходило, чтобы было мне где погреть свои лапки». Женщины всегда хранили изображения вороны, сделанные отцом или старшим братом, а, выходя замуж, брали их с собой в новое жилище.

В некоторых районах, например на реке Конде, нет вороньих праздников, но понятия о вороне и там связаны с заботой о воспроизведении жизни, здоровье и благополучии детей. Про нее здесь говорили, что она «прилетает, кто, где родит, добра желает». Мох, на котором видели сидящую ворону, стелили детям, чтобы они были счастливы.

Вороний день праздновали 7 апреля, когда по русскому православному календарю отмечают Благовещенье. Традиционные календарные праздники ханты и манси были часто приурочены к церковным. Так, Вороний день — день прилета — как бы весть о пробуждении природы и жизни. Он сближается по смыслу с Благовещеньем и многими праздниками начала весны.

Раньше в этот день взрослые собирались в домах, ходили друг к другу в гости и готовили много еды из мяса домашних животных. Ивдельские манси обязательно варили «саламат» — густую кашу из крупы с водой. Ее ели и на празднике по случаю рождения ребенка.

Пища, приготовленная из отдельных зерен, означала ростки новой жизни.

Непременным элементом праздника были традиционные мансийские танцы. Мужчины и женщины исполняли их отдельно под струнный музыкальный инструмент — сангультап. В танце, изображавшем весеннее поведение птиц, женщины закрывали лицо и голову платком, оставляя лишь небольшие отверстия для глаз. Эти танцы имели и магическое значение, связанное с представлением о женском теле как символе плодородия.

Ивдельские манси сближают ворону с мифологической героиней Сянь (Калтащ), которая как прародительница определяла судьбы людей, отмечая их жизненный путь на священных бирках, помогала при родах. Праздником Сянь они считали «Урине хотэл» (Вороний день).

С этой героиней связывали праздник и северные ханты. По их представлениям, «ворона — чистая птица, она летает в южную землю и приносит «чистым» девочкам менструацию». Во время праздника на краю деревни делали жертвоприношение этой птице: на стол ставили горячие кашу и чай, от которых шел пар. Сюда могли прийти только маленькие «чистые» девочки и старушки.

Весенние женские праздники ханты и манси по сути близки Вороньему дню. Цель их — стремление к благополучию семьи, в первую очередь детей.

Недалеко от деревни Ванзетур, что на берегу озера Моравитур, в низовьях реки Северной Сосьвы, находилось священное место манси — аращ кан (место костра). Весной там собирались женщины с детьми. Все приносили цветные полоски материи и привязывали на сосну, под которой стоял стол с едой и чаем. Женщины кланялись дереву и молились о благополучии семьи.

Женские праздники с подобными обрядами проводили и близ деревни Ломбовож на берегу «озера гагары».

Ханты, живущие на реке Сыня, свои женские торжества отмечали тоже в Вороний день. На священных местах они готовили пищу на костре, молились духам, кланялись березе. В качестве даров приносили ленточки и лоскутки материи, монеты и специально изготовленные куколки.

У весенних праздников ханты и манси много общего: особая роль женщин и детей, птичьи атрибуты, украшенное дерево как центр праздника, жертвоприношение, некоторые виды обрядовой пищи, функциональное назначение.

Похожие ритуалы существовали на Урале у башкир. В мифологии и обрядах этого народа ворона, ворон и грач взаимозаменяемы как черные крикливые птицы.

Праздник «Карга туй» (карга — грач, туй — праздник) проходил на ближайшем к деревне холме в конце апреля — начале июня, когда прилетали грачи.

В нем участвовали женщины, девушки и мальчики не старше тринадцати лет.

Девушки и молодые женщины водили хороводы, играли в мяч, прыгали через препятствия, варили и ели кашу, пили чай. Распорядительницей была старшая из женщин, одетая в специальный костюм.

У восточных башкир весенний обряд «Воронья каша» означал встречу Нового года. Девушки и молодые женщины украшали деревья лоскутками разноцветных тканей, монетами, бусами, платками, а потом ходили вокруг дерева, произнося благопожелания: «Пусть пищи хватит каждой паре! Пусть хватит пищи и людям и птицам!» Башкиры иногда заставляли детей залезать на деревья, есть ритуальную кащу и кричать там, подражая голосу и повадкам ворон.

Хотя в настоящее время прямых контактов между башкирами и обскими уграми нет, характерные особенности их весенних женских праздников могут свидетельствовать о контактах предков этих народов. Это и привело к появлению общих черт в культуре.

