Старая сицилийская поговорка 7 страница

Он начал рассказывать всяким высокопоставленным людям, что все равно его облигации были предназначены для соединения с теми, которые держала группа по арбитражным операциям на рынке закладных, - Хоукинс, Корнфельд и Ло. Смит повторял это достаточно часто, а поскольку он и сам был довольно весомой фигурой (директор), нужные люди предпочли верить именно ему. В конце концов, именно он был фактическим боссом в торговле закладными. Затем он поставил в известность арбитражную группу, что их приносящие прибыль IO, по сути дела, сидят на его торговом счете. Он сообщил им, что с самого начала планировал слить свои РО по цене покупки с их IO по цене покупки и затем продать эти облигации инвесторам. Вот так убытки от операций Смита были покрыты прибылью арбитражной группы!

Смит воровал прибыль других маклеров! По мнению маклеров по закладным, еще хуже было то, что Смит был из отдела корпоративных облигаций. Это стало сигналом для всех, что что-то сильно прогнило в Salomon Brothers. Члены арбитражной группы вспоминают, что «дошло до того, что мы собирались утром на работе и говорили: да, мы сделали еще два миллиона долларов на IO. Смит, поди, их тоже заберет себе». Позже, намного позже Смит получил жестокий разнос от Гутфренда за эти художества. Но это было, пожалуй, слишком поздно. Корнфельд ушел и присоединился к Shearson Lehman. Ло перешел к Bear Sterns. Даже Ларри Штейн, которого именно Смит ввел в отдел закладных, ушел в знак протеста. В течение какого-то времени почти вся фирма требовала головы Смита, но все это кончилось, когда последний человек из отдела закладных был уволен. Где же был Леви?

Об этом не многие знают, но, когда Смит отнимал прибыль у арбитражной группы, Раньери уже не считал себя главой отдела закладных. «В декабре 1986 года ко мне пришел Джон и сказал: „Я хочу расформировать отдел закладных. Ты будешь помогать мне в управлении фирмой", - рассказывает Раньери. - Отдел уже не существовал как самостоятельная организационная единица. Он стал частью торговли инструментами, приносящими фиксированный доход».

В мае 1987 года Джон Гутфренд заявил 112 директорам фирмы Salomon на ежегодном уик-энде в Нью-Йорке, что «мы создали кабинет председателя, потому что с управлением фирмой один человек справиться не в состоянии. Как и в любой команде, целью создания кабинета является распределение задач, сопоставление разных мнений и подходов, но при этом главное - дружная работа, направленная к общей цели. Мне нравится, как работает группа. Со временем еще трое руководителей будут частично освобождены от прямых функциональных обязанностей и смогут больше времени уделять управлению фирмой в целом».

Спустя два месяца, 16 июля 1987 года, он уволил Раньери. Раньери был в деловой поездке на западном побережье, когда секретарша Гутфренда передала ему просьбу последнего о встрече. Место встречи - офис Wachtell, видной юридической фирмы в центре города. «Мы встречались там в кабинете Марта [партнер Марти Липтон], когда нужно было незаметно провести срочное совещание, - рассказывает Раньери. - Я думал, что южноафриканцы хотят избавиться от своих акций. Я понятия не имел, что и зачем».

Ошеломившая Раньери встреча длилась минут десять. На вопрос, за что его уволили, он отвечает: «Я до сих пор не понимаю». В то время Гутфренд сослался на три причины, которые Раньери (и другие) сочли абсурдными. Для начала он заявил Раньери, что «ты больше никого не устраиваешь». Затем он сказал, что Раньери «выступает в качестве разрушительной силы» и что он стал «слишком большим для Salomon Brothers». Когда Раньери, прервав встречу, встал, чтобы поехать к себе и собрать в кабинете личные вещи, Гутфренд предупредил его, что в здание его пускать не ведено. Гутфренд явно опасался чего-то вроде переворота или всеобщей забастовки, потому что многие в фирме были преданы Раньери. Его секретарше позволили под присмотром охранника собрать личные вещи своего босса.

«Новость об увольнении Раньери поразила Д'Антона как удар током», - рассказывает маклер по закладным, до сих пор работающий в Salomon Brothers. Последующий ход событий был понятен каждому - самому Леви, Вольфу Нэдулману (теперь в Dillon Reed), Натану Корнфельду (теперь в Shearson Lehman), Энди Стоуну (теперь в Prudential-Bache), - словом, каждому, кто еще оставался в отделе закладных. Все связанные с Раньери будут вычищены. В следующие несколько месяцев фирма уволила последних ветеранов отдела закладных, начав назавтра с руководителя отдела торговли Майкла Мортары. Затем были изгнаны Джон Д'Антона, Рон Дипаскуале, Питер Марро и Том Гонелла. Остался только один маклер итальянского происхождения, Поль Лонгенотти, однажды появившийся на работе с приколотым на лацкан жестяным кругляшом, на котором было написано: «Увольте меня, я - итальянец!»

Единственное напоминание об истоках одного из самых необычных и прибыльных направлений бизнеса в истории Уолл-стрит - фотография, висящая в кабинете Джима Мэсси. На ней Гутфренд, Раньери и Боб Далл скрестили руки в знак того, что в том 1978 году они начали большое общее дело. В фирме для совместного руководства отделом закладных оставили Джеффа Кронталя и Мейсона Гаупта - скорее всего, потому, что других знающих людей не было. Но через год Кронталь ушел, чтобы стать вице-председателем нью-йоркского инвестиционного банка L. F. Rothschild, незадолго до того приобретенного - кем бы вы думали? - президентом Сбербанка Эрни Флейшером. В итоге в Salomon остался единственный человек, понимавший рынок закладных, - Мейсон Гаупт. Невежество в области ипотечных облигаций в руководстве фирмы было просто изумительным. После чистки Гутфренд, Войт и Штраус создали частную учебную группу, занятия в которой вел руководитель группы исследования рынка облигаций Марти Лейбович. Тема занятий: вводный курс ипотечных облигаций. Руководителем отдела торговли закладными в конечном итоге был назначен Войт.

