Примечание к части 4 страница

Джек шумно сглотнул и слегка наклонил голову, соглашаясь.

Питч продолжил поглаживать шею Джека, его пальцы все еще были переплетены с пальцами духа, державшегося за него. Он не собирался отпускать Фроста, не сейчас.

– Я понимаю твой страх, Джек. Он известен мне. Как и ты, я знаю, каково быть брошенным на произвол судьбы без малейшего якоря, чтобы удержать меня. Я прекрасно знаю боль от полного одиночества. Я понимаю твой страх потому, что он принадлежит и мне тоже. Однако я хочу, чтобы ты понял кое-то, Джек.

Когда он убедился, что Джек смотрит прямо на него, весь во внимании, он продолжил:

– Тебе не придется больше чувствовать это, Джек. Неважно, какие у тебя страхи, неважно, насколько они оправданны, ты можешь больше не беспокоиться о них. Понимаешь? Даже если все дети на планете умрут и останемся только мы. Ты никогда не будешь один. Пока я жив, Джек Фрост, я буду верить в тебя. Ты никогда не будешь забыт. Никогда. До тех пор, пока я здесь и верю в тебя.

Он внимательно наблюдал за глазами Фроста, пытаясь определить увиденные эмоции, желая убедиться, что Фрост верил ему.

Джек судорожно вздохнул, словно замерзая насмерть в снегу, затем выпрямился, коснувшись ледяными пальцами щеки Питча. Пальцы обжигали холодом, остро и пронизывающе, когда Джек притянул его ближе. Питч послушно наклонился, следуя за легким прикосновением, все еще глядя Джеку в глаза, неуверенный, что собирался сделать дух.

Издав еще один мягкий, дрожащий выдох, Джек встал на цыпочки – и затем легко коснулся своими губами его, холод обжег губы Питча.

Поцелуй был легким и неуверенным, и когда Джек отстранился от него, его щеки и нос покраснели. Забавно, что когда он зарумянился, как и любой другой на его месте, на Джеке смущение выглядело как на ребенке, который провел слишком много времени на улице зимой. Это было крайне мило. Фрост… нервничал. Словно он боялся реакции Питча на его несколько импульсивные действия.

Питч, в свою очередь, взял лицо Фроста в ладони.

– Джек, – прошептал он.

Тот выдохнул, и по звуку это должно было сопровождаться дрожью по всему телу.

–...да?

– Посмотри на меня.

Джек неохотно открыл серебряные глаза, осторожно встречаясь с Питчем взглядом, боясь быть отвергнутым. Несмотря на заверения Питча, что он всегда будет верить в него, Фрост до сих пор боялся острой боли разочарования. Боялся остаться отрезанным от остальных, в одиночестве.

Питч пристально посмотрел на него, достаточно долго, чтобы убедиться, что дух не отведет взгляда, затем наклонился и прижался к его губам сильнее, чем в их первый мимолетный поцелуй.

Властно.

***

Обычно Питч не спал. Ему незачем было тратить время на то, что ему не нужно, и обычно он засыпал только тогда, когда хотел насладиться особенно удавшимся кошмаром.

Тем не менее, этой ночью он оказался лежащим на жесткой каменной кровати, которую он давным-давно создал для духа, тени одеялом укрывали Бугимена и Джека в его обьятиях. Фрост лежал на боку, прижавшись спиной к груди Питча, положив одну руку под голову и переплетя пальцы другой с темными пальцами Бугимена. Джек полностью расслабился, чувствуя себя в безопасности и доверив Питчу присмотреть за своими снами. Его медленное, ровное дыхание обдувало руку Питча там, где он держал его, успокаивающее прохладное прикосновение, показывающее, что парень все еще спал.

Питч следовал за Джеком в его сне, наблюдая за движением глаз под веками, и снова почувствовал острое желание больше не отпускать его, спрятать его от всего мира. К черту Хранителей. К черту детей.

