Денежное соперничество

В процессе эволюции культуры возникновение празд­ного класса совпадает с зарождением собственности. Это непременно так, ибо эти два института являются резуль­татом действия одних и тех же экономических сил. На¹ этапе зарождения это всего лишь разные аспекты одних и тех же общих фактов о строении общества.

В свете стоящих перед нами целей собственность и праздность представляют интерес именно как элементы социальной структуры, как традиционное явление. При- вычпое пренебрежение работой не достаточно для выделе­ния праздного класса; одно только механистическое рас­смотрение факта наличия в обществе пользования в потребления также не позволяет выделить институт соб­ственности. В настоящем исследовании, таким образом,, не рассматривается зарождение праздности, а также на­чало присвоения полезных предметов в целях индивиду­ального потребления. Интересующими нас моментами являются происхождение и природа традиционного празд­ного класса, с одной стороны, и истоки индивидуальной собственности как освященного традицией права или спра­ведливого притязания — с другой.

Ранней дифференциацией, из которой возникло рас­слоение общества на праздный и работающий классы, яв­ляется поддерживающееся на низших ступенях варвар­ства различие между мужской и женской работой. Таким же образом самой ранней форкой собственности является собственность на женщин со стороны здоровых мужчин общины. Этот факт можно выразить в более общих словах и ближе к пониманию жизни самими варварами, сказав, что это — собственность на женщину со стороны муж­чины.

До того как возник обычай присвоения женщин, не­сомненно, имело место присвоение каких-то полезных предметов. Такая точка зрения оправдывается практикой существующих архаичных общин, в которых нет собствен­ности на женщин. Во всяком обществе его члены того и другого пола привычным образом присваивают в личное пользование целый ряд полезных вещей, но эти полезные вещи не мыслятся как собственность человека, который их присваивает и потребляет. Закрепленное привычкой при­своение и потребление определенного незначительного движимого имущества происходит без возникновения во­проса о собственности, т. е. вопроса, установленного тра­дицией справедливого притязания на посторонние по отношению к индивиду предметы.

Женщины попадают в собственность на низших ступе­нях варварской культуры, по-видимому, начиная с захва­та пленниц. Первоначальной причиной захвата и присвое­ния женщин была, вероятно, их полезность в качестве трофеев. Практика захвата у врага женщин в качестве трофея привела к возникновению собственности в форме брака, приведшему к семье с мужчиной во главе. Вслед за этим рабство распространяется на других пленников и людей, попадающих в подчинение, кроме женщин, а соб­ственность в форме брака распространяется не только на тех, что захвачены у врага, а и на других женщин. Про­дуктом соперничества в условиях хищничества таким об­разом явились, с одной стороны, возникновение формы брака, опирающегося на принуждение, и, с другой — обы­чай владения собственностью. Эти два института неразли­чимы в начальной стадии своего развития, они оба возни­кают из стремления преуспевающих мужчин представить в доказательство проявленной доблести что-то надежное. Они оба также находятся в подчинении у той склонности к мастерству, которая пронизывает все хищнические общества. Понятие собственности распространяется от женщин как объектов собственности на продукты их тру­да; таким образом, возникает собственность как на людей, так и на вещи.

Таким путем устанавливается стройная имуществен­ная система. И хотя на поздних ступенях развития обще­ства полезность предметов в потреблении стала наименее явным параметром их ценности, богатство все же ни в коей мере не утратило своего сугубо практического значе­ния как престижное свидетельство силы владельца.

