Глава 10. Чепел-Хилл, Чикаго, Портленд, 1984 г.

Когда один из его игроков собрался переходить в профессионалы, Дин Смит решил пересмотреть схему своих действий. Главное — полагаться на агентов, которым доверяешь. Иначе парни могут попасть в лапы мошенников. В то время с «Каролиной» имели дело два мелких, но удачливых бизнесмена — Дональд Делл и Фрэнк Крейгхилл. Делл, в прошлом известный теннисист, стал агентом и представлял интересы теннисных звезд. Крейгхилл был финансистом, но до переезда в Чепел-Хилл занимался научной работой в университете в Мурхеде, штат Миннесота, за что Дин Смит его уважал. Впрочем, он неплохо относился к ним обоим, и эта парочка удачно вписалась в баскетбольную программу университета Северной Каролины. Хотя Делла в первую очередь интересовал теннис, а к баскетболу он был совершенно равнодушен, тем не менее они с Крейгхиллом сделали для Дина Смита немало полезного. Например, устроили неплохой контракт Тому Лагарду, здоровенному, но неуклюжему да еще с поврежденным коленом центровому. В драфте 1977 г. он стоял девятым, но получил более выгодный контракт, чем Уолтер Дэвис, числившийся в том же драфте пятым. Смит был этим чрезвычайно доволен: он всегда радовался, когда даже те его воспитанники, которые не отличались выдающимися способностями, неплохо устраивались в НБА. Затем шустрая парочка пристроила других игроков Северной Каролины, включая Фила Форда, Дадли Брэдли и Джеймса Уорси.

Как раз в тот момент, когда Дин Смит решил, что Майклу Джордану лучше покинуть университет и перейти в профессионалы, Дэвид Фальк был младшим партнером Делла. В том, что Делл и Фальк представляли интересы Джордана, был элемент случая. В том году дуэт Делл — Крейгхилл распался. Делл кооперировался с Фальком, а Крейгхилл нашел нового партнера, Ли Фентресса, и создал конкурирующую фирму.

Этот раскол обескуражил Дина Смита: он был связан с обеими сторонами и теперь не знал, с кем же иметь дело, чтобы получше пристроить своих ребят.

Когда кто-либо из воспитанников Смита уходил в профессионалы, недоучившись в университете, тренер самолично выяснял все условия его контракта, чтобы убедиться в том, что деньги в какой-то степени компенсируют незавершенное образование. Но в случае с Джорданом он доверил все дела Деллу и Фальку, а судьбу Сэма Перкинса отдал в руки Крейгхиллу и Фентрессу.

Схема действий была такова. Контракт, в общих его рамках, готовил Делл, а Фальк, хотя и младший его партнер, но человек, более искушенный в баскетбольных делах, окончательно шлифовал детали, не забывая при этом предусмотреть рекламу тех же кроссовок (впрочем, доходы игроков от рекламы считались тогда побочным заработком). Вообще же в 1984 г. питомцы «Каролины» чаще имели дело с Фальком, а не с Деллом. Именно Фальк представлял их интересы на переговорах и помогал им улаживать финансовые вопросы. Фальк вспоминал потом: «Дин Смит считал меня мальчишкой. Авторитетом для него был Делл. Но его ребята больше доверяли мне».