Джек Фрост принадлежал ему.

Наклонившись вперед, он поцеловал висок Джека. Тот вздохнул во сне и заворочался в его руках, прежде чем снова затихнуть.

Его.

Питч Блэк спал – и хорошо – той ночью.

***

На глобусе горел яркий золотой огонь, такой же яркий, как и множество других, еще до того, как Джек впервые появился во владениях Питча и принес в них перемены и магию и жизнь, которых им явно не хватало. Теперь же сияли тысячи серебряных огней, и почти все золотые исчезли, но этот светил, несмотря ни на что, яркий, золотой и здоровый.

– Не понимаю, – сказал наконец Джек, опираясь на посох и изучая карту. – Как так вышло, что этот ребенок до сих пор верит?

– Не знаю, – Питч хмурился, коснувшись огонька. Он не потух, как остальные. Питч привык, что они переставали сиять, когда он дотрагивался до них, Кошмары кружились вокруг ребенка, убеждая его забыть о радостной и счастливой иллюзии о Хранителях.

– Как ты думаешь, может быть, он не верит в меня? – тихо спросил Джек.

Все еще хмурясь, Питч кинул на него острый взгляд.

– Нет. Не осталось никого, кто бы не верил в тебя. Мы повсюду в этом мире, Джек. Ты и я, вместе.

Джек взглянул на Бугимена и затем усмехнулся, придвинувшись к нему с помощью посоха и обхватив его за талию.

– О, ты умеешь находить приятные слова, Питч. В самом деле. Мне всегда нравилась твоя глупая красноречивость... огней стало больше.

– Конечно, их больше… – начал Питч, усмехнувшись, но слова замерли у него на губах. Джек говорил не о внушительном количестве серебряных огней, обозначающих веру в зимнего духа. Они, хоть и стали меньше, все еще были сильны. Нет, Джек говорил совершенно о другом.

Он говорил о внезапно появившейся горсти золотых огней, сияющих ярко и поразительно на фоне серебра.

– Что? – выдохнул Питч, шагнув к глобусу, разводя руками над металлическим миром под ним – огни продолжали сиять, несмотря на него, несмотря на Кошмары, кружащие вокруг детей, закусив удила, пытаясь добраться до них, показать им тьму, прячущуюся, ожидающую момента, чтобы поглотить их. Эта тьма сокрушила веру в Хранителей у всех остальных детей, что пошло не так с этими?

Это была маленькая россыпь, меньше, чем дюжина детей. Просто образная горсть.

Но если эти огни обозначали смертных детей, которые искренне верили в Хранителей… восстановление сил Хранителей в данный момент могло стать фатальным. Сначала вернется солнце, загнав Питча обратно в тени и разрушив все, над чем так старательно трудился Джек. Тепло и свет снова будут править днем. И пока Питч всегда был готов собрать осколки своей недолговечной империи и начать снова – разве он не сделал этого однажды? – он не был уверен, что Фрост сможет сделать это с той же легкостью. Питч усердно работал над тем, чтобы заманить Джека на свою сторону, в свои руки, в свою постель, и теперь его холодное сердце отказывалось принимать мир, где он будет править без Джека Фроста. Если он и хотел мир, он хотел его с Джеком. Это означало, что должен был сохранить мир сейчас, уничтожить опору для возвращения Хранителей.

– Я позабочусь об этом, – резко сказал Питч, уходя.

– Стой!

Он замер, когда холодные пальцы поймали его запястье, удерживая на месте. Питч обернулся, золотые глаза встретились с серебряными, и Джек слабо улыбнулся.

– Позволь мне пойти. Если Хранители поймут, что у них снова появляются верящие, кто знает, что они могут сделать. Они могут быть достаточно сильны, чтобы стать проблемой для тебя, – Питч сомневался, что они могут быть достойными соперниками или что они могут остановить его, но в серебряных глазах была искренняя тревога, что они могут попытаться. – Мы должны пойти вдвоем. Нам вдвоем они не угроза.

