Аскеза Ветхого Завета. Девственное житие как идеал христианской жизни.

Если и во времена великих пророков Ветхого Завета идеал девственного жития уже существовал (святые отцы обычно указывали на пророка Илию), то в эпоху, непосредственно предшествовавшую Христову пришествию во плоти (со II в. до Р. Х.), этот идеал стал безусловно преобладающим. Как это и должно было быть, Ветхозаветная Церковь осознала, что она живет в мессианские времена, еще прежде пришествия Мессии и даже прежде Его Предтечи. Именно это сознание пробудило к жизни религиозные движения ессейского типа. Все они были мессианскими и имели много общего в основных своих принципах, хотя и не все содержали то учение о Мессии, которое позволило бы им признать Его во Христе.

Мессианская эпоха - это эпоха дарования Нового Завета, предсказанная пророком Иеремией (Иер. 31, 31-33), у которого и встречается это понятие впервые в Библии. Новым Моисеем и стал Христос. Но Новый Завет предполагает Новый Исход. Община, или Церковь Нового Завета - подобна Израилю, странствующему в пустыне. Это военный стан, и к членам этой общины предъявляются не те требования Закона, которые относятся к мирной жизни земледельцев и скотоводов, а требования к призываемым на войну. Никтоже бо воин бывая обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет - напоминает об этих же требованиях Апостол (2 Тим. 2, 4). Здесь продолжается мысль Втор. 20, 1-8 об отправляющихся на священную войну (нельзя идти людям, привязанным к собственности, к жене и, конечно же, боязливым).

Воины не должны быть обременены ни имуществом, ни. Кроме того, даже в мирное время они несут постоянную стражу. Главное событие Исхода - тот праздник, в котором ежегодно празднуется сам Исход, праздник Пасхи, - был установлен именно как "ночь стражи", или "бодрствования (бдения)" (Исх. 12, 42). Не случайно праздник Пасхи стал и главным праздником христианства. Но в христианской Пасхе сошлись воедино все вообще темы Ветхого Завета и все три главных ветхозаветных жертвоприношения. Христос - Новая Пасха Нового Исхода из духовного Египта, но Его кровь - это и кровь жертвы Нового Завета (кровь Завета вечнаго: Евр. 9, 20), которая приносится в праздник Пятидесятницы (когда праздновалось дарование Завета на Синае), а также кровь очищения и искупления грехов, - которая приносится в День Очищения (Евр. 9 - именно тогда совершалось то ежегодное вхождение Первосвященника во Святая Святых, о котором говорит здесь Апостол).

Самосознание Церкви как воюющего "стана" в пустыне подразумевало обобленность ее членов от прочих людей, и даже более - отношение к тем, кто вне стана, как к потенциальным врагам. Израиль не искал войны, но еще менее искал союза с теми народами, через владения которых он шел сквозь пустыню.

Если требование освобождения от семьи очевидным образом приводило к идеалу девственной жизни, то еще более глубоко этот же идеал обосновывался требованием постоянного (в идеале) пасхального бдения, или стражи. Именно в этом бдении люди соединяются с ангелами, постоянно несущими стражбу Господню. Именно эта мысль постоянно выражается в богослужении - и не только в христианском, но и в кумранском и, надо думать, в богослужении Ветхозаветной Церкви. Когда мы сегодня поем Ныне силы небесныя с нами невидимо служат (песнопение вместо Херувимской на литургии Преждеосвященных Даров), мы повторяем основную мысль ветхозаветного богослужения (особенно с III-II вв. до Р. Х.).

Учению об ангелах как о "бодрствующих" ("несущих стражу") была, в большой степени, посвящена (так наз. первая, или эфиопская) книга Еноха - та самая, которую цитирует апостол Иуда (Иуд. 9) именно в части учения об ангелах (1 Ен. 1, 14-15). Подражанием жизни небесных "бодрствующих" становится жизнь всех членов Церкви (общины) Нового Завета, что в более поздние времена начинают относить специфически к монашеской жизни.

Такое понимание природы самой общины Нового Завета не могло не привести к воззрению на безбрачие как на норму христианской жизни, некоторые отклонения от которой могут быть лишь терпимы, - и то, до поры до времени: Сие же глаголю, братие, яко время прекращйно есть прочее, да и имущии жены, якоже не имущии будут (1 Кор. 7, 29). О безусловной необходимости для каждого из христиан прекращения брака - в земном смысле этого слова, включающем те стороны брачной жизни, которые есть и в язычестве, - говорит и Господь: Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и жену и чад, и братию и сестр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 26. Ср.: Мф. 19, 29; Мр. 10, 29-30; Лк. 18, 29-30). Трудно было бы выразить требование безбрачия и обособленного жития более прямо, чем это сделано в этом и других подобных высказываниях Господа. Невозможность совместить полноценное участие в церковной жизни с брачными отношениями (именно в земном, а не специфически христианском понимании этого слова) как нельзя более подчеркивается даже ныне действующими церковными правилами, не допускающими таковых отношений ни в период подготовки к причастию, ни в посты, ни в праздники. Правила относительно Евхаристии и праздников особенно показательны: те, кто предаются жизни падшего естества, хотя бы и в пределах дозволенного Церковью в порядке пастырского снисхождения, временно отлучают себя от Церкви Торжествующей.

Основоположники египетского монашества на рубеже III и IV вв. по-новому актуализировали эти темы. Но эти темы никогда не исчезали из общецерковной традиции. Чтобы убедиться в этом, мы приведем иллюстрации из учения тех святых отцов, которые жили в одно время с первыми египетскими монахами, но представляли два других важнейших региона христианского мира - Сирию (Иаков Афраат) и Малую Азию (Мефодий Олимпский). Подчеркнем, что мы не найдем в это время святых отцов, излагавших какое-либо другое аскетическое учение. Другого попросту не было. Поэтому, обращаясь к Афраату и Мефодию, мы увидим тот общецерковный фундамент, на котором египетские отцы возвели свое здание монашества как особого церковного института.

Дата добавления: 2015-11-03