Раньери сумел добиться задуманного - поставить отдел закладных наравне с отделами корпоративных и правительственных облигаций. В настоящее время американский рынок закладных является крупнейшим кредитным рынком мира, а в будущем может стать крупнейшим в мире рынком облигаций. Творение Раньери обозначило изменение в установках Уолл-стрит. Исторически Уолл-стрит работала только с одной стороной баланса - с пассивами, обязательствами. Закладные - это активы. Если удалось упаковать и выставить на рынок закладные на жилые дома, то же самое может быть проделано и с дебиторской задолженностью по кредитным карточкам, по ссудам на покупку автомобилей, да и с любыми другими видами кредита.

Накопленный в Salomon Brothers опыт оплодотворил всю Уолл-стрит. Майкл Мортара возглавил отдел торговли закладными в Goldman Sachs, которая лидировала на рынке ипотечных облигаций в первой половине 1988 года, Питер Марро возглавил торговлю закладными в Morgan Guaranty, Энди Стоун - в Prudential-Bache, Стив Баум - в Kidder Peabody, Том Кенделл - в Greenwich Capital Markets, Стив Джозеф - в Drexel Bumham Lambert, Джефф Кронталь - в L. F. Rothschild, Вольф Нэдулман, Натан Корнфельд, Натан Ло, Билл Эспозито, Эрик Библер и Рави Джозеф стали старшими маклерами по закладным соответственно в Security Pacific, Shearson Lehman, Bear Steams, Greenwich Capital Markets, Merrill Lynch и Morgan Stanley. Это лишь горстка виднейших маклеров Salomon Brothers на Уолл-стрит. Под их руководством в этих же корпорациях работают тысячи людей, успешно зарабатывающих на жизнь торговлей ипотечными облигациями.

Наиболее любопытная фигура среди бывших маклеров Salomon - Хью Рубин. После того как его уволили из Merrill Lynch, он был взят в Bear Steams. Ходили слухи, что Bear Steams пригласила его прямо наутро после публикации в «Wall Street Journal» сообщения о его операции, приведшей к потере 250 миллионов долларов. За стенами Merrill Lynch убытки Рубина были восприняты с юмором и скорее как свидетельство успеха. Маклеры из Bear Steams даже заколотили намертво ящик его стола, чтобы он не мог «еще раз спрятать свои бумаги». Маклер по закладным из Salomon позвонил, чтобы посоветовать Рубину использовать для торговли карточку American Express: «Эй, ты меня не знаешь, но я потерял на торговле больше денег, чем кто-либо в истории Уолл-стрит. Так что я знаю, что такое кредит. И когда меня начинает поджимать... я просто достаю эту маленькую карточку...»

Леви Раньери открыл собственную небольшую фирму (Ranieri and Co.) в полумиле к северу от Salomon Brothers. Вскоре после своего увольнения расстроенный и обескураженный Раньери встретился за ланчем с человеком, который когда-то тычками и пинками загнал его в область торговли закладными, - с Бобом Даллом. Далл рассказывает: «У меня были две теории, почему Джон выставил Леви почти сразу после того, как сам же его повысил. Одна - это что Джон неожиданно понял, как сильно ошибся, что Леви слишком патриотичен и, даже в ранге вице-председателя, будет ставить свой отдел впереди всех и всего. Вторая теория - это что кабинет председателя устал от Леви. Ведь на любых совещаниях только его и слышно. Не то чтобы он слишком уж любил сам себя слушать, но у него всегда масса идей. Скверно, что Штраус, Войт и Гутфренд не смогли к нему приспособиться. Им было бы очень полезно прислушиваться к его словам».

Сам Раньери отказывается верить, что с ним расправился человек, защищавший его в самые тяжкие времена, которого он называл «мой ребе». Он считает, что Том Штраус как-то сумел захватить контроль, а Войт выжидал своего часа и дал Штраусу все возможности самому сломать себе шею. (На деле все вышло прямо наоборот. В декабре 1988 года Войт ушел из Salomon, оставив Тома Штрауса в качестве единственной опоры Гутфренда, положение которого весьма пошатнулось.) Раньери не изменил своего отношения к фирме, которое сложилось, когда безымянный и безликий партнер оплатил счета за лечение его жены только потому, что так следовало поступать, когда фирму возглавляли мужчины, считавшие, что «важнее быть хорошим человеком, чем хорошим менеджером», и поступавшие соответственно. Раньери предпочитает думать, что Salomon Brothers временно попала в руки людей, внутренне чуждых и даже враждебных ее культуре. «Случившееся можно понять одним-единственным образом, - говорит он. - Джон Гутфренд не был главным. Главным был Штраус. Томми хотел получить абсолютную власть. И они сумели за год разрушить этот колосс. Если бы Джон сам принимал решения, он бы никогда на это не пошел. Не могу вообразить, что они [Штраус и Войт] наговорили Джону, чтобы заставить его сделать то, что он сделал. Они ведь не могли понять, что величие фирмы было в ее культуре. Они разрушили культуру. Или, как говорят в таких случаях, они нарушили „завет". Они навеки себя опозорили». На этом и окончился путь длиною в 19 лет, приведший из отдела писем на Уолл-стрит на самый верх этой же улицы.

Дата добавления: 2015-11-03