Повернувшись к нему, Питч прикоснулся к его щеке, обхватив бледное лицо серой ладонью, поглаживая большим пальцем по гладкой коже.

– Останься, Джек. Следи за глобусом. Пошли моих Кошмаров к любому, кто засветится золотым.

Джек нахмурился.

– Я могу больше, чем…

– Я знаю, – он оборвал его, крепко прижавшись к его рту, заглушив слова, рвущиеся с губ Джека. – Я знаю. Но я должен сделать это.

Джек был недоволен таким аргументом и его пальцы все еще сжимали мантию Питча.

– Предполагается, что мы равны, Питч, разве это не означает, что мы должны работать вместе?

– Мы равны, – заверил его Питч, затем добавил. – Поэтому я не могу потерять тебя.

Взгляд Джека немного смягчился, потом он засмеялся и шутливо пихнул Бугимена.

– Хорошо, хорошо. Иди, так и быть. Но ты должен быть осторожным, и если ты ко мне не вернешься, я пойду и найду тебя сам, понял?

– Понял, – пообещал Питч и наклонился поцеловать его.
Это было важнее, чем все остальное. В его душе всегда была болящая пустота, которую ни один детский страх не мог заполнить, словно из его жизни выдрали что-то, что он не мог даже назвать, и оставили навечно страдать от смутной потребности найти то, что у него украли – но совершенно не зная, что он ищет. Питч не мог сказать, что Джек заполнял эту брешь, потому что он знал – хотя он не мог точно определить, что потерял – что Джек не был тем, что было отобрано. И даже если Фрост не закрывал собой пустоту в его душе, Джек был шумным и желанным баламутом в его жизни, и он делал ее настолько другой, что Питч больше не волновался, что в нем была нехватка чего-то.

Джек сделал его жизнь насыщеннее.

Он просто отказывался принимать вероятность того, что Джека Фроста могло в ней не быть.

Питч скорее убил бы всех смертных детей, от чьей веры зависели его жизнь, сила и власть, чем отказался от духа, которого держал в руках.

Поцеловав Джека еще раз, он пообещал:

– Я вернусь.

Затем он исчез.

***

Рождество было нескоро, но Джемми все равно вытащил ярко-зеленое рождественское дерево, которое мама убрала в шкаф несколько месяцев назад, развесил гирлянды и сияющие стеклянные шарики, затем пригласил друзей. Они не особо горели желанием пробираться через настолько глубокий снег, что город давно перестал пытаться очистить улицы. Все же он настаивал, и они тепло оделись, взяли фонарики и добрались до его дома. Тогда он включил гирлянду в генератор – электричество давно вырубилось, и хотя его родители вряд ли когда-нибудь забудут такую растрату, он считал, что восстановление боевого духа того стоило.

Собравшись вместе для тепла, держа в руках кружки с водянистым какао, его друзья, подавленные постоянными кошмарами и страхом, что они больше никогда не увидят дневной свет, слушали Джемми. Он рассказывал о счастливом Рождестве, о вещах, которые он хотел купить на принесенные Зубной Феей деньги, о странных местах, в которых он находил пасхальные яйца. О каждом хорошем сне, который он видел до кошмаров.

Они пали духом.

Но человеческая природа такова, что она хочет надеяться, хочет мечтать, что станет лучше, и пока Джемми говорил, их глаза начали сиять, каждый цветной отблеск гирлянды на елке отражался в их взглядах, и он мог видеть, в какой момент они стали верить снова.

Для смертных вера – могущественная вещь. Она зажигает их, уменьшает тяготы мира, указывает выход, даже если это вопрос восприятия. Она заставляет сердца парить, делает невозможное возможным. Делает холод тем, с чем можно бороться усилием, темноту – тем, что можно побороть, подняв зажигалку как оружие. Его друзья улыбались ярче, их смех прорезал тени, липшие к ним, как паутина, поднимая их настроение.