Где бы ни обнаруживался институт частной собствен­ности, пусть даже в слаборазвитой форме, там процесс экономического развития носил характер борьбы за обла­дание имуществом. В экономической теории, особенно сре­ди тех экономистов, которые привержены современным доктринам классического толка, вошло в обычай понимать эту борьбу за богатство как, по сути дела, борьбу за суще­ствование. Несомненно, она носит по большей части имен­но такой характер на ранних, менее производительных этапах трудовой деятельности. Таковым является ее ха­рактер и там, где «скупость природы» так велика, что предоставляет обществу лишь скудное пропитание в обмен на энергичные и непрестанные усилия, направляемые на добывание средств к существованию. Однако во всех развивающихся обществах в настоящее время сделан шаг вперед от той ранней ступени развития технологии. Эф­фективность производства доведена в настоящее время до- такого уровня, когда производство предоставляет занятым, в трудовом процессе нечто существенно большее, чем едва- достаточные средства к существованию. В экономической, теории стало обычным говорить о продолжающейся на новой производственной основе борьбе за благосостояние как о соревновании за увеличение жизненных благ — преж­де всего материальных, — предоставляемых системой ма­териального потребления.

Целью приобретения и накопления принято считать потребление накопленных материальных благ — будь то потребление непосредственно самим владельцем или его семьей, которая при таком теоретическом подходе отож­дествляется с ним. По крайней мере считается, что эко­номическая теория вправе принимать в расчет одну толь­ко эту цель приобретения. Можно, конечно, подразуме­вать, что такое потребление служит материальным нуж­дам потребителя — его материальному благу или же его так называемым высшим запросам, духовным, эстетиче­ским, интеллектуальным и всяким прочим, причем послед­ние обслуживаются материальным потреблением косвен­но, что должно быть некоторым образом знакомо всем интересующимся экономикой.

Однако только в том случае, когда термин «материаль­ное потребление» взят в далеком от своего наивного смыс­ла значении, можно сказать, что материальное потребле­ние дает силу стимулу, от которого неизменным образом происходит накопление. Мотив, лежащий в основе соб­ственности, — соперничество; этот же мотив соперниче­ства, на базе которого возникает институт собственности, остается действенным в дальнейшем развитии этого инсти­тута и в эволюции всех тех черт социальной структуры, к которым собственность имеет отношение. Обладание богатством наделяет человека почетом, почет выделяет людей и делает их объектом зависти. Нельзя сказать ни­чего столь же веского ни о потреблении материальных благ, ни о каком-либо другом стимуле к приобретению, и в частности ни о каком стимуле к накоплению.

Не следует, конечно, упускать из виду тот факт, что в обществе, где почти все материальные ценности являются частной собственностью, необходимость зарабатывать средства к жизни есть мощный вездесущий стимул для более бедных членов общества. Потребность в поддержа­нии существования и в увеличении материальных благ может в течение какого-то времени быть преобладающим мотивом приобретения для тех классов, которые, по обы­чаю, заняты ручным трудом, чьи средства к существова­нию не имеют надежного основания и которые владеют малым и обыкновенно немного накопляют; однако в ходе рассмотрения выяснится, что даже у этих бедных классов преобладание стимула потребления материальных благ не является таким неоспоримым, как иногда предполагают. С другой стороны, для членов и слоев общества, которые главным образом заняты накоплением богатства, стимул поддержания жизни и потребления материальных благ значительной роли не играет. Причины зарождения и ста­новления института собственности не связаны с тем ми­нимумом средств, который нужен для поддержания жиз­ни. Главный стимул исходил сначала из различий и зави­сти, связанных с уровнем благосостояния, и никакой другой стимул, кроме как временно и в силу исключения, на более поздней ступени развития не захватывал главен­ствующего положения.

Имущественная собственность появилась, когда добы­ча, захваченная в ходе успешных набегов, стала высту­пать в качестве трофеев. До той поры, пока группа не ото­шла далеко от первобытнообщинной организации и нахо­дилась в тесном соприкосновении с другими, враждебны­ми группами, полезность людей и вещей, попадавших в собственность, заключалась главным образом в том, что обладание ими давало основание для проведения завист- нического сопоставления между их владельцем и врагом, у которого они были отобраны. Обычай дифференциации интересов индивида и интересов тех, кто принадлежит к его же группе, появился, по-видимому, позже. Завистни- ческое выявление соотношения между обладателем пре­стижной добычи и его менее удачливыми соплеменника­ми, вероятно, рано сигало выступать в качестве полезного компонента, хотя вначале оно и не составляло главного элемента ценности в предметах собственности. Мужская доблесть еще была прежде всего групповой доблестью, и обладатель добычи еще чувствовал себя главным образом хранителем чести своей группы. С такой оценкой доблест­ной деятельности с общинной точки зрения мы встреча­емся также и на более поздних ступенях развития обще­ства, особенно в военных почестях.