Как только Майкл Джордан связался с агентством Делла, он сразу же сблизился с Дэвидом Фальком. Как шутил Майкл, Дэвид привлек его тем, что у него была точно такая же прическа, как у Джордана-старшего, отца Майкла. Иначе говоря, он был совершенно лыс. Однако, если говорить серьезно, мало кто, как Фальк, извлек для себя столько выгоды из перемен, происходивших тогда в баскетболе и во всем спорте США. За короткий период — всего за 10 лет — из смышленого парня, нерешительно мявшегося у входа в большой спортбизнес, во всем подражавшего Деллу, вплоть до манеры одеваться, он превратился в могущественного миллионера, в чем-то даже более влиятельного, чем сам комиссар НБА и многие из владельцев лиги. Два фактора способствовали его успеху. Первый: существенные изменения в трудовом законодательстве, в результате которых почти вся власть в клубах перешла от собственников к игрокам и — следовательно — к их агентам. И второй: та великолепная работа, которую проделал Фальк по созданию культа Майкла Джордана. Возникли независимые агентства, гонорары игроков неизмеримо возросли, а «конюшня» Фалька была всем на зависть. Там были не только Майкл Джордан, но примерно еще 20 звезд. Среди них Патрик Юинг, Аллен Айверсон, Джуван Ховард, Алонзо Морнинг, Дикембе Мутомбо, Кейт ван Хорн и Антуан Уокер. Некоторые из них связались с Фальком, надеясь, что он сделает из них, как из Джордана, символ американского образа жизни. У других планы были попроще — достаточно получить контракт на 20 миллионов долларов в год.

Ноша, которую Фальк взвалил на свои плечи, порой тяготила его. По роду его деятельности ему часто приходилось ставить оппонентов на свое место. Хороший агент не должен быть душкой, всеобщим любимцем. Он в первую очередь обязан защищать интересы своих клиентов но тогда ему приходится наживать врагов. В НБА считали, что никто лучше Фалька не отстаивал интересы игроков. Зато и врагов у него было больше, чем у кого-либо из его коллег.

Джордана, впрочем, совершенно не беспокоил тот факт, что многие воротилы профессионального баскетбола недолюбливали его агента. Майкл радовался своим успехам, своей растущей с каждым днем популярности, а отношения его агента с сильными мира баскетбольного его не волновали. Однажды Джордан, сравнивая Фалька с одним из самых свирепых игроков лиги, сказал так: «Дэвид во многом похож на Рика Махорна. Все вокруг его ненавидят, зато товарищи по команде души в нем не чают». Примерно так же оценил характер Фалька его клиент и друг Джон Томпсон: «Если вам в доме нужен сторожевой пес, вряд ли вы заведете пуделя».

Восхождение Дэвида Фалька на вершину мира спорта не было предопределено судьбой. Выходец из среднего класса, он вырос на Лонг-Айленде и ничем не отличался от других мальчишек. Разве что страстно любил спорт и одновременно мечтал стать адвокатом. Его отец держал две мясные лавки. Дэвид проучился какое-то время в заштатном университете в Сиракьюсе. Это говорит о том, что он не попал в элиту Лиги Плюща (в эту Лигу входят самые престижные университеты северо-востока США, такие как Принстонский, Гарвардский, Колумбийский и т. д.), да и в юридической школе он выглядел белой вороной. «На фоне блестящих парней, будущих звезд юриспруденции я был маргинальным типом, — вспоминал Фальк, — и прекрасно понимал, что никто не станет искать моих услуг».

Поступив в юридическую школу Джорджа Вашингтона в столице США, Дэвид сразу же постарался завести связи в мире спорта и нанялся подручным в спортивное агентство. Он попытался выйти на контакт с Бобом Вулфом в Бостоне и с Ларри Флейшером в Нью-Йорке, но те предпочитали работать в одиночку и не держали штата. А тут кто-то посоветовал ему обратиться к Дональду Деллу. Он звонил ему много раз, но безуспешно. Но однажды Делл снял все же трубку — после семнадцатого гудка. Они договорились о встрече, перед которой Фальк просидел в приемной Делла целых три часа. В итоге он устроился у него стажером. Днями работал, а в юридическую школу ездил или по вечерам, или в летние месяцы. Делл поручил ему работу, связанную с делами Артура Эша, и Дэвид взялся за нее с энтузиазмом, редким для стажера. Он корпел над каждой цифрой (речь шла о финансовых проблемах Эша) и стал незаменимым человеком для этого теннисиста, которого он, кстати, боготворил.