Это было хорошо, думал Джемми – его щеки болели от того, что он слишком много улыбался, смеялся слишком сильно, – что он не один цеплялся за надежду.

В конце концов, разве дети не должны были верить в Санту и Пасхального Кролика, дурачиться и веселиться, а не думать о серьезных вещах, беспокоящих их родителей, вроде того, что будет, когда кончится еда или исчезнет топливо для генератора? Его мама говорила, что вера в вещи делает их реальными. Может быть, если он будет верить в хорошие вещи в мире, они вернутся.

Он должен верить, ведь так?

Он проводил друзей, согретых какао, пообещав встретиться снова, может быть, на их собственную Пасху, чтобы помочь поверить и другим детям тоже. Стоя на крыльце, Джемми помахал уходящим в темноту приятелям – был разгар дня, но было темно, как в полночь – затем остановился.

Что в абсолютной темноте – фонари давно канули в лету – может быть темнее, чем сама ночь?

Но что-то было, осознал он, сердце забилось в его груди, пока он осторожно наблюдал за тенями, двигающимися, словно живые, медленно собираясь в единую форму. Мужчина, высокий и темный, и созданный из самих теней – кроме золотых глаз, наведших его на мысль об охотившейся в ночи кошке – шагнул к нему, зубы были обнажены в нехорошей улыбке.

Джемми знал, кто это был.

Конечно, он знал, он видел его каждую ночь в своих кошмарах, когда Джемми сворачивался под одеялом и просыпался от собственного крика, это был создатель ужасных видений, это был тот, из-за кого скрылось солнце.

Это был Бугимен.

Это был Питч Блэк.

***

Это был тот мальчик? Это и есть тот верящий мальчик?

Это был ребенок, который должен был вызвать падение его и Джека королевства, это был тот ребенок, собирающийся отобрать у него зимнего духа?

Он был… жалким.

Маленький, просто ребенок, еще наивный и невинный. Он мог уничтожить его движением руки. Джек мог бы снести его одним порывом ветра. Он не должен был значить что-либо, не должен был представлять ни малейшей угрозы. Питч должен был просто уничтожить его и больше никогда не беспокоиться о Хранителях.

Но он знал этого ребенка.

Не по имени, он никогда не слышал его. Нетрудно было узнать: он мог выдернуть имя любого ребенка из его кошмаров, если бы хотел. Но он узнал его. Питч видел этого ребенка, с санями в руках, играющего с друзьями. Джек Фрост создал снежок именно для его головы, и если бы Питч не вмешался, ребенок оказался бы утянут в одну из веселых игр Джека, играя в снегу и наслаждаясь озорством, которым славился Джек. Этот мальчик почти что стал одной из многочисленных целей Фроста, и только вмешательство Питча предотвратило это.

Он усмехнулся.

Что этот ребенок о себе возомнил, пытаясь уничтожить все, над чем Питч так трудился? Его королевство тьмы и снега, Джек на его стороне и спящий у него под боком по ночам… ребенок мог разрушить все это просто своей верой в чертовых Хранителей.

Питч вышел из тени, возвращая себе материальность, и мальчик, опасно угрожавший мальчик внимательно следил за его приближением, и Питч был доволен, что хотя бы страх охватил его сердце.

– Ты знаешь, кто я? – низко прорычал Питч.

Маленький верящий нервно сглотнул и кивнул, глядя на него широко распахнутыми глазами.

– Хорошо, – он навис над ним, на мгновение выпрямил пальцы, затем снова сжал их в кулак, словно пробежавшие пауки по паутине. – Нам надо поговорить.

***

Обычно Питч Блэк не решал проблемы разговорами.

Он не собирался прибегать к ним и сейчас.