Однако как только обычай индивидуальной собствен­ности обретает постоянство, начинает меняться и точка зрения в завистническом сопоставлении, на котором поко­ится частная собственность. На самом деле одно изменение является лишь отражением другого. Начальная стадия развития института собственности, стадия приобретения путем откровенного захвата и обращения в свою пользу, переходит в следующую стадию — стадию организации производства, зарождающегося на основе частной собст­венности (па рабов); племя развивается в более или ме­нее экономически самостоятельную производственную общность; теперь приобретения начинают цениться не столько как свидетельства успешного исхода набега, а, скорее, как свидетельства превосходства обладателя этих материальных ценностей в силе над другими ипднвидами в пределах общности. Завистническое сопоставление те­перь становится прежде всего сравнением владельца соб­ственности с другими членами группы. Собственность еще сохраняет природу трофея, но с развитием культуры счет трофеев, свидетельствующих об успехах, все более стано­вится счетом успехов в азартной погоне за собственно­стью, ведущейся между членами группы по квазимпро- любивым правилам кочевой жизни.

По мере того как хищническая деятельность вытесня­ется производственной деятельностью в повседневной жизни общины, а также в образе мышления людей, тро­феи хищнических набегов как общепринятый показатель успеха и превосходства в силе постепенно, но все более заменяются накопляемой собственностью. С ростом налаженного производства обладание богатством приобре­тает все большее относительное значение и набирает силу в качестве привычной основы уважения и почета. Не то чтобы другие, более непосредственные свидетельства доб­лести перестают вызывать уважение или что успешный акт хищнической агрессии или военный подвиг перестают вызывать одобрение и восхищение толпы или возбуждать зависть менее удачливых соперников; но возможность отличиться посредством такой прямой демонстрации сво­ей превосходящей силы становится все меньшей и предо­ставляется все реже. В то же время возможностей для агрессии в сфере производства и накопления собствен­ности квазимирными способами в кочевом скотоводстве становится больше, и они предоставляются чаще. Еще более уместным будет сказать, что собственность являет­ся теперь самым ярким доказательством успеха, достой­ного почитания, отличаясь от героического или выдающе­гося достижения. Она становится, таким образом, обще­принятой основой уважения. Для того чтобы занять сколько-нибудь почетное положение в обществе, облада­ние некоторой собственностью просто необходимо. Чтобы сохранить свое доброе имя, каждый человек теперь обяза­тельно должен накоплять и приобретать собственность. Став, таким образом, общепринятым признаком способно­стей, накопленные материальные ценности вскоре приоб­ретают характер независимой и определенной основы уважения. Обладание материальными ценностями, добы­тыми своими собственными агрессивными усилиями или же пассивным образом, путем унаследования от других, является общепринятой основой почета. Обладание богат­ством, которое сначала ценилось просто как свидетельство проявленных способностей, само по себе становится в представлении людей похвальным делом. Само богатство по сути своей теперь почетно, ибо оно наделяет почетом своего обладателя. При дальнейшем совершенствовании института собственности богатство, приобретенное пассив­но, путем унаследования от родственных предков или дру­гих предшественников, вскоре становится даже более по­четным, чем состояние, приобретенное собственными усилиями владельца, однако это различие относится к более поздней ступени эволюции денежной культуры, и о нем будет идти речь в соответствующем месте изло­жения.