Даже в те ранние свои годы Фальк верой и правдой служил своим клиентам. Однажды ему довелось представлять интересы молодого баскетболиста Рода Гриффита, завербованного в «Денвер». В ту осень как раз стало очевидно, что способности этого игрока весьма средние, и руководство клуба решило с ним расстаться. Фальк регулярно названивал Донни Уолшу, генеральному менеджеру «Денвера», пытаясь защитить интересы своего подопечного, и вот как раз в тот день, когда руководители клуба приняли роковое для Гриффита решение, Фальк (в этом есть что-то мистическое) появился на тренировочной базе «Денвера». «Я был поражен, — вспоминал Уолш, — ведь коммерческих рейсов из Вашингтона на базу Военно-воздушной академии, где мы тренируемся, не существует. Как он сюда добрался, ума не приложу. Однако его преданность своему клиенту мы по достоинству оценили и отложили расставание с Гриффитом на какое-то время».

Фальк производил впечатление человека крайне нервного, вечно возбужденного. Он обладал чрезвычайно живым умом, быстро думал, быстро говорил, все схватывал на лету. Слова и мысли рвались из него, как шрапнель. Может быть, он говорил так быстро из-за боязни, что кто-нибудь другой выскажет ту же мысль раньше него. По мере того как рос его вес и авторитет в баскетбольном мире, он все чаще давал всем понять, что его время стоит очень дорого. Дороже, чем чье-либо еще, за исключением самого Майкла Джордана. Как считал один из генеральных менеджеров НБА, вести переговоры с Фальком все равно что бороться с осьминогом: столько встречных молниеносных движений и такая напористость. А вот его слова: «Фальк кричит, угрожает, затем обещает. Если вы не соглашаетесь на его условия, все кончено. Ваша команда будет постоянно проигрывать, а вас уволят за недальновидность. Но если вы поступите так, как требует Фальк, вы, возможно, станете первым, кто приобретет нового Майкла Джордана».

В любом конфликте (а Дэвид Фальк постоянно ввязывался в конфликты) игроки, чьи интересы он представлял, всегда были правы, а их и его оппоненты, разумеется, не правы. А если уж дело доходило до судебных процессов, противников Фалька ждала жалкая участь побежденных.

Многие владельцы и генеральные менеджеры клубов откровенно недолюбливали Фалька, но предпочитали скрывать свои эмоции. Лучше было идти ему навстречу — иначе новая суперзвезда клуба, предположим центровой, мог счесть себя обиженным контрактом «всего лишь» в 18 миллионов долларов в год и попытаться искать новую землю обетованную.

Генеральные менеджеры порой удивлялись: где же пределы возможностей Дэвида Фалька и в чем же корень его прихотей и чудачеств? Когда баскетбольная звезда выражала недовольство, то как это оценивать — как недовольство самой звезды или все же Фалька? А что Фальк делал в январе и феврале — поехал загорать в Майами вместо того чтобы посетить Миннеаполис и Ванкувер? А вдруг он переманит игроков. Может, в каком-то из городов у него есть любимый стареющий баскетболист, которому нужна поддержка со стороны молодого партнера? В общем, действия Фалька порождали множество вопросов. Единственное, что было несомненным, так это то, что во время своих бесчисленных перелетов из город в город он всегда заказывал самые лучшие места в самолетах.

Майкл Джордан и Дэвид Фальк очень многое сделали друг для друга, и оба извлекли из этого немалую выгоду. Конечно, Майкл сам по себе был непревзойденным спортсменом, но и Дэвид революционизировал создание имиджа игрока как коммерческой суперзвезды — создание своего роды иконы. До того как Фальк совершил первую удачную сделку для Майкла Джордана, огромные деньги от рекламы спортивной обуви текли в карманы теннисистов: Артура Эша, Джимми Коннорса и Джона Макинроя. Баскетболисты же довольствовались малым. Но сделка с Джорданом изменила ситуацию: оказалось, что баскетболист тоже может быть звездой.

Фальк с самого начала понял, что Майкл Джордан — фигура необычная, что масштаб его личности шире границ спорта и что в нем есть харизматичность, на которую купятся обыватели. Благодаря этому Майкл вполне мог занять место в одном ряду с Мохаммедом Али и Артуром Эшем — спортсменами, которых больше почитали не в самих Соединенных Штатах, а в других странах.