На улице было темно – конечно, сейчас все было охвачено красивой тьмой – и свет шел только от зажигалки, которую крепко сжимал маленький мальчик, шедший перед ним. Питч шел сзади, наблюдая за сведенными плечами дрожащего от страха и холода мальчика, но не чувствовал жалости. На самом деле Бугимен чувствовал облегчение. Даже если вера ребенка оказалась настолько сильной, чтобы не только поддерживать свою веру в Хранителей, но и заразить этим остальных детей, он все еще боялся Бугимена. В какой-то момент Питч думал, что если он найдет мальчика с такой верой в Хранителей, то тот не сможет даже увидеть его.

И то, что смертный ребенок все еще боялся Бугимена, говорило Питчу, что у него еще есть сила над ним.

Сила, которую он мог использовать.

Кошмары кружили вокруг них, пока они шли по узкой тропке в снегу, которая раньше была главной дорогой, главной артерией маленького городка. Раньше эта дорога обозначала выход, теперь же это было узкое подобие свободы, которое никуда не вело. Из медленного замерзающей гробницы мира не было выхода, и Кошмары просто ожидали возможности показать это дрожащему смертному. Каждый раз, когда в сияние зажигалки попадал один из Кошмаров, Джемми подпрыгивал, пламя колебалось и вздрагивало. Каждый раз Кошмары вскидывали головы, развеселено фыркая и ударяя копытами по льду.

Дыхание мальчика образовывало облачка пара, но теперь они появлялись чаще, виясь около его головы, словно выдыхаемый драконом дым, сгибаясь, словно пальцы, заманивая Питча. «Давай», – призывало его сбившееся нервное дыхание, сладкое от наивности юности. – «Выжми из него жизнь».

– К-куда мы идем? – внезапно спросил Джемми, голос мальчика дрожал, как и дыхание.

– Я же сказал, – ответил Питч, любуясь тем, как его голос заставил плечи мальчика опуститься, словно его голос произвел такой же эффект, как вилка по стеклу. – Мне нужно поговорить с тобой.

– Но куда? – потребовал он, не оборачиваясь, чтобы взглянуть на духа, смотря прямо перед собой на дорожку в снегу.

Питч усмехнулся. Страх ребенка был великолепен.

– Это хорошее место, уже недалеко.

На самом деле, Питч не знал, как оно могло быть еще лучше, что верящий ребенок жил именно здесь. Возможно, это не было совпадением.

Возможно.

Но вряд ли.

Их конечная цель внезапно появилась перед ними во всем своем превосходстве, словно заранее ожидала их. Они сошли с дороги несколько минут назад, и хотя не было особой разницы между узкими тропами в снегу, вместо темных улиц и запертых домов их окружали голые, скелетообразные деревья, ветви без листьев тянулись к небу, как голодные пальцы. Теперь и они исчезли, оставив перед ними чистый и холодный лед. Из-за ветра на гладкой поверхности озера не было снега, и, хотя Джемми сомневался, он медленно ступил на озеро, мерцающий огонек отражался ото льда под его ногами, заставляя его немного светиться.

Никто не знал, откуда появился Джек Фрост столетия назад, кроме, конечно, Луноликого – и он не особо распространялся об этом. Тем не менее, никто не знал, откуда он явился и почему, но все знали, что он был – и Питч вовремя оказался поблизости, чтобы увидеть, откуда.

Скрываясь в тени, с недоверием наблюдая за новичком, избранным Луноликим, Питч смотрел, как дух, растерянный и сбитый с толку, впервые поднялся из вод этого самого пруда.

Даже если Джек не был с ним здесь по настоянию Питча, это все равно выглядело как завершение круга – привести угрожавшего их с Джеком империи ребенка именно сюда.
Пока они шли дальше от берега, облака разошлись в стороны, и впервые за долгое время Луноликий отважился показаться ему на глаза. Серебряный свет пролился на них, словно кто-то опрокинул чашу над пейзажем, подсвечивая все вокруг серебром.

Пусть Луноликий смотрит.

Питч хотел, чтобы тот смотрел.