Хотя основой банальной почитаемости и безупречного положения в обществе становится обладание богатством, подвиги и доблесть могут все еще оставаться основанием для снискания самого высокого уважения людей. Хищни­ческий инстинкт, а вслед за ним и одобрение хищниче- скпх способностей глубоко укоренились в образе мышле­ния тех народов, которые прошли школу длительной хищ­нической культуры. Самыми высокими почестями, кото­рые только можно заслужить у народа, все еще остаются почести, добытые проявлением чрезвычайных хищниче­ских склонностей на войне или квазихищнических способ­ностей в государственном управлении; но просто для при­обретения приличного положения в обществе эти средства к достижению славы заменились приобретением и накоп­лением материальных ценностей. С тем чтобы пристойно выглядеть в глазах общества, необходимо подходить под некий несколько неопределенный, принятый в обществе уровень благосостояния, точно так же как на ранней хищнической стадии варвару необходимо было подходить под принятый у племени уровень физической выносливо­сти, ловкости и владения оружием. Некоторый уровень, в одном случае — наличие богатства, а в другом — доблес­ти, есть необходимое условие почитания, а всякое пре­вышение этого уровня достойно похвалы.

Те члены общества, которые не дотягивают до этой несколько неопределенной степени доблести или нормы собственности, теряют уважение своих собратьев, а вскоре теряют и свое собственное уважение, так как его обычной основой является почтение, оказываемое соседями. Толь­ко индивиды с характером, отклоняющимся от нормы, спо­собны в конечном счете сохранить уважение к себе, не­смотря на неуважение со стороны своих товарищей. Встречаются и видимые исключения из общего правила, особенно среди людей с сильными религиозными убежде­ниями. Однако эти случаи вряд ли представляют собой настоящие исключения, так как такие люди прибегают, по обыкновению, к мнимому одобрению со стороны неко­его сверхъестественного свидетеля их деяний.

Как только обладание собственностью становится осно­вой для уважения людей, оно тем самым становится так­же необходимым для той удовлетворенности собой, кото­рую мы называем самоуважением. Во всяком обществе, где имеется обособление материальных ценностей, инди­виду ради его собственного душевного покоя нужно вла­деть такой же долей материальных ценностей, как и дру­гие, те, в один класс с которыми он, по обыкновению, себя помещает; и крайнее удовольствие — обладать несколько большим, чем другие. Но коль скоро человек делает новые приобретения и достигаемый им в результате этого новый уровень благосостояния становится для него привычным, этот новый уровень тотчас перестает доставлять сколь- нибудь большее удовлетворение, чем доставлял прежний. Во всяком случае, наблюдается общая тенденция к пре­вращению существующего денежного уровня в отправной момент для нового увеличения богатства, а это в свою оче­редь выдвигает новый уровень достатка и новую расста­новку сил между благосостоянием своих соседей и своим собственным. В том, что касается данного вопроса, цель, преследуемая накоплением, состоит в том, чтобы возвы­ситься над другими, приобрести большую денежную силу по сравнению с остальными членами общества. Пока для нормального, среднего индивида результат такого сравне­ния оказывается явно неблагоприятным, он будет жить в постоянной неудовлетворенности своим настоящим уде­лом; когда же он достигнет уровня, который можно назвать престижной денежной нормой данного общества или данного слоя общества, его постоянная неудовлетво­ренность уступит место беспокойному, напряженному стремлению вырваться вперед и все более увеличивать разрыв между своим денежным состоянием и той средней престижной нормой. Индивид никогда не будет настолько удовлетворен результатом своего завистнического сопо­ставления, чтобы в борьбе за денежную престижность не иметь охоты поставить себя еще выше по отношению к своим соперникам.