То, что сотворил Дэвид Фальк из Майкла Джордана, в корне изменило представление о спорте и спортсменах. Фальк точно угадал веяния времени и те возможности, что несли с собой технологические перемены в мире коммуникаций. Но, с другой стороны, ему и повезло: попался под руку спортсмен — настоящий виртуоз, чья уникальная артистичность поражала даже тех, кто был бесконечно далек от спорта. Его шарм и непосредственность всех покоряли. Кстати, Дин Смит, тренер, немало вложивший в Джордана, не очень-то радовался тому, что Майкл нашел в рекламных съемках золотую жилу. Он вообще не понимал, как агент может быть более могущественным человеком, чем тренер. Поговаривали даже, что Дин Смит полагал, будто его дочь вполне могла бы с таким же успехом выполнить функции Дэвида Фалька. И вот что странно: хотя Фальк сделал для Джордана столько, сколько не сделал ни один агент ни для одного игрока, он после Майкла не взял под свое крыло ни одного баскетболиста «Каролины».

Что ни говори, но Фальк обладал уникальным даром предвидения. Ведь если задуматься, почему судьбу Джордана не предвосхитил тот же Мэджик Джонсон, появившийся в НБА в 1979 г. и еще в свои ранние годы часто приводивший «Лейкерс» к победе в чемпионатах лиги? А ведь в Лос-Анджелесе прославиться на всю Америку значительно легче, чем в Чикаго. У Джонсона, как и у Джордана, была такая же обворожительная улыбка, и вполне возможно, что он мог бы предвосхитить его успех. К тому же, в отличие от Майкла, у него было еще и притягательное прозвище - Мэджик (волшебник). Но тут вопрос времени.

Джонсон пришел в большой баскетбол накануне новой эры спорта, а Джордан следовал по стопам первопроходцев. Иными словами, Джордан пожинал плоды того, что посеяли Джонсон и Бёрд. Но беда Джонсона в том, что его интересы, в отличие от Джордана, представляли люди, которые видели в нем всего лишь баскетболиста — и не более. Впоследствии Джонсон, впрочем, поняв, как делает деньги Джордан, основательно потрудился над совершенствованием своего имиджа.

В 1984 г., когда Джордан появился в НБА, доходы игроков от рекламы кроссовок только начинали расти. Крупнейшими компаниями были тогда «Конверс» и «Адидас». Что же касается корпорации «Найк», то она плелась где-то сзади. В начале 1980-х, судя по всему, только у Карима Абдул-Джаббара был контракт на рекламу кроссовок, выраженный шестизначным числом — 100 тысяч долларов. Бёрд и Джонсон довольствовались 70 тысячами. Несколькими годами раньше, в 1977 г., «Найк» подписал контракт с Маркусом Джонсоном, третьим игроком в драфте, всего на 6 тысяч. Годом позже Фил Форд получил контракт повесомей — на 12 тысяч. В 1981 г. Марк Эгвайр, стоявший в драфте первым, удостоился контракта на сумму 65 тысяч. Еще через год игрок номер один в Штатах Джеймс Уорси (а его интересы представляли Делл и Фальк) подписал долгосрочный контракт с «Нью Бэленс» на восемь лет и на сумму в 1,2 миллиона, то есть примерно на 150 тысяч в год. По мнению Фалька, это стало настоящим прорывом.

Когда Джордан появился в НБА, рекламное дело в баскетбольной жизни напоминало, по мнению Фалька, времена до Колумба, когда люди полагали, что Земля плоская. Истинно национальным американским спортом считался по-прежнему бейсбол, а американский футбол — спортом самым зрелищным. Доходы спортсменов, получаемые от рекламы, были весьма скромными. Исключение составляли такие знаменитости, как футболист Джо Намат. Темнокожие спортсмены вообще получали крохи. Уилли Мейс, известный бейсболист взрывного темперамента, был любим всеми, но рекламщики с Мэдисон-авеню считали, что нация, большинство которой составляют белые, не готова к тому, чтобы ходовые товары рекламировал темнокожий. Мейс блистал в 50-х гг. Тогда, может, Америка и не изжила расовые предрассудки. Но и 30 лет спустя парни с Мэдисон-авеню считали, что время перемен не наступило.