– Это пруд, – сказал Джемми, когда они оказались достаточно далеко на льду. Теперь он обернулся к Питчу, страх и упрямство боролись на юном лице. Питча заинтересовало, что из них в итоге победит. – Я не понимаю. Зачем мы вышли на озеро?

Лениво заложив руки за спину, Питч начал неторопливо, но выверено огибать ребенка, как хищник подкрадывался к жертве.

– Ты когда-либо слышал о Хранителях, Джемми?

Мальчик уловил интонацию, с которой Питч произнес его имя, словно сплевывал, потому что Джемми вздрогнул.

– Хранителей чего?

– Детей вроде тебя, которые в них верят, – Питч развел руки, чтобы показать, что именно он об этом думал. – Санта Клаус. Зубная Фея. Пасхальный Кролик. Песочник.

Глаза Джемми загорались ярче с каждым именем, пока он не начал горячо кивать, видимо, забыв, с кем он разговаривал.

– Конечно, я их знаю! Они защищают детей, приносят радость и счастье, и они делают вещи лучше и жизнь становится легче, и они… – он умолк, вероятно, наконец осознав глупость восхваления этих качеств перед Бугименом.

Питч наклонился к нему, руки все еще были за спиной, вторгнувшись в его пространство.

– Неужели?

Кошмары бесшумно подошли ближе, жадный голод светился в их золотых глазах.

Джемми кивнул, его внимание было полностью обращено на Питча.

Питч дождался, пока Кошмары нависнут над ребенком, затем нехорошо усмехнулся.

– Тогда где они сейчас?

Все Кошмары, как один, поднялись на задние ноги, испустив злобное ржание, затем ударили передними копытами об лед. Он разбился, покрывшись паутиной трещин, протянувшихся по всей поверхности льда, как по разбитому зеркалу. Мальчик вскрикнул от потрясения, но Кошмары продолжили разламывать лед, и Питч отступил назад, смеясь над его усилиями, над его беспомощным, бесполезным страхом. Это не был такой приятный, невинный смех, как у Джека, но Питч считал, что он все равно красив.

Джемми рванулся вперед, пытаясь избежать опасности, выбраться, но последний кусок льда, державший его, выскользнул из-под ног, и Джемми камнем пошел ко дну.

Проблема решена, подумал Питч. Он был последним оплотом веры в Хранителей, и теперь его глупые друзья снова перестанут верить, это просто вопрос времени. Темнота всегда могла сокрушить хрупкую веру молодых, тяжесть бытия гасила неуверенное пламя невинности.

Кто-то взвыл в ярости, и Питч оторвался от созерцания темной воды, чтобы взглянуть в небо.

Это было невозможно…

Сани, ведомые восемью гарцующими оленями, приземлились на лед пруда, и массивная фигура, одетая в красных бархат и мех, размахивая двумя изогнутыми ятаганами, выпрыгнула из них и нырнула в ледяную воду.

– Северянин, – прошипел Питч, презрительно усмехаясь. Он думал, что старый дурак не представлял угрозы, но нет, конечно, он должен был появиться в разгар происходящего, когда смог заполучить пару смертных детишек в свою веру, и конечно он готов был пожертвовать всем, чтобы спасти последнего сильного верящего…

Двое могут играть в эту игру.

Питч вытянул руку, призывая из теней черную косу, напомнившую ему о посохе Джека, и подготовил себя и Кошмаров к атаке.

Северянин выскочил из воды подобно снаряду из пушки, с поднятой над головой рукой, в которой был зажат меч, словно ростр на боевом корабле в виде ангела мщения. В другой руке он держал вымокшего – и неподвижного – Джемми. Он тяжело приземлился сразу за черным зевом дыры, ярость была написана у него на лице.

– Питч Блэк! – взревел он во всю силу могучей груди. – На этот раз ты зашел слишком далеко!

Питч приглашающе развел руки. Ребенок не двигался – может быть, ему все же удалось убить его. Отлично.