У северных манси «Урине хотэл» знаменовал половину года — «таль котль», и это представление отражалось на их хозяйственных занятиях. С 7 апреля прекращалась охота. Оленеводы отправлялись в горы. Со свежей снеговой водой приходила рыба, начинался ее промысел, и часть рыбаков уезжала до сентября на Обь.

В Вороний день ханты и манси гадали и наблюдали за природой. Например, если ветер дул с севера, то «сорок утренников пройдет до тепла», то есть сорок дней сохранится холодная погода; если прилетевшая ворона сядет на верхушку дерева, говорили, что будет «большая вода». По количеству снега в этот день определяли, много ли будет рыбы и ягод. Обские угры были уверены в том, что некоторые магические приемы должны действовать в преддверии или в день праздника. В ночь на 7 апреля выходили на дорогу и раскладывали комки лошадиного навоза. Считалось, кто больше соберет их утром, у того будет много утиных яиц летом и удачная охота. Существовал и другой прием: в пять часов утра пучок сена перевязывали посередине, имитируя утиное гнездо, на него клали лошадиный навоз и ставили у дверей дома. Чем гнездо крупнее, тем больше семья найдет утиных гнезд и успешнее будет охота. У северных ханты «гнезда» делали мальчики в возрасте 10 — 14 лет.

У других групп обских угров Вороний день как праздник не отмечен, но о его возможном существовании в прошлом имеются некоторые свидетельства. Так, ваховские ханты Новый год отмечали в марте — месяце, который назывался по традиционному календарю «урники» («вороны прилетают месяц»).

Вороний месяц был известен селькупам, салымским, васюганско-вахов-ским, александровским и среднеобским ханты, чулымским тюркам, барабинским татарам, эвенкам, коми, удмуртам.

Возрождение календарных праздников тесно связано с восстановлением развитием традиционного образа жизни. В ходе исторического развития народов Севера выработалось особое отношение к природе. Они старались приспособить общественную и хозяйственную жизнь к ритмам космоса. Цикличность ритуалов, по мнению и участников, должна сберечь цикличность промысловой деятельности. Особое место в этом ряду принадлежит Вороньему празднику - значительном событию в жизни ханты и манси. 0сновные идеи Вороньего дня близки, понятны всем, так как ассоциируются обновлением природы, жизни и куль том плодородия. В Ханты-Мансийском автономном округе вот уже несколько лет вновь отмечают Вороний день - традиционное торжество, лежащее в основе возрождения культуры этих народов.

ПРАЗДНИК ТРЯСОГУЗКИ

Из сказки Анны Коньковой

С весенними праздниками у бабушки Околь — Матерей Матери было много хлопот и забот. Она обходила все жилища, узнавала, у кого в семье какие запасы. Расспрашивала, что могут принести на празднество в честь Трясогузки.

Все это делала Мать Матерей для детворы. Чтобы радость ребят не омрачилась, не вызвала обиды и зависти к другим. Бабушку Околь беспокоила и погода, какой она будет завтра? Не помешает ли детскому веселью? Может, зима прокрадется меж облаков да завалит праздничную площадь снегом. Вдруг старуха Зима поссорится с молодой Весной?

Утром Околь проснулась, и едва открыла глаза, тотчас озабоченно вышла за двери. Осмотрелась. Утро было прекрасное, оно обещало стать погожим деньком с голубыми небесами, залитыми солнечным сиянием.

Вот Околь, спокойная за погоду, идет по деревне, и всюду ей встречаются сереброкрылые трясогузки. Они покачиваются на своих тонких ножках, приветливо кланяются ей. Бабушка Околь тоже незамедлительно отвечает поклоном и здоровается:

— Пася, пася! Здравствуйте, здравствуйте, вестники Большого Света и Красной Весны!

А трясогузки, довольные, что вернулись на родину, то взлетают коротким взлетом, то садятся, потряхивая хвостиками. Вертят головками, показывая то один глаз-бусинку, то другой. Пританцовывают под музыку звонких ручейков. Коротким щебетом славят желанную весну. Большой Свет, белые ночи. Стряхивают с крылышек тепло, принесенное с южной земли.

Бабушка Околь стояла и радовалась птицам, словно увидела их впервые в жизни. Улыбаясь, рассуждала, шептала:

— Разве есть какая птаха лучше этой вежливой птицы в нашем краю? Нет! Конечно, нет. Она все лето, каждое утро встречает нас поклоном. Щебечет, что круглое лето будет с нами.