Однако Фальк думал по-другому. Он понимал, что демографическая ситуация в стране изменилась и в рекламном деле (да и в жизни вообще) никаких расовых барьеров быть не должно. Более того, еще вращаясь в свое время в мире тенниса, Фальк уяснил для себя, что чисто спортивные успехи атлета далеко еще не все. Нужны какие-то особенные личности — только тогда спортсмен способен рекламировать те или иные товары. Он сразу же почувствовал, что Майкл Джордан выделяется среди других игроков: в нем есть привлекательность, шарм, грация. Кроме того, Майкл пользовался всеобщей популярностью, а его улыбка была совершенно неотразимой.

Встретившись с руководителями корпораций, выпускавших спортивную обувь Фальк сделал то, что он назвал потом вызовом, принятым Кеннеди: «Что вы можете сделать для страны?» Более конкретно это звучало так. Что скажете насчет маркетинга? Насколько велик бюджет рекламных телевизионных роликов? Будет ли у Джордана свой персональный ролик? Фальк прекрасно понимал, что он оказался на неизведанной земле. Даже великий Мэджик Джонсон и неподражаемый Джулиус Ирвинг не снискали здесь особых успехов. К тому же Фальк чувствовал, что многое играет против него. Во-первых, живучими оставались расовые предрассудки: черный не может быть рекламным лицом фирмы. Во-вторых, Джордан не стоял первым в драфте. В-третьих, Чикаго, в отличие от Лос-Анджелеса или Нью-Йорка, никогда не делал погоду в американской прессе и на телевидении. Наконец, Джордан не отличался гигантским ростом, а в ту пору деньги рекламщикам приносили именно верзилы.

Люди из компании «Конверс» были поражены решительностью, даже наглостью, с которой Фальк потребовал громадную сумму для Майкла Джордана, чья личность была им не слишком известна. Наши товары, объяснил Фальку Джо Дин, один из представителей фирмы, рекламируют 63 человека. Все они ростом за шесть футов и шесть дюймов и все — баскетболисты. Некоторые бывшие. Почему вы требуете особых привилегий? Мы можем работать с вами на тех же условиях, что с Мэджиком Джонсоном или Ларри Бёрдом.

Да, подумал с грустью Фальк, они не поняли еще, кто такой Майкл Джордан. Полагают, что их дела идут прекрасно, что в их распоряжении цвет американского баскетбола. Не могут мыслить творчески и рискованно. Со мной вообще не хотят иметь никаких дел.

Не одного Фалька огорчил ответ «Конверс» — на переговорах присутствовал и отец Майкла Джеймс. Наблюдая за ним, Фальк моментально понял, что Джордан-старший — толковый бизнесмен. Выслушав людей из «Конверс», Джеймс грустно заметил: «Жаль, что у вас нет никаких новых, интересных идей».

Но вскоре Фальку повезло. По воле случая его интересы совпали с интересами компании «Найк». Тогда эта фирма переживала не лучшие времена. Она процветала в 70-х гг., когда, уловив начало повального увлечения спортивным образом жизни, наладила массовый выпуск отличной обуви для любителей бега. Но затем ее дела пошатнулись. В мире баскетбола «Найк» не была фаворитом. Все лучшие профессионалы: Бёрд, Джонсон и другие - играли в кроссовках от «Конверс». «Приди на любую площадку и спроси ребятишек, в каких кроссовках они мечтают играть, тебе ответят: только в «Конверс», - вспоминал один из руководителей «Найк» Питер Myр.