Жажду богатства в силу ее природы почти невозмож­но утолить в каждом отдельном случае, а об удовлетворен нии общего стремления к богатству большинства, очевид­но, не может быть и речи. Как бы всеохватывающе, поров­ну или «справедливо» ни распределялся общий прирост общественного благосостояния, он нисколько не прибли­зит насыщение той потребности, почвой для которой яв­ляется стремление каждого превзойти всякого другого в накоплении материальных ценностей. Если бы, как иногда полагают, стимулом к накоплению была нужда в средст­вах существования или в материальных благах, тогда со­вокупные экономические потребности общества понятным образом могли быть удовлетворены при каком-то уровне развития производственной эффективности, но, посколь­ку борьба по сути является погоней за престижностью на основании завистнического сопоставления, никакое при­ближение к определенному уровню потребления невоз­можно.

Только что сказанное нельзя понимать так, что нет никаких других стимулов приобретения и накопления, кроме этого желания превзойти других в денежном поло­жении и таким образом добиться уважения и зависти своего собрата. Стремление к большему комфорту и обес­печенности выглядит как повод к накоплению на каждой стадии этого процесса в современном промышленном обще­стве, хотя престижный уровень достатка в этом отноше­нии в свою очередь находится в очень большой зависимо­сти от привычки к денежному соперничеству. Этим сопер­ничеством в значительной мере обусловлено формирова­ние способов потребления и выбор предметов потребления для личных благ и приличных средств к жизни.

Помимо этого, мотивом к накоплению является власть, даруемая богатством. Склонность к целенаправленной дея­тельности и отвращение, испытываемое при всякой бес­плодности своих усилий, присущи человеку в силу его свойства выступать в качестве агента действия и не по­кидают его даже тогда, когда он поднимается над уровнем наивной общинной культуры, где доминирующей нотой является не подвергаемое анализу и безраздельное едине­ние индивида и группы, с которой связана его жизнь. Когда перед ним открывается хищнический путь, где свое­корыстие в узком смысле слова становится преобладаю­щим, эта склонность еще остается при нем как всепрони­кающая черта, формирующая образ его жизни. Скрытым экономическим мотивом остается склонность к достиже­нию успеха и нерасположение к тщетности усилий. Изме­няются лишь форма выражения этой склонности и непо­средственные объекты, на которые она направляет деятельность человека. При системе индивидуальной соб­ственности наиболее доступными для достижения цели являются те средства, которые предоставляет приобрете­ние и накопление материальных ценностей, и, когда скла­дывающийся на базе уважения к себе антитезис «я — он» становится более осознанным, склонность к достижени­ям — инстинкт мастерства — все более стремится принять форму напряженных стараний превзойти других в денеж­ном успехе. Денежный успех, поверяемый завистническим сопоставлением себя с другими людьми, становится обще­принятой целью всякого действия. Сопоставление себя с другими людьми приобретает благоприятный для челове­ка исход в результате стремления к одной цели — денеж­ному успеху, — являющейся в текущий момент общепри-

6 Заказ № 1614

нятой и законной, и, следовательно, нерасположение к тщетным действиям в значительной степени сращивается со стимулом соперничества. Оно направлено на усиление борьбы за денежную престижность путем наложения рез­кого неодобрения па всякий промах и всякое свидетельст­во промаха в деле денежного преуспевания. Целенаправ­ленными начинают считаться главным образом те усилия, которые ведут к более достоверному проявлению накопленного богатства. Среди мотивов, которыми руко­водствуются люди при накоплении богатства, первенство и по размаху, и по силе остается за этим мотивом денеж­ного соперничества.

Возможно, излишне говорить, что при использовании термина «завистцическнй» у нас нет никакого намерения от нестись к какому-либо из явлений, для характеристики которых употребляется это слово, с пренебрежением или превознести его, счесть его достойным похвалы или предо­судительным. Термин используется в специальном значе­нии, описывая сопоставление людей друг с другом в целях оценки и расположения их по рангу достоинств и значи­мости — в каком-то эстетическом или моральном смыс­ле, — таким образом закрепляя за ними соответствующие степени самодовольства, которое от них можно ожидать илп на которое они вправе рассчитывать сами. Завистнн- ческое соперничество есть процесс оценки людей в отно­шении их достоинства.

ГЛАВА III

Дата добавления: 2015-11-04