– Всегда рад твоей критике, Северянин.

Санта Клаус взвыл и рванулся вперед, все еще держа мальчика, и попытался отсечь голову Питча.

Выставив косу, Питч ответил ударом на удар, зловеще усмехаясь, наслаждаясь тем, что у огромного духа не было той силы в мускулистых руках, которую он помнил, не было возможности биться с ним так, как обычно – даже несмотря на обмякшее тело в руках, Северянин просто не был силен, как раньше.

Кошмары издали вопли ярости и злости, вставая на дыбы и лягаясь, пытаясь сбить Северянина, проломить голову копытами, втоптать его в лед. Питч был благодарен их поддержке, но он хотел покончить с этим. Хотел уничтожить Северянина, чтобы он больше никогда не доставлял проблем. Он хотел, чтобы его и Джека империя – ледяная, холодная, темная и красивая – была в безопасности и свободна от вмешательств чертовых Хранителей.

Неужели они не заслужили счастья?!

Ятаган задел плечо, и потекла черная кровь, Питч отдернулся, обнажив зубы в оскале, вызванным не болью – хотя рана болела сильнее, чем он того ожидал – а попыткой уменьшить ее перед финальным ударом косой. Он хотел уничтожить своего старого врага.

Раздался вопль ярости, и он звучал более знакомо, чем должен был.

Питч развернулся, и несмотря на его крик: «Я же сказал нет!», Джек Фрост врезался в гущу событий на Северном Ветре, оскалившись, как дикий зверь, лед струился из его посоха, пока он яростно атаковал Северянина, пытаясь разодрать Хранителя на куски. В это мгновение он превратился из милого юного духа, каким он обычно был, в жестокого и мстительного зверя, желавшего защитить своего любимого, любовника, партнера. Это было прекрасное, первобытное, ужасающее проявление животной ярости и инстинкта – и последние черты невинного духа, способного пощадить невинных, исчезли. Джек всерьез был намерен уничтожить Хранителя, к которому питал двойственные, если не приятельские чувства, только потому, что Северянин атаковал Питча.

Это заставило его черное сердце наполниться гордостью и радостью.

Джек Фрост принадлежал ему.

Питч, в этом отношении, в равной степени принадлежал Джеку.
Атака духа застала Северяниа врасплох, он шагнул назад, но быстро пришел в себя, ответив на выпад, ятаган ударил посох Джека с такой силой, что он увяз в дереве.

Фрост раздраженно дернул посох, пытаясь освободить его – затем издал тихий звук, который Питч никогда раньше не слышал и от которого волоски на его шее встали дыбом.

Джека все еще поддерживал Ветер, но он не двигался, он просто был здесь, с широко распахнутыми глазами и шоком на лице. Он выглядел ошеломленным, будто не мог понять, почему в его груди торчал меч, словно выросший между ребер. Северянин выглядел таким же потрясенным, как и Джек, явно не ожидав, что меч пронзит его. Но, тем не менее, Джек стоял с половинами посоха в обеих руках, рассеченного мечом, который продолжил свое движение и вошел в его бок.

– Джек?! – взвыл Питч, и если бы он мог думать в тот момент, он бы осознал, как надломленно и страшно прозвучал его голос.

Издав еще один слабый звук, Джек судорожно вдохнул, затем закашлялся, темная кровь появилась на его губах, и Луноликий смотрел, освещая серебряным светом эту карикатуру.