Все так же улыбаясь, бабушка Околь спешит в конец деревни на игровую площадку. Подошла к длинному столу, сколоченному из досок для праздника. Женщины ставят чашки с мансийской кашей — саламатом. Каша необыкновенная! Она щедро сдобрена ядрами кедровых орехов. А сами орехи поджарены на рыбьем жиру. Но каша с орешками — это еще не все. Болотисто-смуглые от жира, слепленные из теста фигурки трясогузок расставлены по обе стороны на столешнице. Они хрустящие, тают на языке, едва поднесешь ко рту.

Околь ласково с поклоном здоровается с матерями, хлопочущими ради детского торжества:

— Живите здоровыми долгие годы, мои дочери. Женщины обрадовано суетятся:

— О наша Мать Матерей, сейчас горячие угли в угольнице принесем, положим на угли ветки пихты и можжевельника. Ты пурлахтан — пошлешь молитву верхнему богу — Торуму.

Скоро над столом поднялся духовитый дымок, и Мать Матерей торжественно начала отдавать поклоны Небесному Торуму — богу. Женщины присели, всматриваясь в лицо своей Матери Околь. Лицо бабушки часто изменялось, то становилось радостным, то горестно-печальным. Все слушали, внимали ее тихим словам и радовались, и страдали вместе с ее молитвами.

Мать Матерей закончила молиться. Она оглядела угощение на столе, достаточно ли вкусна рыба, печенная в золе, аппетитны ли вяленое мясо, саламат.

Бабушка Околь берет одну фигурку трясогузки, вертит ее на ножке из березовой палочки. Ах, как живые у испеченной птички глазки из щучьих икринок! Предовольная Околь отошла в сторону, присела на чурбак. Подумала: «Искусны руки моих дочерей!» (Она с первых дней, когда ее выбрали Матерью евринских женщин-матерей, считала всех хозяек, имеющих семьи, своими детьми).

Околь думала про себя:

Охотиться, ловить рыбу и готовить еду впрок, шить и мыть — все могут вогулки. Вышивать и вязать, ткать и прясть. Вон как вылепили из теста точеную фигурку нашей священной птицы — Трясогузки!...

Скоро на праздник явились мужчины, собрались ребятишки. Старик Петотка подошел к Матери Матерей, помог ей подняться с чурбака и заговорил:

— Мать Матерей, наверное, поздравишь своих детей со светлым праздником?

— Да, да! Сейчас подойду к столу. Она встала у нарядного обильного стола и молвила нараспев: — Милые мои взрослые дочери и сыновья, дорогие наши дети, я поздравляю вас! Прилетела первая весенняя птица — Трясогузка! Прилетела священная пташка — зима не вернется. Больше ей не достать, не морозить нас. Прошу Духов Неба, пусть пошлют нам долгое жаркое лето, теплые дожди, чтобы скоро зацвели ягодники. Пусть скорее появятся завязи ягод. Пусть реки и озера рыбой полнятся, а леса зверями!

Околь подняла руки к небу и проговорила:

— Духи Неба, сделайте так, чтобы мои пожелания сбылись!

Все сидели за столом, ели, шутили весело и не заметили, как Петотка поднял деревянную чудо-птицу — Трясогузку. Поднялся и понес птицу вокруг стола, наклоняя ее над каждым сидящим за столом, будто она, священная, осеняла народ.

Обошел стол Петотка и направился по всей площади. Дети повскакивали из-за стола и помчались за Петоткой.

Деревянная птичка, поднятая на палке высоко, посверкивала ярко зелеными глазками-бусинками, вставленными мастером. Трясогузка встряхивала легкими ажурными крыльями из осиновой щепы.

Дети восторгались:

— Смотрите, смотрите, Трясогузка крылышками скидывает снег, который не дотаял в борах. Скоро, скоро нас бабушка Околь поведет в лес за весенней брусникой! Да, да, за весенней сладкой брусникой!

Петотка обогнул площадь и скрылся в зарослях ивняка над речкой Еврой. Бабушка Околь сказала:

А теперь девочки исполнят пляску Трясогузки!

Девочки поднялись, развели руки в стороны, будто у них выросли крылья. И вдруг разбежались, рассыпались, словно стайка разноцветных пичужек. Махали, разлетались полы их ярко расшитых халатов. За старшими девочками выбежали малышки. Движения у всех были вольные. Кто как умел, махал ручонками. Некоторые, подпружинив, похлопав в ладоши, повертев головкой, срывались с места и вприпрыжку бежали, словно летели над поляной — площадью.

Много было затаенных улыбок взрослых, когда самые маленькие девочки своими еще неловкими движениями старались подражать старшим.

Дата добавления: 2015-11-04