Стратегия «Найк» в прошлом была такова: корпорация подписывала контракты с большим количеством хороших, хотя и не великих, игроков и на сравнительно небольшие суммы. В среднем игрок получал 8 тысяч долларов. Если бы из баскетболистов, рекламировавших товары «Найк», собрали команду и выставили бы се против всех звезд «Конверс», она конечно же была бы разгромлена — примерно так же, как сборная Анголы, игравшая против «Дрим Тим» десятилетием позже. Но былая политика корпорации стала меняться — частично по финансовым соображениям. Один из руководителей «Найк», Фил Найт, решил урезать «баскетбольный» бюджет: слишком много тратилось денег на очень широкий круг игроков, а коммерческая отдача была невелика.

Разработать новую рекламную политику поручили Робу Страссеру: в «Найк» он считался лучшим искателем талантов. Страссер не относился к тем менеджерам, которые берутся за дело с осторожностью и осмотрительностью. Он предпочитал действовать импульсивно, полагаясь на свой инстинкт. Когда его осеняла какая-либо идея, он шел к своей цели напролом. Выработанная Страссером новая политика заключалась в следующем. Достаточно найти всего лишь одного игрока, но такого, который стал бы фирменным знаком корпорации. Тогда можно будет все рекламные расходы сосредоточить в одном адресе, и, если ожидания оправдаются, этот игрок станет больше, чем баскетболист. Поскольку все великие баскетболисты были уже расхватаны, пришлось присматриваться к новичкам. Тем временем приближался очередной драфт НБА.

В компаниях, производивших спортивную обувь, были, как и в профессиональных баскетбольных клубах, свои селекционеры. В «Найк» эти функции выполнял вездесущий, непоседливый парень по имени Сонни Ваккаро. Он неплохо ориентировался в баскетбольном мире Восточного побережья США и имел хорошие связи в университетских командах. В частности, он был близким другом Джона Томпсона из Джорджтаунского университета, Билла Фостера из университета Дюка и Джима Вальвано из университета штата Северная Каролина. В свое время Ваккаро организовал одни из первых в Штатах Всеамериканские игры школьных команд, что позволило ему сблизиться со многими тренерами средних школ, стремившимися продвинуть дальше своих питомцев, и с тренерами колледжей, которые хотели заполучить себе талантливых юношей. Ваккаро постоянно мотался по школам и колледжам, завязывая все новые и новые связи и мечтая найти наконец-то подлинную жемчужину.

Лично с Джорданом он знаком не был, но наблюдал за его игрой еще с тех пор, когда Майкл учился на первом курсе. Очень скоро Ваккаро понял, что Джордан — игрок очень и очень незаурядный. Больше всего поразил его решающий бросок Майкла в матче чемпионата НАСС в 1982 г. Это было нечто: парнишка, решившийся на ответственнейший бросок в сложной ситуации. Соперники буквально наваливались на него, а он действовал так, будто он - «Мистер Хладнокровие».

Короче говоря, у Ваккаро не оставалось никаких сомнений по поводу того, с кем подписывать контракт. На совещании, состоявшемся в «Найк» в начале зимы 1984 г., он усердно проталкивал кандидатуру Джордана. Правда, в драфте несколько выше котировался Аким Оладжьювон, но он был нигериец и плоховато знал английский. Единственным игроком, чья харизма в какой-то степени была родственна харизме Джордана, считался молодой круглолицый парень Чарльз Баркли. На том совещании в корпорации Ваккаро спросили, готов ли он рискнуть всей своей карьерой, поставив на Джордана. «Абсолютно готов», — ответил Сонни. Тогда его спросили, что бы он предпочел: подписать контракт с десятью игроками, заплатив каждому по 50 тысяч долларов, или подписать все же с одним на сумму в 500 тысяч долларов. Только с одним, ответил Ваккаро, и именно с Майклом Джорданом. На этом и порешили.