– Нет, – выдохнул Северянин, выглядевший таким же потрясенным, каким ощущал себя Питч, хотя все, что мог чувствовать в данную минуту Бугимен, была ярость, кипящая в его груди, желавшая оторвать Хранителю все конечности одну за другой. Отшатнувшись, Северянин выдернул ятаган из груди Джека, даже не осознавая, что делая, издав тихий вздох ужаса, когда меч освободился и Джек дернулся, все тело на мгновение последовало за мечом, затем он упал на колени, ударившись об лед. – Я не собирался – я не хотел…

Питч зарычал, разворачиваясь к Хранителю, подняв косу, желая отсечь Хранителю все конечности одну за другой, порвать на части…

– Питч…

Он мог подумать, что было иронично застыть от прикосновения Джека к его лодыжке, но в тот момент его разум был слишком занят, чтобы думать об иронии такого действия в результате прикосновения духа льда и снега. Его сознание было занято его любовником, парнем, осевшим на лед, кровь растекалась под ним и стекала в воду. Питч опустился рядом с ним, обхватив его лицо ладонями, коса растворилась в тенях, когда он взглянул в серебряные глаза, которые начинали затухать. Его даже не волновало, что Северянин мог использовать момент и ударить в спину. Питч думал, что, возможно, поприветствует смерть, приди она сейчас.

Возможно, это было раскаяние. Позволит ему остаться с парнем, несомненно.

– Джек, я должен сказать тебе кое-что, – решительно сказал он, слегка встряхнув Джека, когда его глаза начали закрываться. – Взгляни на меня! Я должен сказать тебе кое-что. Ты слушаешь?

Джек дрожал, пытаясь держать глаза открытыми.

Мир был совершенен. Заботливо выверенный, тщательно созданный – он завоевал доверие духа, привлек его на свою сторону, в свои объятья – и он не хотел оставлять все это. Но если он не сделает это сейчас, он потеряет Джека навсегда, и Питч предпочел бы потерять его на время, чем навечно.

– Проснись.

Эпилог.

Джек резко вдохнул и открыл глаза.

Очнувшись от полудремы – Питч не совсем спал, но его Кошмары показывали ему то, что видел дух в своем сне, подаренном Питчем. И хотя Питч не спал, он определенно наслаждался сном – он выпрямился на троне, глядя на кровать, которую он создал для Джека перед тем, как показать его видение их будущего.

Парень учащенно дышал, ловя ненужный ему воздух, все еще широко раскрыв глаза, словно он не мог поверить, что проснулся – затем резко встал и скользнул в тени, взвившиеся вокруг него, потревоженные резким движением.

– Хорошо поспал? – негромко окликнул его Питч, не желая давить. В конце концов, несмотря на то, что он видел в его сне, это был просто сон, и он необязательно должен был быть правдой. Все необязательно должно было пойти таким путем.

Тени снова всколыхнулись, когда Джек вышел из них, хотя они тянулись к его плечам бесплотными руками, следуя за ним, будто плащ из тьмы. Джек подошел к его трону, глядя на Питча – встретившись с ним взглядом – долгое мгновение, затем посмотрел на глобус. На нем было множество золотых огней, но, опять же, он еще не привел план в действие. Фея все еще правила своим королевством со всеми ее феями, и сильнейшее зерно сомнения еще не было посажено.

Но на нем также было достаточно серебряных огней, словно разбросанные между золотыми монетами бриллианты, маленькие яркие пятна, светившиеся ярче, чем остальные, на темном фоне.

– Этот сон был правдой?

Питч отвел взгляд от глобуса, нахмурившись. Фрост смотрел на глобус, не на него, и челюсти его были сжаты.

– М-м-м… насколько сны вообще являются правдой? – Питч развел руками. – Это было мое лучшее предположение, основанное на информации, которую я имею, на том, что я знаю, на том, что Кошмары видят в людском сознании и в мире вокруг нас. Оно несовершенно, так как я не могу предсказывать будущее, но я думаю, это… достаточно точное предсказание того, что вероятнее всего случится.

Джек издал долгий, глубокий выдох.

– Тебя это беспокоит? – мягко спросил Питч.

– Я думаю, кое-что нужно изменить – он наконец повернулся к нему, посмотрев ярко-серебряными глазами ему прямо в душу. – Этот мальчик, Джемми, который верил… ты думаешь, он продолжит верить?

– К сожалению, – протянул он, – да.

Дата добавления: 2015-10-28