Возникла, впрочем, одна проблема. По правде говоря, Майкл не особо любил кроссовки «Найк». В «Каролине» он играл в кроссовках от «Конверс», поскольку с этой фирмой был как-то связан Дин Смит, но вообще-то он хотел играть в обуви от «Адидас». К сожалению, люди из этой корпорации не испытывали к Майклу ответных чувств. А вот у Фалька и у людей из «Найк» интересы совпали, и тем летом — еще не кончились Олимпийские игры — Роб Страссер и Питер Мур приехали в Вашингтон на встречу с Фальком. Фальк, как всегда, был полон идей, но из них не все пришлись Муру по душе. Обсуждались разные варианты рекламных плакатов. Майкл в момент своего коронного «слэм-данка». Майкл, играющий на бильярде, и так далее. Фальк предложил, чтобы у Джордана была «своя» модель кроссовок. Собеседники с ним согласились. Согласились они и с названием будущей модели, придуманным Фальком, — «Эйр Джордан». Мур тут же нарисовал эскиз: придал знаку фирмы крылья, поднимающие баскетбольные мячи. Мур вообще был неплохой дизайнер. В итоге все остались довольны встречей.

И все же, несмотря на то, что «Найк» не только был явно заинтересован в Джордане, но и готов был предложить ему почти все, что он захочет, оставалась проблема, о которой я уже сказал. Майкла не интересовала обувь от «Найк». Фальк и родители Майкла с трудом уговорили его даже слетать в Портленд. Как и большинство других игроков того времени, он наивно полагал: сделка по рекламе спортивной обуви — это всего лишь кроссовки, которые тебе нравятся. Ты подписываешь контракт, получаешь какие-то деньги, а потом даришь кроссовки этой фирмы своим друзьям. Того, что на рекламе можно сделать больше денег, чем на контрактах с клубами, Джордан еще не подозревал. Да что говорить - об этом не догадывались даже Фальк и люди из «Найк». Наконец, Делорис Джордан решительно заявила сыну, что она с мужем летит в Портленд и желает видеть Майкла в том же самолете.

«Найк» устроил Майклу презентацию, по нынешним меркам довольно скромную. Подготовили видеофильм о нем, куда вошли самые яркие эпизоды его игры в университете и на Олимпиаде, и показали его Майклу и родителям. Правда, в решающий момент, Страссер нажал кнопку видеомагнитофона, техника почему-то не сработала, но потом «исправилась». Затем Питер Мур нарисовал эскиз кроссовок -не просто белых, а разноцветных. Появились также другие эскизы спортивной формы. Кстати, увидев один из них, где были изображены красно-черные кроссовки, Майкл решительно сказал: «Такие я никогда не надену: сочетание красного с черным — окрас Сатаны». «Майкл, - сказал Страссер, - скорее всего это будут твои цвета, если, конечно, ты не заставишь «Чикаго Буллз» играть в синей форме «Каролины».

По мнению Питера Мура, все это напоминало вербовку талантливого школьного баскетболиста в команду колледжа. После первой встречи все отправились в огромный магазин «Найк», похожий на гигантскую игрушечную лавку спортивной амуниции: иди, выбирай все, что тебе по душе, и бросай в тележку. Джордан вышел оттуда с шестью огромными пакетами. Затем Сонни Ваккаро сказал, что Майклу надо подарить что-нибудь существенное. Роб Страссер, заявивший, что Джордан обожает автомобили, предложил подарить ему лимузин и принес из магазина игрушечную модель «Порше». Это была, конечно, шутка, но Фил Найт стал мертвенно-бледным, испугавшись, что сейчас все его деньги полетят на ветер. Почувствовав неосторожность своей шутки, Страссер тут же добавил: «Майкл, на деньги, которые ты получишь, ты сможешь купить любой автомобиль».

Джеймс и Делорис Джордан, как посчитал Питер Мур, явно встали на сторону «Найк». На них большое впечатление произвели энтузиазм Страссера и тот факт, что корпорация увидела в Майкле нечто особенное, выделявшее его среди других игроков. Что же касается эмоций самого Майкла, о них никто ничего сказать не мог. На деловой встрече он сидел рядом с Фальком и своими родителями с совершенно каменным лицом. Фальк, не так уж хорошо знавший тогда своего подопечного, был удивлен. Как же так? Компания предлагает все мыслимое — и с финансовой, и с чисто человеческой точки зрения, а этот парень совершенно ко всему равнодушен. После окончательных переговоров Джордан, повернувшись к Фальку, сказал: «Да, заключим с ними контракт». «Но ты даже не улыбнулся ни разу, не выказал никакого энтузиазма», — ответил тот. «Я держался, как подобает настоящему бизнесмену», — заметил Джордан, и Фальк тут же понял, что имеет дело не просто с еще одним талантливым спортсменом и что в этом молодом человеке есть то, о чем он еще не догадывается.

Вечером все отправились обедать. Семейство Джорданов усадили в лимузин, где был видеомагнитофон, и они еще раз просмотрели фильм о спортивных подвигах Майкла. Парни из «Найк» выбрали популярный ресторан в центре города, и когда вся компания спускалась по лестнице в нижний зал, многие посетители узнали Майкла Джордана.

Мур сразу же отметил про себя особенность ситуации. Вот идет вниз по ступенькам Майкл, высокий, красивый, от природы грациозный -молодой американский принц, уверенный в себе, и люди невольно оборачиваются и пялятся на него.

Заметив на себе взоры посетителей ресторана, Майкл понял, что его узнали, и всем с очаровательной непосредственностью улыбался в ответ. В его улыбке чувствовалась какая-то магическая притягательность. А посетителями были люди из верхушки среднего класса, причем исключительно белые. Питер Мур воспринял эту сцену как богоявление. Улыбка Майкла уничтожила расовый барьер. Майкл больше не был темнокожим, он был человеком, другом которого хотел бы стать каждый американец. Улыбка Майкла была действительно харизматической. Она означала, что этот человек в полном ладу с самим собой и со всем миром, и говорила окружающим, что отныне все будет прекрасно. Более того, она заставляла других людей становиться выше своих привычных предрассудков. Если для Майкла Джордана не существует вопроса о расовом превосходстве, то почему вы должны над этим задумываться?

Позже, тем вечером, когда люди из «Найк» снова усадили Джорданов в лимузин, Роб Страссер спросил Питера Мура, думает ли он, что Майкла удастся заполучить. «Думаю, удастся, — ответил тот. — По-моему, все трое остались нами довольны». И добавил: «Если он согласится на наши условия, нас ждет нечто потрясающее. В нем чувствуется такая личность! Ничего похожего я ни в одном спортсмене не видел». Про себя же Мур подумал: «Важно еще, чтобы он оказался действительно выдающимся игроком. Тогда мы уж точно будем на коне».

«Найк» действительно заполучил Джордана, хотя это обошлось корпорации в кругленькую сумму. Фальк попросил, чтобы ему дали некоторые гарантии, а когда сделка наконец состоялась, выяснилось, что она ознаменовала коммерческий прорыв в мире спорта и развлечений. Джордан должен был получать по контракту примерно 1 миллион долларов в год в течение пяти лет. Ни представители «Найк», ни руководители «Буллз» тогда еще не догадывались, что это одна из крупнейших сделок того времени.

Вернувшись в Чепел-Хилл, Джордан рассказал Баззу Питерсону, что «Найк» назовет его именем новую модель кроссовок. Везет ему, подумал Базз, награды, премии, трофеи - все будто к нему липнет. Майкл тем временем продолжал свой восторженный рассказ. «Послушай, Майкл, - сказал Питерсон, - фирмачи не называли кроссовки в честь Ларри Бёрда и Мэджика Джонсона, а они - звезды НБА. А ты пока даже не номер один в драфте». Позднее, когда была выпущена модель «Эйр Джордан», Майкл посоветовал некоторым своим друзьям купить акции «Найк», поскольку дела этой корпорации скоро пойдут в гору. Что ж, подумал тогда Питерсон, наш тренер старался, чтобы Майкл не выделялся на фоне других, но сейчас его уже никто не удержит.

Дата добавления: 2015-11-03